Дела семейные

Прошло уже три дня с тех пор, как лорд Мэтайас стал Президентом Галлифрея, а Нарвин только подбирался к нижним слоям неразобранной почты, сложенной на рабочем столе. Над корреспонденцией он работал в часы затишья, и по сравнению с суматошными заседаниями Высшего Совета, работа с бумагами приносила благословенный покой. Возможно, год назад Нарвин был бы доволен атмосферой, царившей среди Орденов. Сейчас осторожны в высказываниях были все, даже те члены Высшего Совета, которые до гражданской войны были самыми рьяными последователями реформ Романы. Казалось, все жаждали побыстрее вернуть статус-кво, сложившийся до правления Романы и до войны, словно все неприятности можно было просто замести под коврик и благополучно о них забыть. Назначение Вэльеса Канцлером было одобрено практически единогласно. К сожалению, Нарвин не разделял энтузиазма своих коллег. Тот особый консерватизм, присущий Вэльесу, еще в довоенные времена считался устаревшим, а сейчас и вовсе был совершенно реакционным. В лучшем случае его можно было назвать попыткой выдать желаемое за действительное, в худшем же – еще одной формой опасного радикализма. Неприязнь между ними с Вэльесом была взаимной и носила не столько политический характер, сколько личный. Нарвина уже тошнило от бесконечных уколов со стороны Вэльеса в связи с тем, что он поддерживал Роману во время войны и в последующих президентских выборах. Вот только сегодня утром, когда Нарвин столкнулся с ним, возвращаясь из президентского кабинета, Вэльес в своей излюбленной едкой манере поинтересовался, как поживает Лила. – Откуда бы мне знать, я не видел ее с того дня, как Роману посадили под домашний арест, – честно, но тем не менее раздраженно ответил Нарвин. – Да-да, конечно, – многозначительно ответил Вэльес, вызывая у того еще большее раздражение. Чуть позже, разбирая корреспонденцию, Нарвин обнаружил причину самодовольства Канцлера – записку от Мэтайаса касательно ежегодного пересмотра виз для инопланетных жителей Галлифрея. Короткая записка гласила: «Рассмотрите, Вэльес мне уже плешь проел по этому поводу». Нарвин пока не решил для себя, что же его раздражало больше – мелочность Вэльеса, который держал зуб на Лилу за ее преподавание в академии, или то, что Мэтайас так быстро поддается влиянию. Однако же в одном они были правы: виза действительно истекла, и ее продление было в юрисдикции НРУ. Нарвин подумал, что решит этот вопрос, но не так, как им хочется. Первым импульсом было идти к Мэтайасу и заявить ему, что Канцлер не имеет прав указывать НРУ, как им работать, но затем ему в голову пришло более элегантное решение. Он отправил одного из своих агентов на поиски Лилы и углубился в работу, радостно представляя себе, как вытянется лицо у Вэльеса, когда он обо всем узнает. Мгновением позже Нарвин призадумался, сомневаясь в верности своего решения. Так ли уж хороша была эта идея? Он же не мстил – мстить было бы непрофессионально. Он поразмыслил над этим, мысленно составив целый список очень хороших причин для исполнения задуманного. Довольно кивнув, взял следующее письмо из уменьшающейся стопки бумаг и открыл его. Если кто-то попытается оспорить его решение или же попросить обосновать его, он был готов предоставить целый ряд обоснованных аргументов. Вскоре дверь открылась без стука, впуская посетителя. Лила вошла в кабинет так уверенно, словно и не была слепой. Выглядела она куда более отдохнувшей, нежели сам Нарвин, но куда менее довольной. – А-а, Лила, – начал было Нарвин, но прежде чем он успел ее хотя бы поприветствовать, она его прервала. – Зачем ты приказал мне сюда явиться? – И не думал приказывать, – он не собирался вот так сразу вступать в бой. – Я просто попросил тебя прийти. – Ты послал одного из своих шпионов найти меня и привести сюда. Он был очень груб, и тебе повезло, что я не вернула его тебе назад с ответом, вырезанным на его тощей груди. – Я был бы тебе очень признателен, – нахмурился Нарвин, – если бы ты не калечила тех немногих надежных агентов, что у меня остались. – Надежных? – Лила ухмыльнулась. – Я думала, что типы вроде тебя никогда не бывают надежными, Нарвин. Он не совсем понял, имеет ли она в виду агентов НРУ или собственно повелителей времени, но решил не уточнять. – Именно по этому поводу я и собирался… – Что? Так ты вызвал меня сюда, чтобы сказать мне, что я не могу тебе доверять? – ее тон был невинным, но по лицу было видно, что разговор ее забавляет. Она явно насмехалась над ним, что Нарвин принял за хороший знак, учитывая обстоятельства. – Лила, прошу, хоть раз дай договорить и не перебивай. Все эти переходные периоды для человека с моим кругом обязанностей – очень напряженное время, поэтому я надеюсь, что мы быстро все обговорим и покончим с этим. Как ты помнишь, у нас прошли сроки ежегодного рассмотрения визовых дел. Лила немного напряглась, сбитая с толку внезапным поворотом: – Я такого не помню… А-а, ты говоришь о той штуковине, которую вы выдаете всем инопланетникам, чтобы сказать им, насколько им тут не рады и что они должны выметаться, как только их срок закончится? У меня такой никогда не было. – Вообще-то разрешение есть и у тебя, – поправил ее Нарвин, – хотя я вполне понимаю, почему ты об этом не знала. Возможно, Андред или К-9 сделали всю подготовительную бумажную работу, а потом разрешение просто автоматически обновлялось, потому что ты была замужем за галлифрейцем. Лила нахмурилась. Нарвин видел, что все это для нее стало полной неожиданностью, что, наверное, было к лучшему, потому что Лила вполне была способна ринуться в бой против галлифрейской бюрократической машины, а это стало бы сущим кошмаром. – То есть ты имеешь в виду, – сказала она, хмурясь все сильнее, – что теперь, когда Андред мертв, у меня нет этой «визы»? И что ты заставишь меня покинуть планету, как тех инопланетных студентов из академии? – Ну, возможность, что разрешение не продлят, и правда существует, раз уж ты больше не жена повелителя времени и твой официальный статус президентского телохранителя будет вот-вот отозван… Лила рассмеялась ему в лицо, удивив Нарвина. Смех был резким, коротким и горьким, но по-прежнему дерзким. – И ты думал, что я буду умолять вас, повелителей времени, позволить мне остаться? Мне казалось, ты меня лучше знаешь, Нарвин. Я не стану никого умолять, потому что не хочу оставаться. На этой планете меня больше ничего не держит. Она забрала мою молодость, моего мужа и мое зрение, у меня не осталось больше ничего, что она могла бы еще отобрать. Я с радостью улечу отсюда. На миг Нарвина словно оглушило. Такого он не ожидал. – Но ты не можешь! – он так торопился ее остановить, что даже не успел подобрать понятные слова. Лицо Лилы приняло озадаченное выражение: – Не могу? Но ты только что сам сказал… – Это вообще не обсуждается. Ты не просто какая-то инопланетянка, ты была телохранителем Президента! Ты хоть понимаешь, какими знаниями ты обладаешь и насколько серьезно это может сказаться на нашей безопасности? – Я вас не предам! – Я и не намекал даже, – уверил ее Нарвин. – Но ты и правда считаешь, что далеки или сонтаранцы, в случае чего, будут у тебя вежливо спрашивать об этом? Нет, отпустить мы тебя не можем и точка. – Чего же ты тогда хочешь? Здесь я не нужна, потому что не галлифрейка, но и отпускать ты меня не хочешь, потому что я знаю ваши тайны. Или вы меня тоже посадите за решетку, как Роману? – рука Лилы зависла над ножом. – Можешь попробовать, Нарвин, если твоя жизнь тебе не дорога. – Вообще-то нет, – Нарвин откинулся на спинку кресла, довольный, что они наконец-то дошли до сути разговора. – У меня к тебе деловое предложение. – Не нравится мне твой тон, – ее поза стала еще более напряженной. – Уверен, мы оба останемся в выигрыше. Видишь ли, я сейчас в некотором затруднении. В гражданской войне я потерял очень много хороших агентов и, к сожалению, довольно многие из оставшихся предпочли Пандору и Даркел, так что в наших рядах раскол. Но это еще не все. В НРУ конкуренция всегда была высокой, кажется, несколько координаторов младшего ранга решили, что настал их час стать главным координатором. Возможно, они и сейчас так думают, так как мое положение при Мэтайасе сильным назвать очень сложно. Кажется, – Нарвин покашлял, чтобы скрыть свое смущение, – он считает меня «человеком Романы». Лила молча слушала его, но от нее явно веяло упрямым неодобрением всего, что он только что сказал. Нарвин чувствовал себя неловко, а потому просто продолжил: – Конечно, я буду сохранять верность Президенту и со временем разберусь с проблемами Управления, но до тех пор моя жизнь в опасности. И мне нужен кто-то, кому я могу доверять, кто-то, обладающий достаточной квалификацией, чтобы прикрыть мою спину. Короче, мне нужен телохранитель. Наконец-то до Лилы дошло, но никаких признаков облегчения на ее лице не появилось. Вместо этого ее лицо ожесточилось, а в голосе послышалась горечь: – А если я соглашусь, ты дашь мне разрешение остаться на Галлифрее. – Именно так, – Нарвин не мог понять, что ей не понравилось в этом раскладе. Лила и раньше была прекрасным телохранителем и уже в течение определенного времени вроде бы не сильно возражала против их совместной работы. – Нет, – ответила она. Нарвин моргнул. Язык отяжелел и не хотел ворочаться, мысли вдруг смешались. Он попытался придумать ответ, но все, что смог выдавить, было неразборчивое «Нет?». Горло сжало, и стало трудно дышать. Он посмотрел на свои руки: кончики пальцев были запачканы черным, словно он окунул их в чернила. – Нарвин, – позвала Лила, – кажется, тебе плохо. Стул со стуком отлетел, когда Нарвин рухнул на пол, корчась от судорог. Сквозь пелену он еще услышал, как Лила зовет доктора. * В медицинском блоке Лиле было неуютно. Неизвестная территория – тесная, уставленная множеством попискивающих и шипящих приборов – запутывала ее органы чувств, лишенные зрения. Ей приходилось напрягать слух, чтобы различить поверхностное дыхание Нарвина среди прочих звуков и подмечать в нем любые изменения. Не имея возможности видеть, только так она могла понять, просыпается ли он. Медсестра сказала, что раньше или позже, но он должен очнуться. Лила все еще злилась на Нарвина, хотя даже самой себе она толком не могла объяснить, почему это «предложение» так ее рассердило. Она до сих пор еще многого не знала об этом мире, так иногда говорила Романа в разговорах о политике, и это означало, что она делает ей какое-то предложение. А Нарвин сказал это таким самодовольным тоном, словно знал, что она не посмеет ему отказать. И уже одного этого было достаточно, чтобы разозлить Лилу. Хуже того, помощь была нужна именно Нарвину, но вместо того, чтобы просто попросить ее помочь, он нашел способ, чтобы заставить ее сделать это. У Романы и для этого было название. Шантаж. Лила не знала, почему оно называлось именно так, но для ее ушей звучание было как раз правильным – скользким и неприятным. Но самое противное, что Нарвин ждал от нее благодарности, словно сделал ей большое одолжение. Лила намеревалась высказать Нарвину, когда он проснется, все, что она думает о его поведении. А еще она чувствовала себя обязанной остаться у его больничной постели и дождаться хотя бы его пробуждения. Ее инстинкты не могли позволить ей бросить беззащитного человека, и кроме того, во время войны они с Нарвином сражались бок о бок, а это чего-то да стоило. И если бы он просто попросил ее о помощи, она бы помогла ему по доброй воле. Прерывистое дыхание подсказало ей, что Нарвин приходит в себя. – Письма, – прошептал он хриплым голосом, явно не до конца осознавая, где он, – я должен… – Ты в медицинском блоке, – сказала ему Лила. – Я тебя сюда притащила. – Как долго? – Не стоит благодарности, Нарвин. Врач сказал, что я как раз вовремя. Он сказал, что тебя… – Отравили, да, – нетерпеливо прервал ее Нарвин. – Я знаю. Яд был в одном из писем с моего стола, – он попытался сесть. Стон боли и скрип кровати подсказали Лиле, что попытка оказалась безуспешной. – Мне нужно выяснить, какое именно. – Чтобы больше никто не пострадал? – Чтобы тот, кто его послал, не успел замести следы! – раздраженно рявкнул Нарвин, но его организм решил, что повышать голос было ошибкой. Он начал задыхаться. – Но теперь они, скорее всего, знают, что это не сработало, так что только по письму я смогу отследить, кто это был. Он был прав, и Лила почти согласилась, почти предложила ему свою помощь, но напомнила себе, что это же Нарвин, который не только не заслуживал помощи, но еще и не умел ее ценить. – Доктор говорит, тебе повезло, что ты не регенерировал, – сказала она, поднимаясь. – Будь осторожен, Нарвин, потому что я сейчас уйду и больше спасать твою жизнь не буду. Может быть, если ты научишься заводить друзей и беречь их, тебе не придется никого заставлять тебе помогать. – Друзей? – возмущенно ей вслед крикнул Нарвин. – Я координатор НРУ! У меня не та работа, чтобы заводить друзей! – В том-то и беда, Нарвин, – пробормотала Лила. Она радовалась тому, что может наконец уйти. Нарвин доводил ее так, как не удавалось никому из повелителей времени. Большинство из них были обычными болванами, некоторые – чудовищами, но Нарвин, казалось, объединял в себе все то, что делало повелителей времени невыносимыми. Как Романа, он был так повернут на работе, что ко всему остальному оставался слепым и глухим. Как Даркел, он был жестоким и хитрым, и слишком трусливым для настоящей драки. Как Доктор, он всегда думал, что только он знает, как будет лучше, и всегда ее поправлял, но хуже всего было то, что иногда он казался храбрым и достойным человеком, на миг напоминая ей, ради чего она решила остаться на Галлифрее – только затем, чтобы снова доказать ей, как она ошибалась. * Романа какое-то время пораженно молчала, выслушав все, что пересказала ей Лила, а затем рассмеялась сухим нервным смехом, который у нее появился после выборов Мэтайаса Президентом. Сейчас она была уже не столь напряжена, лишившись власти, но вместо напряженности пришла горечь. Лила решила, что ничего хорошего в этой замене не было. – Какой же он все-таки странный человек, наш координатор Нарвин, – наконец изрекла она. – Попросить именно твоей помощи! Лила собиралась было уточнить, считала ли Романа ее плохим кандидатом в телохранители из-за слепоты, но гордость заставила ее придержать язык. Вместо этого она