***
Зангетсу натачивал свой меч обломком бетона, который отколол недавно от высотного здания. То всё равно нежилое, и, тем более, подобных здесь бесчисленное множество, поэтому от внутреннего мира не убудет. — Ичиго, хватит таращиться, — монотонно проговорил он под скрежещущий ритм камня о железо, даже не поднимая глаз. — Иди… не знаю… готовься к экзаменам. — Х-хорошо, — отозвался Ичиго, который сидел в радиусе десяти метров и моргал с частотой один раз в минуту. Его странно блестящие глаза сначала наблюдали за работающей рукой Пустого (зрачки колыхались, словно маятники). Но потом упёрлись в белый профиль, так и застыв. Ровно через пятнадцать минут Зангетсу отложил в сторону наточку и едва коснулся лезвия кончиком указательного пальца. Тонкая ниточка пореза тут же стала наливаться кровью, будто спеющая вишня. Остренько. Это обнадёживало. Ведь Ичиго как сидел, так и сидит. — Ичиго, я тебе что сказал? — опять выразился Зангетсу куда-то в воздух. Однако затем перевёл пронзительный взгляд прямо на растерянное лицо Куросаки, яростно сверкнув радужками. — Уходи. — Да-да! Уже! Я… я как раз собирался, — заволновался тот, еле расслышав слова занпакто сквозь оглушающую дробь кровотока в ушах. Зангетсу вздохнул. Ичиго остался здесь даже тогда, когда Пустому пришлось рассеяться на отдельные духовные частицы. Невидимый от разреженной духовной оболочки, он ветром летал по округе, пытаясь отыскать желанное одиночество. Но реацу хозяина всё равно отчётливо выжигала мозги. В принципе, Ичиго его тоже чувствовал. Наверное, поэтому и не уходил.***
— Ох, — тяжко вздохнул Зангетсу. Надсадное от эмоций дыхание за спиной замерло на глубоком вдохе. Зангетсу оборачиваться не стал. Время шло. Ровно через тридцать секунд последовал осторожный выдох, немного всколыхнувший на затылке прядь его белых волос. — Я даже говорить ничего не буду. — Нет… я просто… можешь говорить всё, что хочешь… — опять стало мямлить за спиной что-то стушевавшееся и красное. — Совёнок, — отозвался Пустой. — Ч-что? — Совёнок, кошка, пенопласт. Уходи отсюда… блин, — не совсем удачно подобрал Зангетсу рифму, но смысл от этого практически не пострадал. — Что хочу, то и говорю. — Ладно… Повисло долгое, напряжённое молчание, от которого, казалось, даже волосы электризовались. Пустой злобно сжигал взглядом далёкую полосу горизонта, явно мечтая перенаправить свою огненную ненависть на Ичиго за своей спиной. Тот неуверенно переминался с ноги на ногу, заламывая пальцы. И всё. Больше он, впрочем, ничего не делал. — Что. Ты. Хочешь? — уже с наглядным и пробирающим до костей раздражением потребовал Зангетсу. — Н-ничего, — дубовато приврал Куросаки. — Если я дам тебе то, что ты хочешь, ты оставишь меня в покое? — перефразировал Пустой свой вопрос, добавив немного конкретики. — Да… наверное… Ответ был неоднозначным. Но надежда в нём всё же кое-где поблёскивала. — И чего же Вам надобно, Величество? — с плохо скрываемым лицемерием обернулся занпакто к Ичиго. Тот был краснее всего самого красного, что только может существовать на этом свете, гордо заняв первое место по красноте. — Ну… — снова замялся он. Зангетсу закатил глаза. Время шло. Куросаки собирался с мыслями. Время, вздохнув, поползло медленнее от его тяжёлой ауры неуверенности. — Ну?! — уже нетерпеливо потребовал Зангетсу. Бордовый, как свекла, Ичиго вздрогнул, подобрался, зажмурился, но всё же взял то, что ему было надо. Зангетсу даже не пошатнулся, когда его робко чмокнули в белую щёчку и тут же улетучились из пространства, застеснявшись до смерти. — Он просто соскучился, не обессудь, — отозвался с флагштока дух Яхве. — Парень несколько лет жил обычной жизнью школьника. Ты хоть знаешь, как их там гнобят? — Как же я им сочувствую, — с килограммовым сарказмом ответил на это Пустой, скорчив невероятно постную