Образ рыцаря Ордена Храма в романе Вальтера Скотта "Айвенго"

Образ рыцаря Ордена Храма в романе Вальтера Скотта "Айвенго" Роман "Айвенго" (1820 г.) является одним из наиболее значительных произведений Вальтера Скотта. Выходом в свет "Айвенго" отмечен пик его прижизненной славы. Во многом благодаря именно этому роману в литературе и в сознании массового читателя возник устойчивый образ "злого тамплиера". В данной статье будут рассмотрены причины возникновения такого негативного образа, а также видение личности злого храмовника Буагильбера с позиций читателя начала третьего тысячелетия. Хотя в "Айвенго" имеются несоответствия описываемой исторической эпохе, например ношение рыцарями панцирей, шлемов с подъемными забралами и перьями, использование кинжалов-мизерикордов и др., роман от этого нисколько не проигрывает, его литературные достоинства компенсируют эти недостатки. В центре внимания Скотта не исторические события, а человек: он стремился поведать читателю о частной жизни выбранной эпохи, о ее обычаях и нравах, обо всем том, чем жили и дышали люди конца 12 в., о том, как они любили и ненавидели. Каждый герой "Айвенго", даже эпизодический, обладает своим уникальным характером. Личностные черты четко прорисованы, а у некоторых персонажей очень ярко показана напряженная внутренняя борьба, например, у еврейки Ревекки между ее верой и любовью к иноверцу Айвенго, а у храмовника Бриана де Буагильбера между любовью к Ревекке и желанием спасти ее от казни ценой отказа от Ордена и позора вследствие этого. Таким образом, Скотт показал себя тонким психологом. Скотт порой шел на сознательное искажение исторической действительности, дабы в детальных описаниях мелких подробностей и следовании букве достоверности исторических реалий эпохи не упустить из вида то, ради чего, собственно, и был написан роман. Так, примером намеренного искажения Скоттом исторической действительности может служить идеализация Ричарда Львиное Сердце. Писатель изображает этого монарха как идеального рыцаря без страха и упрека, который путешествует инкогнито и ведет простолюдинов на штурм замка зарвавшегося барона Фрон де Бефа, чтобы освободить пленников. Однако исторический король Ричард Львиное Сердце вовсе не был столь добр и простодушен. Примером его жестокости может служить Айядиехская резня, когда недовольный медлительностью, с которой Саладин выполнял условия капитуляции Акры, Ричард I потерял терпение и 20 августа 1191 г. приказал перебить 2 700 пленных, взятых в Акре, пощадив только тех, кто был в состоянии заплатить выкуп. В ответ на этот непростительный поступок Салах ад-Дин приказал казнить всех пленных франков. Скотт идеализировал этого жестокого монарха, поскольку стремился к созданию образа короля, близкого фольклорным традициям. Еще более безупречным и идеальным преподнесен в романе сам главный герой рыцарь Уилфред Айвенго. Само имя Айвенго было подсказано автору старинным стихотворением, где упоминались три поместья, одно из которых называлось Айвенго. Это имя, как признается Скотт: "соответствовало замыслу автора в двух отношениях: во-первых, оно звучит на староанглийский лад; во-вторых, в нем нет никаких указаний относительно характера произведения". А Скотт, как известно с его же слов, был против "захватывающих" заглавий. Образ Айвенго нельзя назвать удачей автора. Главный герой настолько нереалистично безупречен, что выглядит безжизненным, невыразительным и пресным на фоне ярких, колоритных, мастерски изображенных героев из противного лагеря, в особенности сложного и противоречивого рыцаря Ордена Храма Бриана де Буагильбера, образ которого наряду с представлением Ордена Храма в романе и представляет для нас наибольший интерес. На протяжении всего периода, прошедшего после написания "Айвенго", данный персонаж оставался либо недооцененным критиками, либо оценивался как однозначно негативный. Советская литературно-критическая традиция неизменно рассматривает Буагильбера как негодяя и разбойника, а Орден Храма, как шайку насильников: "Типичен среди прочих рыцарей-разбойников, грабящих английский народ, и крестоносец Буагильбер, рыцарь ордена Храма, тамплиер. Рыцари этого ордена, первоначально основанного для прикрытия путей к христианским святыням Иерусалима, превратились со временем в хорошо организованную