спросила: – Нарвин сказал правду? Он действительно может заставить меня покинуть Галлифрей? – Иностранцы на Галлифрее находятся в юрисдикции НРУ, – неохотно согласилась Романа, – так что да, наверное, может. Но я практически уверена, что за этим стоит что-то еще, а не просто Нарвин… Вполне возможно, что это Мэтайасу хочется, чтобы ты улетела, просто чтобы отыграться на мне. Лила вполуха слушала как Романа продолжала говорить о Мэтайасе. В последнее время она только о нем и говорила, чего Лила не могла понять. Ведь Роману предал Браксиэтель, а Мэтайас просто шел за ним. Тем не менее, Романа ни словом не упоминала Браксиэтеля, словно Мэтайас захватил президентское кресло самостоятельно. Романа замолчала, Лила подняла голову и увидела, что ее отвлекло – в комнате появился К-9. – Хозяйка, – сказал он, – мне нужно сейчас уходить. – Уходить? – удивилась Романа. – Куда? Зачем? – В Паноптикон, в штаб НРУ, – ответил тот. – У меня встреча с координатором Нарвином для получения дальнейших инструкций. – С Нарвином? – воскликнула Лила. – С каких это пор он тебе дает указания? – Поправка, хозяйка Лила: координатор Нарвин не давал инструкций этому модулю. Он послал сообщение, запрашивая моего содействия, и я принял запрос. Лила развернулась к Романе, почти ожидая взрыва президентского гнева, но Романа просто сказала с горечью в голосе: – Понятно. Крысы бегут с тонущего корабля. – Поправка, хозяйка: данный модуль изготовлен на Земле по образцу рода canis lupus, известного там под названием «собака», а не rattus norwegicus, известного как… – Да ладно, ты прекрасно знаешь, что Романа имела в виду, К-9, – упрекнула его Лила. – Так это правда, ты тоже ее предаешь? – Просьба координатора Нарвина никак не связана с хозяйкой Романой. Более того, существует 74,9% вероятности того, что моя помощь координатору Нарвину принесет ей пользу. – Правда? – встрепенулась Романа. – Каким образом? – Данный модуль не имеет права раскрывать информацию. У вас нет необходимого допуска к секретной информации. – К секретной информации? – Романа была впечатлена. – Ну-ну, похоже, Нарвин затевает что-то грандиозное. Интересно, что бы это могло быть такое. – Предположение, хозяйка, – несколько смиренным тоном произнес К-9, – мой анализ показывает, что координатору Нарвину все еще может понадобиться помощь хозяйки Лилы. – Конечно, понадобится, – оскалилась Лила. – Но это не означает, что он ее получит. Романа коснулась руки подруги. – Нет же, Лила, – сказала она, понижая голос до заговорщицкого шепота, – К-9 прав. Я хочу знать, что Нарвин делает, особенно если это будет в нашу пользу. А ты будешь моими глазами и ушами, – Романа на миг запнулась, понимая, что именно сказала. – Прости, Лила, это я в переносном смысле. – Знаю, – ответила Лила, отступая от нее. – Если бы ты говорила то, что думаешь, ты бы сказала, что я бы могла на тебя шпионить. – Наверное, именно это я и имела в виду, – вздохнула Романа, сдаваясь. – Но, Лила, ты должна понять, – ее голос стал почти умоляющим, выдавая ее отчаяние, – я так мало могу! Я схожу с ума, сидя тут дни напролет, отрезанная от всего мира, и мне совершенно нечем заняться. У меня, кроме тебя, не осталось друзей! Теперь мне никто не поможет, иначе стала бы я тебя просить о таком? Лила, неловко переминаясь, спросила: – Ты уверена, что это… это поможет тебе? – Да, да, поможет! – с готовностью отозвалась Романа. – Если бы я знала, что сейчас происходит в Паноптиконе, я бы подготовилась к последующим выпадам против меня. Приближается заседание суда по моему делу, мне нужна любая информация. Романа и раньше просила ее шпионить за людьми. Лила никогда не испытывала восторга по этому поводу, но сейчас это ей совсем не понравилось. Мысль о том, что нужно будет шпионить за Нарвином, напоминала ей о поступке Андреда. Еще она подозревала, что Романа преувеличивает, чтобы уговорить ее. Если так оно и было, то Романа была ничуть не лучше Нарвина, просто она для манипуляций использовала надежду, а Нарвин пытался использовать страх. С другой стороны, может быть, Романа и не преувеличивала. Лила не разбиралась в политике повелителей времени настолько, чтобы быть в том уверенной. Возможно, это действительно поможет в борьбе с врагами Романы. Но даже если и нет, отчаяние Романы было настоящим, и Лила не могла ей отказать. * – Лила! Какой сюрприз. Нарвин даже не пытался скрыть, что сюрприз для него был очень неприятным. Он-то надеялся, что К-9 явится без своих хозяек. Он планировал разобраться с Лилой позже, лучше всего после того, как решит текущее неприятное дело, но, естественно, ему не повезло. – И что заставило тебя вернуться? – Хозяйка Лила пересмотрела ваше предложение о трудоустройстве, – заявил К-9. Лила попыталась незаметно пнуть его по металлическому корпусу. – Спасибо, К-9, я и сама могу говорить. Нарвин нахмурился, разглядывая их обоих. Он было предположил, что Лила увязалась за псом, чтобы сказать, что К-9 ему не отдадут, или потребовать объяснений, для чего он понадобился. Он определенно не ожидал того, что она все же согласится быть его телохранителем, ведь ее отказ был таким красноречивым. С другой стороны, возможно, Романа объяснила ей, что пересмотр визы происходит не по вине Нарвина. В таком случае он был готов простить Романе все те необоснованные обвинения, которыми она в него бросалась годами. – Уверен, что так и есть. И что же ты хотела мне сказать? Лила поколебалась чуть дольше, чем полагалось. Иногда у нее получалось притворяться – во время войны Нарвин был свидетелем таких случаев – но вообще-то она плохо умела что-то скрывать. – Я прикрою твою спину, Нарвин, – наконец произнесла она, но ее это явно не радовало. Он подавил разочарование. – Это хорошая новость, но в данный момент мне не требуется твоя компания. Я на день уезжаю из Цитадели. Он собирался посетить место, которое в данный момент в плане опасности могло посоперничать со штабом НРУ, но он совершенно точно не хотел тащить туда Лилу ни насильно, ни по ее доброй воле. – Да? – Лила чуть склонила голову. – Ты охотишься на своего почти убийцу в пустошах? Но там я как раз могу быть куда полезнее К-9. – Что? А, нет, нет, – Нарвин энергично помотал головой. – К-9 не поедет со мной. Он останется тут, в моем кабинете. Можешь оставаться с ним, если хочешь. – Координатор Нарвин сделал предложение данному модулю поработать его секретарем в свое отсутствие, – пояснил К-9, звуча при этом несколько самодовольно. – Я буду исполняющим обязанности главного координатора НРУ. Лила сначала пораженно замерла, а потом от души рассмеялась: – Ты хочешь, чтобы К-9 работал вместо тебя, Нарвин? Сначала ты зовешь меня, потом его – у тебя что, настолько отчаянное положение? Впервые Нарвин был рад, что Лила его не видит, потому что от ее смеха у него запылали щеки. – Оно не отчаянное! Мне просто нужен кто-то компетентный для этой работы, и в данный момент это именно К-9. Он компетентный, надежный и не подозревается в покушении на меня. И вообще, внешность обманчива, а я считаю К-9 одним из самых мощных компьютеров на всем Галлифрее с тех пор, как мы потеряли Матрицу. – Ого, – сказала Лила, все еще смеясь, – ты слышал, К-9? Похоже, ты нравишься Нарвину. – У меня и правда нет времени, – координатор резкими движениями натянул перчатки. – К-9, все необходимые указания находятся в файлах, которые я тебе раньше передал. Надеюсь, что до завтра смогу вернуться. Лила, хорошего дня. Вполне предсказуемо (его никогда не оставляли в покое именно тогда, когда ему это было нужно) Лила последовала за ним, выходя из кабинета. Абсолютно все агенты, мимо которых они проходили, таращились на них без зазрения совести, но Лила, разумеется, этого не видела. А вот Нарвин видел, но времени на то, чтобы отчитать их за это, у него не было. – Я тебе не верю, – заявила Лила. – Если то место, куда ты отправляешься, безопасное, то почему ты берешь с собой оружие? Нарвин автоматически потянулся к стазеру. – Но как ты… – Я слышала, как ты проверил предохранитель, прежде чем мы вышли из кабинета. Так куда мы идем? – Мы никуда не идем. Если так хочешь знать, то это личное дело, которое не имеет ничего общего с работой. Это… дела семейные. – Семейные? – эхом откликнулась удивленная Лила. – Надо же, Нарвин, я не знала, что у тебя есть семья! – Конечно, есть! Почему у меня не должно быть семьи? И чтобы ты знала, Дом Стиллхейвен является одним из великих древних Домов Галлифрея, фактически, он намного старше домов Диптри или Хартсхейвен. Лицо Лилы смягчилось: – Ты говоришь правду. – Как мило, что ты мне веришь. Наконец-то. А теперь прошу меня извинить, у меня плотный график, и мне нужно добраться до другой стороны горы Кадон до наступления ночи. Не путайся под ногами. Они дошли до транспортного ангара НРУ, в котором на текущий момент находилось всего несколько свежевыращенных капсул ТАРДИС и парочка флаеров. К одному из них Нарвин и направился. Однако зайти в него он не успел: Лила, следовавшая за ним по пятам, вдруг преградила ему путь, встав у входа. – Ты бы не улетал навещать свою семью в такое время, если бы это не было очень важно. Ты всегда делаешь что-то с кор… – Лила запнулась, пытаясь вспомнить слово, – коры… –Корыстной целью, – вздохнув, помог ей Нарвин. – Да, вот. Это из-за убийцы? Ты думаешь, он нападет на твое племя? – Нет! С убийцей это вообще не связано. Отстань от меня, или мне придется сказать К-9, чтобы он выслал за тобой парочку агентов. Скоротаешь ночь в камере задержания НРУ. Лила фыркнула: – К-9 тебя не послушает! Но если ты не возьмешь меня с собой, я пойду прямо к Мэтайасу и скажу ему, что ты от него кое-что утаиваешь. Нарвин сжался – Лила даже не представляла, чем она угрожала. – Нет! Президент ни при каких обстоятельствах не должен об этом узнать! – Значит, я лечу с тобой, – она зубасто ухмыльнулась. – Ладно, – со вздохом согласился он. – Только не говори, что я тебя не предупреждал. * – Чем я думал? – тридцать микропериодов спустя простонал Нарвин, когда понял, как будет сложно. Слишком часто его жизнь напоминала непрекращающуюся череду катастроф, но этот случай был поистине выдающимся. – Для нас обоих все было бы намного проще, согласись ты поносить эти одежды всего несколько часов. – Он снова попытался вручить Лиле одежды, найденные во флаере. – Они во всех отношениях лучше твоих шкур: чистые, практически новые, подходят для любых погодных условий… – С чего ты взял, что они лучше? – поинтересовалась Лила. – Ты когда-нибудь носил кожаные вещи? – Я даже не стану отвечать на такой бессодержательный вопрос. Ни один повелитель времени никогда не станет носить органический материал мертвых животных, когда есть совершенные и отличные синтетические материалы. – У Романы в шкафу есть кожаные туфли. Я их сама видела, они красного цвета, – победно сдала подругу Лила. – Что ж, даже Романе хватает благоразумия держать их в шкафу. – Я ношу одежды воина племени севатим. Зачем мне еще какие-то одежды? – Ты одета очень… неформально, – Нарвин дипломатично умолчал о том, что на ней надето почти то же самое, что и во время ее работы под прикрытием в качестве экзотической танцовщицы. Да и вообще, он старался по возможности как можно меньше упоминать о той миссии. Лила вовсе не считала, что он выразился дипломатично: – То есть, ты хочешь сказать, я одета как инопланетница. – Я имел в виду то, что сказал. Мы едем на очень официальное мероприятие. – Я не хочу надевать эту одежду, Нарвин, – она скрестила руки на груди. – Да что с ней не так? Это стандартная форма НРУ и… – Вот что с ней не так! – раздраженный тон Лилы сменился на огорченный. Нарвин сел в кресло, все еще держа форму в руках. Такого поворота он не ожидал. – Ты так сильно презираешь разведывательное управление? Она отвернулась, уголки губ опустились, выдавая горечь: – Андред носил такую одежду, когда стал Торвальдом. – А-а, понятно, – Нарвин пожалел, что не додумался до этого раньше. Ему не хотелось, чтобы Лила считала, будто он забыл об Андреде. Да он и не забыл: после ошибочного решения довериться Даркел, вся эта история с Андредом и Торвальдом стала одной из самых сокрушительных неудач в его карьере, до сих пор вспоминать об этом было мучительно. Учитывая, что именно из-за него Андред ушел в подполье, а он этого даже не понял, что его содействие Даркел привело к тому, что Романа пошла на поклон к Пандоре, а это, в свою очередь, привело к гибели Андреда, на Нарвине лежала весомая часть вины. Целый ряд ошибочных суждений с его стороны – очень непрофессионально. Он углубился в управление флаером, наблюдая, как они пролетали над залитыми красным закатным солнцем склонами Кадона. Лила хранила молчание, но Нарвин не мог заставить себя обернуться и посмотреть на нее, даже зная, что она его не видит. – Андред был… хорошим агентом, – наконец сказал он. – Не хочу об этом слышать! – Нет, Лила, выслушай меня. Из Андреда получился агент лучше, чем Торвальд когда-либо мог бы стать, потому что все, что он делал, было ради Галлифрея. Не могу согласиться с его методами, но уважаю его намерения. Его смерть была трагедией, которой можно было бы избежать, если бы я сразу осознал, что у меня под носом происходит. Только вот в тот момент Нарвин даже не подозревал, что с Торвальдом что-то не так. Он просто посчитал, что регенерация хорошо сказалась на трудовой дисциплине Торвальда. Андред был сосредоточен на работе, а не на политике и власти, и ему можно было доверять, так что Нарвину понравилось с ним работать. Он был не просто хорошим агентом. Он был хорошим заместителем, предлагал конструктивные идеи, он был… идеальной правой рукой. Нарвин предположил, что все-таки это было самым подходящим термином, во всяком случае, более профессиональным, чем «друг». Лила не издала ни звука, слушая, затаив дыхание. После долгой паузы она хрипло произнесла: – Романа послала меня за тобой шпионить. – О! – только и вымолвил Нарвин, не зная, расстраиваться ли из-за того, что так и не завоевал доверия, или из-за того, что его снова провели. – Но я не буду шпионить, – ее голос слегка дрожал, то ли из-за гнева, то ли от страха, он не смог понять. – Ни для нее, ни для кого. После того, что случилось с Андредом… Я не стану такой, как он! Она попыталась встать, но в небольшом флаере, летящем на полной скорости и маневрирующем между восходящими потоками воздуха гор Кадона, это было не