Моя снежная

Забудь о том, о чём не знал, забудь мои слова. Не мной не сказаны слова, и ты о них забудь... А там, за краем - рыщет тьма. Как никогда, близка зима. И тень твоя, мою обняв, уходит снова в путь (Мельница «Прощай») Она всегда, в любой ипостаси – грёбаная муза. Сияющее, непреходящее вдохновение. Тогда, в юности, карандаш легко, сам собой чертил узнаваемый профиль или фиксировал лёгкий наклон головы; нежный, лукавый и самую малость горделивый взгляд. Красавицы сороковых – роковые, а она была безупречнейшей из них. Укладка тёмных волос - переливчатый извив волны, соболиные брови – и подчёркнутые костюмом плечи. Просто отражение военного времени в одежде, но эта девушка, Стив знает, действительно сильна и временами таскает её, вертит, поднимает. Так что костюму есть, что подчёркивать. Иногда они танцуют, в шутку или чтобы поразвлечься; Баки ведёт со знанием дела, со вкусом и довольной улыбкой на губах. Они даже пытались изобразить нечто максимально похожее на джиттербаг и свернули попутно посуду со стола, когда Стив задела рукой скатерть. Изящно вышло… Баки не расстраивалась из-за таких вещей. Ей вообще это было не свойственно: надолго задумываться или грустить. Иногда на неё нападает девичья придурь, например, она порывается выщипать свои брови в тонкую дугу, «чтоб были, как у Марлен Дитрих», и Стив останавливает её изо всех сил, буквально вцепившись в руки и не давая это сделать. И долго пытается донести до упрямицы мысль, что «и так красиво, и кто из нас с тобой рисует? Я. Значит я лучше знаю, как красиво». Баки смеётся её аргументам и ненадолго успокаивается, чтобы вновь вскоре заморочиться из-за какой-нибудь фигни. Нет, Бак, детка, возьми вон ту помаду, а этот оттенок тебе пойдёт, когда тебе будет за пятьдесят… Она очень красива. Она может быть похожа на девушку с обложки, но улыбка её сердечней, и она бесконечно реальнее, жизненней всех этих несчётных целлулоидных грёз, прекраснее любой голливудской дивы. Баки говорит, что куда ей до них, а Стив считает, что та уже превыше их всех. В компании она всегда на перекрестье взглядов мужчин, и рядом с нею Стив чувствует себя неприметной… Нет, она и без неё чувствует себя неприметной. В ней не достаёт яркости, привлекательности, роста… веса… кхм, ладно. Но Баки сглаживает её неловкость в компании своим вниманием, и Стив не чувствует себя одинокой или ненужной. Иногда кажется, что она слишком добра. Слишком идеальна. До такой степени идеальна, что рванула в армию к всеобщей гордости и всеобщему же ужасу. *** Баки видит её после сыворотки – в глазах изумление и заметное такое, понятное восхищение. Восхищаться некогда, им нужно уходить с базы как можно скорее, а Баки поначалу едва делает шаги – что с ней тут эти ироды сотворили?!! – но справляется, идёт – впервые идёт за ней. Когда они смотрят друг другу в глаза, удивительно, как действует взгляд на одном уровне. Что-то в этой новой Роджерс вызывает оторопь и каждый раз при ней захватывает дух. Она само воплощение мечты, воистину гордость нации. И лёгкий ступор можно наблюдать не у одних мужчин (право, некоторые теряли мысль, как только она оказывалась в поле зрения, и так эту мысль и не находили), женщины так же завороженно следили за статной высокой блондинкой, внимали глубокому голосу и беспрекословно слушались. Кто тут капитан, верно? Барнс начинает понимать, что такое – быть в тени. И ей не обидно. Да и разве рядом с солнцем ты в тени? Ты в самом ярком свете. Ты отражаешь её свет. - Ты луна. И как-то неожиданно поэтично настроенная сегодня луна, - решает Стив, выслушав это сравнение. Она удивлена и чуточку растеряна. Что за странные мысли? Сравнение верно, а настоящая луна высвечивает кожу темноволосой подруги до сияющей белизны и даёт увидеть смущение и какую-то новую затаённую мысль на её лице. Сейчас с каждым днём обе они приобретают такой жизненный багаж, что не дай бог каждому, но напряжённое раздумье Баки только красит: глубокомысленность ей очень идёт. *** «Я любимого узнаю по походке». По походке Стив не узнаёт. У Зимнего солдата, конечно, та ещё походка от бедра, но целенаправленность танка и оружие в руках как-то отвлекли. Или может быть то, что от попадания в щит Стив сбрасывает с моста и взрывной волной вбивает в автобус? Доходит до рукопашной, и Стив видит в непосредственной близи светлые глаза. В них холодное упорство и неожиданная красота, странно знакомая. Но ни мгновенья не было полюбоваться. Что это за железная, блядь, леди?! Поочерёдно перебросили друг друга через спину, херача об асфальт, и Стив вдруг становится до истерики смешно, почему-то она вспоминает далёкое прошлое и их с Баки пародию на джиттербаг. Но нет. Нет. Только вот не надо сейчас… И русские горки. Да, русские горки, на которые они столько карманных денег перевели и после которых Баки уже всерьёз тащила её на руках, почти зелёную и повторяющую «чтобы я, да ещё