Наше всё

      Ваня был напуган. Напуган до чертиков. Непреодолимо тянуло блевать. И бежать. Настолько далеко, насколько только можно. Просто не находиться больше в одном помещении с поехавшим в конец Мироном. И бэк-мс побежал бы, но тело отказало в управлении, потому Рудбой лишь тихо произнес, стараясь лишний раз не делать резких движений: — Мир, давай… Давай ты просто сядешь и успокоишься. Окей?       Федоров выглядел откровенно мерзко и в наибольшей степени безумно. Такого с ним, наверное, не случалось. Во всяком случае Евстигнеев этого не застал. Мирон стоял в углу словно загнанный зверь, бешено вращая глазами. Руки в крови, да что уж там, вся его толстовка в ебаной крови. Тако требовательно рвалось наружу, и Ваня не выдержал. Привет, плитка. Здравствуй, ужин. «Дерьмо, — зашипел фотограф, упираясь руками в колени, — этого еще не хватало». Фрагментарно в голове снова замелькали клочки шерсти и ошметки плоти. Плитка познакомилась и с обедом. Совершенно не хотелось разбираться с вот таким безумием друга. Это уже слишком. Бывало, конечно, Мирон срывался, психовал, даже врезал как-то Рудбою за неосторожно брошенную фразу, но потрошить кошку… Это уже ебаный пиздец, о чем незамедлительно и оповестил Федорова его бэк-мс. — Я в порядке, Вань. Я нормальный, — затараторил мужчина, жутко скалясь и отталкиваясь от стены в сторону собеседника. Обои уже не спасти. — Блять, не двигайся! Не подходи, заткнись! — Евстегнеева накрыло. Истерика вперемешку с животным страхом — вот это коктейль. Для относительно замкнутого пространства два уже не совсем нормальных человека — это как-то много.       Ваня запнулся. Падать сейчас совсем не входило в его планы, но скользкий пол думал иначе. Неприятно приложившись копчиком, фотограф на секунду потерял из вида Мирона. Рудбой судорожно окинул взглядом помещение. — Кого потерял? — Хриплый голос за спиной спровоцировал лавину мурашек. Тронувшийся Мирон стоял в опасной близости. Евстигнеев напрягся. «Блять. Блять, блять, блять», — встать не представлялось возможным. Ваня стиснул зубы и приготовился к худшему.       Евстигнеев никогда не исключал возможности увидеть когда-нибудь ебнутого Федорова. Никогда до этого момента. Совсем не хотелось чувствовать липкие пальцы на своем плече, не хотелось беспомощно упираться взглядом в свою же блевотину, не хотелось осознавать происходящее и быть к нему хоть каким-то образом причастным. Возможность объявилась, когда не ждали. Хотя какое к черту не ждали? Мирон поехал, наверное, месяц назад, но Ваня конкретным таким образом игнорировал все возможные признаки. Откровенно жуткие фразы? Просто обычный черный юмор МС. Резкие неоправданные жесты? Спать по 5 часов в двое суток — и не так двигаться будешь. Абсолютно истеричные смешки? Ну да, тут что-то не то.       Правда, это «что-то не то» Евстигнеев почувствовал поздно. И теперь, слушая свистящее сбитое дыхание товарища над ухом, он всеми силами старался не думать обо всех стремных фильмах, что когда-либо видел. Начиная от ужасов, заканчивая порнухой. Не здесь и не сейчас Охра окончательно сожрет мысли Вани. — Знаешь, — уголки губ задрожали вверх, — я вот что думаю… Нам стоит сейчас осторожно подняться, пойти в ванную, умыться, прибраться и забыть обо всей этой хуйне. Понимаешь? — Боишься меня, — спокойно констатировал факт Мирон. Бэк-мс отрицательно качнул головой. — Если не боишься, то ты либо полнейший идиот, либо гнилой пиздабол. И что-то я не замечал за тобой затупов, — пальцы Окси больно надавили на желтые наручники, вынуждая фотографа отклониться назад.       Ваня затылком уперся в грудную клетку друга, ощутил его тепло, попытался сконцентрироваться на биении сердца. Федоров заведен. А на взводе он даже без всяких кошачьих потрохов на фоне довольно опасный тип. Да, блять, страшно. Ебически страшно. Так, что вполне уместно будет начать орать и сбивать кулаки о стены. — Евстигнеев, прекрати. Ты сейчас ведешь себя, как псих конченый. Завязывай вращать окулярами, будто я тебя сейчас с говном съем. Да, кошка не виновата, но и я, сука, держусь как могу. Заебало топить за ЗОЖ, но при этом дохуя пахать и нихуя не спать. Заебало постоянно сомневаться в каждом ебаном решении. Заебало обещать подгоны, когда уже давно решил ничем не обнадеживать людей. За-е-ба-ло. И, если тебе станет легче жить, животное ко мне в руки попало уже совершенно безжизненным телом. Договорился с ветеринаром знакомым, ок? И я, блять, отлично понимаю, что выглядит это максимально хуево. Понимаю твой страх. Понимаю, что мне этот пиздец не уладить за один месяц. Тем более одному. Поэтому, прошу, сука… Просто. Будь. Рядом. Большего я не требую.       Стабильный за последние сорок минут ступор перетек в такой себе сказочный ахуй. Рудбой не шевелился и, кажется, дышал через раз. «Вращать окулярами» он перестал и даже не пытался двинуться с места. «Это пиздец. Натурально».