И я оставлю за кормой не только гавани и даты

Я распрощался с мужиками из своего экипажа, когда увидел Димку, который все-таки приехал меня забрать из аэропорта в три часа ночи, хотя завтра ему было на работу. - Привет. Я так рад, так скучал… - и еле остановил порыв обнять его, прижаться губами к губам, но вокруг были люди, и если мне было все равно, то мой Димка бесился, когда я лез с нежностями на людях. Он вообще считал, что проявлять чувства на людях неприлично, и за пять с хвостиком лет, что мы с ним вместе жили, я так и не смог его переубедить. - Ага, я тоже, - как-то очень сухо ответил мой парень, - поехали. Я начал рассказывать ему, как обычно: громко, эмоционально и в красках, как прошла регата, и рассказывал об этом всю дорогу до дома. Я был до одури рад, что вернулся, потому что, хоть паруса и были моей страстью, Димку я любил больше. Но сейчас я не мог заткнуться, вещая про турецкую регату, в которой наш экипаж умудрился выиграть, что совершенно не замечал холодности и отстраненности своего парня. Когда мы завалились в квартиру, по дороге еще я настоял зайти за выпивкой и опять не придал значения тому, что он вместо литра водки предложил взять пива, а себе вообще взял безалкогольное. Кинув рюкзак с вещами на пол, я начал приставать к Димке прямо в коридоре, но он мягко от меня увернулся, как-то странно посмотрев. - Дим, что не так? - начал волноваться я и, оказалось, не зря. - Драг, - он сделал глубокий вдох и словно в ледяную воду ухнул, - я решил с тобой расстаться. С тобой хорошо, но не жить. - Да? - я пожал плечами и просто ответил. - Тогда уходи. Я вообще не понял, что он сказал мне, что я ответил ему. Все уже случилось, и я развернулся, чтобы пройти в квартиру и больше не интересоваться происходящим, а мой мозг только-только начал обрабатывать информацию. Димка схватил меня за руку, не давая уйти, и тут-то до меня все и дошло. Но я все еще был очень спокоен, только знал, что это ненадолго, еще секунд десять, может, пятнадцать, и истерика захлестнет меня с головой. А он все стоял и смотрел на меня, словно хотел мне что-то объяснить. А я сейчас не хотел его слушать. - Я сказал: уходи. - Истерика начинала подбираться ко мне все ближе, я уже чувствовал ее холодные удушающие лапки на своем горле, но отчаянно не хотел, чтобы Димка, мой до одури любимый Димка, увидел даже ее край. - Уходи! - почти взмолился я, распахивая дверь и выталкивая его из квартиры. Он даже не сопротивлялся, мне даже показалось, что он сам не верил, что это происходит, что я так легко его отпущу. Но я не просто отпустил - я выгнал, захлопнул дверь перед ним, даже не потребовав объяснений. Задвинув щеколду дрожащей рукой, я сполз по двери на пол и закричал. Отчаянно и страшно. Осознание потери не просто навалилось - оно обрушилось, проломив тонкий, непрочный ледок отчужденности и спокойствия. Я кричал и рыдал, размазывая по лицу слезы, сопли и слюни, и мне было глубоко похуй, как я сейчас выглядел. Мне вообще стало на все похуй. Моя жизнь была разрушена одной фразой. Он решил со мной расстаться. Решил тогда, когда меня не было. От этого было еще больнее. Сорвав голос и немного успокоившись, я тяжело поднялся, наплевав на валяющийся рюкзак и мокрую гидру в нем, и прошел в квартиру. Сидеть под дверью и страдать было глупо. Можно было этим же заняться и на диване, потому что заходить в спальню мне было страшновато. Лучше бы я сидел под дверью дальше, потому что когда я вошел в гостиную, то меня словно ударили под дых. Димка не просто ушел - он забрал все свои вещи. Одежду, комп, какие-то охуенные колонки, которые у нас пылились почти все годы нашей совместной жизни. Зато оставил мне плазменный телевизор, который я даже никогда не смотрел. Да в нашей квартире даже телевидения не было. Подкатывающая истерика свела спазмом и так сорванное горло, и я решил, что надо выпить. Иначе никак. Но если я сейчас с кем-нибудь не поговорю, я умру. Взорвусь изнутри от переизбытка бушующих во мне эмоций. Только вот в четыре утра особо никого не было. Поэтому я нашел в морозилке недопитую литрушку водки, которую мы распивали с Димкой перед моим отъездом две недели назад, и приложился к ней, наплевав на стакан, и продолжил предаваться истерике, то крича и плача, то тихо поскуливая и жалея себя. Горькая, обжигающая горло и пищевод жидкость легла на расшатанные нервы идеально, и я вырубился прямо в кресле у своего компа, с монитора которого на меня смотрели две рожи. Черноволосый синеглазый демон Димка улыбался своей ослепительной, сногсшибательной улыбкой, и как обычно не желающий фотографироваться