и разветвленную по всей Европе шайку насильников и вымогателей, действовавшую под прямым покровительством Ватикана. Далеко запускал свои щупальца орден тамплиеров: выполняя приказ Ватикана, он помогал немецким "псам-рыцарям" нападать на средневековую Русь с запада и посылал своих братьев-рыцарей проводниками и советниками в ставку Батыя, подготовлявшего тяжелый удар, который обрушился на Русь с востока. Будучи крупнейшим феодалом Европы, орден оказывал сопротивление централизованной королевской власти, помогал феодальным мятежникам, становился международным центром самой черной феодальной реакции. Все эти черты деятельности тамплиеров отражены в большей или меньшей степени в типичном живописном образе Буагильбера, хищника и насильника. В лице Буагильбера В. Скотт не только заклеймил разбойничью сущность феодализма, но и показал органическую связь между феодализмом светским и феодализмом церковным: оба грабят народ, деятельно помогая друг другу, а иногда цинично прикрывая грабеж орденскими знаками, крестом "воинства Христова" (цитата из статьи Р. Самарина, 1982 г.). Как видим, этот отзыв более чем нелестен. И это далеко не единственный пример негативной оценки данного героя. Но действительно ли Скотт хотел изобразить рыцаря Храма таким? Едва ли. Ведь однозначно негативный персонаж в качестве антагониста главного героя не был бы столь интересен с точки зрения концептуальности романа, как персонаж противоречивый. А храмовник Буагильбер обладает не только негативными чертами, Скотт не отказывает ему и в некоторых достоинствах. Подтверждения этому можно найти по ходу всего повествования. Обратимся к описанию этого героя: "...человек высокого роста, старше сорока лет, худощавый, сильный и мускулистый. Его атлетическая фигура вследствие постоянных упражнений, казалось, состояла из одних костей, мускулов и сухожилий; видно было, что он перенес множество тяжелых испытаний и готов перенести еще столько же... На лице его ясно выражалось желание вызвать в каждом встречном чувство боязливого почтения и страха. Очень выразительное, нервное лицо его с крупными и резкими чертами, загоревшее под лучами тропического солнца до негритянской черноты, в спокойные минуты казалось как бы задремавшим после взрыва бурных страстей, но надувшиеся жилы на лбу и подергивание верхней губы показывали, что буря каждую минуту может снова разразиться. Во взгляде его смелых, темных, проницательных глаз можно было прочесть целую историю об испытанных и преодоленных опасностях. У него был такой вид, точно ему хотелось вызвать сопротивление своим желаниям - только для того, чтобы смести противника с дороги, проявив свою волю и мужество. Глубокий шрам над бровями придавал еще большую суровость его лицу и зловещее выражение одному глазу, который был слегка задет тем же ударом и немного косил. Этот всадник, так же как и его спутник, был одет в длинный монашеский плащ, но красный цвет этого плаща показывал, что всадник не принадлежит ни к одному из четырех главных монашеских орденов. На правом плече был нашит белый суконный крест особой формы...". (здесь писатель допустил ошибку - тамплиеры носили белые плащи с красными крестами, красные плащи с белыми крестами носили иоанниты) Уже одно это описание внешности содержит указания на противоречивость характера этого героя. С одной стороны надменность и самодовольство: "...на лице его ясно выражалось желание вызвать в каждом встречном чувство боязливого почтения и страха... у него был такой вид, точно ему хотелось вызвать сопротивление своим желаниям - только для того, чтобы смести противника с дороги, проявив свою волю и мужество...", а с другой храбрость и стоицизм: "...видно было, что он перенес множество тяжелых испытаний и готов перенести еще столько же... во взгляде его смелых, темных, проницательных глаз можно было прочесть целую историю об испытанных и преодоленных опасностях...". Вот еще одно описание Буагильбера: " ... Он снял кольчугу и вместо нее надел тунику из темно-красной шелковой материи, опушенную мехом, а поверх нее - длинный белоснежный плащ, ниспадавший крупными складками. Восьмиконечный крест его ордена, вырезанный из черного бархата, был нашит на белой мантии. Он снял свою высокую дорогую шапку: густые черные как смоль кудри, под стать смуглой коже, красиво обрамляли его лоб. Осанка и поступь, полные величавой грации, были бы очень привлекательны, если бы не надменное выражение лица, говорившее о привычке к неограниченной власти..." (здесь вновь плащ тамплиера описан писателем неверно - белые плащи с черными крестами носили тевтонцы. т.