Черная вдова

      Она не может сопротивляться. Никогда, как бы сильно этого ни хотела. Как бы ни старалась. Всегда так, каждый раз одно и то же: она убеждает себя, что сегодня все будет иначе, что в этот раз она скажет решительное «нет» или просто наговорит ему гадостей – таких, что станет ему противна, настолько противна, что у него банально перестанет на нее вставать. Она может, она умеет, а ведь это, и правда, не сложно – отвадить от себя человека раз и навсегда. И дело ведь не в том, что Слепой такой непробиваемый или ему безразлично, что она говорит или делает. Нет, ему не наплевать, пусть он и ведет себя совсем иначе. Но, как бы решительно Крыса ни была настроена, она сдается почти сразу, поддаваясь… чему? Боже, если бы она только знала… Врезать ему по лицу, расцарапать, заехать коленом в живот (с усмешкой ловя себя на том, что специально метит именно в живот, стараясь даже случайно не попасть между ног – это было бы слишком даже для него) – что только она ни пробовала, как ни старалась дать понять, что совсем ему не рада, что не желает его даже просто видеть, не хочет, чтобы он до нее дотрагивался… Все без толку. Он слушает ее с холодной улыбкой и молча терпит любые ее выходки, заранее зная, что все равно получит то, за чем пришел. А когда его губы прикасаются к ее губам, она понимает, что пропала. Что нет в этом мире никого и ничего – только он и его сухие соленые губы. И что за них она готова продать душу дьяволу – вот так неожиданно смешно и пошло.       Вот и сейчас, казалось бы, такая суровая и решительная поначалу, – она подготовила целую речь, гнусную и оскорбительную, вооружилась ножом (а вдруг он все-таки испугается?), – Крыса вынуждена капитулировать.       – Господи, Слепой… отпусти меня, пожалуйста… отпусти… – шепчет она, понимая, что уже слишком поздно.       А ведь он еще ничего не делает – всего-то навсего запускает в ее волосы свои длинные пальцы, медленно и плотоядно.       – Разве я держу тебя? – удивляется Слепой.       Крыса проводит ножом по его щеке – плоской стороной, и вот уже холодное острие невесомо скользит по шее Слепого. Он замирает и тихо смеется, прикрыв глаза:       – Ты собираешься убить меня?       Крыса не отвечает. Нож спускается ниже, прочертив кровавую полоску вдоль ключицы, ниже – цепляясь за майку, надрывая ткань, добирается до живота, вздрагивающего от прикосновения холодного металла.       – Ты убьешь меня, – шепчет Слепой, подаваясь навстречу острому лезвию.       Нож такой острый, что, поначалу встретив сопротивление на самой поверхности кожи, легко и плавно начинает погружаться куда-то в глубину. Слепой дрожит и оседает на пол, увлекая за собой Крысу, которая, в свою очередь, испуганно выпускает нож из рук, зажимая рану на его животе ладонью. Она оказывается совсем не глубокой. Кровь сочится сквозь пальцы.       – Ты убьешь меня, – глухо продолжает Слепой, – ты выпустишь мне кишки, намотаешь их на запястья, как браслеты… а потом откусишь мне голову… как черная вдова… – он находит ее губы, и Крыса тонет в медленном, хищном поцелуе, замирая от вполне ожидаемого, но такого ненавистного, нежеланного ею блаженства. Растворяясь в нем.