я, красноглазый альбинос. Белое и черное, день и ночь. Пробуждение не принесло ничего нового и ничего хорошего. Тушка болела от неудобного положения, голова - от водки, а душа - от пустоты и понимания того, что я ничего не могу изменить. Но теперь я хотел объяснений. Только сначала мне нужно было поговорить хоть с кем-нибудь еще, не с Димкой, и я, подхватив телефон и не обращая внимания на фото на экране, поднялся и набрал номер своей лучшей подруги Алки. Я хотел понять, где ошибся я, что Димка не просто в порыве собрался и свалил, а все обдумал, собрал ВСЕ вещи, чтобы более не появляться в нашем, но теперь уже только моем, доме. И кто вообще об этом знал. - Здравствуй, любовь моя несбывшаяся, - ответил мне задорный голос Аллы. - Чем обязана? - Димка ушел, - без приветствия и предисловий заявил я и воочию представил, как милое личико мой подруги вытягивается, а глаза расширяются. И понадеялся, что сейчас начнет говорить она, потому что я снова был готов скатиться в позорную истерику. А позволить увидеть или услышать меня таким я не мог даже ей. - Я сейчас приеду, потерпи чуть-чуть. Вить, - а это уже водителю, - в центр едем, поворачивай. Все, жди, я буду через пятнадцать минут, - снова сказала Алла в трубку мне и отключилась. А я в этот момент увидел себя в зеркале. Морда опухшая и небритая, волосы во все стороны, шкура от солнца красная и глаза-щелочки. Вот красавец-то, только детей пугать. Но мне было все равно. Я закинулся каким-то колесом от головы и принялся ждать Алку. Через пятнадцать минут запищал домофон, и я пошел открывать. Алла появилась на пороге, и выглядела она как всегда шикарно. Обтягивающий и подчеркивающий достоинства фигуры черный брючный костюм шел этой брюнетке идеально. И мне даже стало стыдно за свой жуткий внешний вид. - Сначала ты идешь и приводишь себя в божеский вид, а потом я тебя слушаю, - заявила подруга таким тоном, что перечить ей я даже не попытался, и поплелся в ванную выполнять указания, краем уха услышав, как она ворчит и принимается разбирать мои вещи из поездки. Я даже отвлекся от своих невеселых дум, пожалев Алевтину Геннадьевну, очень педантичную хозяйку агентства по организации праздников, которая приходила в ужас от нашего с Димкой вечного бардака и принималась убираться просто по инерции. Мысли съехали на то, что теперь весь этот бардак исключительно мой, и я вообще постарался ни о чем не думать. Через полчаса мы с Алкой сидели на кухне с чаем, и я ей рассказывал, что случилось. Масштабы проблемы она успела оценить, пока я мылся. - Драгомир, ты - мудак, - только и сказала мне подруга. И хотя я не знал, почему именно, был готов слушать объяснения, которые не заставили себя ждать. - Дима - тоже мудак, но тебя я люблю больше. Ты вспомни, как вы жили-то? - А что не так было в нашей жизни? - резонно поинтересовался я, потому что мне казалось, что у нас все нормально. Но, как говорится, ничто не предвещало беды. - Друзья у нас почти все общие, развлекались мы всегда вместе. Я никогда не был против, если Димка куда-то хотел поехать, и отпускал его спокойно. Он меня тоже. Не ревновал, сцен не устраивал… - Драг, ты знаешь, что на ваши отношения ставки делали? Когда Димка к тебе переехал, вам больше года вместе не давали. И то только за счет того, что ты свалишь на какую-нибудь регату, а он в горы уйдет. А так, не больше полугода. - Подобное откровение меня не удивило: мы часто прикалывались, ставя на сроки образующихся союзов, и даже радовались, когда не угадывали. А чего, если люди счастливы. - Ну и что? Да, у нас были разные увлечения, но это не мешало нам любить друг друга, - возмутился я. - Ага, а твои бабы? - сузила глаза Алла. - А что бабы? - я сначала не понял вообще о чем она, а потом снова возмутился. - На баб мне Димка выдал пожизненную индульгенцию. Да и не так часто они у меня и бывали. - Ты не просто мудак. Ты еще и клинический идиот. Драг, то, что твой Верхолаз дал тебе индульгенцию, не значит, что он был не против этого. Я же тебе говорила, чтобы ты завязывал, а ты был так уверен, что Димка никуда не денется. - Алла тяжело вздохнула. Она действительно часто говорила мне, чтобы я завязывал трахаться с бабами на стороне, а я в очередной раз надирался, цеплял барышню какую-нибудь, проводил с ней время и отправлял на такси домой. Но это бывало только тогда, когда Димка был в горах, а мне было без него ну очень грустно. - Значит так. Ты сейчас берешь, звонишь ему и клятвенно обещаешь, что будешь таким, каким он захочет тебя видеть, и уговариваешь вернуться к тебе. - Вот прям так, сразу? - удивился я, хотя