к. маловероятно, что Скотт не знал, как в действительности выглядел плащ тамплиера, то можно предположить, что "ошибки" в описаниях плаща допущены им намеренно, видимо он хотел создать некий собирательный образ рыцаря военно-монашеского ордена и для этого одел храмовника сначала в плащ госпитальера, а затем тевтонца). Примечательно и то, что почти при каждом упоминании этого персонажа автор использует эпитеты "надменный храмовник" или "гордый храмовник". Но вернемся к вопросу о противоречивости нашего героя. Когда Айвенго, присутствовавший инкогнито в доме изгнавшего его отца, из скромности отказался назвать имя рыцаря-сакса, из числа храбрейших шести рыцарей, приближенных короля Ричарда, одержавших победу на турнире в Сен-Жан д"Акре, храмовник сам назвал это имя и признал свое поражение, отдавая должное воинской доблести своего врага: "Я сам назову имя рыцаря, которому из-за несчастной случайности - по вине моей лошади - удалось выбить меня из седла. Его звали рыцарь Айвенго; несмотря на его молодость, ни один из его соратников не превзошел Айвенго в искусстве владеть оружием". Весьма показательными являются описания поединков Буагильбера и Айвенго. Обращает на себя внимание тот факт, что храмовник ни разу не был побежден силой или ловкостью своего противника, а был признан побежденным турнирными правилами. Один раз поражение было по вине лошади, второй раз - лопнула подпруга седла, третий раз - из-за ранения лошади, а четвертый - во время так называемого Божьего суда, храмовник умер своей смертью. Таким образом, автор подчеркивает, что противники были равными по воинскому мастерству и доблести, но не по успеху на ристалище: "...впервые в тот день выехали на арену бойцы, столь равные по силе и ловкости... оба совершали славные подвиги, оба не находили среди всех остальных рыцарей равных противников... искусство, с каким они наносили и отражали удары, было таково, что у зрителей невольно вырывались единодушные возгласы восторга и одобрения". Айвенго, победивший Буагильбера и остальных зачинщиков турнира, выглядит первым среди равных. Можно предположить, что автор не захотел изображать антагониста главного героя более слабым, поскольку хотел подчеркнуть победу Айвенго, как одержанную не силой, но торжеством справедливости: "...победитель потребовал кубок вина и...провозгласил, что пьет "за здоровье всех честных английских сердец и на погибель иноземным тиранам!". Победитель-сакс торжествует над поверженными зачинщиками-норманнами - шотландец Скотт сочувствует саксам. Невозможно пройти мимо этой авторской симпатии саксам, которая дает о себе знать по ходу всего повествования. Все позитивные персонажи, кроме короля Ричарда, - саксы, а все негативные - норманны. Не сложно догадаться, почему симпатии автора на стороне саксов, а не норманнов. Грубые и неотесанные, в глазах более цивилизованных норманнов, саксы напоминают Скотту диких горцев его родины. Ставшая притчей во языцех неприязнь шотландцев к их исконным врагам англичанам, которая жива и поныне, нашла свое отображение и на страницах "Айвенго". Само собой разумеется, что Скотт, как шотландец-патриот проводит параллели между саксами и шотландцами и между норманнами и англичанами, между норманнским завоеванием Англии и между завоеванием Шотландии англичанами, между противостоянием саксов и норманнов и между борьбой шотландцев против англичан. Естественно, что "злой" тамплиер Буагильбер тоже норманн, а не сакс. Наиболее отчетливо противоречивость характера Буагильбера показана на примере его взаимоотношений с еврейской красавицей Ревеккой, а напряженные споры этих двух ярких персонажей являются вершиной литературного гения Скотта и сполна раскрывают талант писателя, как знатока человеческих душ. С Ревеккой связан самый безумный поступок храмовника. Плененный красотой Ревекки, Буагильбер, переодевшись разбойником, похитил ее, презрев законы чести, религиозные предрассудки и обет безбрачия. Заточив пленницу в высокой башне замка Торкилстон, он пришел к ней