Хэллоуинский призрак

Детектив-инспектор Тамблтейт и детектив-сержант Патрик О’Малли стояли над телом, старательно делая вид, будто ничего особенного не происходит. На самом деле, в ливерпульских трущобах им доводилось встречать трупы в куда худшем состоянии, чем нынешний. Ирландцы, работающие в доках, зачастую решали свои проблемы быстро, грязно и кроваво: выпотрошенные животы, отрезанные головы и расчленённые части тел, спрятанные в грубые холщовые мешки, были отнюдь не редкостью там, где жили беднейшие из бедных. Но этот покойник казался... необычным. Учитывая дату его обнаружения — сразу после Дня всех святых, — становится понятным, почему находка всколыхнула в инспекторе и сержанте чувства примитивные, не поддающиеся доводам разума, из тех, что заставляли наших предков бить в гонг, подражая звукам грома, или рисовать в пещерах фигурки зверей, регулярно поднося им жертвы. Тело, облачённое в достаточно новый саван, было закопано в неглубокой могиле. Собаки разрыли её, дав тем самым возможность проходившему мимо курьеру обнаружить мертвеца. Сейчас бедолагу, вызвавшего полицию, отпаивали в участке дешёвым виски и снимали с него показания, пока он мог хоть как-то соображать, ибо виски потребовалось немало. А тем временем два широкоплечих констебля аккуратно действовали лопатами, очищая пространство вокруг зловещей находки. Покойник лежал на спине, обратив к небу то, что осталось от его физиономии — обожжённые куски плоти, смешанные с прахом земным. Кожи на лице не осталось вовсе, и жёлтые плохие зубы заядлого курильщика вызывающе скалились из провала рта. Между ними тускло поблёскивала серебряная монетка. Точно такая же красовалась и на левой глазнице; с правой монетка упала и валялась рядом с головой мертвеца. На профиль царствующей особы налип кусочек обожжённого мяса. — Похоже, на глаза шиллинги положили уже посмертно, как думаете, сержант? — Угу, — сержант О’Малли цепким, профессиональным взглядом осматривал местность. На труп он, честно говоря, старался не глядеть. — В смысле, так точно, сэр. А вот насчёт того, когда монету запихали в глотку, я не уверен, сэр. — Думаю, тоже post mortem, — инспектор Тамблтейт выпрямился, хрустнув суставами. — Иначе зашла бы глубже. Ожоги прижизненные, судя по сгусткам крови. Коронер, конечно, выскажется — где его носит, кстати? — но, полагаю, бедняга испытал адскую боль и всё равно отдал бы концы, не тогда, так попозже. Причиной же смерти является... Инспектор резко отвернулся от покойника, делая вид, будто вместе с сержантом рассматривает место преступления. Но глазеть, прямо скажем, особенно было не на что. Унылые громады складов, в которых местные лавочники арендовали места для своих товаров, тянулись по обе стороны от дороги, раскисшей после дождя и превратившейся в коричнево-бурое месиво. Кое-где по обочинам обречённо дрожали невысокие чахлые осины. Под одной из таких неизвестный злоумышленник и попытался зарыть тело. — Непосредственная причина смерти... — задумчиво повторил инспектор Тамблтейт. — Так точно, сэр, — преданно вздохнул сержант О’Малли и перекрестился. Причина смерти, которую столь упорно не желали называть доблестные стражи правопорядка, вызывающе торчала из груди мертвеца, выступая из раны на ладонь или даже больше. Кто-то недрогнувшей рукой загнал покойнику прямо в сердце грубо обточенный осиновый кол. — Надо поторопиться, сэр, — сержант О’Малли озабоченно поглядел на небо, где тяжко ворочались свинцово-сизые тучи, готовые низвергнуть на грешников новый Всемирный потоп. — Ничего мы тут не найдём, помяните моё слово. Даже коронера. Небось, сидит у себя, мерзавец, хлещет грог и ждёт, когда ему тело притащат. А здесь улик нету давно. В День всех святых гроза совсем разбушевалась, все следы давным-давно смыло к дьяволу в преисподнюю. — Боюсь, вы правы, сержант, — поморщился Тамблтейт и развернулся к констеблям, как раз завершившим свою печальную работу. Один из них беспрестанно бормотал под нос молитвы, а другой то и дело прикладывался к фляге: — Ну, хватит