и знал о любви подруги к принятию кардинальных решений. Но не до такой же степени. - А может быть я теперь не хочу с ним жить! Он хочет подняться на Эверест! На гребаный Эверест, на котором столько народу скопытилось, что думать страшно. И сколько он туда забираться-то будет? Я ж столько без него не протяну. - А ты хочешь принять участие в кругосветной гонке в одиночку. Как она там? Volvo Ocean Race, если я не ошибаюсь. А это еще дольше и не менее опасно. Если не более. Вы - два упоротых экстримала, только экстрим у вас разный, вот и все. Но мы отклонились от темы, - решила вернуться к чему-то другому Алка. - Ты, тварь, когда Димки не было дома, блядствовал, а когда он сказал, что уходит от тебя, просто выставил его за дверь. Даже не спросил, почему. Драг, ты представляешь, как это со стороны выглядит? Он-то не знает, что было, когда ты дверь за ним закрыл. И сейчас думает, что поступил правильно, и вообще давно надо было от тебя сваливать. Поэтому бери и звони. Она подтолкнула ко мне мой телефон, а я попытался посмотреть на ситуацию с Димкиной стороны. Выглядело действительно ужасно, но я же любил в жизни только его. Но я же спрашивал, а он сказал мне, чтобы не в нашей кровати, и так, чтобы он об этом не знал. Все. Вот и все условия, которые он мне поставил, когда я спросил, будет ли считаться изменой секс с женщиной. Или я его тогда неправильно понял? Мысли в моей голове закрутились ураганом, но проклинать себя, свою тупость и неспособность к моногамии было поздно и глупо. Я слегка трясущимися руками взял телефон и набрал Димку. Мне никто не ответил, но я продолжал названивать. Алевтина молча сидела рядом со мной, и я знал, что, как бы она на меня не ругалась, она на моей стороне. Десять минут упорного дозвона пропали в туне, Верхолаз отключил телефон. Я поднял несчастный и больной взгляд на подругу. - Если он не хотел, чтобы я спал с бабами, почему сказал, что можно? - иной раз я был слеп, глух и туп, совершенно не понимая подтекста, который может крыться в словах. Мне нужно было говорить прямо, иначе я бы обязательно истолковал сказанное в свою пользу. - Потому что он - тупица, Драг, - погладила меня по руке Алка. - Как бы ни повернулось все, Димка все равно поступил ужасно. И этого я ему никогда не прощу. Не прощу ему ни одной твоей слезинки. Я даже не успел осознать, что из глаз покатились слезы, а Алла уже аккуратно стерла их с моего лица. Чтобы позорно не разрыдаться, я сбежал в ванную, а мой телефон тренькнул пришедшей смской. Я кинулся ее читать, как оголтелый. “Завтра в два в твоем любимом кабаке” - гласило пришедшее послание от моего Верхолаза. - Ну вот, видишь, он готов даже с тобой встретиться, - попыталась меня подбодрить Алевтина, но толку от этого было мало. Разговаривать он со мной не пожелал, встретиться решил в кабаке. Думает, я на него прилюдно не наору, если очень припрет? Это он, кажется, чего-то про меня забыл. Еще и в морду дам, не обломаюсь. - Ал, ты иди, у тебя же дел до хуя, - решил я попробовать спровадить подругу, сам не зная, чем буду заниматься дальше. Не то, что бы я собирался сидеть рыдать, как истеричная девица, да и заниматься самобичеванием как-то не хотелось, но я хотел остаться один. - Драг, если он тебе так нужен, докажи ему это, - сказала она мне на прощание и покинула мой гостеприимный дом. А хотел ли я что-то кому-то доказывать? И, тем более, как? Клятвенно пообещать даже не смотреть на сторону? Ну, пообещать я, предположим, могу, а толку-то? Я бы просто не поверил на месте Димки. И вообще, он не захотел со мной говорить, он не пожелал даже попытаться сохранить наши отношения, а просто тихо сбежал. Как, бля, истинный мужик: собрал свои манатки и сбежал. Как я вообще буду с ним о чем-то говорить, если все наши выяснения отношений сводились к тому, что я спрашивал, просил, а он молчал. Тупо молчал, ничего мне не отвечая, а я, в итоге, срывался и просто орал на него. Неужели в этот раз он просто решил пропустить эту фазу разборок, зная, что ничего путного из этого не выйдет? Гад. Как просто самоубийственное восхождение на Эверест со мной обсуждать, когда у меня все внутри скручивалось и холодело только от мысли, что он может не вернуться - так все нормально. А как поговорить просто - так он не может. И тут я поймал себя на мысли, что мы постоянно обсуждали, или то, как мы собираемся куда-то, где очень опасно, или рассказывая, как там было опасно. Если было, конечно. Чаще всего истории были веселые и интересные, почти безобидные. Так, он на леднике сорвался в трещину, повис на страховке, а меня чуть не прибило сломавшейся