требовать выкуп красотой и любовью. Сначала он ведет с ней светскую беседу, делает ей комплименты, называя ее то "прекрасным цветком Палестины", то "Эндорской волшебницей", то "розой Сарона", затем угрожает ей применением силы, полагая, что, запугав ее, сделает ее покорной, однако здесь его ждала неожиданность - хрупкая девушка проявила невероятное мужество и силу воли. Ревекка вскочила на окно и пригрозила, что бросится вниз, если он сделает попытку приблизиться к ней хоть на шаг. Привыкший вызывать во всех встречных почтительный страх, Буагильбер был удивлен и восхищен такой храбростью у беззащитной женщины, которая предпочитала смерть бесчестью. Если до этого момента он был пленен лишь красотой ее лица, то теперь к этому добавилось уважение: "...мужество и гордая решимость Ревекки, в сочетании с выразительными чертами прекрасного лица, придали ее осанке, голосу и взгляду столько благородства, что она казалась почти неземным существом... Буагильбер, человек гордый и мужественный, подумал, что никогда еще не видывал такой вдохновенной и величественной красоты...". Очарованный ее решительностью храмовник поведал ей о том, при каких обстоятельствах он вступил в Орден и ради чего: "возможность мести, Ревекка, и огромный простор для честолюбивых замыслов...". Он не извинился перед ней за свои угрозы: "Не прошу прощения за то, что угрожал тебе насилием. Благодаря этому я узнал твою душу. Только на пробном камне узнается чистое золото". Но все же своим честолюбием Буагильбер испугал Ревекку гораздо сильнее, нежели угрозой насилия. Затем Бриан увез Ревекку из горящего замка Торкилстон в прецепторию Темплстоу и прорываясь сквозь передовые отряды осаждающих отчаянно защищал ее и невзирая на беспорядочный кровавый бой, все время заботился о ее безопасности. Он беспрестанно возвращался к ней и, не думая о том, как защитить самого себя, держал перед ней свой треугольный, выложенный сталью щит. Вальтер Скотт в своем романе уделяет немало внимания не только доброй Ревекке, а и ее отцу Исааку из Йорка мастерски и с отменным юмором описывая как этот еврей прикидывается разоренным и до потери пульса торгуется по любому поводу, даже за сумму возможного выкупа своей дочери, а во время турнира он переживал не за жизнь спасшего его Айвенго за сохранность доспехов рыцаря миланской работы и его боевого коня, которые ему ссудил приятель Исаака. Такое внимание писателя к теме евреев, вероятно является попыткой понять мышление и психологию этого "богоизбранного" народа, понять те качества, которые позволили евреям добиться финансового могущества. Но вернемся к рыцарю Храма. Ко времени разворачивания событий в прецептории внутренние противоречия, раздирающие Буагильбера, достигают своего апогея и приводят к его смерти. Магистр Лука де Бомануар услышал о том, что в стенах прецептории находится еврейка, которая, по всей видимости, состоит в любовной связи с командором Буагильбером. Друзья командора, желая спасти его от позора, убедили магистра, что злосчастная еврейка околдовала его. Магистр незамедлительно устроил суд над Ревеккой по обвинению в колдовстве. Было очевидно, что у несчастной девушки нет никаких шансов быть оправданной и вскоре ее сожгут на костре как ведьму. Однако кто-то незаметно сунул ей в руку обрывок пергамента, на котором было написано: "Проси защитника", что она и сделала. Магистр назначил Божий суд, т.е. поединок на котором рыцарь, желающий защищать Ревекку, должен будет сразиться с Буагильбером. Если защитник победит, она будет признана невиновной. Во время этого суда командор, который был чужд суеверий и мракобесия, еле сдерживался, чтобы не высказать магистру в лицо, сколь нелепы и дики обвинения против Ревекки. Человеком, который посоветовал Ревекке просить защитника, оказался сам Буагильбер, он сам намеревался выехать на ристалище в качестве ее защитника, но его планы были нарушены, так как решением суда ему вменили в обязанность сражаться от лица Ордена против защитника еврейки. Он явился к ней перед поединком и между ними состоялся наиболее интересный диалог, прекрасно иллюстрирующий драматический талант Скотта. Бриан предложил Ревекке помощь, он мог не выехать на ристалище и тем самым спасти ее от костра и покрыть себя позором, но его благородства не хватило на то, чтобы спасение