Игра на выживание

– Да ты издеваешься надо мной! – яростно прошипел Анатолий, до синяков сжимая Сенины бедра. – Это тебе не так, то тебе не эдак! – на этой фразе ягодицы Арсения были бесцеремонно разведены в разные стороны, на что хозяин задницы отозвался сдавленным поскуливанием. – Я работаю здесь 20 лет! – на сфинктер полилась холодная смазка, заставляя Сеню, вздрогнув, выгнуться еще сильнее. – А ты малолетняя пигалица! – последнее слово было припечатано смачным хлопком по заду вышеупомянутой «пигалицы», на что «птичка» отозвалась громким стоном. – Ненавижу тебя! – продолжил мужчина свой гневный монолог, немного резко вводя в анус первый палец и с садистским наслаждением вслушиваясь в сдавленные ругательства любовника. – Меня бесят твои диктаторские замашки! – палец протолкнулся глубже, задевая чувствительную точку. Густой, пропитанный возбуждением и похотью воздух кабинета всколыхнулся от глубокого прерывистого полувздоха-полустона. – Твои постоянные упреки приводят меня в бешенство! – Анатолий, не сдерживаясь, всаживал в Сенину задницу уже два пальца, с удовольствием наблюдая, как тот начинает подмахивать бедрами, пытаясь получить еще больше удовольствия. – Какая же ты двуличная мразь! – парень резко убрал пальцы, но тут же, прерывая разочарованный возглас, рывком вошел в недостаточно разработанный анус, как обычно, сразу начиная двигаться, не давая Арсению ни секунды, чтобы опомниться и хоть немного привыкнуть. – Ты лишь грязная шлюшка! – Анатолий размашисто вбивался в податливое тело, громко кричащее от каждого его толчка. – Вот твое место! Кто бы что ни говорил, но я главнее тебя и всегда так будет! Хоть я и бегаю вокруг тебя, как собачонка! Грязно, горячо, пошло! Развратные звуки и едкие ругательства наполняли кабинет Арсения, который сейчас все готов был отдать, чтобы это длилось вечно! Его унижали, его хлестали по ягодицам, его имели. Это было именно то, о чем он мечтал каждый день, раззадоривая колкими комментариями своего подчиненного Анатолия во время работы. Ему нравилось смотреть, как высокий мужчина гораздо старше него сурово сводит брови, не смея даже ответить на ядовитое замечание, незаслуженно ему сделанное. Тем более, что Сеня знал – за каждое слово, за каждую шутку и за каждый упрек ему сполна отомстят, но позже, после тяжелого рабочего дня, когда в офисе никого не останется, в его собственном кабинете, где его медленно и мучительно казнят, отыгрываясь за все содеянное, чтобы потом вновь воскресить до следующего вечера. Вот и сегодня, не получив ровно в полтретьего распечатанную статью, Арсений устроил нехилый скандал, поставив в известность всю редакцию, что его помощник – "несусветный раздолбай", попусту тратящий его драгоценное время и "без дела просиживающий штаны в удобном кожаном кресле". Ни то, что в этот момент Анатолий стоял перед дверью его кабинета с распечатанным текстом, ни попытки коллег заступиться за хорошего сотрудника, качественно выполняющего свою работу, но почему-то вечно огребающего за семерых, а может, и за всю редакцию, – ничто в этот момент не могло успокоить "праведного" гнева начальника, громко хлопнувшего дверью перед самым носом помощника, перед этим приказав "выкинуть кипу этой никому не нужной макулатуры к чертовой бабушке" и через десять минут принести ему эту же самую статью на "той самой розовенькой флешечке, которую Вы, Анатолий, на Новый год Ритуле из отдела мод подарили", и ни на какой другой. За что Сеня так с бедным Толей, который, кстати, выполнил к сроку все указания? А просто шефу безумно хотелось трахаться! До дрожи в коленках он хотел этим вечером дикого секса и молил лишь о том, чтобы ему хватило терпения дождаться конца рабочего дня, не сняв штаны перед взбешенным помощником прямо на глазах изумленной публики. И он не прогадал. Едва за последним работником захлопнулась тяжелая офисная дверь, в кабинет Арсения буквально влетел разъяренный и возбужденный Анатолий, сметая все на своем пути, но не забывая плотно прикрыть за собой дверь, задвинуть занавески и достать из тумбочки тюбик лубриканта. И вот сейчас, дико