мачтой. Но ведь никто не погиб, и хорошо? Может быть, Димке просто надоело быть мазохистом и постоянно ждать не меня, а извещение о том, что я без вести пропал? А его маршруты в горах были такие, что, случись чего, могут и узнать не сразу. Мы преодолевали трудности, борясь с природой, каждый - со своей, сильные, смелые, уверенные в себе, а к обычной жизни оказались неприспособленны настолько, что проебали свои отношения, хотя я был уверен, что Димка меня все еще любит. На следующий день я проснулся безобразно рано, волнуясь от предстоящей встречи. А собирался, как девочка на первое свидание, чтобы преподнести себя этому гаду во всей красе. А я был красив, если абстрагироваться от того, что альбинос. Хотя Димка именно поэтому на меня и запал, ксенофил хренов. Перебирая свои шмотки в поисках нужного, я стал вспоминать, как этот гад даже при всех своих старался лишний раз меня хотя бы за руку не взять, а когда мы оставались наедине, превращался в жадного до ласк и прикосновений, до меня, маньяка. В общем, на людях мы были не более, чем лучшими друзьями. Поначалу это меня бесило до глубины души, но потом я смирился и даже находил в этом свои плюсы. Особенно когда мы проводили кучу времени в обществе, а потом возвращались домой, и Димка накидывался на меня голодным зверем. Откопав любимый Верхолазом свой прикид в бело-голубых тонах, оделся и вышел из дома на час раньше, чем было нужно. Я был так взвинчен, что не знал, куда себя деть, и просто решил пройтись, предполагая, что как раз за полтора часа и дойду до своей любимой пивной. На улице светило ненавистное мне солнце, которое превращало мою кожу хрен знает во что, и я, как истинный фрик, шел по солнечному Питеру под зонтом. Мне этого счастья в Турции хватило, но что-что, а прятаться от солнца я умел всегда. Именно поэтому я отказывался идти с Димкой в горы. Физически я бы смог, море слабаков не прощает, но вот представляя, как мне бы пришлось топать под палящим солнцем, приходил в ужас. Особенно после того, как этот придурок однажды вернулся с похода для чайников, в который его очень попросили пойти, с солнечными ожогами ног второй степени. Я не знал, плакать мне или смеяться тогда, потому что он, мастер спорта по альпинизму, единственный умудрился вообще хоть как-то травмироваться. Расслабился с чайниками. Я вошел в любимый кабак и, как обычно, уселся за “столик для параноиков”, как называл такие места Димка. В углу, откуда хорошо просматривается весь зал и все выходы, и принялся ждать. До двух дня оставалось полчаса. За это время я передумал все, что можно, пару раз чуть не психанул и не ушел, подумал, что он сам не придет, изменил решение с вообще не пить, а нажраться вусмерть раз десять, так и не придя к какому-то решению. Когда нервы мои были на пределе, а он опаздывал на целых пять минут, я уже собрался подняться, чтобы уйти, и плевать мне было, что я никогда не узнаю, почему он от меня ушел, как появился мой демон. От того, чтобы не кинуться ему на шею, меня остановила пятилетняя привычка, но пожирать его глазами мне никто не запрещал. Самое смешное было то, что он надел на себя то, что я больше всего любил на нем видеть. Его одежда была темно-синих оттенков, идеально подчеркивающих бездонную синеву его глаз, в которой я тонул. Он что, решил мне напомнить, что я потерял, или издевается, или что? И снова мы, два придурка, в синем: любимый цвет у обоих. - Привет, - улыбнулся я Димке, откровенно им любуясь. Отчаиваться и сдаваться сейчас я не собирался. - Выпьем? - Привет, - печальная улыбка и грусть в его глазах никак не вязались с тем, что вчера случилось, вернее, вязались, если бы ситуация была обратная. Я перестал понимать что-либо. - Давай. Как обычно? Обычно мы тут пили офигенное темное пиво, но сейчас я понял, что пива я не хочу. - Давай ноль семь и закуски? - предложил я. Вариант был идеальным. И не нажремся, как свиньи, и добавки не захочется, и сможем нормально поговорить. Я представил себе наш возможный нормальный разговор и ужаснулся. Ведь если Димка опять будет молчать, я его просто пришибу. - Давай, - не стал кобениться Верхолаз, и мы, сделав заказ, стали тупо сидеть и смотреть друг на друга. Первым нарушил молчание я, потому что вообще молчать не умел. - Говори, - потребовал я после того, как нам принесли наш заказ. Налив в рюмки прозрачной жидкости, я пододвинул одну из них своему любимому, а вторую взял в руки сам и выжидательно уставился на него. Димка старательно отводил глаза, стараясь не встречаться со мной взглядом, а на красивом лице застыло странное выражение, больше похожее