было бескорыстным - взамен он требовал от девушки стать его возлюбленной. Ревекка предложила ему заступиться за нее перед Ричардом, но храмовник гневно отверг это предложение, сказав, что никогда честь Ордена в его лице не падет к ногам Ричарда, он мог бы отказаться от ордена, но унизить его - никогда. Он даже упал к ее ногам моля о снисходительности и поведал ей о своих честолюбивых мечтах, но так и не смог увлечь ими отважную еврейскую девушку, которая решила принять мученическую смерть, чем снова поразила и восхитила Бриана: "Для меня любовь к Израилю и твердость в вере так много значат, что я не могу уважать человека, если он охотно отрекается от родины, разрывает связь с орденом, которому клялся служить, и все это только для того, чтобы удовлетворить страсть к женщине чуждого ему племени... ты не знаешь женского сердца или видел только таких женщин, которые утратили лучшие женские достоинства. Могу тебя уверить, гордый рыцарь, что ни в одном из самых страшных сражений не обнаруживал ты такого мужества, какое проявляет женщина, когда долг или привязанность призывает ее к страданию..." но, тем не менее, она простила его, описав при этом точно и поэтично его характер: "Люди нередко сваливают на судьбу последствия своих собственных буйных страстей, - сказала Ревекка. - Но я прощаю тебя, Буагильбер, тебя, виновника моей безвременной смерти. У тебя сильная душа; иногда в ней вспыхивают благородные и великие порывы. Но она - как запущенный сад, принадлежащий нерадивому хозяину: сорные травы разрослись в ней и заглушили здоровые ростки". Он намеревался пойти к магистру и отречься от ордена, чтобы иметь возможность выступить на поединке в качестве защитника Ревекки, но прецептор Мальвуазен удержал его от этого шага: "объяви о своем отречении от клятвы послушания и посмотри, долго ли после этого деспотичный старик оставит тебя на свободе. Ты едва успеешь произнести эти слова, как очутишься на сто футов под землей, в темнице тюремной башни прецептории, где будешь ждать суда, - а судить тебя будут, как подлого отступника и малодушного рыцаря. Если же решат, что все-таки ты околдован, тебя закуют в цепи, отвезут в какой-нибудь отдаленный монастырь, запрут в уединенную келью, и ты будешь валяться там на соломе, в темноте, одуревший от заклинаний и насквозь промокший от святой воды, которой будут тебя усердно поливать, чтобы изгнать из тебя беса". В день, когда должен был состояться поединок Божьего суда, тяжелая внутренняя борьба и осознание своей вины перед Ревекой сказались на здоровье Буагильбера: "Лицо его...отражало жестокую внутреннюю борьбу гордости с нерешительностью. Он был бледен как смерть, словно не спал несколько ночей сряду. Однако он управлял нетерпеливым конем привычной рукой искусного наездника и лучшего бойца ордена храмовников. Осанка его была величава и повелительна, но, вглядываясь пристальнее в выражение его мрачного лица, люди читали на нем нечто такое, что заставляло их отворачиваться". Айвенго, вызвавшийся быть защитником еврейки и еще не вполне оправившийся от раны, едва коснулся копьем щита Бриана, но тот упал на землю и больше не вставал - он умер от раздиравших его противоречий и чувства вины. Так свершился Божий суд и Ревекка была спасена. И вновь писатель устами Ричарда выказывает неоднозначное отношение к этому герою: "Мир ему, - молвил Ричард, пристально вглядываясь в лицо умершего, - если это возможно: он был храбрый рыцарь и умер в стальной броне, как подобает рыцарю". Был ли задуман Бриан де Буагильбер как явный негативный персонаж или нет? Как бы то ни было, этот образ писатель изобразил более чем хорошо, герой получился очень ярким и живым. Противоречивые образы создавать сложнее, чем позитивные или негативные. Возможно, писатель использовал некий исходный материал, как источник вдохновения. Обратимся к описываемой эпохе и попробуем найти человека, обладавшего чертами, сходными со Скоттовским Буагильбером. События в романе относятся к концу XII века. Следовательно, необходимо найти крестоносца, особо отличившегося надменностью, жестокостью и самомнением, активность которого приходилась бы на то время. Пожалуй, таким отличившимся можно назвать Рено де Шатильона, печально знаменитого Волка Керака. Вот где яркий пример противоречивой личности! Споры о том, был ли он плохим парнем или нет, ведутся среди историков по сей день. Итак, попробуем провести некоторые параллели. В 1181 г. - Рено де Шатильон, сеньор Трансиордании, совершает поход вглубь Аравийского полуострова, практически дошел до Мекки, но был остановлен, позже он сделал попытку совершить поход на Медину, но снова был остановлен. Ни один христианин еще не дерзал забираться так далеко вглубь исламских территорий. 