бездельничать, джентльмены! Давайте, забирайте его и... что это ещё за бесовщина? Констебли с проклятьями отпрянули от тела. На рогоже, в которую они пытались завернуть труп, и на перчатках обоих бравых полисменов остались слабые светящиеся отпечатки. — Дьявол... — пробормотал тот из констеблей, что был постарше. — Это дьявол играет с нами шутки, истинно вам говорю! — Твой дьявол сидит на дне фляги, Джеймс Батчер, и сегодня ты его вызывал не меньше дюжины раз! — рявкнул в ответ О’Малли. — Неудивительно, что он тебе мерещится в каждом комке грязи! А ну живо за работу! Ничего, сходите потом в церковь, отмолите грехи. Вам не помешает. Констебли, угрожающе что-то ворча под нос, возобновили прерванное занятие, а сержант повернулся к инспектору Тамблтейту, до сих пор созерцавшему всё происходящее в полной неподвижности, и вполголоса произнёс: — Дело, конечно, нечисто, сэр, в этом Джимми Батчер прав, пускай он и не просыхает, даже когда на службе, и его давно пора уволить. Но вот насколько оно нечисто — тут, боюсь, мы с вами не специалисты, если вы понимаете, о чём я толкую... Инспектор прищурился, а затем задумчиво ответил, глядя куда-то вдаль и словно не замечая никого подле себя: — Но ведь нам повезло в этом случае, не так ли, сержант? У нас на примете есть превосходный специалист. — Вы абсолютно правы, сэр! И если вы не против, я схожу к нему того... для получения консультации. — Сходите, сержант, обязательно сходите. Если мы имеем дело с явлениями, противоречащими общепринятому порядку вещей, явлениями сверхъестественными, оккультными — то это совершенно точно не дело полиции. — А если нет — то наш консультант всё... ну... разъяснит! — подхватил обрадованный сержант. — Именно так, сержант, — едва заметно улыбнулся инспектор Тамблтейт. И сержанту О’Малли от начальственного одобрения стало немного легче дышать. Мертвеца завернули в рогожу, и полицейские удалились от разрытой могилы. Бродячий пёс пристально поглядел им вслед, ожесточённо почесался о забор и вдруг завыл, словно прощался с усопшим. *** Отец Браун, скромный священник католической церкви Святой Марии, к затруднениям бравого сержанта отнёсся весьма серьёзно, однако мысль о силах потусторонних отмёл категорически. — Поймите же, — растолковывал он слегка опешившему от подобного напора сержанту, — тут дело не в том, хочу я признавать сверхъестественные проявления или нет. Это вообще не подлежит обсуждению. Мне достаточно много известно о проявлениях дьявола в самом человеке и вокруг него. По сути говоря, именно наличие дьявольских сил в нашем мире заставляет меня отрицать их непосредственное вмешательство в данном конкретном случае. — Эй, святой отец, полегче! — О’Малли замахал руками, словно отгоняя нечистую силу. — Следить за вашей мыслью — словно ловить ветер за хвост: вот он здесь, а вот уже и там! — Простите, — отец Браун смущённо потупился. — Я просто хотел сказать, что существуют некоторые специфические особенности в отправлении сатанинских культов, и в описанном вами я не вижу ни одной из них. Разумеется, мне стоит побывать на месте преступления и своими глазами взглянуть на тело, но уже сейчас я более чем уверен: сатана участвовал в данном событии разве что косвенно. Разумеется, каждое преступление есть результат преступного замысла, внушаемого нам врагом рода людского... — Я понял, — перебил О’Малли немного раздосадовано. — Вы хотите сказать, что это обычное убийство, подпадающее под юрисдикцию полиции. — Каждое убийство уникально, — пожал плечами отец Браун. — Давайте вы покажете мне тело и место, где зарыли бедолагу, и тогда я смогу сказать вам что-то более определённое. О’Малли скептически поглядел в маленькое окошко домика, отданного во временное владение отцу Брауна. Недавний дождь омыл тихую улицу, и ручьи, журча, весело бежали по каменной брусчатке, поблёскивая в лучах холодного солнца. О’Малли представил, какая непролазная грязь нынче творится возле складов и невольно покачал головой. Ну что, спрашивается, может увидать отец Браун в этом месиве? Да там, небось, и разрытую могилу-то