на муку. Он таки взял рюмку и, подняв ее, сказал: - Ну, за встречу, - улыбнулся грустно и выпил. Я опрокинул водку себе в рот. Первую, мы редко закусывали, и сейчас не отошли от странной традиции, которая появилась давным-давно, еще на заре нашего знакомства. Если бы не грусть, которой от Димки просто разило, мне бы даже показалось, что это наши обычные посиделки. Но нет. Иллюзия распалась, когда он все же посмотрел на меня, заговорив. - Я больше не хочу с тобой жить, Драг. Я устал от… - он мучительно подбирал слово, и я решил ему помочь. - Меня? - Да, тебя, - подхватил он мою мысль. Я разлил по следующей, мы снова выпили. Теперь мне стало казаться, что мы оба хотим напиться, чтобы вернуть время вспять. Я же видел, что у Димки нет для меня объяснения, по крайней мере, разумного. - Давай ты фигней страдать не будешь и вернешь все как было, - предложил я самое глупое и одновременно самое разумное, как мне показалось. Я надеялся, что мой парень просто психанул из-за чего-то, или вообще его долбанутая мамаша накрутила, и он поддался на ее уговоры. - Нет, я не вернусь. - Да что же это такое: не разговор, а еще больший пиздец, чем раньше. Раньше он мог объясниться, если я на него наезжал, а тут даже разумных объяснений нет, причину я найти не могу, а он не говорил. - Ты меня больше не любишь? - предположил я, с замиранием сердца ожидая ответа. - Нет, не люблю, - поспешил ухватиться за мою мысль он, но я чувствовал, что Димка просто хватается за соломинку, за то, что даже не ему в голову пришло. Идиот, зачем вообще спросил, нашел ему хорошую отмазку и теперь никогда не узнаю истинную причину. Я протянул руку через стол и взял его ладони в свои, он даже не дернулся, хотя в другой раз не позволил бы мне такое на людях. И это меня напугало. Димка был словно сам не свой. - Посмотри на меня, - потребовал я, сжимая пальцами любимые руки. - Посмотри мне в глаза и скажи, что больше не любишь. Димка дернулся, как от удара, неуверенно потянув свои руки из моего захвата, но я не дал ему этого сделать. Если это моя последняя возможность касаться его - хрен ему, переживет, я не отпущу. Он медленно поднял на меня глаза и предложил выпить. Вот те на. Ладно, я убрал одну руку, чтобы налить, и выпустил одну его, чтобы он смог взять рюмку. Мы за что-то выпили, но мне было вообще все равно, за что пить. Он продолжал отмалчиваться или старался перевести тему разговора в какое-нибудь мирное, нейтральное русло, типа как прошла регата. Да срать я хотел на эту регату: если бы знал, что потеряю из-за нее любимого, ни за что бы не поехал. Разговора не получалось, я начинал закипать и боялся сорваться, при этом до безумия хотел хотя бы поцеловать Димку. А тот готов был сидеть со мной, пить и общаться, чуть ли не как раньше, но в этом чувствовалось что-то не то. Что-то было с моим любимым не так, но раз он не хочет мне говорить, я ничего не узнаю. Скрытная скотина. Значит, он никому ничего не сказал, раз мне еще не оборвали телефон. - Дима, - водка никак не пьянила, а нажраться хотелось. - Или мы сейчас едем домой, а завтра ты возвращаешь свое барахло на свои места, либо говоришь, глядя мне в глаза, что не любишь и не хочешь больше со мной быть, и мы расходимся. Мне надоело ходить вокруг да около, я хотел ясности прямо здесь и сейчас. Димка посмотрел на меня, поднялся, чтобы подойти, провел большим пальцем мне по скуле, с отчаянной тоской глядя в глаза, а потом склонился и поцеловал. Тягуче, нежно, умопомрачительно приятно и… прощаясь со мной. - Я больше не хочу с тобой быть, - как можно тверже сказал мой Верхолаз, развернулся и уже собрался уйти, когда я поймал его за руку, разворачивая обратно, заставляя снова посмотреть на меня. - Я люблю тебя, Димка. Когда снова захочешь быть со мной - найди меня, я подожду, - и отпустил его из своих стальных пальцев. Мой, теперь уже точно бывший, парень практически убегал из кабака, а я остался наедине с недопитой водкой, закуской и своими мыслями. И мысли эти были далеко не веселыми, но и отчаиваться я не спешил. Ведь он не сказал, что не любит, он сказал, что не хочет быть со мной. А вдруг я просто опять все трактую так, как хочется мне, а не есть на самом деле? Разобраться с этим самостоятельно у меня не было никаких шансов, но и обсуждать наше провалившееся выяснение отношений тоже не хотел совершенно. В итоге, я в гордом одиночестве решил допить водку, но поднести ко рту рюмку значило бы стереть со своих губ его прикосновение, и я просто попросил счет и, оплатив его, вышел во все такой же солнечный день, откровенно меня взбесивший. Но теперь я знал, что мне делать. Я был уверен, что Димка вернется, вот только сидеть и ждать его я просто не мог. Я отчетливо понимал, что с ума сойду в нашей квартире, и гнал от себя мысли, что я ошибся, что он не придет. Лучше моя мечта и надежда на любовь будет со мной, чем я самолично разобью ее вдребезги, а потом буду рыдать над осколками. Я покинул кабак, и, позвонив Алле, попросил сдать мою квартиру. Сам же я собирался отправиться в кругосветное путешествие на своей яхте, благо опыта и денег для этого у меня было достаточно. Я знал, что если не выйду в море, то сойду с ума от тоски, непонимания и самобичевания.