мину. — И подчинители эти съели половину его нервных клеток… Он ведь, когда тебя видит, даже радоваться нормально не может — речь отнимается. — А то я не заметил, — опять вставил Пустой свои едкие пять копеек. — Ты бы поддержал его. Поговорил… — Я на него не нападаю. Где ты ещё сможешь встретить столь милосердное и великодушное существо? Дух-квинси аккуратно снял свои очки и, опустив взгляд, стал протирать их плащом с едва заметной улыбкой. — Сам же видишь, что разбаловал его. У него ведь гиперчувствительность к реацу, а ты его так раздразнил. Вот он и… по самые ушки… — В проблемах он будет. По самые ушки, — перебив, отчеканил Зангетсу. Его голос металлическим холодным скрежетом резанул слух. Вблизи опять почувствовалась знакомая реацу, от которой кое-кого уже ощутимо стало подташнивать. — Да что ты хочешь опять?! — всё-таки сорвался Пустой, гаркнув на Куросаки, пока тот даже материализоваться достойно не успел. Ичиго всколыхнулся, словно марево. Но всё же не убежал, с трудом преодолев колоссальный ужас, смешанный с диким смущением. — Я забыл сказать… — оправдался он. — Я весь в предвкушении, — покривился Зангетсу. — Ты… — сбито начал Куросаки. — Ты… ты!.. Хороший! Красноречивый комплимент мгновенно растворился в воздухе так же, как и сам стеснительный хозяин этого однообразного мира. Пустой смачно приложился лбом о ладонь под мелодичное сопровождение — старик квинси неподалёку тихо похихикивал в воротник, ибо сил держаться у него уже не хватало. — Заткнись, иначе я его съем, — пригрозил белый с напускной серьёзностью. — Ага, как же, — с какой-то непривычной помпезностью и юмором отозвался Яхве. — Что ты там сказал?! — Говорю, вазу готовь. Он ухаживать пока только учится. Страдальческий вздох Пустого явственно всколыхнул облака. На отдых отводилось совсем немного времени. Вскоре Зангетсу уже наверняка осознал, что жутко утомился от всех этих непонятных новшеств. А также вразумел: зря не ценил одиночество. Да и жаловался ещё, мистер легкомысленность. В его скрещенных ногах стояла импровизированная ваза из всё того же бетона. В ней покачивались от ветра чуточку потрёпанные цветки. — Пурпурная сирень… — певуче начал старик, явно издеваясь. — Замолчи, — шикнул Пустой. — На языке цветов говорит нам о… — Застегни рот на все пуговки. — Пылкой первой любви… — Я сейчас взбешусь. — Ох, бедная романтичная душа… Ичиго во внешнем мире радостно прыгал по комнате, в эйфорическом аффекте устроив лютый кавардак. На него даже не замахивались мечом и не грозились отвинтить башку, а значит, это явный шанс! Зангетсу сплюнул и уже хотел было швырнуть букет с края пропасти в далёкую бездну забвения. Но… но цветы довольно-таки приятно пахли. — Ой, го-о-осподи, кажется, что-то ёкнуло? — Яхве уже откровенно ржал. — Если ты не замолчишь, — сразу же начал побагровевший от неловкости и злости Зангетсу. — Я пошлю Короля в место его рождения и устрою недельный потоп. Ты этого хочешь? — Ну что же. Попробуй, — явно брал на слабо тот, смакуя своё превосходство. Пустой знал, что опустится в собственных глазах после такого мерзкого поступка, но всё терпение из него просто-напросто высосали, словно сок через соломинку. Каменная ваза прицельно полетела в духа-квинси, со свистом рассекая воздух. И, естественно, не попала. — Это. Ничего. Не значит, — ссутулившись, огрызнулся Пустой, предусмотрительно сжав в ладонях букет и бережно обогнув листочки. А Куросаки тем временем засыпал, счастливый. Где-то на периферии его разума совершались невероятно смелые поступки в виде держания за руку и отважнейших поцелуев с языком. Но сначала ему снилось, будто бы его ждали. А может, и не снилось. Может, его и вправду ждали. Пустой кидался в Яхве уже собственными варадзи, позабыв обо всяких приличиях. Во всём внутреннем мире витал дурманящий аромат сирени…