раз!..» Не. Может. Такого. Быть. Маска Зимнего солдата падает. Ну, здравствуй, моя самая яркая звезда. - Who the hell is Bucky? Маргарет Тэтчер, «ху». Вопросы такие задавать… *** Девушка-мечта из сороковых исчезла, а что вернулось вместо неё? Убийца без памяти, без прошлого, молчаливое орудие чужой воли. Но Стив не может не пытаться достучаться до её сознания, она видит: это всё ещё она, её Баки. Даже если она одна в это верит, её веры хватит для бесконечной упрямой борьбы. В сущности, Баки хоть слабо, пусть призрачно, но уже что-то вспомнила. Иначе бы с чего киборгу с промытыми мозгами вытаскивать её из воды. Стив валялась на больничной койке и мысленно сотрясалась: «Сталь-нержавейка… Как мы обе не пошли на дно со своим-то грузом прошлого?.. И где же теперь искать эту «призрачную угрозу»? Если её навыки уходить от слежки не хуже, чем у Романофф, то гоняться теперь за нею до второго пришествия». А ещё, как подавить желание при встрече с ней сказать первым делом: «Тебе так идёт размазанная чернота вокруг глаз, так и ходи!» *** Она всегда муза, в каждой ипостаси. Она может быть сжата формой, тесно сужающей стан, такая же красивая, полная соразмерности и тонкости, как талантливо продуманное оружие. Может быть в трёх слоях одежды, в кепке и с грубо подрубленными волосами – всё равно. Прекрасна, ну просто икона для девушек в стиле гранж. Ну да, ещё с бионической рукой. Пока Баки помнит одни обрывки, это заметно. Она не спешит поддерживать визуальный контакт. Отводит глаза, в которых только печаль и сомненья. Но уже печаль и сомненья живого человека, не зацикленной на миссии машины. Когда она вспоминает, разница очевидна. Она поднимает голову и слабо вспыхивает улыбка: в глазах, на губах. Это как яркий тёплый свет. Она помнит её маму, она помнит её обувь, это она произносит вслух, а во взгляде светится: «Я помню тебя. Я тебя знаю». И это оказывается тем, что так долго не хватало Стив. Она оказалась права в своём слепом упорстве и теперь кажется, что им вдвоём – море по колено и нет силы, которая их остановит и в борьбе друг за друга, и в борьбе за спасение мира, и в любой поставленной цели. *** А почему она кажется прекрасной лежащая, опрокинутая на спину, с разбитым в кровь лицом и с оторванной бионической рукой? Почему только Стив видит это, почему только ей очевидно, что её страдание искупает пусть и невольную вину? Ей так легко любить Баки, и прежнюю, и нынешнею. Они в этом смысле старомодны, как клятва «отныне и вовеки веков». - Вот скажи, что ещё значило «холодное сердце»? – Барнс держится за неё и выговаривает слова с трудом, слабо контролируя хаотичные мысли. - Ах, это… Я тоже могла бы это пропустить, но мне не дали. Наташа повела в кино, как на разведку, с маскировкой и все дела… Это мультфильм. Выпустили не так давно, про двух сестёр. И одна из них обладает снежной магией… По-настоящему, это хорошее сравнение. Баки смеётся тихо. - Снегурочка. - Что? - Это по-русски. Что-то похожее на то, что ты описала. Девушка из снега. И я скорее второй вариант. Небо низкое, сквозь равномерно затянувшую облачную серость свет идёт, как через преграду, не ясно, где находится солнце. Ветер взвивает снег у них под ногами. Стив целует её, чтобы убедиться, почувствовать спрятанную за холодом их губ горячность живого тела. Баки подставляет лицо, но не находит сил отвечать. - Нет, ты не из снега. - Сейчас растаю из-за тебя, узнаешь. *** - Вот ты говоришь, Сне-гу-рош… - «Чка». Снегурочка. - Ну да. Но почему сейчас это так похоже на «Белоснежку», которую ни тебе, ни мне не надо объяснять, мы её ещё до войны в кино смотрели. - Вот уж абсолютно нет идеи. И опять же, что-то про снег. Уже не смешно. Уже чутка обидно. Стив заплетает тёмные волосы Баки в косу, той без руки неудобно. Кажется, она плетёт эту косу, как оберег, чтобы что-то оставалось рядом от неё, пока Баки будет… в заморозке. - И камера эта… Слишком много аллюзий на сказочную литературу. Слышь, Стив, можешь мне на стекле писать всякие послания. Ругательства из четырёх букв… - И из трёх на русском, которое ты иногда говоришь. - Ха-ха-ха-ха-ха! - Нет. Я буду рисовать сердечки и выводить инициалы, как положено снедаемой тоской влюблённой. - Бедняжка, усохнешь совсем, - с ехидностью, нисколько не скрывающей нежной печали, говорит Барнс. - Усохнешь тут, с этой сывороткой. - Детка моя… - Что ж, Белоснежка. Спи спокойно. И я прослежу, чтобы ни один принц к тебе и близко не подошёл. - Ибо нехуй. - Да. - Тогда проследи ещё, чтобы при разморозке оказаться в шаговой доступности. - Вдруг придётся будить принцессу старым методом? - Не вдруг, а придётся. – Баки удерживает руку, занятую её волосами, и мягко прижимается губами в коротком поцелуе. – Чтобы была, как штык. - Есть, мэм. А учёные Ваканды обнаруживают в этот момент, какие у них интересные отчёты, познавательные показания приборов и любопытная текстура материала у стола.