уже залило, вместо неё лужа теперь! Впрочем, спорить с отцом Брауном бравый сержант не стал. Уже наспорился. А вот если удастся доказать маленькому упрямому священнику, что мистические, сверхъестественные силы всё-таки приложили руку к происшествию... — Идёмте, падре, — решительно сказал О’Малли. — Только сапоги наденьте, и, не знаю, переоденьтесь, что ли. Рясу вы там так изгваздаете, что потом неделю отстирать не сумеете. — Ничего, — вздохнул отец Браун, — милостью Господней... И снял с полки истрепавшийся, видавший виды зонт. *** — Надо нам было лодку взять, святой отец, — бурчал О’Малли спустя несколько часов, пробираясь по чавкающей жиже за отцом Брауном, на удивление бодро семенящим по разлезшейся, проваливающейся под ногами земле. — О, сержант, не волнуйтесь, всё в порядке. Мы уже, полагаю, на месте? — Да что б я за вас волно... То есть, да, конечно, падре. Вот этот вот... хм... водоём вчера не был водоёмом, и там свидетель нашёл труп. — Ну, лужа, похоже, довольно неглубока... — Полагаю, убийца не особо старался. Может, хотел, чтобы лучи солнца сожгли поганую нечисть? — Тогда зачем вообще закапывать? — отец Браун обошёл лужу, почти по колено проваливаясь в грязь, но не обращая на это особого внимания. — Нет, кто-то из убийц наверняка хотел спрятать дело рук своих... — Убийц? Полагаете, их было несколько? Отец Браун подслеповато заморгал, и сержант в который раз почувствовал себя дураком: — Да-да, конечно, вы правы. Чтобы вот так всадить кол — это нужно человека крепко держать... — Вдобавок, ожоги, — мягко сказал отец Браун. — Те самые ожоги, на лице, помните, вы описывали их? Конечно, беднягу могли оглушить и связать, но следов верёвок вы на коже не нашли. — Мы там и кожи-то особо не нашли, отче, — фыркнул О’Малли, невольно перекрестившись: воспоминания о чудовищных пытках, которым подвергли неизвестного, не способствовали сохранению бодрости духа. — Но вы опять правы, дьявол всё раздери: если бы его связали, он бы вырывался, верёвки глубоко бы впились в запястья... там бы и на мясе отпечатки нашлись! — Именно, — кивнул отец Браун, пропустив богохульство мимо ушей. — А вот крепкие пальцы, способные удержать извивающегося и бьющегося человека, оставляют менее видимые следы, если кожа после этого сожжена. Но я сейчас думаю о другом, и предлагаю вам, сержант, подумать о том же. — Это ещё о чём? — напрягся О’Малли. — О, есть две вещи, которые меня смущают. Точнее, даже три, но о третьей чуть позже. Первая — это место захоронения. Поправьте меня, если я ошибаюсь, но ни одна банда не считает здешнюю территорию своей вотчиной. Здесь слишком далеко от ирландских пабов, возле которых происходят основные драки. Но убийцы, очевидно, неплохо здесь ориентируются. По крайней мере, они точно знали, что ночью сюда мало кто забредает. — Кроме, разве что, ворья, — хмыкнул сержант. — Убийств здесь не бывает, это так, отче, но кражи — чуть ли не каждый день. Сторожа по складам не успевают... Сержант осёкся. Глаза священника торжествующе сверкнули, хотя отец Браун всеми силами пытался не выдать волнения: — Да, кроме воров, — кивнул отец Браун, пожалуй, как-то слишком торжественно. — Вы попали в самую точку, сержант. И это подводит нас ко второй странности — одежде покойного. — Надо же, а я думал, вы и не заметите, что беднягу нарядили в светящийся саван! — сарказмом О’Малли можно было резать хлеб, но отец Браун вновь пропустил шпильку мимо ушей. — Нарядили — или нарядился сам? Это очень важный вопрос, сержант! О’Малли непонимающе глядел на священника. Отец Браун терпеливо вздохнул: — Какой праздник все отмечали в день перед убийством? Точнее будет сказать — в ночь убийства, сержант. — А я вам о чём толковал всё это время, святой отец? — Немного не о том... — отец Браун скорбно созерцал лужу, ещё совсем недавно бывшую могилой. — Канун Дня всех святых. Время, когда, согласно народным поверьям, нечисть восстаёт из могил, и неважно, Самайном называть эту ночь или Хэллоуином... Время, когда торжествует дьявол, сказали бы вы, сержант, и были бы неправы, ибо