Будь моим смыслом

Они остаются вдвоём в тихих, льдисто-прозрачных залах дворца Времени и долго-долго по инерции держатся за руки, не в силах понять и принять то, что случилось между ними. Вот же, вот же он – тот момент, когда Ирацибета должна закричать что-нибудь про головы с плеч и начать активно пытаться уничтожить всё хорошее и не очень в этом мире. Эх, проходит мимо. Почему это? Как это? А вот миг, в который Мирана должна найти средство, чтобы побороть уже свою неуёмную сестрицу и куда-нибудь её (ласково, осторожно, с величайшим почтением) упечь. Но теперь это всё бессмысленно. Беспорядков нет, разруха отсутствует, никто не мечется и не кричит, не паникует... Только две соединённые руки. Обе королевы смотрят на них почти что с ужасом, но развести в разные стороны не решаются. Так и идут всю дорогу до Белого замка. * Проблемы начинаются с самого ответственного – расселения. Ирацибета сердится и ворчит в подушку: - Ненавижу это дурацкое место и этот ужасный цвет. Всех виновных схватить, порубить на кусочки, сварить в кипящей краске… - спохватывается, ловя на себе пристальный взгляд сестрицы. – То есть, не найдётся ли красной комнаты? Я же всё же Красная Королева. Выделяет свой цвет какими-то особыми полувизгливыми тональностями и с вызовом смотрит на Мирану: ну, ответь мне, что ли, а? приструни, поставь на место? возрази что-нибудь, ударь, может? или всё такая же слабачка? Белая Королева явно нерешительно мнётся, что ей временами свойственно. Обычно, конечно, не рядом с дражайшей сестрицей – а то мало ли, как она этим воспользуется. Но сейчас они вроде как… на одной стороне? Ужас какой. Ирацибету почти видимо передёргивает, и срочно хочется вот это исправить, пока не стало поздно. Водиться с Мираной – страшный сон в квадрате, произведённый за все эти годы в ранг кошмара. - Ну… у меня есть одна красная комната, дорогая. Но проблема в том… как бы выразиться… это моя спальня. - Серьёзно? – не по-королевски хрюкает Красная Королева от смеха. – Нет, правда, серьёзно? А как же белый? Кружевной балдахин, снежные простынки и прочая лабуда? У Мираны есть более тысячи причин (тысяча и одна, как сказок) того, что её спальня оформлена именно в этом цвете. Например, вставать и видеть перед собой практически во плоти ту, с которой будешь бороться весь день и дальше, дальше. Ну и оригинальность. Или намёк на чёртово всепрощение. Белая Королева так ловко умеет лгать. И только при взгляде на эту голову все уловки забываются. - Мне не хватало цветастости нашей детской спальни. Взгляд у Ирацибеты становится одновременно пугающим и ностальгически-расслабленным. - Не нарывайся. Я всё ещё ничего тебе не забыла, - и всё это со смешком в голосе, усталым и болезненно-нежным. Пусть не забыла – простила-то всё равно. И Мирана снова чувствует себя победительницей. Но спят они всё же вместе. * Когда Белая Королева просыпается и видит себя в объятьях Красной, она даже не пугается. Эти чудесные руки так крепко сжимают, по-собственнически вдавливают в себя. Уютно. Миране казалось, что она знает об уюте всё, в своих белых гостиных и цветущих садах, но в этом жаре живого тела тепла гораздо больше (кто бы мог подумать!), чем у камина. Поэтому она с чистой совестью засыпает обратно. * А вот Ирацибета, приоткрыв глаза розоватым пафосным утром и обнаружив свои руки в таком им неподобающем положении, не желает пускать всё на самотёк и быть умиротворённой (умиранотворённой, быть может?). Кричит на весь дворец и выпрыгивает из кровати, будто милая сестрица – ядовитая змея, к которой ни в коем случае не стоит прикасаться. А то, что они в обнимку проспали всю ночь – так, удача. Не ужалила сейчас – ужалит попозже. Белая Королева досадливо прикусывает чёрную губу, такая мёртвая и застывшая, снова одетая в тысячелетний холод лишь потому, что Красной отчего-то так жалко её тепла. Огненного, красного, пылающего, восхитительно-обжигающего. Ничего, всё это так просто не останется. У Мираны есть ещё следующая ночь, ещё бесконечная вереница следующих ночей, чтобы согреться. * Когда Белки особенно долго нет рядом, Ирацибета сюрреалистически начинает тревожиться. Будто её разъедает эта мерзкая временная ржавчина, прогрызает ходы сквозь тело и мерзко похихикивает над трепыханиями сердца. Как бороться? Только идти и искать. Красная Королева ненавидит бездействие, застывание, умирание. Она живая, такая тёплая и злая, такая пылающая – неясно, идиоты? Головы с плеч и пятнадцать новых тортов для укрощения гнева её величества. У Мираны комнаток по всему замку понатыкано – не собрать, не сосчитать, будто паутинок в заброшенном доме. Таких же белых и кружевных, как минимум. Что сестрица в них делает, когда запирается ото всех? Ирацибете кажется – застывает. Замирает Мирана на изящном стульчике, сложив руки на белых коленках прикрытых белым платьем, закрыв глаза с идеально-чёрными ресницами, вся такая неделимая, цельная и фарфоровая. Назло, разумеется. Поэтому Красная Королева ломает двери, кричит и злится, топает ногами, бегает, подобрав юбки. И если не в ту сторону – всё