Кукла-Настя

По холодным линиям-волосам. По холодным, скомканным нитям-лестницам. Если не отсчитывать по часам, Можно опечалиться и повеситься. Выключая свет, Опуская руки, Поглощая хладного ветра звуки, Смотришь в зеркала. Убираешь пряди. Лишь ночная мгла в опустевшем взгляде. Смотришь на часы, Отпускаешь полночь. Тех, кого-то когда-то звала на помощь, Тоже отпускаешь. Ведь нет отдачи. Душу гложут псы. «И тебе удачи». Открываешь двери иного мира, Застывая где-то у коридора. И найти не можешь ни ориентира, Ни приговора. /Как назло ни мыши, ни монитора./ Пишешь про убийства, психозы, комы, Чтобы ни по ком так не убиваться. Пишешь, не зацикливаясь на искомом, Чтобы не спиваться И не ломаться. Вспоминаешь белую леди в сером, Глупую, невзрачную, несуразную — Пустота, что выдана за беспечность. Ей когда-то нравилась его вера, Вечные насмешки и речи праздные. Это он её обнимал за плечи И читал ей сказки Про Бесконечность. А тебя он пичкал её рассказами. Вспоминаешь стертые в кровь ладони, Громкие, терзающие сомнения. «Нет, не отдавай меня коридорам, ни на мгновения». Сквозь размытых образов череду, На веревках держится кукла-Настя. «Линию неровную я веду по чужим запястьям». Сыты утешениями извне, Потому что лучше дышать снаружи. И сгореть в безумном чужом огне Не намного хуже. Потому что проще сгореть в печи Или в микроволновой печке, Если даже кофе не излечил… «Я огонь от свечки»… При таком раскладе послать всё нах — Самый идеальный из вариантов. Лучше быть котёнком в чужих руках, А не бриллиантом. Лучше быть холодной и неживой, И считать до /восемь/, Чем страдать от колотой ножевой, Возвращаясь в осень. Потому что мир по-другому не называется, Кроме той заезженное катавасии, Что шипит и жрёт тебя изнутри. Кукла-Настя — ниточка обрывается. Ниточку оборванную взяла себе, Ниточку сожженную. Раз. Два. Три.