1187 г. (начало года) - Рено захватил огромный караван мусульман в котором путешествовала сестра Саладина. Король Ги де Лузиньян приказал Рено вернуть добычу мусульманам. Рено отказался, заявив, что он является таким же господином на своей земле, как Ги на своей. Король вынужден был ответить Салах ад-Дину, что он не имеет сил влияния на сеньора Трансиордании. Султан объявил войну и принялся опустошать Трансиорданию. Потом последовал Хаттин и Саладин лично казнил Рено. Все поступки Рено свидетельствуют о неуемной жажде славы, алчности и честолюбии. Теперь обратим внимание на то, о чем мечтал герой Скотта, делясь этим с Ревеккой: "Если я откажусь от добытой славы и от будущих почестей, я сделаю это только ради тебя, и мы спасемся не иначе, как вместе. Англия, Европа - ведь это не весь мир. Есть и другие страны, где мы можем жить, и там я найду простор для своего честолюбия. Поедем в Палестину. Там живет мой друг Конрад, маркиз де Монсеррат, человек, подобный мне, свободный от глупых предрассудков, которые держат в оковах наш прирожденный здравый смысл. Скорее можно вступить в союз с Саладином, чем терпеть пренебрежение этих изуверов, которых мы презираем. Я проложу новые пути к величию. Сколько бы миллионов крестоносцев ни посылала Европа во имя защиты Палестины, какое бы великое множество сарацинских сабель ни давало им отпор, никто не сумеет пробиться так глубоко в эту страну, из-за которой состязаются все народы, никто не сможет основаться там так прочно, как я и те мои товарищи, которые пойдут за мной и в огонь и в воду...и ты будешь царицей, Ревекка. На горе Кармель создадим мы тот престол, который я завоюю своей доблестью тебе, и вместо гроссмейстерского жезла у меня в руке будет царский скипетр...рыцарь Храма теряет... возможность самостоятельной деятельности, но зато он становится членом такой могучей корпорации, перед которой даже троны начинают трепетать. Так одна капля дождя, упавшая в море, становится составной частью того непреодолимого океана, что подтачивает скалы и поглощает королевские флоты. Такова же всеобъемлющая сила нашей грозной лиги, и я далеко не последний из членов этого мощного ордена. Я состою в нем одним из главных командоров и могу надеяться со временем получить жезл гроссмейстера. Рыцари Храма не довольствуются тем, что могут стать пятой на шею распростертого монарха. Это доступно всякому монаху, носящему веревочные туфли. Нет, наши тяжелые стопы поднимутся по ступеням тронов, и наши железные перчатки будут вырывать скипетры из рук венценосцев". Приведенные цитаты наглядно иллюстрируют честолюбие, жажду славы и стремление к власти скоттвского героя, в этом он очень похож на Волка Керака. Шатильон был убит в 1187 году, а события в романе разворачиваются в 1194 году, когда Ричард возвратился в Англию после того, как он вышел на свободу после пленения в замке Дюренштейн герцога Леопольда Австрийского. В приведенной выше речи есть интересная фраза о том, что перед Орденом Храма троны начинают трепетать, это посыл на "угрозу" магистра Ордена потерей трона английскому королю Генриху III, но это была не угроза - магистр выразился по смыслу, что король не волен в своих решениях и ошибка может стоить ему трона, но впоследствии уже некоторые историки стали писать, что магистр угрожал королю низложением. Эта речь Буагильбера в целом является ключом к понимаю видения Скоттом сути военно-монашеских орденов. И не даром он одевал Бриана то в плащ госпитальеров, то в плащ тевтонцев. Духовно-рыцарские ордены в то время привлекали в свои ряды не только тех людей, которые в пылу религиозного фанатизма огнем и мечом хотели нести крест в мир ислама, но также и тех, кто преследовал сугубо своекорыстные цели, такие как, например, желание прославиться и ощутить вкус власти; а членство в каком-либо военно-монашеском ордене, особенно в ордене тамплиеров, предоставляло