Танец

Сэм все еще с красными от слез глазами смотрел на труп брата, лежавшего на кровати. Будто он так всю жизнь пролежал, не поднимаясь. Будто его и не было в живых все это время. Сэм не может поверить в то, что сейчас происходит. Этого не может быть. - Дин, скажи мне, что это шутка. Тишина. Сэм жмурится, сдерживая слезы. Лицо Дина покрыто кровавыми порезами, которые уже не заживут никогда. Глаза уже не будут так ярко блестеть, губы не расплывутся в той беззаботной улыбке, не проговорят это до боли родное «Сэмми», и сильная рука больше не потянется дать подзатыльник за остроумное словечко. Ведь только он был в праве называть его так — Сэмми. А теперь Сэм — навсегда Сэм. И не будет больше громкой музыки в Импале, беззаботного смеха и разговоров в дороге. Дин больше не подойдет, не обнимет как следует и не попросит купить пирог. Все осталось лишь воспоминанием — искусственным и не реальным. Младший Винчестер помнит миг, когда брат в последний раз посмотрел на него, и когда он не почувствовал биение родного, но израненного сердца. Тогда для него остановилось все. Сэм шептал в панике его имя, боясь нарушить мертвую тишину, но Дин не отзывался. Сэм говорил громче, бил его по щеке — тщетно. Он кричал. Кричал еще и еще, в надеждах растормошить брата, но и это не помогало. Тогда Сэм понял, что остался один. Что придется забыть все, что произошло вместе с ним и братом, что надежды больше вовсе нет, а впереди — тяжкий путь. А Сэм не сможет забыть и смириться. Не сможет жить с этой тяжелой ношей. Младший Винчестер впился взглядом в неподвижное лицо брата. Это он все загубил. Это он не досмотрел за Дином. Он виноват в его смерти! Сэм хочет вернуть все обратно. Сделать все, лишь бы с братом было все в порядке, чтобы он сейчас сидел рядом с ним и подшучивал, делал все что угодно, лишь бы был здесь. Младшему Винчестеру уже не хватает этого. А что будет потом? По щеке Сэма скатывается скупая слеза. Дин не хотел бы, чтобы Сэмми оплакивал его смерть, и уже бы надавал лещей за это. Но Сэм не может. Не может отпустить это просто так, потому что чувствует здесь только свою вину. «Я горжусь нами», - вспоминает он слова Дина, тут же зарывшись пальцами в волосах. Как Дин может гордиться им, когда Сэм упустил его жизнь? Лучше бы Сэм был на его месте. Теперь он — единственный оставшийся Винчестер. Ужасно тихо в номере. Настолько тихо, что Сэм слышит, как старые часы в соседней комнате отсчитывают секунды. Секунды, проведенные в одиночестве. Когда-то надоедливые выходки брата становятся мечтой. Бессмысленные разговоры. Забавные только для самого Дина шутки. Почему Сэм этого не ценил? И как долго он так протянет, тихо сходя с ума? Винчестер вытирает слезы со щек. Он прикладывает руку ко лбу и, не успев вновь раскрыть глаза, слышит едва уловимый шелест крыльев позади. Сэм не пугается, не оборачивается назад, ожидая увидеть врага. Этот шелест он знает хорошо — он отличается от шелеста крыльев других ангелов. - Габриэль... - хриплым голосом говорит Винчестер, уставившись на мертвое тело. Ответа не последовало. Габриэль безмолвно кладет руку на плечо Винчестера, и тот готов растаять под этим прикосновением. Он не один. Габриэль здесь. С ним. Он ведь никуда не уйдет, будет тут, верно? Сэм не переживет, если пробудет в одиночестве еще немного. - Мне очень жаль... - шепот сзади разбавляет тишину. Габриэль понимает, что этих слов слишком мало, но собрать свои мысли воедино он не мог. Архангел, как только узнал, что Дина Винчестера не стало, явился сюда. На небесах то и дело говорят, что Винчестера-старшего уже нет. Кто-то радуется, искренне сыпя шутки про это, кто-то не реагировал никак — видимо, им была безразлична смерть Дина только потому, что он не нанес им никаких увечий, — а такие, как Габриэль, в оцепенении слушали эти слова, не веря в то, что это правда. Ангельское радио не умолкает до сих пор, но Габриэль все равно отчетливо слышит отчаянный голос Сэма. - Я не верю, Гэйб. Дина больше нет. - Не вини в этом себя. Сэм тяжело вздыхает. Он прижимается щекой к черствой руке Габриэля, которая была у него на плече. - Я так не могу. Что мне делать? Габриэлю хочется забрать у Сэма ту обиду, лишь бы он не страдал, не изувечивал себя мыслями об этом. Но эмоции настолько сильны, что он не может предпринять ничего. - У тебя остался я. Не бойся. - А что если тебя не станет тоже? Что будет тогда? Винчестер прав. На Габриэля могут охотиться. А сейчас архангел боится сказать лишнее слово. И не может сказать ничего, чтобы успокоить Сэма хоть как-то. - Я буду жить ради тебя. Все будет в порядке... - Дин тоже так говорил! - перебивает архангела Сэм. Черт. Опять Габриэль наговорил лишнего. - Прости, - архангел, дабы хоть как-то загладить свою вину, переплетает их пальцы. И понимает, что этого опять мало. Будто это поможет залечить ту ужасную рану в глубине души Сэма. Габриэль не умеет утешать. Все, на что он способен — это жалкая проделка. Это единственное, в чем он хорош. Притворяться, выдавать себя за другого и, естественно, пакостничать. Но жизнь поменяла свои настрои, а Габриэль все не может вырваться из прошлого. «Ничтожество, - думал про себя Габриэль, - даже не можешь утешить любимого человека». И почему Сэм еще не отвергнул его? - Прости, я дерьмово утешаю, - архангел виновато опустил глаза. - Тебе нужно отвлечься, - он сильнее сжал руку Винчестера. - Габриэль, - утомленно говорит охотник, - ты моя опора и надежда, как ты можешь такое говорить? А главная опора Сэма все же рухнула. И лежит сейчас неподвижно перед ними. - Идем, - решительно говорит Гэйб, - ты не должен смотреть на это. Винчестер поднимается с места, впервые за все это время взглянув на архангела. Широко распахнутые обеспокоенные глаза смотрят на него в растерянности, растрепанные волосы, уставший вид — обычно Габриэль так не выглядит. Он смотрит на Сэма с желанием помочь, но не знает, как. - Я не хочу, чтобы ты был несчастлив, - шепчет архангел, вытирая слезу на щеке Винчестера. - Ты заслужил счастье, но его нет. Я хочу восстановить справедливость, но я не знаю, что сделать, что бы ты забыл этот кошмар раз и навсегда. Дай мне время. - Габриэль... - Никаких возражений.

