***
Мирон ненавидит свою сущность, и ненавидит себя за то, что просрал сумку, которую он постоянно таскал с собой. Лекарства. Их нужно было принимать каждый день по часам, не пропуская ни один приём. Опыт научил — приём таблеток лучше не пропускать. Особенно, если тебя окружали одни альфы. Федоров стиснул зубы, чтобы не начать ругаться, совмещая это с попытками набрать номер Порчи или Вани, но парни будто не реагировали, даже Женя не отвечала на звонки. И Мирон швыряет телефон об стену туалета, в котором он просидел уже час, прячась от всех. — Сука. Сука. Сука, — и мужчина опускается на холодный кафель, — господи, блять, — его руки немного подрагивают, а в горле становится сухо. Нахуй он поперся в этот бар, если знал, что скоро начнётся течка. Нахуй его друзей, что сейчас молчали, как рыбы об лёд. Нахуй, его самого. Мирон помнит, чем все закончилось, когда он забыл принять таблетки. В тот день он с ребятами был на даче у Мамая, они отмечали какой-то праздник, и мужчина, просчитав свой цикл, был точно уверен, что течка начнётся через два дня. И по случайности пропустил принятие лекарства, он тогда сидел с Евстигнеевым на террасе, оба парня оживлённо о чём-то болтали. А потом у Мирона скрутило все внутри, а в нос ударил терпкий запах, от которого перед глазами заплясали искры, и в следующую секунду он оказался прижатым к дивану. И Ваню от Мирона отдирали Дарио и Мамай, и вся их вписка на этом закончилась. Обезумевшего Ваню Мамай повез подальше от Федорова. А Порчи, схватив Мирона, затолкал того в душ. Туалет был закрыт, Мирон запер дверь на ключ, чтобы никто не вломился и не увидел сурового рэпера в таком состоянии. Потому что это может закончиться плохо, его маска рухнет, и всем откроется правда, что он омега, а не бета, как всем говорил. Таблетки уничтожали омежий запах, превращая его во что-то непонятное для альф. Можно сказать, что под действием лекарства его нельзя было куда-то отнести. Но даже и без запаха, его хотели и омеги, и беты, и альфы. В баре играла весёлая музыка, а недо-альфа сидел в общественном туалете и старался дрожащими руками опять набрать номер друзей, чтобы те помогли ему выбраться. Но все было впустую. Мирон с глухим стоном согнулся и сунул руку себе между ног, сжимая член. Твою ж мать, как ему плохо, и, кажется, он только что кончил. И становилось пиздец страшно, когда в туалет начинали ломиться люди, и Мирон сильнее вжимался в холодную стену, моля, чтобы они ушли.***
Тони сидел в компании Рудбоя и Порчи. С этими ребятами было весело, особенно с Порчанским, он постоянно творил какую-то хрень. И на краю сознания он не понимал, как они общаются с Мироном. Ведь этот рэпер был самым нелюдимым из всех. Как и сейчас, все были здесь, а он где-то пропадал. — А где Мирон? — Тони смотрит на ребят, а те лишь качают головой, мол, не знаем, — Ладно, я отолью, возьмите мне пива, — и парень уходит, протискиваясь мимо толпы. Для Раута — Оксимирон был чем-то высоким и недостижимым, отчего он его ненавидел. А еще он ненавидел его за запах; беты пахли не так, альфу он бы распознал, омегу — и подавно, к тому же, у последних слишком это выделялось во внешности. Туалет был закрыт, и поэтому парень направился на поиски Тимарцева. И выклянчить у того ключи не составило труда. Когда Тони ворвался в туалет, он оторопел от увиденного: на кафеле, который был полностью залит водой, сидел Оксимирон, что встретил ворвавшегося безумным взглядом. Он был похож на пациента психиатрии, чья одежда полностью промокла. И Раут рванул к умывальникам, перекрывая в них воду, а уж потом начал поднимать рэпера, пытаясь поставить того на ноги, но тот еле сопротивлялся. — Пошёл вон, — Мирон проскрипел это, даже не взглянув на парня. Но было поздно, Раут уже схватил мужчину под руки. В первую секунду он даже не понял, что происходит, так как потонул в низком ритмичном гуле. Не сразу до него дошло понимание, что это в висках отдаётся собственное сердцебиение: сильное, частое, заставляющее тяжело дышать. — Блять, — Раут, отпихивая Мирона, впечатался в стену спиной. Что-то было не так. Парень сжал руки в кулаки и постарался расслабиться. Кончики пальцев дрожали, их покалывало от напряжения. В туалете, оказывается, было слишком жарко, воздух