очень большие возможности и привилегии. Однако следует помнить о том, что нельзя судить о поступках людей времен крестовых походов с позиций современных морали и гуманизма, ведь в ту эпоху люди руководствовались совсем другими ценностями: желание прославить свое имя, убивая врагов, не считалось предосудительным, особенно если это были враги католической церкви, особо предосудительной считалась трусость, а храбрость считалась одной из наивысших добродетелей, а тамплиеры не раз доказывали в многочисленных сражениях в Святой Земле наличие у них именно этой добродетели. Можно найти больше сходств Буагильбера с другим историческим персонажем. Эвелин Лорд выдвигает очень интересную версию о прототипе Буагильбера, а также о причинах неприязни Вальтера Скотта к Ордену тамплиеров. По этой версии прототипом Буагильбера был человек, живший столетие спустя после описанных в "Айвенго" событий, а именно прецептор Баллантродокса Брайан де Джей (Brian de Jay), пребывавшего в этой должности с 1286 по 1292. В пользу этой версии прежде всего говорит само его имя: Брайан - Brian. "Брайан де Джей практически собственноручно уничтожил репутацию тамплиеров в Шотландии и отправил их в историю как грубых и безжалостных людей... Де Джей был порождением своего времени. Если бы он родился на сто лет раньше, его энергия была бы обращена на сражения с сарацинами при защите Святой Земли. Но так как он был крестоносцем без крестового похода, который пришел в орден в его сумеречные времена и стал магистром Шотландии в то самое время, когда тамплиеры эвакуировались из Акры на Кипр. Де Джей совершил поездку на Кипр, на совет с великим магистром и эта поездка, вероятно развеяла его иллюзии относительно истинного положения дел в ордене и возможности возвращения Иерусалима. Не дождавшись крестового похода, он встал на сторону короля Эдварда I и начал его активно поддерживать в Шотландии. Таким образом, он преступил устав ордена, и вероятно он послужил прообразом "злого тамплиера" сэра Бриана де Буагильбера в романе Вальтера Скотта "Айвенго... В июле 1291 года де Джей присягнул на верность Эдварду I в Эдинбургском замке. Не ясно, сделал он это по собственному почину, или же представлял Орден. В любом случае это было нарушением устава, так как он признал своим сюзереном Эдварда, в то время как относительно тамплиеров сюзереном считался один лишь Папа. .. По отношению к шотландцам Де Джей усугубил свою вину еще и тем, что воевал против них в войне 1298 года, где и погиб в битве при Фалькирке. По английским хроникам, он храбро сражался, но его запомнили в Шотландии, в основном благодаря делу Кристины из Эсперстона. Эта история изложена в документах*, датируемых 13-14 вв... Муж Кристины...сдал ферму в пожизненную аренду тамплиерам... после его смерти имущество должно было быть возвращено Кристине, но тамплиеры решили прибрать его к рукам, а Кристину - выселить с фермы. Осознавая незаконность своих притязаний тамплиеры предпочли действовать быстро и решительно. Но Кристина отказалась покинуть свои владения. Тогда де Джей приказал своим людям выгнать ее из дома. Она вцепилась в дверной косяк так, что они не смогли ее оторвать. Тогда один из людей магистра вытащил меч и отрубил пальцы, которыми она держалась за дверь и ее выгнали вон. Символичным в этой части истории является то, что невиновная вдова-шотландка была лишена того, что ей принадлежало по праву безжалостными иноземцами, что очень соответствовало общему положению дел в Шотландии, где английские сюзерены утверждали свою власть над шотландцами...". Как видим, роль тамплиеров в этом деле выглядит абсолютно неприглядной, поэтому Скотта можно понять. Но можно ли доверять этому документу? Читаем дальше у Эвелин Лорд: "Была ли это полностью сфабрикованная история, придуманная Робертом Симпли, чтобы прибавить драматизма его прошению, или это была литературная вставка, демонстрирующая вероломство англичан и зло тамплиеров? Сам документ, судя по всему, написан в 14 столетии. Он написан по-латыни и должен был быть идентифицирован Национальным Архивом до каталогизации. По крайней мере один из судей, Вильям Слей, кто рассматривал прошение, встречается в других документах с 1305 г. Но никаких упоминаний об этих преступлениях нет в свидетельствах суда над Шотландскими тамплиерами. Кроме того, слухи о неблагородном поступке де Джея начали распространяться много лет спустя после самих событий. Было ли так потому что инквизиторы задавали неправильные вопросы, или слушали не тех людей? По-моему история происходила после жизни двух поколений и могла очень исказиться в пересказах". Писатель допускает неточности в своем романе. Вернемся к честолюбивым речам Буагильбера. Нельзя утверждать, что приписывая тамплиеру столь честолюбивые устремления, Скотт был однозначно не прав, т.