самой лучшей идеей. Нарвин попытался ее успокоить: – Я считаю, тут опасности никакой нет. Из тебя никогда не получится хорошей шпионки. Ее дыхание немного успокоилось, и она спросила нормальным голосом: – Ты думаешь? – Да. Поверь. – Ты это как шпион говоришь? – она сухо рассмеялась. – Я тебе говорю это как человек, который раньше и не собирался работать на НРУ. Когда я только начал обучение, меня все бесило. Машины не притворяются и не действуют нелогично. Они подчиняются своим законам до конца. Ты можешь быть идеальным инженером по данным и ни разу не столкнуться с моральной дилеммой. Будучи шпионом, тебе приходится не только идти на компромиссы. Тебе приходится компрометировать себя. Ты не можешь себе позволить иметь друзей или честь. Чтобы сберечь свои самые ценные идеалы, тебе иногда приходится их предавать. Вот что пытался сделать Андред, и это его сломало. И если бы ты попробовала сделать то же самое, это сломало бы и тебя. – Но ты-то не сломался. Нарвин взглянул на Лилу, не совсем уверенный, было ли это вопросом или утверждением, или сомнением. – Нет, – ответил он, – мне кажется, на меня это не сильно повлияло. * Лила не была так расстроена с тех пор, как потеряла зрение, или даже с тех пор, как умер Андред. Этот разговор с Нарвином вскрыл старые, плохо зажившие раны. В глубине души она знала, что ничего такого в этой одежде нет – она ничего не значит. Доктор как-то сказал ей, когда она спросила, зачем ему такой длинный шарф: «Не одежда делает из нас человека, а человек дает вес одежде. И я сейчас не о той устрашающей леди, что связала мне этот шарф, ведь она и не человек вовсе». Доктор обычно любил сказать что-нибудь в таком духе, что невольно вызывало вопрос – мудрец он или глупец, но ей казалось, что он прав. Некоторые одежды обладали истинным могуществом, вроде пояса Президента на Галлифрее или церемониальных одежд шамана племени севатим, но могущественны они были потому, что являлись инструментом – полезным и сделанным человеком, а не потому, что они как-то особенно выглядели. Сила этой формы НРУ была только в ее голове, она получила бы власть над Лилой только, если бы она это позволила сама, но Лила не была уверена, что сильнее ее, а потому надевать форму боялась. Когда-то она считала себя сильнее Андреда, но так ли это? В этой битве острое лезвие и верная рука были бесполезны, здесь нужно было бороться сердцем, а оно было потрепано и надорвано, как подошва кожаного сапога, если слишком долго идти. – Прибудем меньше чем через десять микропериодов, – донесся до нее голос Нарвина, и она услышала, как он трет виски, а затем как его рука, затянутая в перчатку, скользнула по металлу стазера, проверяя, на месте ли он. Звук был на удивление успокаивающим. Совершенно ясно, что Нарвин ожидает неприятностей, а сейчас это было единственным, что радовало ее сердце. – Скажи мне, – она выпрямилась в кресле, – зачем тебе нужно оружие, чтобы навестить семью? – Я не собираюсь его использовать, – ответил он, ощущая неловкость. – Это просто предосторожность. Если дело дойдет до драки, мы окажемся в меньшинстве. Так что будь добра, Лила, воздержись от провокаций. – В меньшинстве? Там, куда мы пойдем, живет много твоих людей? – В обычное время нет, но сегодня – особый случай. Наверное, пора уже тебе сказать. Я посещу церемонию прощания и зачитывания завещания. – Кто-то умер? – О да, кто-то умер, – мрачно хохотнул Нарвин. – И ты тоже при этом присутствовала, Лила. – Правда? Но я не была знакома с кем-то из твоей родни! Должно быть, Нарвин ошибся или просто не сказал об этом? Лила попыталась вспомнить тех, кто погиб на войне и по ком бы горевал Нарвин. На ум никто не приходил, но, с другой стороны, тогда она не сильно обращала внимание на чувства Нарвина, так как он, как и большинство повелителей времени, изо всех сил старался сделать вид, что чувств у него нет вообще, а Лила и Роману-то с трудом могла «прочитать». – И кто же это? – Верховный инквизитор Даркел, – сказал Нарвин, смакуя реакцию девушки на откровение. – Даркел! – воскликнула Лила, инстинктивно выдергивая нож. – Она твоя родственница? – Не из близких, но родней была, – ровным голосом ответил он. – Не стоит так удивляться, Лила. Большинство древних домов связаны друг с другом родством. Кажется, и с Романой мы какие-то дальние родственники, а бывший президент Браксиэтель среди прочих, менее славных связей, был в родстве с Президентом Флавией… – Я не об этом, – Лила прервала Нарвина, прежде чем тот успел изложить ей все свое генеалогическое древо. – В моем племени все тоже имели родственные связи. – Конечно, я не имею в виду собственно кровное родство, – продолжил он, не обращая внимания на слова Лилы. – Если бы мы все еще производили потомство биологическим путем, правящая верхушка Галлифрея была бы сильно вырождена. Существует причина, по которой повелители времени являются высшими существами, и суть здесь не только в длительности жизни. Большинство из нас являются продуктом скрупулезной генной инженерии, даже если в нас и присутствуют гены родителей. – И что в этом такого особенного? – фыркнула Лила просто, чтобы досадить Нарвину, поскольку его высокомерие ее сильно раздражало. – В моем мире существовал сумасшедший компьютер, который разводил людей как животных, точно так же, как со своими детьми поступаете и вы. В моем племени севатим были только сильные и смелые воины, которые могли бы выжить в лесу, а племя тэш жило на базе среди всяких компьютеров и машин, и они были такими умными, что с помощью разума могли проделывать всякие психические штуки. Но Нарвина ее слова поразили, а не разозлили: – Я… э-э… и представить не мог, что у твоего народа были передовые знания о евгенике. У меня складывалось впечатление, что вы были примитивными людьми. – Не надо так поражаться, – Лила расстроилась еще больше. – Ничего хорошего в том не было! – И все равно, согласись, система работала, по крайней мере, если судить по тебе. Мне кажется, мало кто из людей приспособлен к насилию и выживанию так, как ты, плюс к этому – у тебя нет очевидных дефектов, возникающих при инбридинге, – его тон был настолько самодовольным, что ей немедленно захотелось продемонстрировать это самое насилие. Она услышала, как Нарвин щелкал тумблерами и кнопками пульта управления, а потом вдруг сказал серьезным голосом: – Я лечу на эту церемонию прощания не из большого уважения к семье или к Даркел, Лила. Ты должна понимать, что Дом Стиллхейвен чрезвычайно консервативен. Никто из нас не поддерживал приход Романы на должность Президента, и самым ярым противником каждой из проведенных ею реформ был именно наш Дом. Более респектабельных или стабильных в политическом плане людей, чем моя семья, еще поискать надо: раньше никому из родственников Стиллхейвена и в голову не пришло бы противоречить законно избранному Президенту. Но, боюсь, те времена остались в прошлом. – Они – наши враги. – Зависит от того, кого ты подразумеваешь под «нами». – Роману и тех, кто ей верен. Кого еще я могла иметь в виду? – Конечно, я и забыл, – пробормотал Нарвин. – Но это еще не все. Браксиэтеля в нашем доме тоже особо не жаловали, и что бы они ни думали о Мэтайасе до выборов, когда он победил Даркел и получил президентство от Браксиэтеля, я уверен, что его тоже рассматривают как человека Романы. – Хотя это и не так. – Пока еще слишком рано об этом судить, – тон Нарвина навел Лилу на мысль, что либо он знал что-то, ей недоступное, либо делал вид, что знает больше нее – с этими повелителями времени никогда не угадаешь, они часто напускали таинственности. – В любом случае, в данный момент все это неважно. А важно то, что прославленный Дом Стиллхейвен считает Мэтайаса столь же плохим выбором, как и Роману. А раз уж я верен Президенту, то, значит, и я столь же плох. Если честно, это просто смешно, и я такого от семьи не ожидал, ведь я всегда ясно выражал свое недовольство радикальными реформами Романы… – Значит, они и твои враги тоже, – подытожила Лила. Нарвин устало вздохнул: – Да. Помнишь то письмо, что чуть не отравило меня? Это было приглашение на церемонию прощания с усопшей. * Огромная территория с родовым гнездом Дома Стиллхейвен раскинулась на северных склонах горы Кадон с незапамятных времен. Его фундамент был заложен еще до строительства великой Цитадели, и с тех самых пор дом и его обитатели процветали, ведя уединенную жизнь среди гор, вдали от бурной жизни Капитолия. Это было практически самодостаточное поселение, в котором всегда пребывало от двадцати до двух сотен родичей Стиллхейвен. Нарвин, будучи ребенком, никогда не проводил особенно много времени на этих землях, и потому до сих пор удивлялся тому, какими истинно обширными были их владения. Земля там не обрабатывалась – сельское хозяйство прекратилось тут еще до времен Рассилона, а охота – даже в виде спорта – вышла из моды тысячелетия назад. Может быть, в эти сложные времена люди снова начнут обживать эти уединенные земли. Сейчас Стиллхейвен был полон людей. Снижаясь перед посадкой, Нарвин увидел небольшой флот в миниатюре – там были флаеры, клипперы и множество других видов судов, разбросанных по лужайкам, словно причаленные в доках корабли, чьи солнечные панели и металлические бока горели в лучах заходящего солнца. Нарвин в последний раз бросил страдальческий взгляд на Лилу. Естественно, в ней сразу же все опознают чужестранку-телохранителя Романы, но, с другой стороны, и черно-белые одежды НРУ Нарвина точно так же бросались в глаза. Он мог бы попытаться прилететь инкогнито – у него все еще оставались в гардеробе аркалианские одежды, в которых он с легкостью бы растворился среди своих родственников, но согласно едва сформировавшемуся в голове плану, принадлежность к органу власти должна была обеспечить его защитой. А потому он выбрал самую претенциозную форму с золотой оторочкой, ненужным поясом и ужасно неудобным воротником, из-за которого невыносимо чесались шрамы, полученные от осколков бомбы, почти прикончившей его во время военных действий. Но ему удалось выдержать разницу между впечатляющим видом и клоунским нарядом. – Лила, – почти умоляюще произнес Нарвин, – говорить буду я. – У меня нет желания общаться с твоим племенем, – ответила Лила рассеянно, осторожно выходя из флаера и ступая на траву. На миг ее лицо осветилось улыбкой, она подняла голову, наслаждаясь солнечными лучами, а затем снова нахмурилась и вздохнула: – Воздух здесь такой свежий и насыщенный. Жаль, что я не вижу неба. – Долина считается… живописной, – неохотно признал Нарвин. – По-твоему это значит «красивая»? Он не ответил. Интерес Лилы заставил его более пристально осмотреться, и изменения, которые он заметил, перехватили у Нарвина дыхание. Когда Лила поняла, что он все еще молчит, она подошла ближе. – Что-то случилось? – тихо спросила она. – Южные ворота забаррикадированы, – ответил Нарвин, медленно осматривая территорию и подмечая все новые изменения. – На стенах подпалины, а на газонах палатки с беженцами. Я и не подозревал, что война докатилась так далеко. – Ты не проверял, цела ли твоя семья? – Не было времени, – рявкнул Нарвин и чуть спокойнее добавил: – И я никогда не думал, что Стиллхейвен когда-либо увидит войну. Эти стены не знали выстрелов десятки тысяч лет. В молодости оружие, пронесенное на такое мероприятие, вызвало бы скандал, а сейчас у дверей вооруженная охрана. Галлифрей представляет… представлял собой самую древнюю и самую мирную цивилизацию в галактике. На землях Галлифрея войны не было дольше, чем некоторым видам требуется времени, чтобы обрести разумность. Мы обладаем одним из самых мощных и смертоносных видов оружия во вселенной, но со времен рассилоновых войн мы никогда не использовали его ни для завоевания, ни для уничтожения. Вот это и делает нас величайшей цивилизацией из всех, понимаешь, Лила? Мир и стабильность. – Больше не величайшая, – сказала Лила, – Война пришла и на Галлифрей, теперь вы ничем от всех остальных не отличаетесь. Это было больно, особенно, учитывая, что Лила даже не пыталась скрыть довольный вид, но это было правдой. – Мы опаздываем, – Нарвин мобилизовал весь свой авторитет и достоинство, каким обладал. – Похоже, что большая часть гостей уже на месте. Все время держись меня. – Прикрыть спину? – уточнила Лила, следуя за ним, все еще осторожничая на незнакомой территории. – Да, но еще и внимательно слушай, что говорят вокруг. Пользуйся этими своими инстинктами и тихо подсказывай, если замечаешь что-то подозрительное. – Но если это так опасно, почему ты не взял больше оружия и своих людей? – поинтересовалась она. – Потом поговорим, – они как раз подошли к главному входу, где, к удивлению Нарвина, стоял чопорный молодой человек в ливрее охраны дома Стиллхейвен и, держа в одной руке стазер, проверял приглашения. – Имя? – требовательно спросил охранник. – Главный координатор НРУ Нарвин. Я есть в списке. Однако охранник проигнорировал список, он полунасмешливо, с примесью сладострастия пялился на Лилу. Нарвин опасно сузил глаза: – А это леди Лила из дома Диптри. Лила моментально вспыхнула гневом: – Никакая я не леди из… – развернувшись к нему лицом, начала она, но тут же получила незаметный тычок локтем от Нарвина, на который, при других обстоятельствах, он бы никогда не отважился. – Леди Лила из дома Диптри, – повторил он еще раз чуть громче и просто пошел мимо охранника, зацепив того плечом и потянув за собой свою спутницу. – Ты доведешь до того, что нас вышвырнут раньше, чем мы успеем войти, – прошипел он яростно. – Но я же не леди из дома Диптри, – прошипела она в ответ, стряхивая его руку. – Андред мертв, а я просто Лила из племени севатим. Тебе этого не достаточно? – Да я бы тебя представил как тайную дочь Рассилона, если бы думал, что это хоть кого-нибудь здесь впечатлит, – рявкнул Нарвин. – Ну честно, ты что, совсем тонкостей не понимаешь, да? Даже если Лила и собиралась ответить, звук гонга ей помешал. Собравшиеся гости молча встали лицом к подиуму, на котором стоял очень старый представитель Дома в церемониальных одеждах, ударявший в гонг. Рядом с гонгом на пьедестале стояла урна. Старик прочистил горло и произнес: «В память о благородной Даркеллаквистраастрид я всех приглашаю на это поминание». На этом церемониальная часть вечера завершилась, и Нарвин был очень рад, что пропустил все ритуалы и напыщенные речи. Без