крича и изгибаясь под потерявшим последний рассудок любовником, Арсений был по-настоящему счастлив. – Нравится, когда тебя имеют?! Нравится, когда с тобой обращаются, как с последней сукой? – не ожидая ответа, вопрошал, почти рыча, Анатолий, резко переворачивая Сеню и укладывая спиной на рабочий стол, даже не снизив темпа грубых толчков. И Арсению нравилось. Они оба знали это, и оба понимали, что такая жизнь их устраивает гораздо больше, чем спокойные совместные обеды и безмятежный секс в кровати, под одеялом, с включенным ночником. Еще толчок! Сильнее! Глубже! Сеня, задыхаясь от безумного темпа, обхватывает ногами бедра любовника и впивается руками в его плечи. – Да! Еще! Накажи меня, я ж последняя тварь, не заслужившая этого места, – кричит он, ошалев от собственной наглости и непреднамеренно срывая последние тормоза Анатолия. Тот рычит, вдавливая молодое тело в столешницу мощными руками, выбивая воздух из легких. Увеличивая темп до невероятной скорости, он наклоняется к Сене, жадно целует, до крови прикусывая губы, язык, и спускается ниже, оставляя кровоточащие метки везде, до чего может дотянуться. Срывая горло от финального крика, Арсений кончает, даже не притронувшись к собственному члену. Его трясет, из глаз льются слезы, а мышцы ануса сокращаются настолько, что Анатолий тоже с гортанным рыком отдается пучине оргазма. Оперевшись руками о стол, чтобы не придавить ослабшего после оргазма, тихо рыдающего Сеню, Толя завороженно смотрит, как слезы стекают по раскрасневшимся щекам. Медленно опустившись на локти, он наклоняется к лицу любовника и аккуратно слизывает кончиком языка соленые капли, поглаживая молодого начальника по мягким, как у ребенка, волосам. Будто окаменев, Сеня ошарашенно смотрит в Толины глаза. Первый раз после такого дикого секса любовник проявляет хоть какую-то толику заботы, а не просто одевается и уходит, оставляя выжатого Арсения в полном одиночестве. Любуясь этими блестящими от слез глазами, Анатолий впервые осознает всю палитру чувств, которые он испытывает к своему надоедливому руководителю. Оказывается, каждодневный секс после работы не был лишь традиционной местью, и это становится для мужчины неожиданным, но крайне приятным потрясением. – Люблю, – это все, что он может выговорить, поглощенный неожиданно нахлынувшими эмоциями. – Что? – Сеня боится, что ему послышалось, но все равно переспрашивает, надеясь, что Толя повторит. Но нет. Наконец-то полностью встав на не слушавшиеся до этого ноги, Анатолий осторожно приподнимает все еще расслабленного и уже окончательного обалдевшего Арсика – да, именно так он будет называть его с этого момента – и безгранично нежно прижимает к своей широкой груди. Сеня все еще боится поверить в собственное счастье и молчит, чтобы не спугнуть. А Толю уже не спугнешь. Даже взрывом атомной бомбы не заставишь его отпустить того, кого он держит сейчас в своих руках. Тихонько поглаживая по волосам давно найденное, но лишь только сейчас приобретенное сокровище, Анатолий ласково шепчет ему в самое ухо, чтобы только он услышал: – Ненавижу тебя, – крепче сжимает Сеню, чувствуя, как тот вздрагивает от этих слов. – Всем сердцем ненавижу. Но никогда никому не отдам, – заканчивает он совсем тихо и чуть-чуть отодвигается, чтобы посмотреть в эти сияющие, но еще не до конца верящие в происходящее глаза. – А я и не уйду, – уже спокойным голосом отвечает Арсений. – Но только если завтра в 8:20 у меня на столе будет стоять свежесваренный кофе рядом с макетом нового номера, – добавляет он с привычной руководительской ехидцей. – Опять ты нарываешься, – мурлыкая, словно мартовский кот, отзывается Анатолий. – Будет тебе завтра и кофе, и какава с чаем... Если сам проснешься к 8:20, – с улыбкой завершает он, закидывая любовника к себе на плечо и неся одеваться, чтобы дома продолжить то, что теперь не будет лишь местью после работы. Теперь это станет ежедневным тестом на выносливость, начинающимся в офисе под постоянные шуточки Арсика и заканчивающимся часа в четыре утра в Толиной постели. И мы еще посмотрим, кто выйдет из этой игры победителем.