равно приходит куда нужно. Потому что Страна Чудес же. А верная дверь – тоже назло – открыта. Мирана рисует. Глупо и идеально, будто оно само собой такое появляется. В чём тогда смысл? Никогда ничего не исправлять, всё уметь правильно? Ирацибета думает, что это просто отвратительно. - Ты нашла меня? – молчание, почти равнодушное. Можно сделать вид, что даже и не искала. Просто от любопытства навестила все комнаты замка. Бегом. Будто сестрица заметит неспокойное дыхание, штормящее под рёбрами, будто она хоть что-то хоть когда-то замечает. - Да, нашла. Маленький обмен очевидностями, такая глупая условность. Глядя на отстранённый сестрицын вид, Красная Королева хочет добавить: «Но, кажется, не совсем». - Отлично, - отмечает будто самой себе Мирана. – Видишь ли, я очень люблю рисовать. Особенно наше прошлое, ну знаешь, матушку, отца и меня. Но теперь мне вдруг показалось неправильным то, что тебя нигде нет, ни на одной из картин. Я дорисовываю, ты видишь? Ирацибета, чёрт возьми, видит ясно. Разумеется, для целого силуэта на этюдах места не хватает, поэтому хитрая Белка дорисовывает самую малость – край красного платья за шторой, острый и загнутый кверху кукольный нос туфли, смех… о, глупая Белая Королева, зачем у тебя так красиво получается рисовать смех, так правильно, так искусно, твоя старшая сестрица чувствует себя глупо и неправильно. А потом думает, что вот эти штрихи – тоже в каком-то смысле исправление ошибок. И ей так нравится эта мысль, оживляющая картонный, идеальный образ Мираны, что даже критика как-то не получается. * Ирацибета, вообще-то, тоже из этого безумного творительного сословия. Она пишет стихи – никто и не верит, все натянуто улыбаются, а то и смеются в открытую, поэтому она не показывает их никому. Глупые, пятнистые тетрадки, полные кровавых росчерков, торопливых завитушек и съехавших набок слов… Красная Королева тоже достаточно вспоминает о детстве в них. С болью и ненавистью, ага. На портретах Мираны – улыбки у всех и вся, даже мебель на заднем фоне, кажется, вот-вот пустится в пляс. У Ирацибеты всё не так – всё кувырком, всё шиворот-навыворот, наизнанку, диваны набивкой кверху, гири под потолком… Дикие, царапучие строчки. Острыми коготками по самому нежному. Горько и судорожно, в предсмертных конвульсиях. «Эта вечность – неделимая единица». Почти в каждом стихотворении, стиховытворении и даже стихобезобразии Красной Королевы есть эта строчка. На всякий случай. Или какие-нибудь нелепые переделки, как отголосок «меня никто не любит». Они жгутся под кожей. И никакой Мираны там даже близко, разумеется. * Они не умеют друг с другом сживаться, в самом деле. Но это то, что сейчас им приходится делать. Выхода нет, смысла тоже, «выгони меня уже» у Ирацибеты в каждом слове, в каждом дерзком жесте. И всё же они ещё здесь, ещё вместе, дайте им смысл, дайте им смысл, безумцы в прекрасных шляпах, исчезающие коты, вся эта глупая прислуга, мнущаяся на пороге, дайте им смысл немедленно, чтобы дальше без головосплечения и зельеварения, чтобы научиться, чтобы хоть когда-то – до первой ссоры – вместе… чтобы не зря прощали и были прощёнными, пожалуйста, к чёрту, аминь. * Смысл находится так не сразу. Может быть, даже немного поздно. Когда Красная Королева истерично (как и всегда, только на пару делений ураганнее) мечется по комнате и, кажется, хочет собрать свои немногочисленные пожитки, и, кажется, собирается куда-то сбежать. А Белая отчаянно хватает её за руку своими чёрными ноготками и просит остановиться, ну хоть в этот раз, ну, сестрица, ну всё только начало становиться славно. Ирацибета старше, меньше, страньше, и Мирана думает, что она будто создана для того, чтобы прижимать к груди, пальцами прорываться сквозь эти волосы, тискать в объятьях огромную голову. Так и замирают. Две дурочки в этом шелестящем волшебном мире. Блестящем, как фальшивые драгоценные камни. И когда одна наклоняется, а другая встаёт на цыпочки, их губы соприкасаются. Так нелепо и правильно, с «я столько этого ждала» от Белой, с «к чёрту» от Красной, кровь на снегу, мука на сердце, румянец на бледных щеках. Два цвета – а сколько вероятностей. - Будь моим смыслом, - легко предлагает Ирацибета чёрным пальцам и чёрным губам, потому что от белого её подташнивает. Непринуждённо и равнодушно внешне, но будто бы предложение руки и сердца. – Все другие ты у меня всё равно отбираешь. Мирана соглашается будто бы ненамеренно. Скользит руками под пышную юбку платья. И всё начинается вдруг. * В душной липкости новой ночи с спящей, согревшейся, воскресшей Белкой на обнажённой груди Красная Королева смеётся и задыхается, давится своим жадным хихиканьем. И думает. Да, чёрт возьми, да, я хочу позвать тебя в свои стихи, сестрица, я хочу вымарать каждую строчку и написать заново, чтобы с твоим дивным холодом и сладким запахом, чтобы с безумными смыслами, чтобы, даже поссорившись, не забыть и не простить тебе эту ночь. * Эта вечность делится на двоих так легко, что кажется – что за дичь? Пальцедрожность, стон, замирает стих, и все бездны в мире могу постичь.