сомнения, Даркел затребовала полный пакет услуг со всей невозможной помпезностью. Большинство из молодых посетителей выглядели осоловевшими от ужасающей скуки, но более зрелая и ушлая часть гостей уже рассредоточивалась по газонам и заводила друг с другом нужные разговоры. Политика и интриги в память о ней — Даркел бы это одобрила. Прежде чем он успел осмотреть толпу, чтобы хотя бы примерно понять, кто бы мог его отравить, к ним подошел низкорослый пожилой повелитель времени. Можно даже сказать, что он был древним, как по годам, так и по внешности, но его лицо лучилось здоровьем и бодростью. – И кого же это мои старые глаза выследили? – воскликнул он, рассмеявшись своему каламбуру. – Ба! Да это же мой любимый племянничек, малыш Нарвин! И как в наше время поживают жучки? У Мардж они до сих пор на чердаке хранятся, знаешь ли. Всегда стонет о том, как ей жаль, что ты не сделал карьеры в Академии. Нарвин все бы отдал за то, чтобы сбежать куда угодно, но дядюшка прочно вцепился в него своей костлявой, но крепкой рукой. – Я сейчас работаю в Небесном Разведывательном Управлении, дядюшка Пенделл, – процедил он сквозь зубы. Пенделл всегда был наименее любимым из его дядьев. До своей отставки тот работал в новостях и до сих пор оставался неисправимым болтуном, для которого самым большим развлечением было вытаскивать из каждого разные постыдные секреты. А прямо сейчас старикан подмигивал Лиле. – Конечно, сынок, – он повернулся к Нарвину, – но даже у координатора должны быть увлечения. Хотя, как я погляжу, ты перешел к исследованию куда более экзотической фауны. – Остерегись, старик! Я знаю это слово, и оно мне не нравится, – Лила гордо задрала подбородок и яростно уставилась в пространство повыше левого плеча Пенделла. – Мне тоже не нравится, – быстро произнес Нарвин, чтобы не произошло столкновения (он сказал абсолютную правду, ибо сочетание слов «экзотический» и «Лила» в одном предложении заставляло его щеки предательски краснеть со времен той треклятой фальшивой конференции). – Лила… – он запнулся, потому что, черт возьми, он не мог ее назвать даже одним из своих агентов, ведь тогда вместо Пенделла его выпотрошит уже Лила. – Лила – моя спутница. «Нет, нет, нет, это еще хуже», - подумал он. – В смысле, я хочу сказать, что она мой телохранитель. Да, мой личный телохранитель. Брови Пенделла взметнулись вверх, чуть не спрятавшись под копну волос, а сам он начал сдавленно хихикать. – Что ж, – сказал он, заговорщицки понизив голос, – надеюсь, у нее в этих не особо широких рукавах не только ножи припрятаны. Если ты понимаешь, о чем я. – Я тебе продемонстрирую свои ножи! – Лила сделала к нему шаг. Что бы ни говорили о Пенделле, но трусом он не был. Он бросал оскорбления по меньшей мере пяти президентам в лицо и все еще оставался жив и на свободе, а ярость Лилы заставила его лишь отступить немного в сторону. – Пожалуйста, не нужно, милочка. Я не хотел смутить Нарвина, он с этим и сам прекрасно справляется, – Пенделл похлопал Нарвина по плечу. – Тут есть люди, которые считают, что ты наломал дров, в политическом смысле, конечно. Он развернулся на пятках, едва избежал столкновения с робослугой, шедшим с подносом с напитками, и тут же потерялся бы в толпе, если бы Нарвин его не догнал. – Подождите, – он выдернул рукав из хватки Лилы и, пытаясь говорить тише, снова обратился к старику: – Пенделл, вы сказали, что тут есть кое-кто недовольный мною, но вы не могли бы сказать, кто именно? Каким бы унизительным ни было сообщение Пенделла, на самом деле его можно было рассматривать как жест дружеской поддержки. Может быть, он захочет сделать еще одну дружескую подсказку. А уж если кто-то в Доме Стиллхейвен и знал все слухи, так это был он. Пенделл нахмурился и снова отошел. – Я бы сказал, что почти все, – сказал он уже без добродушия в голосе. – И если ты искал прощения, то я не понимаю, зачем ты притащил за собой телохранителя бывшего Президента. В политическом смысле это выглядит слишком неуклюже, даже для тебя. А теперь прошу меня простить, я тороплюсь на фуршет. Пенделл ушел, и на этот раз Нарвин не пытался его остановить. Такое неожиданное развитие событий выбило его из колеи. Среди членов его семьи были люди, которых он мог бы заподозрить в желании убить его, если бы это принесло какие-то выгоды, но Пенделл среди них не значился. Боялся ли он приспешников Даркел, или ему просто было наплевать? – Ты удивлен, – сказала Лила, остро подмечая детали, как и всегда. – Твой дядя не всегда был таким грубым? – Грубым? Был, – ответил Нарвин. – Жестоким – нет. Он снова обежал глазами толпу, подмечая тех, кто явно на них пялился и кому было все равно. Рядом с подиумом в неплотном кругу стояли самые влиятельные члены Дома Стиллхейвен — леди Тамардж, кардинал Валоксин, лорд Хильдинг, который, по слухам, был вероятным кандидатом на пост нового Верховного инквизитора, а также их супруги и близкие друзья. К ним только что присоединился Пенделл и рассмеялся над какими-то словами Хильдинга. Лила внезапно коснулась его плеча: – За нами кто-то наблюдает, – шепнула она. – Я это чувствую. Нарвин махнул одному из робослуг, воспользовавшись этим движением, чтобы посмотреть, права ли Лила. Но вместо робослуги напиток ему протянула ухмыляющаяся женщина в аркалианских одеждах. – Вижу, ты рассматриваешь внутренний круг, – сказала она. Ты должен быть там, Нарвин, ты заслужил право быть среди них. Даже Даркел в конце концов почти уважала тебя. – Замолчи, – вмешалась Лила, наполовину вытащив нож из ножен. – Не трогай его. Женщина рассмеялась и протянула Лиле второй бокал вина: – Если бы я захотела убить Нарвина, я бы не делала это так открыто. Ты не представишь нас друг другу, Нарвин? – Элидия, – он без выражения произнес ее имя. Он должен был догадаться, что она здесь окажется. – Председатель Элидия, – поправила она, – но ты можешь звать меня просто по имени в память о былых временах. И кто же твоя восхитительно необычная сообщница? – Я Лила, – представилась Лила, отпив немного вина. – Напиток в порядке, Нарвин, он не отравлен. – Потрясающе, – выдохнула Элидия. – Генетически усиленные рецепторы как компенсация слепоты? – Нет, в Лиле все натуральное, – Нарвин неловко переминался между дамами, пытаясь придумать способ быстро закончить этот разговор. Элидия могла бы помочь, но она точно так же могла и оказаться врагом. Он никогда не мог ее толком понять. – Я здесь не для пустой болтовни. – Разумеется, нет, – Элидия взглянула на него поверх кромки бокала. – Ты здесь чтобы заслушать завещание Даркел. – Ага! – воскликнула Лила, забыв об осторожности. – Так вот почему мы здесь! У Даркел было что-то, что нужно тебе, и она передаст это своим наследникам. – Ум столь же острый, как и язык, – Лила на миг замерла то ли от самого комплимента, то ли от того, как его произнесли. Элидию рассмешило это внезапное молчание, она переводила взгляд с Нарвина на Лилу. – Думаю, Даркел в тебе ошибалась, Нарвин. Она считала, что Президент Романа околдовала тебя своими женскими чарами, но очевидно, что явно не это держало тебя на ее стороне. Нарвин подавился вином: – Даркел так считала? – Я говорила ей, что это смехотворно, но Даркел по-своему тебя любила. Помню, как она постоянно зудела о том, что ты однажды станешь политически выгодной парой, если кто-нибудь поможет тебе с карьерой в НРУ… – Поможет мне!? Да все, что делала Даркел – это использовала меня в своих собственных целях! – фыркнул Нарвин. – Да, – кивнула Элидия. – Старая добрая Даркел. Время от времени я по ней скучаю. После этих слов она грациозно упорхнула и смешалась с толпой, оставив Нарвина таращиться ей вслед с открытым ртом. Лила, допившая вино и уронившая бокал в траву, все еще выглядела озадаченной. – Романа не ведьма! И что она имела в виду, сказав, что «тебя держало не это»? – Я сомневаюсь, что она вообще что-то имела в виду. Скорее всего, она просто развлекалась за наш счет, – мрачно изрек Нарвин. – Не могу сказать, была ли эта женщина врагом или другом, – Лила покачала головой, – и все же… Мне кажется, ты ей нравишься. Это очень странно… По-моему, я еще не встречала никого, кому бы ты нравился. – Да и ей вряд ли, – пробормотал Нарвин. Он был все еще оскорблен смехотворными инсинуациями Элидии, но кое-какие ее слова всколыхнули память, и он осознал, как долго Даркел пыталась его использовать. Должно быть, еще с момента его вступления в НРУ она знала, что он станет ее проводником в мир, в котором до него у Дома Стиллхейвен не было никаких связей. – Ты ей не нравишься? А почему? – упорствовала Лила, явно не собираясь оставить эту тему в покое. – Потому что она сестра Даркел. И я чуть было на ней однажды не женился. Лила громко рассмеялась. – Элидия была твоей нареченной? Это был «политический брак»? Со стороны Элидии это действительно был бы политический брак. Они знали друг друга с детства, но она никогда не выказывала к нему никакого романтического интереса до его вступления в ряды НРУ. Ее внезапный интерес тогда его не удивил – он был молод, неопытен и слишком доверчив, чтобы понять, что это Даркел дергает его за ниточки. Он тогда просто подумал, что девушки считают шпионов более привлекательными, нежели инженеров, и что даже Элидия, хоть она и была разумнее многих других, не смогла устоять перед опасными чарами его новой профессии. Естественно, сначала ему было приятно, потом он был польщен, потом обрел самоуверенность. Он даже мечтал о том, что станет уважаемым и популярным. Пузырь самодовольства лопнул, когда Элидия разорвала помолвку. – Уверена, что тебя ждет блестящая карьера шпиона, Нарвин, – сказала она тогда ему, – но я нахожу слишком утомительной всю эту возню с политическим браком. Это было унизительно и даже обидно, но, оглядываясь назад, Нарвин был благодарен тому цинизму, который приобретался вместе со службой в НРУ. С тех пор он никогда больше не развлекался мыслями о популярности, власти или личной славе. Он сосредоточился исключительно на карьере ради себя самого и в конце концов понял, что находит в своей службе больше удовлетворения, чем принес бы ему брак. Без Элидии он, возможно, не стал бы тем агентом, каким был сейчас, но, если бы она стала его женой, он совершенно точно бы стал тем тщеславным и испорченным человеком, каким его хотела видеть Даркел. – Да, – ответил он на вопрос Лилы, содрогнувшись от жуткой мысли о том, как могла бы сложиться его жизнь. – Это был бы политический брак. * Только теперь Лила по достоинству оценила семью Андреда. Когда они только поженились, она просила его не настаивать на том, чтобы подружиться с его семьей. Хотя некоторые члены семьи и проявили жест доброй воли, тепло поприветствовав ее, она понимала, что никогда не сможет вписаться в их общество и стать членом семьи. По крайней мере, они в достаточной степени любили Андреда, чтобы принять его выбор спутницы жизни. А вот семью Нарвина можно было сравнить разве что с ямой, полной хищных рептилий. Так что она даже обрадовалась, когда снова прозвучал гонг и старейшины племени призвали всех собраться для зачитывания завещания покойной. Лилу беспокоило то, что она до сих пор не знала, ради чего Нарвин сюда прилетел. Если какая-то вещь раньше принадлежала Даркел и Нарвин хотел ее заполучить, это могло быть только нечто опасное. Может быть, какое-то секретное оружие Пандоры? Как бы ей хотелось снова видеть, чтобы получить более подробное представление о том, что их окружает, на случай, если придется спасаться бегством. А еще она почти все отдала бы за то, чтобы рядом был верный К-9. Список принадлежавших Даркел вещей был очень длинным, казалось, что каждую вещичку она завещала самым разнообразным своим родственникам. Для Лилы все это было крайне утомительным. Зачем таким образом разделять свои владения? И кому вообще захочется получить платья Даркел? С каждым пунктом наследства Нарвин все больше нервничал, что-то бормоча себе под нос о том, насколько Даркел хитрая и коварная женщина. Лила придвинулась ближе и прошептала ему на ухо: – То, за чем мы прилетели, не значится в списке? Нарвин вздрогнул от неожиданности. – Боюсь, Даркел предвидела мое присутствие. Оно может находиться в любом из этих сундуков, свитков или церемониальных шляп. – Так что будем делать? – Нам остается только одно, – ответил он мрачно. – Будет драка? – идея перерезать горло парочке человек из племени Нарвина ей понравилась, радость омрачало только то, что силы были неравны. – Будем надеяться, что нет. Но если избежать этого не удастся, как координатор НРУ я даю тебе все полномочия применять силу при необходимости, – и он вложил небольшой стазер в ее ладонь. Лила сделал глубокий вдох. Хорошо будет погибнуть именно здесь – под открытым небом, где под ногами мягкая трава, а чистый ночной ветер остужает лицо. – Да будет так, – просто ответила она. Когда старейшина дошел до конца завещания, Нарвин направился вперед, прокладывая себе дорогу сквозь толпу. Лила следовала за ним по пятам, придерживаясь за край рукава его робы одной рукой и пытаясь выглядеть как можно более устрашающе. Они пробрались через толпу, поближе к говорившему, который остановился посреди предложения, прочистил горло и недовольно спросил: – Что это там за волнение? – Простите, Дроувер, – Нарвин повысил голос, чтобы его было слышно, несмотря на гомон толпы, – но я объявляю данное собрание незаконным согласно статье 237 Конституции Галлифрея. – Двести тридцать семь? – просипел справа от Лилы чей-то голос. – Да что эта молодежь о себе возомнила? – Согласно статье двести тридцать семь, – подтвердил Нарвин, и Лила четко ощутила, что он получает от этого мрачное удовольствие, – в соответствии с Законом о чрезвычайном положении, любое собрание десяти или более человек должно получить разрешение Высшего Совета, Кастеляна или НРУ, в противном же случае все собравшиеся подозреваются в государственной измене. – В соответствии с Законом о чрезвычайном положении? Но он же сейчас не действует! – протестующе заявил женский голос. – Вот тут вы ошибаетесь, кардинал Дрелла, – Нарвин шагнул на подиум. – Президент Мэтайас находится на своем посту только три дня, и он до сих пор официально не отменил чрезвычайное положение. Являясь высшим представителем законодательного органа в данном месте, я обладаю правом распустить это собрание и конфисковать все предметы, перечисленные в данном