Это всегда был я

- Ты всё знал, говнюк! Тучи сгущались. Они заполняли небеса с невозможной скоростью, становясь чернее и плотнее с каждым мгновением. Ни единый луч света больше не мог достигнуть земли, хотя за всё это время ни Ичиго, ни Зангетсу, ни даже старик Яхве не смогли распознать его источника. В мире рыжего шинигами солнца не существовало. Оба чувствовали гнёт надвигающейся тьмы, предвкушая грядущую бурю, уже ставшую здесь довольно частым явлением. Многое из того, что происходило с Ичиго последнее время, даже ему самому до сих пор тяжело было осознать, и в погоне за истиной, казавшейся столь далёкой и недосягаемой, шинигами не на шутку сердился, всё больше путаясь в собственных мыслях, страхах, сомнениях. Единственный, на кого он всегда мог рассчитывать, буквально растворился в воздухе, назвавшись именем некого ублюдка, которого Ичиго непременно должен был одолеть. Старик исчез, оставив за собой лишь разрушенные бетонные небоскрёбы, которые, будучи усеянными громадными трещинами, и без того едва могли устоять. Старик исчез, так и не дав внятных ответов на поставленные вопросы, возложив на шинигами бремя проблем обоих миров, которые теперь он в одиночку обязан будет решить. На него рассчитывают все, кого он не однажды клялся защитить, так не будет ли глупо выглядеть перед ними совершенно беззащитным, не способным спасти даже себя самого? Он злился. Чертовски злился. На себя, на окружающих, на этот проклятый мир. Он злился оттого, что ничего не понимал, оттого, что снова смотрел на вещи поверхностно, не имея представления о том, как ему следует поступить. Ичиго атаковал Зангетсу нещадно, не размышляя над тактикой боя, руководствуясь лишь слепой яростью, которой никак не мог найти выход. Пустой вёл подсчёт. Он считал, сколько раз шинигами скажет эти два слова, уже до тошноты ему осточертевших: "Ты знал". Зангетсу ещё не успел сказать ни слова с тех пор, как Ичиго объявился и без колебаний бросился на него. Такого рода приветствие было чем-то само собой разумеющимся, тем не менее Пустой был слегка удивлён. Он надеялся, что его шинигами хоть немного повзрослел за время своего отсутствия, научился быть более спокойным и рассудительным. Однако, вопреки ожиданиям, в их отношениях почти ничего не изменилось. Разница была лишь в том, что теперь Зангетсу был единственным обитателем его внутреннего мира, и, соответственно, единственным, к кому Ичиго отныне мог обратиться. Но выражение лица рыжеволосого говорило о том, что он не собирался воспринимать Пустого, как советчика. Скорее, он по-прежнему видел в нём противника, непременно желающего его смерти. Ичиго не замечал, что Зангетсу не пытается сражаться, не ведёт себя, как сумасшедший, не смеётся, не предпринимает попыток завести диалог. Он просто отражает рандомные удары, переполненные невообразимой, совершенно необоснованной злостью. Ичиго казался Пустому даже большим идиотом, чем обычно. Король вёл себя, как обиженный жизнью ребёнок, что делало его слишком уязвимым. Зангетсу мог в любой момент прекратить этот смешной, бессмысленный бой, напоминающий истерический монолог, но он явно не хотел останавливать Куросаки. Он выжидал, пока тот окончательно перебесится, чтобы наконец услышать внятную причину его пребывания здесь. Ведь он хотел что-то спросить. Хотел, но не мог в одиночку справиться с нахлынувшими эмоциями. - Ты знал, ублюдок! Почему не сказал мне?! Ты знал, кто я такой, так почему, мать твою... Пустой пытался понять этот гнев, но видя, как шинигами захлёбывается невнятными фразами, не желал ему отвечать. Какое-то горькое, до боли знакомое чувство разъедало его, и он всеми силами старался выглядеть безразличным к происходящему, чтобы только не дать Ичиго повода сомневаться. Дабы случайно не сорваться, не напомнить Королю о событиях почти двухлетней давности, он продолжал считать эти режущие слух слова, похожие на куски грязи, неустанно вылетающие из недр его души, копившиеся в нём долгое, долгое время. Дождь не прекращался, скорее, набирал силу. Наводнить мир сильнее, чем сейчас, было уже невозможно, но если бы эти двое подняли взгляд, то непременно б заметили, как интересно выглядят мелкие круги, оставляемые каплями где-то далеко на поверхности. - Какого хрена ты молчишь?! Неужели тебе впервые в жизни нечего сказать? - Я не хочу снова объяснять тебе, почему ты идиот. Было ли это влиянием самого Пустого, или же шинигами удивила наконец высказанная фраза, но на этом его удары прекратились. Похоже, он всё же ждал объяснений, которых Зангетсу не желал выдавать. Занпакто смотрел на Ичиго так же холодно и безразлично, уже планируя использовать как можно меньше слов для предстоящего разговора. Только теперь рыжеволосый впервые заметил, что Пустой не похож на прежнего себя. До костей пронизывающий взгляд, явно укоряющий в чём-то, заставлял испытывать непривычную, пугающую дрожь. На секунду растерявшись, шинигами попытался вернуть в своё выражение лица ту злость, с которой он