***

Комната заполняется тихой музыкой. Старое радио работает вовсю. Габриэль сидит напротив Сэма за кухонным столом, не зная, как быть. Как поддержать. А Сэм уверен, что уже пустил бы пулю себе в лоб, если бы не присутствие Габриэля. Это единственное, что греет сердце — хоть и в номере никто не говорит. Грусть все равно переполняла его, а совесть поедала изнутри. Звучит вальс. Вечереет. Небо поглощает закат. Архангел еще раз смотрит в окно, то на охотника, затаив дыхание. А потом поднимается с места, подходит к Сэму и протягивает ему руку — молчаливо приглашает на медленный танец. Винчестер поднимает свой опустошенный взгляд на него, и холод проходится по телу архангела. Не от того, что его поглощает холод взгляда Винчестера, а от мысли того, сколько раз он подавил в себе слезы и крики отчаяния? - Всего один танец. Пожалуйста. Габриэль застыл в ожидании, и Сэм все-таки берет его за руку, обхватывает его талию и жалобно заглядывает ему в глаза. - Я схожу с ума... - выпаливает через кривую улыбку Сэм. - скоро я буду бояться себя. - Не говори глупостей. Мы все преодолеем. Слышишь? Они кружатся в легком танце, пытаясь обо всем забыть. Здесь только они. Сэм и Габриэль, окруженные музыкой. Больше ни души. Чарующие звуки овладевают ими, заставляют продолжать танец. Винчестер полностью расслабляется в объятиях Габриэля. Он готов протанцевать с ним хоть всю жизнь напролет в этом старом номере, заполненной музыкой. - Дин ведь даже не знал, что мы пара... Что ты вернулся, - мямлит Сэм, закрывая глаза. - Этого не вернуть, Сэм. Не мучай себя. Сэм прижимается лбом к плечу Гэйба. Они танцуют танец грусти. Танец скорби. Танец отчаяния. Это не танец надежды, как хотел бы этого Габриэль. Уже давно стемнело, но они и не думают включать свет. В блеклых проблесках луны они могут видеть друг друга без возможности что-то сказать. Музыка давным-давно утихла, а они все кружат в тихом танце, сопровождаемого едва слышным скрипом под их ногами. Их губы сходятся в поцелуе, а пальцы переплетаются воедино. Ничего не видно. Они не могут любоваться друг другом. Только чувствовать. Губами, руками, объятиями и немыми прикосновениями. Их здесь больше не существует. Для них остановилось все.