списке. Среди траурного собрания раздавались возмущенные выкрики, но никто так и не посмел прямо угрожать Нарвину. На мгновение Лила подумала, что, возможно, они выиграли эту битву одними словами. Затем старейший снова прочистил горло и ударил чем-то тяжелым о пол. – Я как раз собирался огласить, – продолжил он, – последний пункт из списка: «Если мой кузен Нарвин почтит своим присутствием церемонию чтения завещания, я оставляю ему ключ от своих хранилищ. Нарвин замер. – А, что ж… Это неожиданно. – Нет! – закричала Лила и попыталась его оттащить, но опоздала. Она еще успела схватить его за одежду, когда раздался громкий удар, Нарвин дернулся под ее руками, и они вместе рухнули на пол. Лила тут же вскочила на ноги, направляя стазер то в одну, то в другую сторону. – Прочь! – заорала она. – Отойдите, или я буду стрелять! Что-то кольнуло ее в плечо, словно комар укусил. Пока она сообразила, что это яд, у нее уже подкосились ноги, и она рухнула на пол рядом с Нарвином. * Сначала Лиле показалось, что Нарвин мертв, но затем она услышала, как он задышал чаще и пришел в сознание с тихим стоном. – Нарвин? – позвала она его, не зная, есть ли кто-нибудь рядом, кто мог бы их подслушивать. Она только поняла, что они находятся в каком-то холодном подземном помещении, возможно, в подвале или подземной тюрьме, что на ней надеты тяжелые наручники, цепь от которых приковывала ее к чему-то громоздкому и деревянному. – Очнись! Нарвин что-то пробормотал, а затем резко очнулся и воскликнул: – Ключ! – Зачем ты к нему прикасался? Это была вещь Даркел, конечно, это была ловушка! – Потому что он выглядел как… ладно, забудь. Где мы? – Я не вижу, – Лила сердито потрясла цепью наручников. – Кто-то выстрелил в меня отравленным шипом, и я потеряла сознание. А когда очнулась, услышала, как они разговаривали с врачом, но это не место, где держат больных. – Судя по запахам, это винный погреб, – фыркнул Нарвин. – Скорее всего, это была уловка… что означает, что не все присутствующие на поминальной церемонии желали моей смерти. Кто-то это все покрывает. Но я удивлен, что моя мать на это пошла… Ручка со скрипом повернулась, и открылась дверь, послышались шаги подходящих к ним людей. Прислушиваясь к их шагам и шороху одежд, Лила определила, что их было двое: один делал частые и неглубокие вдохи, задыхаясь при ходьбе, как старый человек, на другом были надеты тяжелые сапоги, возможно, это был охранник. – Итак, ты очнулся, Нарвин, – произнесла женщина. Казалось, что голос принадлежит пожилой даме, наделенной мудростью и полномочиями или же просто большой властью. – Леди Тамардж, – мягко произнес Нарвин. Впервые за сегодняшний день его голос звучал не просто удивленно, но неуверенно. – Я не поверила, когда мне об этом сказала Даркел, – резким тоном продолжила дама, – но ты позор нашего Дома, Нарвин. Я сама создала твой кокон, и вот твоя благодарность? Объявить нас всех изменниками? Запятнать память человека куда более значительного, чем ты, того, кто принес столько славы Дому Стиллхейвен? И ради чего? Ради Президента, которая превратила бы Галлифрей в руины, если бы Даркел ее не остановила. – Вы в курсе, – прервал ее Нарвин высоким и напряженным голосом, – что ключ разработал я как ловушку для Даркел? И что кто-то из присутствующих здесь отравил мое приглашение! Или вы хотите сказать, что все это произошло с вашего разрешения? – К письму я не имею отношения, – холодно произнесла Тамардж, – но сейчас я даже жалею, что этот дурак Кельнер не справился. По крайней мере, мне не пришлось бы теперь испытывать боль, глядя на тебя. Как бы там ни было, я сделала кое-какие приготовления. Ты вскоре осознаешь свои ошибки, Нарвин, и тогда мы поговорим с тобой о том, как тебе вернуть мое доверие. У Нарвина сбилось дыхание: – Приготовления? – Кардинал Валоксин любезно обещал мне предоставить на время одну из камер Академии для регенерации в чрезвычайных случаях. А пока я советую тебе поразмыслить над своими ошибками и приготовиться начать все с чистого листа. Нарвин промолчал. – А что будет со мной? – требовательно спросила Лила. – Вы не можете оставить меня гнить здесь! Дайте мне достойную смерть, бой… – Я оставлю решение этого вопроса за Нарвином, – голос Тамардж сочился отвращением. – Решит, как только придет в себя. Думаю, для него это окажется… очистительным опытом. Их шагов уже было почти не слышно, когда Лила снова заговорила, на этот раз мягким голосом: – Эта женщина… это была твоя мать? – Да. Лила пребывала в растерянности. Ее собственная мать умерла, когда она была еще маленькой девочкой, так что воспоминания о ней были нечеткие, но очень теплые и дорогие ее сердцу. Она не представляла, что мать может так себя вести с собственным ребенком, даже если она таймледи. – Они убьют тебя? В этой камере для чрезвычайных регенераций? – Нет, – казалось, Нарвин заставляет себя говорить. – Нет, это устройство используется, чтобы насильно вызвать регенерацию. Оно обычно используется как один из видов наказания, менее радикальный, чем распыление, или если есть необходимость по медицинским показаниям. Кажется… кажется, моя мать считает, что как только я регенерирую, я сразу изменю свои убеждения. – Ох, – для Лилы регенерация звучала куда более жутким наказанием, чем распыление, ведь оно просто тебя убивало. Регенерация же означала, что ты будешь жить: вроде бы ты, и все-таки уже не ты, словно призрак или восставший из мертвых, пытающийся вернуть свою прежнюю жизнь. Она бы предпочла сто раз умереть, чем один раз регенерировать. Внезапно Нарвин рассмеялся, его смех эхом отразился от стен просторного погреба. – Принудительная регенерация! Обычно это применяется к вырожденцам, к сумасшедшим. Это совершенно смехотворно. Я не поменяю своих представлений о том, что правильно, только потому, что регенерирую! – Андред поменял. – Андреда так радикально изменила не регенерация, а то, что он сделал впоследствии. Он стал тем, кем он притворялся, – Нарвин запнулся, а потом заинтригованно продолжил: –Хотя… интересная идея. Может и сработать. Я могу притвориться, что принял их взгляды, и вымаливать прощение у матери, и разузнать планы, которые строила Даркел! Не волнуйся, я найду способ убедить ее, что ты принесешь больше пользы живой, чем мертвой, тебе просто нужно будет подыграть тому, что бы я ни говорил… Лила рванулась вперед так, что наручники впились в ее запястья до боли. – Нет! Что если ты закончишь так же, как и Андред, став тем, кем ты притворялся? Нельзя так рисковать! – Да ладно, – он слегка истерично хихикнул. – Андред все слишком близко к сердцам принимал, именно поэтому он так запутался. Я же, с другой стороны, буду сохранять четкую дистанцию и холодный разум между своей личностью и тем, что я буду изображать. Я не начинаю какой-то личный плохо продуманный крестовый поход, я просто буду выполнять свою работу. – Почему ты делаешь вид, что тебе все равно? – воскликнула Лила. –Не нужно мне лгать! Я знаю, каково это, когда твое племя хочет убить тебя за то, что ты прав, а они все ошибаются и не хотят менять свою точку зрения. Противостоять тем, кого любишь, как будто вырезать свое собственное сердце тупым ножом. – Совершенно очевидно, что ты абсолютно не представляешь себе, что означает семья на Галлифрее, поэтому, пожалуйста, перестань делать эти безосновательные предположения касательно моего эмоционального состояния, – он бесцветно рассмеялся. – Любовь! Что Андред тебе о нас рассказывал? От галлифрейского ребенка ждут верности своему Дому, уважения. Любовь к этому не имеет никакого отношения. – Любовь ко всему имеет отношение! Как ты можешь быть верным, не любя? Без любви то, что ты называешь верностью, является лишь слепым подчинением. И как можно любить тех, кого не уважаешь? Без уважения любовь всего лишь… Я не знаю что. Но это не любовь. * Их оставили в покое. Комлинк Нарвина отобрали, пока он был без сознания, так что связаться с кем-то и запросить помощи они не могли, а цепи наручников оказались слишком прочными даже для Лилы, хотя она неутомимо тянула и крутила их, пытаясь освободиться, но все попытки были тщетными. Нарвин закрыл глаза и попытался медитировать, как советовала ему мать. Регенерация всегда проходила легче, если ты спокоен и подготовлен. Обычно у Нарвина с медитациями не складывалось – его деятельный ум, оставшись без занятия, тут же вцеплялся в ближайшую проблему и приходил в такое возбуждение, что достигнуть мысленного равновесия не представлялось возможным. Но сейчас его ум казался пустым, так что он позволил ему думать о чем угодно. В конце концов мысли его сосредоточились на обдумывании странных представлений Лилы о любви. От нее он такого не ожидал. Он всегда считал, что она из тех романтических сентиментальных дураков, для которых все в мире крутилось вокруг чувств и страстей – переменчивых, диких, бесконтрольных – ведь она вышла замуж по любви за человека из общества, которое она едва ли могла понять. Но если можно заменить любовь на уважение, на верность, тогда это все меняет. Если это для Лилы и означает любовь, значит, они просто говорили на разных языках, в то время как понятие для них было одним и тем же. Он никогда не задумывался об этом, ведь поведение Лилы всегда было таким дерзким и эмоциональным, но ведь она и настаивала на том, что является воином, а это в ее примитивном и племенном обществе должно было означать больше, чем просто бойцовская подготовка. Это был стиль жизни – не совсем закон, но скорее свод правил, кодекс чести. Ее растили так, чтобы не только она зависела от своих товарищей-воинов, но и чтобы они могли положиться на нее – верность, которую невозможно навязать силой, которая должна основываться на взаимном доверии, уважении, даже, в некоторой степени, любви. Чтобы обеспечить выживание племени, нужно ценить друг друга столь же высоко, как и самого себя, здесь не место эгоизму или радикальному индивидуализму. Конечно, в большем масштабе такая система не смогла бы работать. Общество вроде галлифрейского выжило не потому, что объединилось, а потому, что состояло из разных фракций, уравновешивающих друг друга, их борьба вела к медленному, но постоянному прогрессу. И все же... Нарвин никогда бы не назвал себя романтиком, но что-то в простом племенном кодексе чести Лилы заставляло его душу отзываться. Стук металла о камень вырвал его из задумчивого состояния. – Наконец-то, – прошипела Лила, поднимаясь на ноги и растирая натертые запястья. Цепь с наручниками бесполезной кучей лежала на полу – видимо, вытащить руки оказалось проще, чем сломать цепь. Она повернулась к нему с мрачным выражением лица: – Я потеряла Андреда и своего К-9 и вскоре могу потерять Роману. Я не хочу терять еще одного друга. Нарвин удивленно моргнул: – Не знал, что ты считаешь меня своим другом. – Помолчи и помоги мне разобраться с этим, – пробормотала Лила и занялась его цепями. * Им удалось сбежать из погреба до возвращения матери Нарвина, и практически сразу они порешили на том, что нужно как можно быстрее добраться до флаера. Нарвин очень надеялся, что мать не успела от него избавиться, ведь, если ее план заключался в том, чтобы представить все дело так, как будто несчастный случай на церемонии поминания заставил его регенерировать, нужды избавляться от флаера у нее не было. Какие бы у нее ни были планы на наследство Даркел, для него она скорее всего планировала возвращение к своим обязанностям координатора НРУ под контролем Дома Стиллхейвен. Они с Лилой были уже на первом этаже и приближались к одному из выходов для обслуги, когда задели маячок, и тут же прозвучал первый сигнал тревоги. Лила подпрыгнула как испуганная кошка, в ту же секунду вытащив нож из ножен. А затем они услышали топот ног в тяжелых сапогах, приближающийся к ним с обеих сторон холла. В приступе паники Нарвин схватил Лилу за руку и втащил ее в первую попавшуюся на пути комнату. Они оказались в библиотеке. Библиотека Дома Стиллхейвен была поистине древней: необъятные полки с книгами дышали мудростью, а деревянные полы столетиями полировались ногами посетителей. Окна были плотно зашторены, а кое-какие портреты покрыты тонкой тканью от скапливающейся пыли, словно тут уже давно никого не было. Но слева от библиотеки находилась гостиная, из которой через щель в двери пробивался свет и доносился многоголосый гомон. В коридорах охранники, скорее всего, искали тех, кто спровоцировал сигнал тревоги. Скоро они обнаружат, что им с Лилой удалось выбраться из погреба, и тогда начнется полномасштабная охота. Оставалось только одно – найти спрятанную лестницу, что вела от библиотеки на второй этаж дома. – Сюда, – только и успел сказать Нарвин, когда дверь гостиной открылась, выплеснув волну света и шума, и кто-то вошел в библиотеку, закрыв за собой дверь. Нарвин, все еще не отпустив Лилу, уставился на Элидию, ожидая, что та вот-вот позовет охрану. Однако Элидия невозмутимо проплыла мимо него, прикрывая рукой ленивый зевок, прямо к потайной лестнице. На миг ему показалось, что она их не заметила, но внезапно она бросила через плечо: – Я рада, что тебе уже лучше, Нарвин, а то мне сказали, что ты регенерировал. Хотя, должна сказать, никаких улучшений в тебе не заметно. – Я не регенерировал! – Тем хуже, – она пожала плечами. – Так вы идете? Я слышала, что приказали вывести гончих, наверное, это вас ищут. Он заколебался. – Я не уверен, что мы можем тебе доверять. – Я ей доверяю, – Лила шагнула вперед. – У нее голос человека, который не утруждает себя ложью. * Элидия провела их по лестнице к одной из гостевых комнат, явно к своей собственной. Лай гончих и крики внизу ее, казалось, нисколько не волновали: заперев дверь, она уселась у массивного зеркала в позолоченной оправе, сложила руки на коленях и с улыбкой выжидающе на них уставилась. – Мы здесь в безопасности? – напряженно спросила Лила. Она все еще стояла, чуть согнув в коленях ноги, готовая бежать или сражаться при малейшем подозрении на опасность. – Ненадолго, – сказал Нарвин. – Через тридцать микропериодов они вас здесь найдут, – любезно согласилась Элидия. – Так что вам бы лучше поторопиться. – Ты заперла дверь, – заметил Нарвин, начиная немного паниковать. Элидия всегда отличалась легкой эксцентричностью рассеянного гения, но со времен их последней встречи она стала еще более странной. Было не совсем понятно, осознает ли она, в