Полгода спустя

Я уже неделю наслаждался хорошей, облачной и ветреной погодой в каком-то маленьком прибрежном норвежском городке, объясняясь с местными на ломаном английском и русском матерном, который они понимали гораздо лучше. Да, далеко от Питера за полгода я не ушел, но я особо и не торопился. Я заходил на своей яхте чуть ли не в каждый мало-мальски интересный порт, оставляя для Димки хлебные крошки, что должны были привести его ко мне, когда моему Верхолазу захочется спуститься со своих гор и догнать беспутного меня, который напрочь забыл обо всех. Ни одного мужчины и только две женщины - яхта и Алла - остались в моей жизни. И все это было ради мужчины, который любил горы. И, я был уверен, все еще любил меня. Было раннее утро, небольшие кучевые облачка скользили по небу, солнце играло бликами на рябящей воде, предвещая хороший ветер. Сегодня я собирался покинуть этот маленький гостеприимный городок, жители которого достали меня до печенок, и поэтому уже копошился на яхте. Алке я позвонил еще вчера, предупредив, что снова выхожу в море, и связи со мной не будет, а когда я буду в следующем порту, я не знал. Акватория была пустой и манила к себе рассекать форштевнем водную гладь. Можно было выйти под мотором из бухты и только на открытой воде поднять паруса, поймать ветер и лететь, слушая плеск воды, вой ветра в ушах и звон натянутых вант. Но я хотел покинуть этот город красиво, под поднятыми парусами, чтобы рыбаки на берегу восхитились яхте, медленно уходящей за горизонт под васильково-синими парусами. Я сам представил себе эту шикарную картину, пока расчихлял паруса. Вот только под васильково-синими парусами я выходить не собирался, хотя они у меня и были. Это была моя гордость, парадные, так сказать. Или на регату. А для покатушек или долгого перехода у меня были обычные, белые. Но тоже красивые. Погода на этой неделе обещала быть хорошей и умеренно ветреной, именно поэтому я спешил выйти: не очень хотелось болтаться в море в шторм. Хотя кому я вру - хотелось очень, до одури. Чтобы забыть обо всем, чтобы не было времени на посторонние мысли, перестать думать вообще. Только действовать, делать все, чтобы штормом тебя не смыло. Но если мою яхточку утянет на дно вместе со мной, об этом никто никогда не узнает. И не найдет мой хладный трупик, который растащат морские обитатели. А этого мне, почему-то, категорически не хотелось. Я уже практически отдал швартовы и собирался оттолкнуть мою красавицу от берега, отпуская и ее, и себя в очередное путешествие в неизвестность, когда услышал свое имя. Меня кто-то звал, но кто здесь мог звать меня, да еще и на чистом русском? Я поднял голову, оглядываясь, и швартов выпал у меня из рук, когда я увидел его. Димка бежал ко мне по дощатому настилу пирса. Сначала я застыл, не зная, что делать, просто не веря своим глазам, но уже через секунду бросил все, спрыгнул на доски и рванул ему навстречу. Он поймал меня в свои объятия, прижал так, что я еле мог вздохнуть, и поцеловал. Практически впился в мои губы требовательным поцелуем, от которого по телу разлилась жаркая волна, накрывающая с головой, почти отключающая сознание. Я вцепился в Димку руками, пытаясь стащить с него кофту, со всей страстью отвечая на поцелуй. Казалось, мы целовались целую вечность, даже начали раздевать друг друга, когда мой любимый пришел в себя, отдирая меня от своего тела. Заглянул мне в глаза и собирался что-то сказать, но я оборвал на корню все его попытки поговорить. - Потом, - хрипло выдохнул я, хватая его за руку и таща к яхте. Он не сопротивлялся, иначе зачем он тогда приехал в эту дыру? Мы поднялись на борт, я протащил его в каюту, закрыв за собой дверь, и сразу толкнул на койку. Димка шлепнулся на нее, сразу потянув с себя одежду, так же, как и я. Сейчас нам было совершенно не до разговоров. Мы словно сошли с ума, так соскучились и изголодались друг по другу. Подойдя к своему любимому, который сидел на койке и пожирал меня глазами, облизывая