Пакет "Дэдпул": все включено

      Супергеройская жизнь супергеройской жизнью, а экзамены никто не отменял. Питер Паркер, вернувшись после тяжёлой и изнурительной погони за лихачами в самом сердце Нью-Йорка, усердно готовился к предстоящей контрольной по его не самому любимому предмету — алгебре. Правильнее было сказать, что он пытался запомнить тригонометрические формулы, но громкое чавканье и вечные реплики с кровати были не лучшим сопровождением для занятий. Ещё больше «помогали» прекрасная погода и тихий июньский вечер, который так и манил прогуляться по ночному городу, вдохнуть воздух летнего мегаполиса и отказаться от этих учебников в пользу времени, которое можно было бы провести в приятной, но необычной компании Уэйда Уилсона.       Дэдпул теперь был неотъемлемой частью жизни Питера Паркера. Что бы там ни говорили Мстители о болтливом наёмнике, Паук чувствовал себя совершенно спокойно в обществе Уэйда и, как ни странно, в полной безопасности. Парень уже совершенно не обращал внимания на предупреждения Кэпа о непредсказуемости убийцы, а подколы Старка о том, что Паучок сам попал в сети хищника побольше, просто-напросто игнорировал.       Тетя Мэй уехала в пригород к своей подруге на всё лето. Можно сказать, что Питер сам подтолкнул старушку с чемоданами на выход, уверяя, что он уже большой мальчик, и может сам три месяца позаботиться о себе. Самым весомым аргументом стал намёк на то, что ей самой необходимо подправить здоровье, а не зависать на работе в больнице днями напролёт.       Питер никогда так долго не находился без тёти, но в какой-то момент скрывать визиты Дэдпула стало просто невыносимо. Однажды Мэй чуть не увидела отделённую от тела, которое Питер успел запихнуть под кровать, болтающую голову. И если бы не паучье чутьё Паркера и быстрая реакция, то несчастная тётушка точно схлопотала бы удар. Да и сам Питер не знал, как бы объяснил всё это.        Паук часто думал о наёмнике, когда летал над городом (и нередко предмет его раздумий, матерящийся от переизбытка эмоций, болтался под ним на паутине), но он не мог понять, кто же для него Дэдпул. Враг, часто портящий ему жизнь своим присутствием? Союзник, прикрывающий спину? Напарник, сопровождающий его практически на всех заданиях? Наставник, обучающий его новым приемам (Уэйд даже подарил ему пистолет, который лежал у Пита под кроватью со стороны стенки, и научил прилично стрелять)? Друг, который поддержит в трудную минуту? Лучший друг, которому Паркер доверит свою жизнь? Брат, которого у Питера никогда не было? Любовник, как сам Дэдпул часто шутил (или нет?), с которым он засыпал практически каждую ночь? Любимый, который, несмотря ни на что, возвращался к Питеру и принимал его таким, какой он есть?       Уэйд Уилсон был всем и сразу. Только он мог появиться на крыше небоскрёба непонятно откуда, ещё и с тако в руках, когда Питер был особенно разбит; только он во время боя да и впрочем всегда болтал больше, чем Паркер за всё своё свободное время; только он мог поднять настроение одной глупой пошлой фразочкой со дна Марианской впадины; только он спасал своими объятиями во сне, когда мучали кошмары; только его нелепость и дурачество были всегда кстати на поле боя, когда он орудовал своими катанами; только Дэдпул мог так самоотверженно бегать за Паркером целый год и не сдаваться, получая очередной отказ; только он одним своим присутствием мог…       — Спайди, с тобой все оʼкей? Ты уже минут двадцать пялишься на меня через отражение в окне. Нет, вы только…       Вечные разговоры с самим собой тоже входили в пакет «Дэдпул в вашей жизни», и Питер уже не мог жить без этого фонового шума в своей комнате. Даже если Паркер иногда и жаловался на излишнюю болтливость гостя, ворча при этом на мужчину, делал он это далеко не со зла, прекрасно понимая, что голос Уэйда для него — настоящая панацея от всех болезней. Поэтому даже ненужный трёп Питер привык переносить вполне спокойно.       