появился, и, чуть помедлив, предпринял новую попытку начать беседу: - Объясни мне всё. Я лишь хочу наконец понять, какого чёрта происходит. Почему ты не хочешь рассказать? "Потому что иди нахрен, вот почему", - как-то очень по-детски ответил Пустой, пусть даже не сказав это вслух. Внешне он только больше прищурился, обещав себе не позволять эмоциям брать верх. Желание спрыгнуть с небоскрёба и потеряться где-то среди бетонных обломков нахлынуло чрезвычайно сильно. Неужели это то самое чувство, которое появилось в день, когда Ичиго лишился своих сил? - Ты - лживый ублюдок и поганый эгоист. Я ничего не стану объяснять до тех пор, пока не признаешь этого. - Почему я должен это признавать?! В глазах Куросаки читалось желание возобновить сражение, чтобы дать наглецу понять, почему он не смеет так к нему обращаться. Однако выражение лица оппонента сгладило эту необходимость: заметив сходство Пустого с Тенсой, Ичиго чуть пошатнулся. Болезненное воспоминание глухо взывало к себе, периодически неприятно покалывая. "Неужели он обижается?" Шинигами усмехнулся от этой мысли. Пустой же несколько раз проклял себя за сказанное, сжав зубами язык до металлического привкуса. С исчезновением Яхве Зангетсу много думал. Теперь роль занпакто Короля легла на него, но осознать это мгновенно было куда сложнее, чем могло показаться на первый взгляд. "Я - Зангетсу, придурок!" Да, он не однажды говорил об этом Ичиго. Но мог ли он допустить, что это и вправду так? Он прожил жизнь, не имея ни собственного имени, ни определённого места во внутреннем мире Куросаки. Мог ли он догадываться, откуда у него столь обширные познания о владении оружием, которое никогда ему не принадлежало? Размышляя, Зангетсу приходил к выводу, что всё это время был лишь бельмом на глазу Короля, и всё, что тот мог ему дать, это кусок кости, называемый "маской пустого". Теперь же он был уверен, что сможет наконец принести пользу своему шинигами, сможет значить для него больше, чем когда-либо. Но радоваться этому или же пребывать в апатии, он не знал. Ведь идиот Ичиго никогда не воспринимал Пустого всерьёз. - Слушай... Когда я учился Финальной Гетсуге... - Заткнись, - грубо, не без злости отрезал занпакто, - забудь всё, что я сказал. И ни о чём меня не спрашивай. Зангетсу упорно рассчитывал на то, что Ичиго не выдержит и наконец растворится в атмосфере, оставив его наедине с собой, в привычном одиночестве. И в то же время он, наверное, хотел поговорить. Ведь временами он так завидовал старику, красноречиво изъясняющемуся с шинигами, который с неподдельным любопытством выпытывал у него тайны бытия. Конечно, Пустой совсем не так мудр, как Яхве, проживший на свете добрую тысячу лет, но мог бы Ичиго хоть раз и у него о чём-то спросить? Или же он был уверен, что не услышит ничего нового? Куросаки недоумевал. Он видел, что его занпакто тревожится о чём-то не меньше, чем он сам, и, впервые в жизни, ему хотелось спросить: "Ты в порядке?" Пустой всё больше напоминал ему фальшивого Тенса Зангетсу. Шинигами не знал, какой вопрос следует задать, чтобы наверняка услышать ответ. - У тебя теперь... есть имя, так? - Ичиго пытался быть как можно более снисходительным. - Тебя это удивляет? - тот снова бросил фразу наотмашь. - Я всегда думал, что... старик... - рыжеволосый запинался, не зная, сумеет ли верно выразиться. - Не говори, что не помнишь: я называл тебе своё имя. Мог бы и догадаться, придурок. Это всегда был я. Зангетсу говорил почти шёпотом, будто боясь услышать собственный голос. Или того, что его слова расслышит Ичиго. Ведь его шинигами совсем ничего не знал. Он не имел представления о том, сколько сил приложил Пустой, чтоб отговорить Тенсу обучать его Финальной Гетсуге. Он даже не задумывался о том, как чертовски одиноко было Зангетсу в его мире, отныне навсегда запертом. Король не знал, как страдал его занпакто в тот день, когда он, скованный цепями, опускался на самое дно. И, конечно, Ичиго не мог услышать душераздирающий крик, доносящийся из самых глубин его души. Но теперь, стоя напротив своей точной копии, без всякого гнева или презрения глядя ему в глаза, он слышал. - Я беспокоился о тебе, идиот.

***

Дождь почти прекратился, и больше ничто не мешало сосредоточиться. Ичиго всё не решался уйти, пытаясь понять, откуда же, всё таки, падает свет. Лучи дробились в волнах, переливаясь, играя разными красками, навевая атмосферу спокойствия и уюта. - Ты всё ещё боишься этой формы? - как бы невзначай поинтересовался Пустой, разглядывая маску берсерка. - Наверное, я мог бы привыкнуть. - так же между прочим ответил Куросаки. - Я обещал старику, что научу тебя её контролировать. Ичиго перевёл на Пустого удивлённый взгляд, в котором уже виднелись искры того самого неподдельного интереса. - ...только при условии, что ты не переусердствуешь. Шинигами довольно кивнул, уже настроившись на суровые тренировки. Свет, так похожий на солнечный, как никогда щедро разливался на просторах бетонного города.