ярко-алые губы, я забрался рукой в его волосы, больно сжав их и потянув голову назад за черные пряди, заглядывая в его невозможно-синие глаза, в которых плескалось желание. Димкины ладони с такими сильными пальцами впились в мои ягодицы, притягивая меня ближе, а я наклонился, чтобы грубым поцелуем впиться в его рот. Он отвечал мне с такой страстью, какой между нами еще не было. Казалось, воздух вокруг нас раскалялся, хотя мы еще почти ничего не делали. Мы целовались, но я продолжал оттягивать димкину голову назад, просто чтобы ему было больно. Я злился. Полгода. Ему понадобилось полгода, чтобы в чем-то там, ведомом одному ему, разобраться. Но он вернулся ко мне, нашел меня в жопе мира, пришел ко мне. За мной. Я был уверен в этом, потому что иначе моего любимого здесь бы не было. Димкины пальцы проникли в меня, и я зашипел от не самых приятных ощущений, но Димку я хотел больше. Я расслабился, подставляясь под его ласку, ведь он знал, как мне нравится лучше меня самого. Оторвавшись от его зацелованных и покусанных мною губ, я выпустил его волосы, и теперь он был полностью свободен и волен делать все, что захочет. Член стоял колом и истекал смазкой практически напротив его рта, и Димка обхватил головку губами, обводя ее влажным, горячим языком. Я чуть не задохнулся от пробежавших электрическим разрядом по спине ощущений, вновь вцепляясь в его волосы, и подумал, что сейчас кончу. У меня никого не было полгода, а дрочка не в счет. Попытавшись отстраниться, я получил такой непонимающий взгляд из-под густых ресниц, что не знал, что и делать. А Димка глубже взял в рот, принимаясь делать мне охуительный минет, при этом лаская мою задницу. Я мог только отдаться ощущениям, уплыть на их волнах, подчиняясь желанию своего любимого. Яхта мерно покачивалась, поскрипывая и позвякивая снастями, вода с плеском ударялась о борта, но мы слышали только дыхание друг друга, тяжелое и рваное. Кажется, мимо пролетел катер, и моя яхта закачалась на волнах, оставленных им. Я схватился за верхнюю койку, а Димка от неожиданного крена сильнее вцепился в меня, инстинктивно попытавшись сжать пальцы, которыми ласкал меня внутри, надавив на простату. Оргазм накрыл так неожиданно, что я чуть не задохнулся, подавившись стоном, мои ноги подкосились, и я осел на пол каюты. Меня если не откровенно трясло, то потряхивало, а по телу разлилась слабость, да такая, что я даже пальцами шевелить не хотел. Но Димка только распалился, стирая тыльной стороной ладони с губ мою сперму, вздернул меня на койку, игнорируя легкий крен яхты. Я поддался ему, укладываясь на матрас и разводя ноги, закидывая одну из них на плечо Верхолазу. Места было мало, верхняя койка мешалась до невозможности, но страсть, захлестнувшая нас с головой, только добавляла возможностей нашим телам. И вот мой член уже снова стоял колом, желая прикосновений, а задница горела от предвкушения. Как же я по нему соскучился. - Димка… - выдохнул я, притягивая его к себе, нарушая молчание, и он вошел в меня, почти ворвался, причиняя сладкую боль, разнося наслаждение по венам, а я только этого и ждал. Я подался ему навстречу, закинув одну ногу ему на плечо, а он подхватил меня руками за бедра, чтобы удобнее было втрахивать меня в жесткий матрас койки. Я давно выкинул из под головы подушку, хотелось свесить голову вниз, откинуться, отдаться на растерзание димкиных рук и губ полностью, забыться, потеряться в экстатическом угаре. Его член проникал в меня с каждым разом все глубже и жестче, но мне этого сейчас и было надо. Потом мы насладимся друг другом тягуче и медленно, нежно и приторно-сладко, но сейчас между нами была лишь животная страсть, обжигающая и сводящая с ума. Димка сжимал мои бедра и ягодицы, оставляя на них красные отпечатки своих пальцев, которые нальются синевой уже через несколько минут, расцвечивая мою бледную кожу синяками, но это не важно, ведь так приятно снова быть с ним, чувствовать его всем телом, ощущать внутри себя его член. Как он заполнил меня всего и теперь скользил во мне, задевая простату, от чего по телу пробегала дрожь, вспыхивая наслаждением в каждой клеточке тела. Толчок, еще один - я чувствовал, что Димка на грани, впрочем, как и я сам. Его дыхание срывалось с губ стонами наслаждения, и эти стоны снесли мне крышу напрочь. Новый оргазм, такой оглушительный и невероятный, накрыл меня, и я, изгибаясь всем телом, сжал димкин член внутри себя с такой силой, что даже испугался на периферии сознания, что сделал ему больно. Но нет, мой любимый впечатался в меня еще несколько раз, пытаясь войти еще глубже, и