вырывался из лёгких рвано, и его не хватало. А ещё, внизу живота приятно заныло. — Что за хуйня? Было такое чувство, будто бы рядом — сладкая омега в разгаре течки… Но Оксимирон не может быть омегой. Или может? — Чего вылупился, дегенерат, омегу никогда во время течки не видел? — Федоров замер всем телом, на него накатил новый поток жара — сильнее и требовательней, организм чувствовал альфу на расстоянии чуть больше пяти шагов и реагировал соответствующе. Мирону было хуево, у него давно не было течек. Федоров посмотрел на него своими голубыми глазами, что сейчас казались серыми, шевельнулся, отодвигаясь, и Раута накрыло сладким запахом феромонов, и он повёл носом, вдыхая сладкий запах и поддаваясь инстинктам: завладеть и драть, до крика, до синяков на бёдрах и кровавых укусов на шее. — Как? — прохрипел он. — Как это возможно? — Таблетки, — Мирон прижимается к холодной стене, чтобы хоть как-то унять жар в теле. — Какие, к чёрту, таблетки?! Раут, блять, в ахуе. Его кумир, которого он ненавидел, оказался омегой, что выдавал себя за альфу. И он мог сорваться в любой момент. Член Мирона требовательно ныл, меж ягодиц тянуло и пекло влажным теплом. В сознание уже закрались предательские мысли и образы: наваливающееся сильное тело, обволакивающееся своим мускусным запахом, его руки, поддерживающие за пояс… — Пожалуйста, сходи за Порчи или Мамаем, но не Ваней, — и мужчина сжимается сильнее, стараясь не смотреть на Тони и не вдыхать его запах, но Раут буквально обвалакивал своим запахом, который проникал в мозг. Альфа медленно поднялся и так же медленно отошёл к дальней стене, контролируя каждую мышцу своего тела. Главное не сорваться. Не броситься к Мирону, рыча, и сделать то, что хочется сейчас больше всего, а хотелось его. Наброситься и трахать до потери пульса, вдалбливаясь в тёплое и податливое тело, кусая худые плечи и сильнее разводя Мироновские ноги. И парень закрывает свой нос руками, и берет курс к двери. Подальше от запаха, подальше от Мирона. Уже взявшись за ручку двери, парень слышит, как протяжно стонет Федоров за его спиной. Услышал и понял — не уйдёт. Не сможет. Не в состоянии. Раут прижался лбом к двери, и дерево показалось ему раскалёнными углями. Он закрывает дверь на ключ, потом разворачивается и опираясь на нее, соскальзывает вниз на пол. — Блять, — откуда-то издалека прозвучал чужой голос. Мирон всё понял. — Пиздец, — высказался Раут, он поднял взгляд на Окси. Федоров смотрел жадно и голодно, неотрывно, прямо ему в глаза. Это уже перебор. Раут резко поднялся, чувствуя, что его ведёт, но остановиться уже не мог. До Мирона — четыре быстрых уверенных шага, за время которых омега-Окси встал на ноги. И, блять, Тони окатило запахом смазки. Остановившийся напротив Раут был чуть выше и намного больше. Антон стоял вплотную, и Мирон мог бы, всего-то качнувшись вперёд, уткнулся носом в пульсирующую сонную артерию, прихватить её зубами и совсем одуреть от запаха. Но разорвать сейчас зрительный контакт было равносильно самоубийству не только для него. Для обоих. И Раут толкает Мирона в грудь, прижимая к стене. От происходящего мозг взрывался, ему нравилось то, что он видел, но этого мало; от нетерпения лихорадило. Поэтому, проведя ладонью от ключиц к шее и слегка надавив на выступающий кадык, Раут позволил другой ладони легко перетечь на талию Федорова, от чего он вздагивает. Парень нагибается и прихватывает губами жилку на шее около 1703, и Мирон тихо стонет, пульс рэпера скакал, как бешенный, а запах Окси накрывал с головой. Запах течной омеги. Они оба скатываются на мокрый пол. И Раут накрывает тощее тело, обволакивая своим запахом. Тони рычит и резко дергает за пояс брюк Мирона, заставля рэпера приподнять бедра, и он, помогая себя раздевать, сам нашарил рукой застежку джинс Раута. Сорванные с Федорова штаны полетели в сторону вместе с тем, что было его футболкой. И если бы все это происходило в другом ключе, Оксимирон обязательно обматерил бы за испорченную одежду. Раут вновь навалился; обнажённый рэпер под ним дёрнулся и простонал что-то невнятное. Контакт с горячей кожей обжёг так, что он едва снова не кончил, и Федоров вздёрнул бёдра выше, закидывая ноги на Тони. Член Антона упирался через ткань его брюк куда-то в промежность, где текло и влажно пульсировало, и это было для него слишком.