какой они оказались ситуации, и понимает ли всю опасность такого их положения. – Да, вам нечего делать внизу. Весь холл уже, наверное, набит охраной. – Значит, мы в ловушке! – Лила яростно развернулась, уставившись слепыми глазами на стену, словно заклиная ее открыть им тайный путь к побегу. – Это все бессмысленно, Нарвин! Мы должны встретиться с ними и биться. Я устала убегать как свинокрысы по канализации! – Может быть, – Элидия пожала плечами. – Я не думала о том, как вам сбежать. Это вы сами придумаете. Я просто хотела узнать, зачем вы сюда прилетели. Мне до одурения любопытно. Видите ли, Даркел вообще вычеркнула меня из завещания. У нее была идея-фикс, что мне политические вопросы доверять нельзя в принципе. Говорила о чем-то таком, что я слишком люблю науку. Как такое вообще возможно, а? Она даже не рассказывала мне о том, что происходит в Академии. Я ужасно злилась на нее. Ну, в общем, я вас сюда привела, чтобы вы рассказали мне о том, что происходит. – Да, я бы тоже хотела знать, – мрачно поддакнула Лила, безошибочно переводя свой гневный взгляд туда, где стоял Нарвин. – Сейчас не время для секретов. – Да зачем вообще эти секреты? Я считаю, что они лишь подавляют свободный поток информации, – сказала Элидия. – Но раз уж вы упомянули о секретах, то как насчет еще одного тайного прохода? Вам же к флаеру надо пройти, так? Я могу показать дорогу, если вы мне все расскажете. Пришло время признать свое поражение. Лила просто взбунтуется, если он не даст ей ответа, а Элидия, как бы она ни притворялась, что стоит выше всего этого, знала, что, поманив их возможностью спасения, она получит любую информацию, какую захочет. – Я все вам расскажу, – пообещал Нарвин, – как только мы доберемся до флаера и вылетим в Цитадель. Он удивился, когда они согласились, с другой стороны, ни Лила, ни Элидия не были знакомы со шпионажем. Скорее всего, они даже не поняли, что каждая подаренная ими минута, давала ему возможность придумать вполне убедительную ложь. Путь по еще одной потайной лестнице они преодолели в полном молчании, прислушиваясь к любым признакам, что означали бы погоню. Десятью микропериодами позже они вынырнули на поле для погребения, находящемся у подножия холма, на котором стоял особняк. Их флаер НРУ был на месте – стоявший среди прочих других, он находился под охраной двоих человек. – Я о них позабочусь, – уверенно произнесла Лила, когда Нарвин описал ей их местоположение. – У меня все еще есть право на применение силы в случае необходимости. Она не стала ждать его согласия и растворилась ночной тенью, крадясь к флаеру, так что вскоре почти исчезла из поля зрения, лишь изредка они с Элидией видели то отблеск ножа, то быстрое движение. Внезапно она оказалась за спиной одного из охранников, обняв его, она подождала, пока тот перестанет молча дергаться в ее руках, а затем уложила его на землю. Другой охранник повернулся, и то, что он увидел, заставило его испуганно отшатнуться, уронив стазер. Спустя мгновение и он был мертв, а Лила вытащила свой нож из его шеи. – Она очень эффективна, – одобрительно прокомментировала Элидия. Нарвин чуть было ей не возразил. Он знал, как выглядит эффективная смерть – для этого требовалось всего лишь нажать на гашетку, вдавить кнопку или вовремя сказать определенные слова. Никакой скорости и изящества, никакого окровавленного клинка, никаких смертоносных объятий. И никакой веселой девичьей улыбки, что была у Лилы, когда они к ней присоединились, тоже не требовалось, как и кровавого пятна на ее юбке там, где она вытерла свой нож. То, как убивала Лила, не было эффективным, но, наблюдая за ней, он испытывал ощущения сродни тем, что чувствует человек вроде Браксиэтеля, созерцая шедевр искусства. – Очень эффективна, – ответил он. * Как только они поднялись в воздух, выбрав курс на Цитадель в режиме невидимки, Нарвин понял, что он забыл придумать какую-либо правдоподобную ложь. Как-то так вышло, что бегство его полностью отвлекло. Что еще хуже, когда он развернулся к дамам, он увидел, что Лила все еще держит клинок наготове. – А теперь, – сказала она с голодной улыбкой, – нам надо поговорить. Не пытайся врать, Нарвин, я же сразу отличу, когда ты попытаешься схитрить. Твои слова тогда становятся скользкими как угри. – Я заблокировал управление полетом, – Нарвин решил блефовать. – Вам нужны коды НРУ, чтобы разблокировать панель. Так что, если не хотите погибнуть в авиакатастрофе… – Мне не нужно убивать тебя, Нарвин, чтобы заставить говорить, – нахмурилась Лила. – И ты об этом знаешь, ты видел, как я допрашивала солдат Пандоры. Он и правда видел. Одно время он ждал возражений от Романы, но оказалось, что Лила, ненавидевшая врать, знала, когда стоит умолчать определенные факты. Он поднял руки, признавая поражение. – Ладно, ладно. Я собирался вам рассказать, просто не люблю, когда меня торопят, – он расправил ткань робы на коленях, пытаясь выглядеть спокойным и собранным. Ему было не по себе, когда на него с таким ожиданием уставились две женщины. – Как вы уже догадались, мне нужен был определенный предмет, которым владела Даркел перед смертью. Она из тех, кто не прощает, а значит, должна была позаботиться о том, что в случае ее смерти он попадет в нужные руки – в руки людей, которые воспользуются им, чтобы навредить ее врагам. – Романе, – сказала Лила. – Да, хотя по иронии судьбы, из-за предательства Мэтайаса и Браксиэтеля Романа сейчас, возможно, куда в большей безопасности, чем надеялась Даркел. – Только на Галлифрее ее положение могли назвать безопасным! – Тем не менее, сейчас их основной целью станет Мэтайас. Я так думаю, что леди Тамардж, лорд Кельнер и кардинал Валоксин, и кто там еще участвует в их заговоре, готовят государственный переворот. Лила склонила голову набок, нахмурившись в раздумье. – Кельнер… Кельнер… Какое знакомое имя! – Ты его знаешь, – кивнул Нарвин. Он был Кастеляном, когда ты появилась на Галлифрее, хотя первым, что сделал Боруса на посту Президента, уволил его за участие в сонтаранском вторжении. Кельнер едва избежал обвинения в государственной измене, скорее всего, потому, что Боруса, став новым Президентом, был обязан объявить ему амнистию. – Значит, этот Кельнер был в сговоре с Даркел, – сделала догадку Лила. – Даркел всегда держала кузена Кельнера на дистанции, – Элидия покачала головой. – Она говорила, что он продаст собственную мать, если это даст ему какие-то преимущества. – Я тоже об этом слышал, – кивнул Нарвин. – Однако Кельнер был в одном полезен: как и Лила, он присутствовал тогда, когда в последний раз использовался великий ключ Рассилона. – Великий ключ? – по мнению Нарвина, Лила не выглядела настолько впечатленной, как он того ожидал, Элидия же явно была довольной. – Ты хочешь сказать, что у Даркел был великий ключ? – воскликнула Лила. – Но кто ей его дал? Разве они не понимали, что она его использует во зло? Нарвин откинулся на спинку сидения и сцепил пальцы. – Все намного сложнее, ты сейчас поймешь. Боруса, до того как стать Президентом, был Канцлером, так что великий ключ был у него на хранении, но так как это была его обязанность на посту, он передал его следующему Канцлеру – леди Флавии. Когда же леди Флавия заняла пост Президента, она передала великий ключ тому, кого посчитала самым достойным доверия лицом – Верховному инквизитору. Даркел, насколько я сумел разузнать, никогда не пыталась злоупотребить доверенной ей регалией во время правления Флавии. Затем Романа назначила канцлером Браксиэтеля, и он потребовал у Даркел вернуть ключ, а откуда он знал, что ключ у нее – мне неизвестно. Нарвин замолчал, снова переживая досаду от пробелов в сложившейся ситуации. Он собирался узнать у Браксиэтеля, удалось ли тому отобрать великий ключ или нет, но на честный ответ он не рассчитывал. – Когда короткое пребывание Браксиэтеля на должности подошло к концу, он бы несомненно тихонько дал тягу, прикарманив ключ, если бы Даркел не устроила грандиозный скандал, требуя вернуть ключ. Выбора у Браксиэтеля не было, так что пришлось вернуть ей ключ, и таким образом, он снова оказался у нее… – Хватит, – простонала Лила, – у меня от этой истории уже голова разболелась! Расскажи нам о том, что планируют наши враги, чтобы мы смогли их остановить. – Я не знаю, – он пожал плечами. – Совершенно очевидно, что кто-то из дома Стиллхейвен владеет ключом, но Омега его знает, что они с ним будут делать. Боюсь, скоро они сделают свой шаг, иначе какой был резон Кельнеру пытаться меня отравить. От одной только мысли, что ему придется разгадывать эту загадку, у него тоже начинала болеть голова. Было бы намного проще арестовать и допросить каждого члена Дома Стиллхейвен, но это наверняка бы вызывало переполох, а как только Мэтайас прослышал бы об этом деле, он узнал бы и о ключе. Нарвин боялся, что тот против такого искушения не устоит. Если даже этот ключ и не был пригоден для чего-нибудь, он был символом мощи и власти – всего того, чего не было у Мэтайаса и чего он так страстно желал. В идеале ему нужно найти решение проблемы по-тихому, чтобы Мэтайас об этом так никогда и не узнал. – Может быть, они построят дематериализующую пушку. Ключ же для этого предназначен, разве нет? Но что они с ним будут делать? На Галлифрее нет нехватки оружия! – И снова повторяю: я не знаю, – Нарвин вздохнул и потер виски. – Но я сомневаюсь, что у них настолько простой план – построить пушку и убить Президента. – Что бы там ни было, а им нужна для этого лаборатория, – сказала Элидия, заставив их повернуться в свою сторону. – Даркел заставила меня отдать ей ключи от моей лаборатории. Я не упоминала об этом? Это было во времена правления Пандоры. – Нет, ты не упоминала, – Нарвин выпрямился. – Но это же отлично! Это значит, что теперь у нас есть зацепка, и если мы ее раскрутим, то сможем их опередить. Ты все еще состоишь в Аркалианском научном совете? Да, конечно, состоишь, ты же говорила, что теперь ты там председательствуешь. Нарвин развернулся в кресле и изменил настройки курса. Может, все спокойно разрешится, если они смогут получить ключ до того, как кто-либо поймет, что Элидия им помогает. * Приземистые функциональные строения Аркалианского научного совета после гражданской войны были в куда лучшем состоянии, чем Прайдонианская академия, преимущественно потому, что являлись основной базой Пандоры для исследований по созданию секретного оружия, и она обеспечила ее хорошей защитой. Только в окружающем строения парке со строгими скульптурами из вечнозеленых кустов виднелось несколько рытвин, оставшихся от стычек со вторгнувшимся флотом неккистанцев и файдонцев, что оказалось только им на руку – строительные работы послужили неплохим прикрытием для их флаера. Была середина ночи, так что, кроме нескольких свинокрыс, улицы были совершенно пустынны. Чтобы беречь энергию, одним из первых указов Мэтайас постановил отключать уличное освещение по ночам, так что теперь только легкое свечение преобразующего барьера и звездный свет, отражающийся в высоких шпилях Паноптикона, служили единственными источниками света. Однако Элидия без колебаний повела их ко второму наибольшему зданию комплекса. Табличка на двери гласила, что это «Лаборатория технологии основных данных и исследований Матрицы», а отпечаток руки Элидии тут же пропустил их внутрь. Когда они вошли, Лила настоятельно попросила их сохранять тишину и внимательно прислушиваться к звукам. Затем она прошептала: – Если здесь кто и есть, они сидят тихо. Это может оказаться ловушкой. – Не думаю, что нас ждут, – ответила Элидия и повела их к своей лаборатории. – Мардж не знает, что я с вами, а без меня вам бы даже в голову не пришло лететь сюда. – Возможно, ты недооцениваешь мою мать, – настороженно сказал Нарвин. – Возможно, ты недооцениваешь меня, – парировала Элидия с самодовольной улыбкой и толикой насмешки, что показалось Нарвину ужасно подозрительным. Он уже собирался остановиться и потребовать объяснений, когда они оба практически врезались в Лилу. Та стояла, замерев посреди коридора, остановив их поднятой рукой. – Что? – прошептал Нарвин. – Тихо, – Лила продолжала вслушиваться. – Я слышу голос. Женский голос. Она... поет? Нет, это не песня... звучит как заклинание! – Заклинание? – переспросил Нарвин, забыв, что надо говорить шепотом. – Откуда у тебя эти абсурдные идеи? – Нет времени на бесплодные догадки, – Элидия обогнула Лилу и подошла вплотную к двери, у которой та замерла. Луч тут же просканировал ее ладонь и сетчатку глаза, и дверь отъехала в сторону. – Добро пожаловать, председатель Элидия, – произнес женский электронный голос. – Двое гостей, – ответила Элидия и вошла в лабораторию. Лаборатория была ярко освещена. От самого зрелища возвышающихся башен компьютеров и схем у Нарвина зачесались кончики пальцев – внезапно ему захотелось вернуть те времена, когда все это составляло его жизнь. Центральный стол был завален самыми разнообразными инструментами и наполовину развернутыми свитками. Несколько голо-экранов были заполнены записями, сделанными одной рукой аккуратным почерком. Мусорная корзина у входа была забита обертками рационных кубиков. В самом конце комнаты сидела темноволосая женщина, закинув ноги на крышку стола и закрыв глаза. Она говорила быстрым монотонным голосом, перечисляя номера, которые, казалось, были не связаны друг с другом: – 1037567, 1037593, 1037611, 1037627, 1037653... – Простые числа, – сказал Нарвин. – Вот это твои заклинания, Лила. Но Лила его не слушала. Она снова застыла, но сейчас, отмерев, тут же ринулась к темноволосой, маневрируя между столами. – Этот голос, – воскликнула она, – я знаю этот голос! Ох, я не слышала его много-много лет! Родан, это я – Лила! Женщина прервалась, открыла глаза и произнесла: – Лила? – Да! – рассмеялась Лила и снова остановилась. – Я не вижу тебя, Родан, но твой голос я не забуду никогда. Он был первым доброжелательным голосом, что я услышала в свой адрес на Галлифрее. Родан встала с кресла и подошла к Лиле, взяв ее руки в свои. Этот жест удивил Нарвина, ведь мало кто из повелителей времени так быстро инициировал физический контакт, тем более с дикаркой, у которой в руке зажат нож. Но Лила чуть не уронила нож, пытаясь вернуть его в ножны как можно быстрее, чтобы взяться за руки Родан. – Что случилось? – спросила она слегка удивленно. – Лила, ты сказала, что ты слепа… – Это… это