замер, выплескиваясь мне в кишечник. Если бы мог, от этих ощущений я бы кончил еще раз. Шальная улыбка, все еще подернутый похотью взгляд синих глаз, Димка провел пальцами по моей скуле, склонился и нежно поцеловал в губы. Лег рядом, обнимая меня, прижимая к себе, касаясь губами места, где шея переходит в плечо, и вдохнул мой запах. Кажется, наш разговор снова откладывался, потому что глаза мои закрылись и я погрузился в блаженную дрему, убаюканный мерным покачиванием яхты, нежными, но сильными объятиями своего Верхолаза и его дыханием на своем плече. Проснулся я внезапно и сначала не мог понять, что меня разбудило, а потом вспомнил, что засыпал я с Димкой, которого рядом не оказалось. Неужели он ушел? А был ли он вообще, или это моя разыгравшаяся фантазия? Чтобы получить ответы на эти вопросы, я сел на койке, оглядывая каюту. Какого же было мое облегчение, когда я увидел сваленную груду одежды Верхолаза, а потом и его самого, спускающегося ко мне. Теплая, офигенная улыбка играла на его губах, а в глазах плясали озорные бесенята. Когда-то давно я влюбился в эту улыбку и далеко не сразу узнал, что предназначалась она только мне, тогда и сейчас. - Ты нашел меня, - констатировал я очевидный факт, сейчас понимая, что не знаю, что ему сказать. Я полгода ждал, что Димка появится вот так, внезапно, когда я практически поднял паруса, но дальше мои мечты не заходили. И вот сейчас, сидя напротив моего любимого, я представления не имел, что надо говорить. Но Верхолаз снова удивил меня. - Тебя было непросто найти. Алевтина отказывалась говорить, где ты, но потом, почему-то сказала, - я чувствовал, что Димке еще более неловко, чем мне, но он взял себя в руки и продолжил. - Я хотел подняться на Эверест, а ты хотел в кругосветку… Верхолаз замолчал, подбирая слова, а я не собирался в этот раз помогать ему находить левые отмазки. - Я боялся тебя потерять, боялся причинить тебе боль… Я не хотел постоянно ждать известия о твоей смерти и не хотел того же для тебя, - Димка снова замолчал, а я начал понимать, чем руководствовался мой любимый, расставаясь со мной. А он зачастил, словно я ему слова сказать не дам сейчас, - Драг, черт, прости меня! Я эгоист, знаю. Я решил за нас обоих, подумал, что ты найдешь утешение, и мы больше не будем висеть друг у друга мертвым грузом, сможем осуществить каждый - свою мечту... - Да? - ядовито улыбнулся я. - И о чем же ты нынче мечтаешь? Мой голос сочился ядом, мне хотелось двинуть Верхолазу так, чтобы искры из глаз посыпались, но я почему-то продолжал сидеть и слушать его, и ждать, скажет ли он то, что я хочу услышать, или это будет нашей последней встречей, чем бы она не закончилась. - Быть с тобой, - ответил Димка, подходя ко мне и вставая передо мной на колени так, чтобы смотреть мне в глаза. - Я хочу быть с тобой, Драг, потому что я люблю тебя, и мне нахуй не нужны все горы этого мира, если в моей жизни не будет тебя. - И когда ты это понял? - поинтересовался я, не спеша прыгать от радости в его объятия, хотя и очень хотелось, хотя уже прыгнул, пару часов назад. Почему-то, вместо того, чтобы смотреть ему в глаза и добиваться ответов, я старательно отводил взгляд, боясь встретиться с пронзительными синими глазами. - Когда сказал, что ухожу, - ответил Димка. - Я пожалел о своем решении сразу, как только ты захлопнул за мной дверь. - И чего тогда ты выебывался в кабаке? Я же сказал, чтобы ты возвращался… - я недоуменно посмотрел на своего любимого, невольно заглянул в его глаза и больше не смог оторвать взгляда, столько в них было надежды и любви. - А ты бы не выебывался? - резонно поинтересовался Димка, на что мне нечего было возразить. Я бы тоже выебывался, потому что надо было решить что-то одно, и он решил. И я бы решил так же. В итоге я только кивнул, соглашаясь с доводом. - Ну вот, и я не мог менять свое решение десять раз подряд. - Ты - дебил, тварь и скотина, Дима, - высказал я ему то, что давно хотел. - А еще такой феномен, что аж уши закладывает от звона. Он посмотрел на меня так, будто я уже послал его куда подальше, и столько в этом взгляде было боли и сожаления, и понимания, что у меня сердце сжалось. - Димка, - я забрался пальцами в его волосы, прижимаясь лбом к его лбу, - я же сказал, что подожду. И я дождался. Теперь, если ты не будешь страдать херней, мы снова можем быть счастливы вместе. Вот только это не избавит тебя от необходимости возвращаться со мной на яхте. Это будет моя маленькая месть тебе за полгода переживаний. Верхолаз ничего мне не ответил, только притянул к себе, стаскивая с койки и утянул в упоительный поцелуй.