к. Орден Храма ко времени царствования Ричарда стал слишком многочисленным и в его рядах могли быть не только смиренные и богобоязненные защитники паломников, Святой Земли и Гроба Господня. Некоторых он вполне мог притягивать, как могущественная военная организация, удобная для достижения личных корыстных целей. Но, тем не менее, маловероятно, что количество таких людей в ордене могло быть слишком большим, ведь нужно было соблюдать устав, который у тамплиеров был весьма строг, а чтобы жить в соответствии с этим уставом нужно было быть если и не слишком религиозным человеком, то по крайней мере способным жить в строгой дисциплине. В этой же речи Бриан упоминает о том, что Конрад де Монферрат его друг и поможет ему в случае, если бы он сбежал с Ревеккой в Заморье, но этот славный муж был убит ассасинами в 1192 году, т.е. за два года до описываемых событий. Прочие неточности касаются несоответствий уставу тамплиеров. Например, сам факт участия Буагильбера в турнире. Тамплиерам запрещалось участвовать в суетных мирских забавах. Также запрещалось им путешествовать в одиночестве по своей воле. См. "Латинский устав ордена" гл. XXXV "О том, позволено ли кому ходить одному", в самом начале описывается, что у Буагильбера щит был покрыт чехлом, это тоже несоответствие, в главе XXXVIII Латинского устава ордена об этом есть указания: "О том, чтобы не было покрова у копий у щитов". Но некоторые моменты переданы правильно. Например, эпизод с чтением письма магистром, в уставе об этом есть глава. Также и упоминание о том, что тамплиерам следует избегать поцелуев всех женщин. Еще сомнения вызывает то, что Скотт изобразил Буагильбера атеистом и делает ссылку на тайный круг внутри ордена в чем нашли свое отражение предъявляемые ордену обвинения в ереси: "Не ссылайся на различие наших верований. На тайных совещаниях нашего ордена мы смеемся над этими детскими сказками. Не думай, чтобы мы долго оставались слепы к бессмысленной глупости наших основателей, которые предписали нам отказаться от всех наслаждений жизни во имя радости принять мученичество, умирая от голода, от жажды, от чумы или от дротиков-дикарей, тщетно защищая своими телами голую пустыню, которая имеет ценность только в глазах суеверных людей. Наш орден скоро усвоил себе более смелые и широкие взгляды и нашел иное вознаграждение за все наши жертвы. Наши громадные поместья во всех королевствах Европы, наша военная слава, гремящая во всех странах и привлекающая в нашу среду цвет рыцарства всего христианского мира, - все это служит целям, которые и не снились нашим благочестивым основателям, но мы храним это в тайне от тех слабых умов, которые вступают в наш орден на основании старинного устава и пребывают в старых предрассудках, а мы используем их как слепое орудие нашей воли". Еще цитата на эту тему: "Недаром поговаривают, что в лоне святейшего ордена рыцарей Сионского Храма водится немало еретиков, и сэр Бриан де Буагильбер из их числа". О том существовал ли внутри ордена некий тайный круг историки спорят и по сей день. Не вижу необходимости приводить здесь все неточности допущенные Скоттом в романе. Как бы то ни было, повторюсь вновь, что роман от этого ничуть не проигрывает и судить о поступках Буагильбера с позиций норм современной морали нельзя. Он был порождением своего времени и соответствовал его духу и сэру Вальтеру Скотту благодаря его удивительному таланту вполне удалось передать этот дух и изобразить вполне героя, выглядящего привлекательно даже сквозь призму негативного отношения писателя к ордену. ------ * См. Жалованную грамоту брата Томаса де Линдсея, магистра госпиталя св. Иоанна Иерусалимского Роберту, сыну Александра Симпла из Хокирстона В статье использовались материалы сайтов: ИПИОХ - www.templiers.info/ Литпортал: www.litportal.ru/