3. 1:50 am

Все последующие нуаровские визиты Маринетт вела себя, как ни в чем не бывало: смеялась над глупыми кошачьими каламбурами, предлагала чай с мелиссой и иногда читала Коту сказки вслух. Но Адриан заметил, что Маринетт стала рассеянней и задумчивей в последнее время. Ее голос подрагивал, а глаза — те самые, лазурные — метались, лишь бы не встречаться с его зелеными. Время шло к без десяти двум ночи и Адриан не мог уснуть. В груди уютно устроилось и сейчас благополучно теплилось мерзко-липкое чувство страха, а в голове прочно засел образ улыбающейся Маринетт. Агрест ворочался, считал Хлой, прыгающих через Сабрин, переворачивал подушку… Все было без толку, холодное пламя страха, казалось, все больше и больше разгоралось и росло по секундам. Когда под утро сон все-таки лениво приковылял к Адриану, то, как только тот прикрыл глаза, будильник завел свою дребезжащую песнь, за которую и поплатился жизнью и парой куда-то закатившихся шестеренок. Но как только останки часов были похоронены в мусорке, внутренняя паника снова присосалась к желудку, заставляя его крутить сальто. Адриан так до конца и не понял, чего боится. То ли того, что Маринетт могла не так понять его действия, то ли себя самого. Найти в себе силы идти в школу Агрест все-таки смог, хоть и с титаническими усилиями. Вообще, в коллеж он ходил даже с радостью, но именно сегодня невидимая цепь удерживала его в доме. Он бы остался, но это было бы на руку его отцу, а этого Адриан хотел в последнюю очередь. Подростковая упрямость была сильнее всех страхов, и, усевшись в машину, он поехал на занятия. Первый урок прошел нафиг. Агрест смутно помнил, как он закончился. Зато прекрасно помнил, как Маринетт вертела в руках карандаш и касалась языком его тупого конца. Адриан внезапно захотел стать карандашом. И даже оказавшись вдвоем, — абсолютно — она нервно покусывала щеку изнутри, а Адриан часто и беззвучно дышал, вспоминая, как она делала то же самое, когда он целовал ее в шею. Ему захотелось повторить. И он повторил. Только Маринетт вскрикнула неестественно громко, но тут же стиснула зубы и сдавленно замычала. Кажется, она узнаёт эти поцелуи. Жаркие, мокрые, по-кошачьи шершавые. И она так же прикрыла покрасневшее лицо рукой, когда Адриан пошел от шеи к подбородку. Ее рука самовольно повисла, а на губах — чужие губы. И так сладко кружится голова. А объятья — крепкие-крепкие, но жалостливые до слез. — Я не должен был… — У тебя язык шершавый, — ухмыльнулась Маринетт и положила голову ему на плечо. Адриан прерывисто выдохнул, почувствовав щекочущее сопение на коже. — Но котам же простительно?.. Кажется, в списке Адриана «За что я люблю Маринетт» появился еще один пунктик. — А ты догадливая, Принцесса. Она узнала его по поцелуям? Да, наверное.