Он уже не мог и потёрся чувствительной головкой, после чего, проведя рукой по чужому боку и его бедру, скользнул ею ниже. Раут ощутил, как рэпер напрягся, стоило ему провести пальцами между ягодиц. Но зато сам Антон остался довольным. Мирон тек получше любой омеги, с которыми спал Раут. Его бёдра с внутренней стороны были влажными и липкими от смазки. И от этого ведёт. Молодой рэпер не стал себя сдерживать: лизнув свою ладонь, он сглотнул. Солоно, терпко, а самое главное никакого сладкого привкуса, как обычно бывало у омег. Раут ненавидел ту сладость, что присутствовала в омегах. Это его бесило и вымораживало. Чуть надави - появится синяк, немного прикуси - останется кровоподтек. Но что-то ему подсказывает, что с Окси будет не так. Жёсткая ладонь была мокрая и без слюны, поэтому, когда он обхватил ею пульсирующий член и, сжав, провёл вверх-вниз, Федоров запрокинул голову и судорожно выдохнул. Рэпер блядски раздвинул ноги шире. И от этого действия Раут сходит с ума. Здравый смысл Мирона где-то потерялся, ему давно не было так хорошо, но рук уже стало мало… И он толкнулся бёдрами в ладонь, сжимая в руках чужую футболку. Язык Федорова проходится по щеке Раута, спускаясь к шее, он кусается и негромко постанывает, пока Антон негнущимися пальцами приспускал на себе штаны вместе с бельём. Без давления на пах стало намного лучше, и он вжимается своей плотью в разгоряченное тело, вызывая у Федорова хриплый стон. Тони приподнялся, убрал руку от чужого паха, вызвав у Мирона разочарованный стон, и одним движением перевернул его на живот. Мирону не нужно говорить, что от него хотят, и он старается встать на четвереньки, выставляя свою задницу на показ. Это просто инстинкт, не более. Но об этом оба будут говорить себе завтра. А сейчас в них просыпались дикие звери. Молодой рэпер скользит своими пальцами, погружая их в Мирона, и они проходят слишком легко, что даже не нужно растягивать. Смазанные эластичные мышцы нехотя расступаются под напором. И Федоров издает какой-то нечленораздельный звук, и Раут сорвался: резко вгоняет до упора, погружаясь в тесный плен. Мирон вскрикнул, не понимая, больно ему или нет. Он уже давно забыл, каково быть оттраханым альфой. Только единственный человек брал его сзади, грубо, до синяков и сильных кровоподтеков. Но сейчас ощущения другие. Все по-другому. В те моменты, когда у него начиналась течка, Дима "помогал" с ней справиться, только его запах был противен, он врезался в мозг, и в действиях он был слишком агрессивен. Не как Раут, его мускусный запах обволакивает, заставляя тело реагировать на каждое прикосновение. Мирон был напряжен, но Антону было уже всё равно. Потому что мужчина был слишком влажным, горячим и узким. Раут попробовал двинуться. — А-ах... - стон Мирона нарушил тишину в туалете. И было слышно лишь музыку за дверью, это играл трэк Порчи. От первого уверенного толчка тело получило такой каскад ощущений, что Мирон захлебнулся воздухом, а от второго застонал, забыв про стыд: — А-а-а-х… Нгх… Мирон не узнал своего голоса. Пальцы стиснулись в кулак, а звонкие непристойные хлопки кожу о кожу доносились откуда-то издалека. Раут двигался быстро, придерживая Окси за таз и даже не думая его жалеть. Мирон стонал, забывшись — то громко, то сипло, то срывался на жалобные всхлипы, утыкаясь лбом в холодный кафель. И Мирон точно знает, что завтра на его коленях и локтях будут красоваться огромные синяки. Но на это плевать, его потряхивало от оргазма и букета ощущений. Окси кусал губы, не сдерживая крики и стоны, даже не стыдясь своего положения. Антон ускорился, давя сильнее и фактически вбивая Мира в холодный пол. Желанная разрядка была близко. И сейчас Рауту хочется обладать Федоровым больше всего на свете. И он допускает маленькую ошибку , оставляя поцелуй-укус. И это становится последней каплей, которой так не хватало Мирону. Он протяжно стонет, зажимаясь от скрутившей тело судороги, вслед за которой приходит мимолетное облегчение. Член сдавливает тисками, и Антон срывается на рыки. Раут выходит из тела и кончает долго и много на бёдра и ягодицы рэпера. На одном разе всё не закончится. И оба это знают.