дьявол всегда одновременно торжествующ и посрамляем. Дело не в этом, совершенно не в этом. — Так в чём же? — сержант О’Малли очевидно не успевал за умозаключениями собеседника, но крепился изо всех сил. — В жажде наживы, — просто ответил отец Браун. — В том, что вы в полицейских протоколах именуете «преступным замыслом». Грубо говоря, в идее, родившейся в голове некоего вора и показавшейся ему весьма забавной. — Какой ещё, к чёрту, идее? — Идее нарядиться мертвецом и напугать местных сторожей. Заставить их убежать, сверкая пятками, а под шумок обчистить один из складов. Если у вора был сообщник, а я полагаю это весьма вероятным, то не сегодня-завтра вы получите заявление от владельца какого-нибудь местного склада. Он заявит о краже или недостаче — не суть важно, главное, что его сторож убил бедолагу, которого вы нашли. Убил зверским, совершенно чудовищным способом, поскольку, я полагаю, был изрядно пьян — многие борются со страхом, впадая в грех винопития, а дешёвый виски всегда можно принести с собой, особенно в такую ночь. Убил при помощи друзей — возможно, таких же сторожей, как он сам, или же крепких ребят из рабочего посёлка тут, неподалёку... Добраться до него по этой дороге — дело четверти часа, особенно если ты сильно напуган. А наш убийца был, можно сказать, смертельно напуган, ведь он увидал призрака в светящемся саване. — Понимаю... — задумчиво наклонил голову О’Малли. — Ну вот, — священник огорчённо разглядывал носки заляпанных грязью сапог. — Сторож сбежал, да, но не такие они, эти крепкие ирландские парни, чтобы сбежать и не вернуться с подмогой. Пока воры, торжествуя, вытаскивали из склада добро, несколько добрых людей, разумеется, хлебнувших для храбрости чего-нибудь покрепче, подкрались к ним и поймали одного из фальшивых призраков. Разумеется, бедолага кричал и умолял, но недолго — ему, скорее всего, заткнули рот и принялись пытать, изгоняя из него нечистый дух. Полагаю, происходило всё на складе, там вы найдёте следы крови и всё остальное. Ему сожгли лицо, особенно стараясь выжечь глаза, чтобы призрак не увидал их лиц и не пришёл отомстить. Воткнули осиновый кол в сердце, ибо не были уверены — вдруг он вампир-кровопийца? В конце концов, обвинять невежественных рабочих слишком строго не следует, они ведь никогда не видели вампиров... — А вы видели? — вырвалось у О’Малли. Священник невесело покачал головой: — Разве что владельцев фабрик, выжимающих у рабочих все соки, заставляющих их трудиться по восемнадцать часов в день и, почитай, своими руками толкающих несчастных людей на преступления... Но они не боятся ни света дня, ни суда человеческого. Но я продолжу, с вашего позволения. Завершив чудовищные ритуалы, половина из которых была выдумана тут же, на ходу — виски чудесно растормаживает примитивную жажду крови — самоназначенные экзорцисты проткнули сердце бедолаги осиновым колом и закопали, положив на глаза и в рот по серебряной монете. Возможно, если вы проведёте опрос сторожей близлежащих складов, кто-то сам признается, ведь он искренне будет считать, что не сделал ничего дурного. Разве убийство уже мёртвого человека — это преступление? Или же вы обнаружите на складе вещественные улики... В любом случае, сержант, полагаю, раскрыть дело не составит для вас труда. Не забудьте позвать меня, когда поймаете убийцу — возможно, осознав, что он натворил, несчастный решит покаяться... И священник, грустно вздыхая, отправился к дороге, помогая себе при ходьбе заляпанным грязью зонтом. О’Малли вернулся в отделение и с порога натолкнулся на злого инспектора Тамблтейта: — Возвращаемся в это Богом проклятое место, сержант, — приказал инспектор. — Владелец склада оповестил о крупном хищении. Знаете, я начинаю думать, что там на Хэллоуин действительно порезвился сам сатана! Сержант вздохнул. Обожжённое лицо с лопнувшими и вытекшими глазами не выходило у него из памяти. — Вполне может быть, что и сатана, — вздохнул он. — Вполне может быть... Небо над Ливерпулем вновь хмурилось — то ли осуждая грешников, то ли оплакивая их.