ерунда, – Лила помотала головой и вытерла глаза. – Просто… все эти годы у меня на Галлифрее была подруга, а мне никогда не приходило в голову ее разыскать. Какая же я была глупая. – Да всего-то столетие прошло, – рассмеялась Родан. – Глупенькая, стоит ли плакать из-за такого короткого времени? Как Андред?” – Мертв, – Лила опустила голову, а потом погладила Родан по щеке. – Годы пролетели, и пока он был жив, я не думала ни о чем – только о нас, а теперь мои старые кости каждый день ощущают как столетие. Я рада, что снова нашла тебя, Родан. – Наверное, странно воспринимать время так, как это делаешь ты, – ответила та. – Но я тоже рада. Какое-то время я радовалась этой новой работе, а теперь она начинает меня раздражать, – она обвела рукой лабораторию. – Они дали мне все это и даже пообещали, что я смогу поработать с настоящим ключом! А потом начались разговоры о войне, и все застопорилось. Нарвин шагнул вперед, прочистив горло: – Предполагаю, под «ними» вы подразумеваете Даркел? – Да, кажется, так ее звали, – пожала плечами Родан. – Инквизитор. Она совсем не разбирается в науке. Ее тут уже давно не было. – И вы для нее работали над великим ключом Рассилона. Родан кивнула, затем мягко убрала свои руки из ладоней Лилы, чтобы поднять кое-какие датапады. – Да, хотя этим я занималась еще задолго до того, как меня привезла сюда Даркел. Видите ли, раньше я работала в службе контроля движения – а это самая унылая работа из всех возможных. Так что я сказала себе, что будет просто здорово, если я смогу переконструировать тот ключ, что вручил мне Доктор, чтобы построить дематериализующую пушку. Сначала мне пришлось проламываться через гипноз, конечно, чтобы вспомнить, но вы не поверите, чего можно достичь, когда у тебя куча свободного времени. С другой стороны, настоящего ключа у меня не было, но это не стало проблемой. С отличной памятью и хорошей компьютерной моделью это даже излишне. К тому времени, как ко мне подошла Даркел, я уже разблокировала большинство из нижних измерений ключа… – Подождите, подождите, – взмолился Нарвин, пытаясь остановить поток ее слов, – у вас раньше был ключ? Вы присутствовали при сонтаранском вторжении? – Именно тогда я и познакомилась с Родан, – с гордостью сказала Лила. Элидия взяла у Родан датапады, жадно впитывая информацию, она периодически вскрикивала в радостном изумлении. У Нарвина же объяснения Родан, насколько он их мог понять, не вызвали такой радости. – То есть, вы хотите сказать, что ключ межпространственный? – Данные в нем зашифрованы, по крайней мере, на поверхности одиннадцати измерений, – продолжала Родан, подтолкнув Лилу и Нарвина к одной из установленных в лаборатории досок для записей. – Объект, именуемый нами как великий ключ Рассилона, это только трехмерное изображение, в нем зашифрована информация, необходимая для строительства демат-пушки, а ключ является ее компонентом. Четвертое измерение содержит все законы времени с комментариями самого Рассилона. Очень увлекательно, там есть такие небольшие симуляции, показывающие, что будет, если их взломать, представляете? В пятом измерении находятся чертежи самого ключа, хотя я так и не поняла, что конкретно требуется для того, чтобы его сконструировать. Шестое измерение довольно сложное, оно, в некотором роде, движется, но мне кажется, что это динамическая историческая карта, автоматически обновляющаяся каждый раз, когда изменяется ткань времени. В теории ее можно использовать для расчета возможных изменений истории. В седьмом измерении содержатся чертежи ряда других межпространственных объектов, возможно скипетра, пояса и венца Рассилона, а может, и еще чего. Я не смогла разблокировать восьмое, девятое и десятое измерения, но я над этим работаю. Нарвин уставился на доску таким же озадаченным взглядом, что и Лила. – Вы смогли все это обнаружить только из своих воспоминаний о ключе? – Это же просто математика, – Родан одарила его странным взглядом и указала на верхний ряд уравнений: – Но одиннадцатое и правда замечательное. Если я права, а скорее всего, так оно и есть, это полная самообновляющаяся копия Матрицы. – Ну конечно, – в благоговейном ужасе прошептал Нарвин. – Я так и знал! Какой же инженер создаст сеть вроде Матрицы, не озаботившись резервной копией? – Значит, есть еще одна Матрица? – спросила Лила. – Внутри ключа? – Не столько внутри, сколько… – он нетерпеливо взмахнул руками. – Это межпространственная инженерия, сейчас нет времени на объяснения. – Это можно сравнить с ТАРДИС, – задумчиво изрекла Родан. – Не совсем точное сравнение, конечно, но если учитывать высшие измерения, любой объект в каком-то смысле больше внутри, чем снаружи. – Но есть еще одна Матрица? – Лила продолжала гнуть свою линию. – Вроде той, что уничтожила Романа? Это же хорошо, да? – Для науки, – сказала подошедшая к ним Элидия, – это триумф и большое облегчение. А для того, у кого в руках сам ключ и знания, необходимые, чтобы им воспользоваться, это означает неограниченную власть. Ну а для Нарвина, я бы сказала, это означает невероятно мощную гарантию безопасности. – Ключ все еще у вас? – нетерпеливо спросил Нарвин у Родан. – Нет, мне они его так и не доверили. Я им сказала, что для активации ключа нужно быть либо самим Рассилоном, либо Президентом Галлифрея, так что я в любом случае не смогла бы им воспользоваться без их разрешения, но… – Президентом? – практически одновременно спросили Лила и Нарвин. * – Нет, – Лила с упрямым выражением лица скрестила руки на груди. – Я этого делать не буду! Если Романа в опасности, мне нужно к ней! – К Романе поедут Родан и Элидия, – в третий раз повторил Нарвин. – Уверен, что Мэтайас сейчас в куда большей опасности. Валоксин – кардинал, а канцлер Вэльес может быть участником этого заговора. У них обоих есть прямой доступ к Мэтайасу, а Роману хорошо охраняют, и расположение секретного места, где она сидит под домашним арестом, мало кому известно. А кроме того, Родан сама сказала, что не уверена в том, что бывший президент сможет использовать ключ. Романа не будет их главной целью! – Но мне плевать на Мэтайаса! – взвыла Лила. Наконец комлинк Нарвина звякнул, просигналив о том, что на его вызов ответили. – Какова цель вашего звонка? – донесся торжественный голос К-9. – Вы разговариваете с исполняющим обязанности координатора НРУ. Прошу вас быть кратким и говорить по сути, я не могу уделить вам много времени. – Это Нарвин. Мне нужно, чтобы ты бросил все текущие дела и нашел способ вытащить Мэтайаса из Паноптикона прямо сейчас. – Президент Мэтайас спит, – чопорно ответил К-9. – Он не желает, чтобы его беспокоили. А еще он говорит – я цитирую – расплата придет. Полагаю, это связано с тем, что вы меня назначили главным в НРУ. – Ты уверен, что он спит? Что в его комнаты не было несанкционированных проникновений? – Подтверждаю. Президентские покои находятся под постоянным и полным наблюдением. – Как… не важно, расскажешь потом. Есть ли у Мэтайаса какие-нибудь встречи, назначенные на завтра? – Нарвин взглянул на хронометр и понял, что это «завтра» давно уже наступило. – То есть, на сегодня? – Открываю расписание Президента Мэтайаса. Пункт первый: сделать звонок на незарегистрированный контакт с другой планеты, канал шифрованный. Пункт второй: встреча с Аркалианским Орденом для обсуждения энергетического кризиса. Пункт третий: прочитать отчет касательно ситуации со свинокрысами… – Стоп. Встреча с Аркалианским Орденом, именно во время нее они и попытаются с ним разобраться. К-9, нужно сделать так, чтобы Мэтайас на встречу опоздал, но саму встречу не отменил. Скажи, что случилось нечто непредвиденное, продли этот внепланетный звонок, говори с ним о свинокрысах, мне все равно, как именно ты это сделаешь, просто сделай так, чтобы его задержать. Лила перехватила у Нарвина комлинк: – К-9, есть новости от Романы? Она в порядке? – Подтверждаю. Хозяйка Романа отослала еще семь жалоб Президенту Мэтайасу касательно своего домашнего ареста. – Убедилась? – Нарвин отобрал у нее комлинк. – С Романой все в порядке. К-9, выполняй приказ. Конец связи. Родан и Элидия, груженные тяжелыми сумками, присоединились к ним у двери лаборатории. – Мы готовы, – сказала Элидия, запирая дверь и меняя коды доступа. Нарвин кивнул и протянул ей датапад с координатами дома, в котором под домашним арестом содержали Роману. – Побудьте с Романой и… – Попытайтесь понять, есть ли связь между ней и великим ключом, да, мы в курсе, – сказала Элидия. – Мы не твои агенты, Нарвин, нам координатор не нужен. Идем, Родан. – А мне почему с ними нельзя? – Лила схватила Нарвина за руку, когда дамы удалились, болезненно ее сжав. – Потому что ты мне нужна, чтобы разыскать капитана Анноса, убедить его прийти в зал встреч Высшего Совета и остановить заговор Даркел. Галлифрейская стража тебя уважает, они тебя послушают. Но скажи им, чтобы сразу не приходили – если правильно подгадать время, мы сможем сделать так, что заговорщики раскроют сами себя и сдадут место хранения Ключа. – Чтобы поставить ловушку, тебе нужен охотник, – сказала Лила, поняв, что от нее хотят. – Но если Мэтайаса там не будет, кто будет приманкой? – Я, – ответил Нарвин. * Зал встреч, куда должен был явиться Мэтайас для разговора с аркалианцами, был устроен в виде амфитеатра, где внизу находился пятачок для оратора, а от него вверх шли ряды сидений для аудитории. Входы располагались за верхними рядами сидений, однако все двери, кроме одной, были заперты. Это была хорошая ловушка – легко зайти и нелегко выбраться, а сидения обеспечивали идеальное укрытие для охотника. Лила, Аннос и группа стражников смогли просочиться в зал, не привлекая ничьего внимания. Сейчас они сидели в засаде за рядом сидений, Аннос пытался уловить, что происходит внизу, а Лила тесно прижалась к его спине. – Ты видишь, что там происходит? – прошептала она. Аннос повернулся, выгибая шею, чтобы увидеть поверх сидений пятачок в центре зала. – Вижу Нарвина, – медленно ответил он, – кто-то направил на него стазер… Вижу аркалианского кардинала и человека в гражданской одежде… – Там есть пожилая женщина? – Да, она говорит с Нарвином. – Хорошо. Все, как Нарвин и предполагал. Вам, повелителям времени, всегда нужно говорить вслух о своих заговорах и схемах, и это становится вашим провалом. Ну же, Аннос, нам нужно подобраться ближе, чтобы можно было слушать… Медленно они с Анносом крались вниз между рядами сидений. Далеко красться им не пришлось, так как зал создавался для того, чтобы звук разносился хорошо и далеко, а ни Нарвин, ни его родственники не пытались говорить потише. Лила сразу поняла, что Нарвин нервничает, несмотря на то, что сам все планировал. – Ой, – Аннос поморщился, – кажется, Нарвин только что сказал нечто, что страшно разозлило пожилую даму. – Что? – вскрикнула леди Тамардж, и сейчас Лила явственно слышала по ее голосу, что она больше не была собранной и холодной как тогда, в погребе, сейчас она кричала в ярости: – Что-что ты сделал? – Мэтайас не придет, – ответил Нарвин, – сюда направляется канцлерская стража. Видите ли, матушка, я разгадал ваш план. Вы собирались заставить Мэтайаса активировать ключ, чтобы вы могли им воспользоваться в своих целях, или же, если этот план не сработает, убить его и возвести Вэльеса в Президенты. Даже если он и не являлся частью вашего заговора, он с радостью бы присоединился к вам, как только Мэтайаса уберут с дороги. – Умно, – пробормотал Аннос, – он пытается заставить ее сдать и Вэльеса. – И что, если твоя теория верна, Нарвин? – казалось, леди Тамардж не задели обвинения сына. – Разве ты не хотел бы, чтобы у Галлифрея был респектабельный Президент, правящий твердой рукой, а не выскочка, назначенный ренегатом? – Я хотел бы, чтобы у нас был Президент, получивший это назначение в соответствии с законом, а не с помощью предательства и убийства! Вы все с ума посходили? То, что вы делаете, противоречит всем уважаемым временем законам Галлифрея! – Ну что, нам уже выступать? – нервно спросил Аннос. – С талантами Нарвина на поприще дипломатии кровопролитие может начаться в любую минуту. Лила покачала головой. Она хотела услышать все, что будет сказано. Голос Нарвина звучал напряженно, но страха в нем не было, как будто все шло пока еще согласно его плану и в рукаве у него был спрятан еще один козырь. С ним все будет в порядке. Его мать все еще не могла успокоиться: – Ты хоть понимаешь, что ты делаешь? Ты же все рушишь! Это не просто последний шанс для Галлифрея восстановить былую славу. Само существование Дома Стиллхейвен находится под ударом. Если ты арестуешь нас, Нарвин, ты уничтожишь один из самых древних домов Галлифрея. Вся наша слава, вся история, все благородные традиции – все это будет опорочено клеймом предательства. – Я знаю, – Нарвин ответил так тихо, что Лила его едва услышала. – Если ваши планы во всей своей полноте станут достоянием общественности, это может нас полностью уничтожить. – И ты все равно готов нас предать? – Все можно закончить по-другому, матушка. Передайте ключ прямо сейчас, и я сочту это все простым недоразумением, импульсивным действием, вызванным послевоенной сумятицей… – Он собирается замять все это дело, – возмущенно прошипел Аннос. – Как это типично для НРУ! Лила промолчала. Она так и не поверила в правдивость заявлений Нарвина о том, что он не любит свою семью. Она и сама прекрасно помнила свое отчаяние, когда ее отец пожертвовал собой ради того, чтобы племя ее простило. Она умоляла их, позабыв о своих благородных помыслах и решимости, ползала на коленях в пыли, чтобы позволили жить ее единственному родному человеку. Даже сейчас вина острым ножом резала ее сердце, когда она вспоминала о своем отце. Она понимала Нарвина, хотя и не одобряла. Леди Тамардж тоже немного помолчала, обдумывая предложение своего сына. Один из ее сообщников – Кельнер, если Лила правильно запомнила его голос – тревожным тоном спросил, не стоит ли им отступиться и принять предложение. Однако матриарх Стиллхейвенов ничего не ответила. Наконец Нарвин нарушил эту каменную тишину, его голос был напряжен: – Прошу вас, матушка. – Нет, – ответила она. – Мы из Дома Стиллхейвен. И мы стоим на своем. Я поступаю так в полном убеждении, что так будет правильно, и я не отступлю. Умри как предатель, Нарвин, или присоединись к нам. Лила услышала, как активировали стазер, приготовившись