Но всегда было «но»: Паркер, со всем своим паучьим чутьём и просто человеческим фактором, чувствовал, что всё же Уэйду Уилсону не так легко живётся, как казалось бы на первый взгляд. За всей этой веселостью и сумасшествием проглядывались грусть и тяготы его жизни; маску Дэдпул так и не снимал в присутствии Питера. Он никогда не говорил о своих чувствах, или это было настолько вывернуто наизнанку, что Паркер привык подобные разговоры списывать в коллекцию «не очень удачные шуточки от Уэйда». Однако, полная отдача мужчины по отношению к Питеру, напрягала самого Питера: парень с беспокойством осознавал, что не сможет восполнить в сердце наёмника всё то, что получает от него сам. Лёгкость, с которой Уилсон дарил себя Питеру, одновременно и радовала, и приносила неудобную тупую боль где-то под ложечкой.       — Уэйд, — Питер решил забросить алгебру — перед смертью всё равно не надышишься.       — Да, солнышко? Малыш закончил делать урочки и готов уделить папочке время?       — Уэйд, почему ты всё это делаешь для меня?       — В смысле? Ломаю твою кровать каждую ночь, хотя не тем способом, которым я бы предпочёл это делать, или гоняюсь за твоей задницей?       За напущенной дуростью Дэдпул прятал очень проницательного и наблюдательного человека. Он читал Питера по первым фразам его монологов, по одним только взглядам. Это было одно из тех свойств, которые непомерно восхищали парня в Уилсоне: он смешивал в себе такие качества, которые в обычном человеке не уживались.       — Знаешь, Паучок, просто у тебя самая охренительная задница в мире! Ответ, как и всегда, прост. И… —  и бесконечный поток слов снова прорвал плотину, и Уэйда понесло в сторону радужных пони и котиков в трико.       Питер закусил губу: «Ну как с ним вообще серьёзно можно говорить?»       — Придурок, — беззлобно буркнул он и, взяв ноутбук, уселся рядом с развалившимся Пулом.       — То есть, я ждал тебя целых два часа, съев уже пачек шесть чипсов, пока ты там зависал в своих книжечках, чтобы ты потом стал зависать ещё и в своём гаджете? — возмутился Дэдпул и подвинул к себе парня. — Поверь, милый, я намного интересней всякой там электроники!       — Чертов Уэйд Уилсон! — Пауку не составило большого труда оказаться сидящим на груди у мужчины.       — О, Паучок, так далеко мы ещё с тобой не заходили! Подожди, я не готов…       — Завали, Уилсон! Ты притаскиваешься каждую ночь ко мне, спишь со мной (Питер пропустил мимо ушей уэйдовское «сам просил руки не убирать!»), приходишь и с тако («самыми лучшими в Нью-Йорке!»), и с отрубленными конечностями («да это всё не я, а те плохиши!»)! Даже твой запасной костюм, пара гранат («не забудь про ту коллекцию ножей в ящике для нижнего белья») и сменная одежда уже поселились в МОЁМ шкафу! И, твою мать, знаешь что? Мне это нравится! Чертов Уэйд, ты полностью заполнил мою жизнь, я доверяю тебе больше, чем кому бы то ни было, а ты не можешь снять эту чёртову маску и привнести в свою постоянную болтовню чуть больше слов о своих же чувствах! Уэйд, ты просто… Просто... — Питер набрал воздуха и наклонился к губам Дэдпула.       Тот лежал без движения и даже не ответил на поцелуй, который он так долго выпрашивал у парня.       — Прости, я думал, что ты… Я… — Паркер был ошарашен такой реакцией, а точнее отсутствием оной. — Чёрт... Прости...       Он предполагал любое развитие событий, но бездействие застало врасплох. Дэдпул, кажется, даже перестал дышать и крепко сжал плед руками.       — Уэйд, скажи что-нибудь!       Чуть не плача, Паркер лёг на грудь Уилсона.       — Пит, ты в курсе, что твой задок упирается мне ровно в…       — Идиот!       Дэдпул сел, усадив Питера себе на колени.       — Не смей плакать, малыш, а то папочка тоже расплачется, — с этими словами Уэйд медленно поднял за края, а затем полностью снял с себя маску. Он внимательно следил за реакцией Паркера, но тот даже бровью не повёл, когда ему открылось изуродованное шрамами лицо.       — Как жопа наизнанку, — вставил наёмник, но Питер даже не улыбнулся на это.       Пронзительные голубые глаза искали хоть каплю отвращения в лице Питера, но увидели лишь лучистую радость и некое обожание.       — Ты придурок, Уилсон, — Питер осторожно, словно боясь причинить боль, обхватил ладонями лицо наёмника, но на этот раз Уэйд первый потянулся за поцелуем.