стрелять. Дальше ждать она не стала. – Вперед! – закричала она, и стража устремилась вниз. * Заговорщики не оказали серьезного сопротивления, только Кельнер попытался сбежать. Леди Тамардж, кардинал Валоксин и Пенделл приняли свою судьбу с ожидаемым достоинством. Среди всей суматохи Лила никак не могла определить, где находится Нарвин. Впервые он молчал, так что она врезалась в него по чистой случайности. – Ты не ранен? – спросила Лила, хватая его за плечи. – Ты не подавал сигнала, но я подумала… – Я в порядке, – просто ответил он. – Обыщите их. Капитан Аннос, у кого-то из них вы найдете маленький золотой ключ. – Ты не в порядке, – нахмурилась Лила. – Твоя мать угрожала убить тебя. И это второй раз за один день. – И она попусту не угрожает, – его тон был легким, словно он считал это чем-то забавным. – Разве ты не спросишь у меня, что бы я выбрал: смерть или предательство? – Нет, – сказала Лила. – Тебя можно много в чем обвинить, Нарвин, но только не в трусости. – Спасибо, – поблагодарил он серьезно, так что Лила и не поняла толком, за что. Это была не похвала, а правда, и она не думала, что слова, сказанные ею, будут иметь для Нарвина вес. Но задать вопрос она не успела – к ним подбежал Аннос. – Вот ключ, – он протянул его не Нарвину, а Лиле, – а еще мне доложили, что сюда идет Президент. * За короткий срок Нарвина пытались отравить, вырубали великим ключом Рассилона, приковывали, угрожали принудительной регенерацией, угрожали убить охотничьим ножом, а потом стазером. На фоне всего этого крики разбушевавшегося Мэтайаса как-то поблекли. Сначала он долго отчитывал Нарвина за то, что тот назначил К-9 исполняющим обязанности главы НРУ и пренебрегал своими обязанностями, затем озвучил туманные угрозы и с опозданием осознал, что вместо комнаты, полной нетерпеливых аркалианцев, в ней находилась горстка заговорщиков в окружении канцлерской стражи. После секундной заминки Мэтайас их узнал. – Арестовываете собственную семью? – спросил он, приподняв брови. – По обвинению в государственной измене, – вздохнул Нарвин, раздумывая о том, как именно объяснить это Президенту, не упоминая некие объекты Рассилона, о которых ему не стоило знать. Наверное, он мог бы сказать, что ключ был утерян, тогда Мэтайас бы не наложил на него свои загребущие руки... Но Мэтайас не стал настаивать на объяснении, находясь под сильным впечатлением. – Иногда, Нарвин, вы бываете пугающе эффективным, – сказал он, качая головой. – Полагаю, правильно говорят: никогда не доверяй НРУ. Что ж, – он пожал плечами, – зато не нужно встречаться с аркалианцами, так что я не в претензии. Только уберите эту спесивую железную собачку из вашего кабинета, Нарвин, пока ей не пришло в голову узурпировать кресло Президента! Президент ушел в блаженном неведении, что его жизнь была только что спасена. Зал встреч опустел, с Нарвином остались только Лила и Аннос. – А теперь, – решила Лила, – нам нужно пойти к Романе, проверить, в порядке ли она, и отпраздновать нашу победу! – И проверить ключ, – добавил Нарвин, скорее напоминая об этом себе, чем своим спутникам. Если ключ настоящий и Родан права насчет его содержимого, тогда это действительно была победа хотя бы для Галлифрея, если не для Дома Стиллхейвен. * Романа явно не была счастлива, когда ее среди ночи разбудили двое, чтобы сообщить, что ее, возможно, попытаются убить или что возможен очередной переворот. – Даркел даже после смерти умудряется лишить меня сна, – она передернула плечами и потребовала от одной из прервавших ее сон сделать ей чаю или кофе, или хоть чего-нибудь, что поможет ей встретиться с проблемами с открытыми глазами. – Этот кухонный стол сгодится, Элидия, – сказала женщина по имени Родан. – Он идеален, чтобы на нем собрать детектор ключа. Мадам бывший Президент, вы не могли бы убрать с него ботанические образцы… – Что убрать? А-а, вы о цветах в вазе? – Романа замерла. – Вы сказали детектор ключа? – Да. Мы соберем устройство, которое будет засекать артронную частоту, связывающую вас или любого другого живущего президента с великим ключом Рассилона. Вот тут-то Романа сразу проснулась. Она пришла в возбуждение, прочитав уравнения Родан и проникнувшись той значительной величиной, на пороге открытия которой они стояли. А затем она поняла, что Родан и Элидия рассматривали ее всего лишь как подопытный образец, что для нее было, конечно, неприемлемо, поэтому Романа засыпала их толковыми вопросами по теме, что доказало дамам глубину ее познаний в межпространственной физике, пусть и немного поблекших. Детектор был готов к восходу солнца, но он засек лишь слабый сигнал, идущий от Романы, и такой же слабый сигнал из Паноптикона, где должен был находиться Мэтайас. К тому моменту, когда прибыли Аннос, Лила и Нарвин, Романа убедила Родан в преимуществе чая над рационными таблетками, и они были глубоко увлечены дискуссией о значении сигнала. – Ключ у вас? – тут же спросила Романа, опустив обычные формальности. – Да, – Лила протянула ей маленький золотой ключик. – Все прошло хорошо. Романе показалось, что она ощутила покалывание, когда ключ лег ей в руки, и словно волна мощи прокатилась по ее венам, как будто пояс и скипетр Рассилона все еще были при ней. Но что если это было просто эхо воспоминаний или, что еще хуже, у нее просто разыгралось воображение? Что если вся эта сила была предназначена только Мэтайасу? Ее пальцы дрожали, когда она положила ключ на столик, чтобы Родан его просканировала. Элидия склонилась над ее левым плечом, Нарвин – над правым, оба замерли на вдохе. Родан завершила сканирование, выпрямилась, держа ключ в руке и рассматривая его на свету. – Фальшивка, – изрекла она. – Фальшивка! – задохнулась Романа. – Нарвин, вы дурак! Нарвин бросил на нее взгляд, полный горечи, и с раздраженным достоинством ответил: – Только в той же степени, в которой Даркел и моя мать были одурачены. Я должен был понять это раньше, но теперь, как мне кажется, я знаю верный ответ. Родан, прежде чем Даркел явилась к вам поговорить о ключе, кто-нибудь еще обращался с подобными вопросами? – Да, – удивленно ответила Родан. – Один человек. А как вы узнали? – Случайно не канцлер? Она кивнула. И тогда Романа поняла, к чему клонит координатор. – Браксиэтель, – выдохнула она. – Ключ у Браксиэтеля? – потрясенно спросила Лила. – А я думала, что он у Даркел! – Ключ находится с ним с того момента, как он покинул Галлифрей, – сказал Нарвин. – Дом Стиллхейвен добровольно накликал на себя беду из-за обычного золотого предмета. – Некоторые члены Дома Стиллхейвен накликали беду на свои собственные головы, – поправила его Элидия. Она взяла свой дорожный плащ и накинула на плечи. – К счастью, я не замешана ни в одном из их преступлений, кроме того, я не разрывала публично связи со своей семьей, так что кому-то придется восстанавливать доброе имя Дома. – Не стоит так удивляться, координатор, – Романа рассмеялась, глядя на выражение лица Нарвина. – Она все-таки сестра Даркел, а уж Даркел всегда знала, как получить выгоду из катастрофы. Элидия кивнула Романе и пошла к выходу. Родан подобрала детектор и последовала за ней, но у двери остановилась. – Какое-то время я буду занята делами, Лила, но я была бы рада увидеться с тобой до того, как начнется следующий век. – Обещаю, что на этот раз так долго ждать не стану, – торжественно кивнула Лила. – Если бы только достать настоящий ключ, – сказала со вздохом Романа, когда гости ушли. – Есть ли хоть малейший шанс, что НРУ сможет отследить Браксиэтеля? Ему пришлось бы многое объяснить. – Без Матрицы это будет крайне сложно, – ответил Нарвин. И я очень сомневаюсь, что он бы просто так передал его тебе. – К сожалению, – скривилась Романа, – вы правы. Он бы скорее вручил его Мэтайасу. * Нарвин тихо ушел вскоре после Родан и Элидии, оставив Анноса и Лилу на растерзание Романе, которая изголодалась по любой информации о том, что происходит в Паноптиконе во время ее отсутствия. Его ждали другие обязанности – аресты всегда означают кипу бумажной работы, а в этом случае уж лучше он сам ее выполнит. Он был уже на полпути к Паноптикону, когда услышал, что его кто-то быстро догоняет. Развернувшись, Нарвин увидел слегка запыхавшуюся Лилу. Естественно, она не могла видеть, что он ее заметил, но все же он подождал, пока она нагонит его. Он примерно представлял, о чем она хочет поговорить. Если он прав, то это означало бы хоть одну хорошую новость за все это время. – Подожди! – остановившись, Лила отдышалась. – Почему ты так тихо ускользнул, даже не попрощавшись? – Не было причин оставаться. А кроме того, надо посмотреть, что там К-9 натворил за время моего отсутствия. – Тогда я пройдусь с тобой. Они продолжили свой путь в молчании. Нарвин был не против, их молчание казалось ему дружеским. Идя ранним утром пустынными улицами Цитадели, можно было поразмыслить, даже если эти размышления были унылыми из-за усталости. Он раздумывал, стоило ли снова поднимать вопрос о том предложении, что он сделал раньше, или просто считать его молча принятым. Конечно, кое-какие формальности предстояло соблюсти, но, наверное, чуть позже. Наконец он сказал: – Для повелителя времени и дикарки у нас с тобой получилась хорошая команда. – Так и есть, – задумчиво сказала Лила. – Ты весь насквозь повелитель времени, и все-таки, мне кажется, что по крайней мере одно из твоих сердец – сердце воина. – Вообще-то я предпочитаю тишину и покой, – ответил Нарвин, однако он знал, что такие слова из уст Лилы означали комплимент. Он видел мало признания своей работы, еще реже слышал искреннюю похвалу, так что этим холодным утром она его утешила. – На том пути, что ты выбрал, тишины и покоя будет мало, – пророчески изрекла она. Нарвин нахмурился. Внезапно он ощутил, что они говорили не об одном и том же. – Ты о каком пути? – Ты же теперь «человек Романы», забыл? – спросила Лила. – Ты выбрал ее сторону, предпочтя ее своему племени, как недавно поступила и я, простив ей смерть Андреда. Теперь для нас нет пути назад, но, по крайней мере, мы по нему пройдем вместе. Нарвин резко остановился. То малое тепло, которое поддерживало его дух и сопротивлялось усталости, тут же выветрилось, позволив холоду просочиться внутрь. Он хотел подписаться под каждым ее словом, ведь это была чистая правда: назад пути не было – как бы там ни было, но они оба выбрали сторону, потому что предать то, что они выбрали, означало бы двойное предательство – предать и то, от чего они отказались ради своего выбора. Лила это понимала, как понимала многое другое, что Нарвин когда-то считал доступным только для понимания повелителя времени. Возможно, это было связано с тем неуловимым качеством, которое Лила называла «быть воином». Наверное, Нарвин мог бы назвать это честью, если бы это слово не звучало столь обманчиво просто. Чем бы оно ни было, Лила им обладала. Нарвину не были присущи сильные чувства, но часть его настолько привыкла к странной компании Лилы, что теперь ему ее не хватало. Большего он признать не мог, чтобы не скомпрометировать себя, но это было правдой: он хотел, чтобы она была рядом с ним. Если бы она чувствовала то же самое, он был бы просто счастлив, не будь в том горькой иронии. Лила заметила, что он молчит слишком долго: – Ты доверил ключ Романе, который ни за что не доверил бы Мэтайасу. Это же означает, что ты на ее стороне! – Я не выбираю стороны, – сказал он. Получилось резче, чем он хотел, но он не мог контролировать свой голос, ощущая, что эта правда в нем укореняется все глубже и глубже. – Для меня существует только одна сторона навсегда – Галлифрей. И если ты этого до сих пор не поняла, то я уж и не знаю, какие слова надо выбрать, чтобы до такого тугодума, как ты, наконец дошло. Лила тоже стояла неподвижно, но он ощутил, что ее трясет от ярости. – Можешь оскорблять меня сколько угодно, Нарвин, да только это ты глупец. О каком Галлифрее ты толкуешь? Ты же не о его законах говоришь, потому что их ты преступаешь, когда тебе это выгодно. И не о зданиях, потому что мы с тобой их разрушали, когда это было необходимо. И не о людях, потому что тебе на всех наплевать. Это ничто, всего лишь слово, фальшивый бог, которого ты чтишь, хотя уже сейчас ты наверняка видишь, что он фальшивый, – она отдышалась. – Но если таков твой выбор, то тут наши дороги должны разойтись. – Похоже, должны, – ответил он. Лила кивнула и пошла назад, к Романе. Он тоже развернулся, но медленнее, как он себя уверял – более чинно, как полагается повелителю времени, даже если никто на него и не смотрит. Он кинул взгляд через плечо и увидел, что она стоит на месте с нерешительным выражением лица – всего лишь дикарка в кожаных одеждах среди древних зданий, и не скажешь, что она смертельно опасна, разве что пятно крови на ее платье выдает. Но эта нерешительность, вопрос, который она ему задала и почти заставила на него ответить – для него это было смертоноснее того яда, которым его травили. * ЭПИЛОГ Арест повлек за собой заполнение тройного объема бумаг и три его подписи под словами «государственная измена». Нарвин поставил свою подпись и отложил бумаги в сторону, оставалось только закончить с заявлением на продление визы Лиле, прежде чем можно возвращаться к обычным делам. Ему всего лишь нужно было поставить галочку, может, сделать короткую приписку. Он посмотрел на окошко ОДОБРЕНО на одной стороне и ОТКАЗАНО на другой, потом взял ручку, чтобы написать примечание, прежде чем сделать выбор. «Опасный элемент, слишком подрывной…» – написал он, но затем раздраженно зачеркнул слова. Слишком сильные, слишком личные. «Успешная интеграция в общество маловероятна, рекомендую репатриировать…» Но это было невозможно, Лила сама так сказала. Она тоже оборвала все связи. Он вычеркнул и эту строку, начав в третий раз. «Объект поддерживает мятежные элементы среди населения…» Однако это скорее была причина для еще одного ареста, а не для отказа в проживании, а обозвать Роману «мятежным элементом» было все-таки немного запальчиво. Нарвин уставился на бланк. Он просто мог поставить галочку в окошке ОТКАЗАНО, и никто наверху не задал бы никаких вопросов. Никто, кроме него, скорее всего и не просмотрел бы анкету вообще. Даже Лила наверняка о ней уже забыла. Он посмотрел на чистые и плавные линии слова ОДОБРЕНО. Словно по собственному желанию, рука вывела на бумаге: «Жизненно важный для Галлифрея человек».