Гетры

Порой Кисе стал находить прекрасные вещи в тренировках: его вечный фан-клуб, состоящий в основном из представительниц прекрасного пола, новый друг, такой же первогодка, всегда дожидается его и вместе они идут до автобусной остановки, болтая о всякой ерунде, Касамацу… Как-то на одной из фотосессий Кисе услышал странную вещь от фотографа: «Если тебе что-то очень нравится, то лучше запиши это на бумаге и пополняй этот список. Каждый раз, внося новую пометку, ты увидишь предыдущие и никогда не забудешь о самых лучших моментах или вещах в своей жизни». И Кисе правда стал записывать — вырвал последнюю страничку из тетради по естествознанию и записал: «Хорошая оценка за тест». Вроде мелочь, а чувство у него было такое, будто Зимний Кубок выиграл. Как в этот список попал Касамацу? Ответ будет довольно странным. Просто Кисе нравится, как гетры смотрятся на ногах капитана. Он не раз задерживался в раздевалке перед началом тренировки и видел, как Касамацу натягивает на икры черные обтягивающие гетры. В первый раз ничего такого, да и во второй тоже… А вот неделю назад началось. Кисе просто не мог оторвать голодного взгляда от упругих мышц, обтянутых эластичной черной тканью, от кромки защиты где-то под коленкой. Что в этом, черт возьми, привлекательного? Кисе долго бесновался из-за этого вопроса, а потом просто плюнул и стал пожирать взглядом ничего неподозревающего Касамацу; у Кисе чуть слюнки не текли, когда, забивая данк, ткань светлых спортивных шорт Касамацу открывала обзор на голый участок кожи. И если по началу он только не отрывал взгляда от ног капитана, то скоро кое-что поменялось: Кисе стал смотреть на самого Касамацу, на всего, полностью. Кисе стал смотреть и возбуждаться. Напряжение росло, довольно быстро накапливалось в теле и пока что просто грозилось выплеснуться наружу из-за воображаемой дамбы, которую люди окрестили «Воля». Но рано или поздно плотину прорвет. И этот день наступил, чтоб его, сегодня. Самая обычная тренировка в самый обычный вторник. Второгодки отлынивали от тренировки в углу зала. Тренер Такеучи все еще пародировал Катсунори, он так забавно смотрелся в строгом костюме, который, казалось, вот-вот разойдется по швам. Кисе усмехнулся в кулак. Но стоило ему перевести взгляд на капитана, как все веселье мигом улетучилось. Касамацу был, как всегда, суров и в своих сексуальных гетрах; стоял возле тренера и хмуро рассматривал какие-то бумаги. Должно быть, новый график тренировок. У Кисе пересохло в горле. Замирать посреди площадки и рассматривать Касамацу уже вошло в гребанную привычку. Причем рассматривать с таким упоением на лице и несдерживаемой похотью. Как Касамацу его до сих пор не словил?  — Не отлынивай, Кисе, — кричит Такеучи, отрывая Кисе от созерцания своего уж слишком притягательного капитана. Он вздрагивает, где-то внутри что-то замирает. По телу медленно растекается, словно вода, колкий страх. В районе позвоночника закололо.  — Простите, — натянуто отвечает Кисе и быстро бросает взгляд на играющих у кольца первогодок. Быстро срывается с места, со скоростью света подбегает к Накамуре и отнимает мяч. Шумный Хаякава вскрикивает что-то вроде «Это не честно», но Кисе его не слышит. Кисе бросает короткие взгляды на Касамацу, будто просит, словно девчонка: «Ну посмотри же на меня». Хаякава пытается помешать, Кисе ловко обходит его. Прыжок. Кисе совсем не смотрит на кольцо и свою ладонь, крепко сжимающую мяч, хотя это самое прекрасное зрелище в баскетболе: видеть, как мяч, принадлежащий в этот момент именно тебе, попадает в кольцо и медленно скользит сквозь крупноячеистую сетку. У Кисе другие понятия прекрасного. «Ну же, посмотри на меня, семпай!» И Касамацу, словно услышав, отрывает взгляд от бумаг и смотрит прямо на него, на Кисе! Внутри все замирает от этих голубых со стальным блеском глаз. В кровь выбрасывается еще больше адреналина, в ушах вата — ничего не слышно: ни восторженных вздохов Накамуры, ни обвинений Хаякавы, ни ударов мяча. Кисе слышит только частые удары своего сердца, а потом все заканчивается с приземлением на пол. Он все еще смотрит на капитана, даже когда рядом громко приземляется мяч.  — Отпад! — шумит рядом Хаякава. Касамацу вопросительно выгибает бровь и слегка наклоняет голову, в жестах спрашивает. Кисе отворачивается и не весело ухмыляется. «Лучше тебе не знать», мысленный ответ.  — Так, какого хрена ничего не делаем?! — слышится грозный голос Касамацу. Кисе вздрагивает и снова поворачивает голову. Капитан идет к Морияме и Кобори. Его напряженные плечи и твердая походка яснее всех слов говорят, что сейчас кому-то будет больно.  — Болваны, — шепчет Хаякава на ухо Накамуре и смеется. Кисе шутку не оценил, снова впал в ступор. При каждом шаге ткань шорт слегка задиралась, открывая вид на каемку гетр и участки голой кожи, плечи были так напряжены, что даже через свободную футболку можно рассмотреть твердые мышцы. Касамацу настолько сильно сжимал ладони в кулаки, что на руках проступили вены. Кисе пробрала дрожь, он дернул плечами. Не от плохого предчувствия, что достаться может и ему. Скорее, от ужаса — разозленный Касамацу нравится ему больше. Еще и в этих потрясных гетрах… Внутри просыпается множество вулканов. Кажется, будто кожа сейчас начнет плавиться от жара внутри тела. Боксеры начинают давить.  — Блин… — шипит Кисе, отворачиваясь. На скулах проявляется розовый оттенок. Каждая секунда становится все невыносимее, давление все сильнее. Возбужденный член трется головкой о ткань, распаляя желание в Кисе только сильнее. Он думает о чем угодно: о Хайзаки, о вывернутом наизнанку бобре, о жировых складках с лопнувшей кожей и вытекающим из них жиром… Не помогает. Кисе делает два неловких шага по направлению к выходу, ловит на себе удивленный взгляд тренера и сразу хватается за живот, слегка наклоняясь вперед.  — Живот прихватило, — страдальчески сообщает Кисе и, получив быстрый кивок тренера, выходит из зала. На улице прохладно, ветер приятно обдувает разгоряченное тренировкой тело. Распрямляется, облокачивается спиной на холодную дверь. Внутри бушует самый настоящий пожар, на щеках — яркий румянец. Кисе смотрит на свой стояк. Неужели это только от одного вида Касамацу? Насколько же сильно Кисе хочет его?.. Сначала Кисе думает о том, чтобы пойти и передернуть в туалете, но передумывает. До конца тренировки остается, наверно, минут десять. Посидит в раздевалке, успокоится, а там и домой уже можно уйти. Все происходит даже быстрее, команда Кайджо заходит в раздевалку через несколько минут после решения Кисе. Он едва успел согнуться в три погибели, изображая боли в животе и скрывая стояк.  — Переусердствовал? — обеспокоенно спрашивает Морияма, садясь на лавочку рядом и тут же хватаясь за голову рукой. Похоже, Касамацу не хилых подзатыльников отвесил. Кисе сдерживает улыбку и кивает. — Ну, ты держись! Еще один кивок. Кисе обводит взглядом раздевалку. Помещение быстро заполнилось упругими телами переодевающихся баскетболистов, запахом пота и мужского дезодоранта, веселыми возгласами. «Касамацу-семпая нет», быстро анализирует Кисе, бросая взгляд в угол раздевалки, где обычно оставлял вещи капитан. Тренер, наверно, задержал.  — Кисе-кун, пойдем до остановки вместе? — сквозь игроков к Кисе протолкнулся тот самый новый друг, Миказе. Силой парень не блещет, зато скорость отменная — уже и переодеться успел. Кисе уже убрал руки от живота и собрался встать, но осекся. А почему бы ему не подождать Касамацу и немного поговорить? К тому же объяснить одному парню причину внезапного стояка куда проще, чем всей команде. Хоть этой причиной и является сам Касамацу…  — Нет, прости, Миказеччи, мне в другую сторону сегодня, — Кисе покачал головой и виновато улыбнулся. — Посижу еще маленько, а потом к тете поеду. На его ложь никто не обратил внимания — за короткое время их разговора и размышления Кисе большая часть игроков уже покинула раздевалку.  — Жаль, — опустил плечи Миказе. — Тогда до завтра! Выздоравливай!  — Да. Миказе вышел вслед за Накамурой, который подбадривающе улыбнулся Кисе перед выходом. Когда за ними закрылась дверь, помещение погрузилось в полумрак — кто-то из умников решил выключить свет. Тишина. Самая обычная тишина. Для Кисе она была подавляющей и панической. Что ему сказать Касамацу? Как объяснить задержку здесь? Черт возьми, да как вообще свои чувства объяснить? А реакцию организма на капитана? Тут Кисе выпрямился в струнку. Пожар внутри и стояк только от одного взгляда на Касамацу, а сейчас он будет переодеваться… Стянет соблазнительные черные гетры с лодыжек… Да Кисе кончит на месте! Пожалуй, догнать Миказе еще возможно. Он поднялся с лавочки и стал шарить рукой по своей сумке с вещами, пытаясь найти молнию, как дверь раздевалки приоткрылась, пропуская внутрь полоску яркого света заходящего солнца. Кисе замер и медленно повернул голову. На пороге стоял Касамацу. Внутри все оборвалось.  — Кисе? — в голосе капитана слышится удивление. — Ты не ушел со всеми?  — Эм-м… Нет, — мотнул головой Кисе, но тут же поспешил оправдаться. — У меня живот немного заболел, вот я и посидел чуть-чуть. Стало полегче… Вот…  — Ясно. — Касамацу прошел внутрь раздевалки. Дверь за ним тихо закрылась, погружая помещение в напрягающий полумрак. Свет Касамацу включать не стал, только прошел мимо Кисе, слегка задевая его тканью шорт. У Кисе мурашки по плечам побежали. Он почувствовал запах мяты, так привычный Касамацу, даже если он потеет или после душа — всегда чувствуется мята. Это заводит Кисе еще сильнее. Белье обтягивает возбужденный орган, неприятно. В животе уже не просто пожар, самая настоящая огненная буря. Член возбужден настолько, что кажется, будто его разорвет, если Кисе прямо сейчас не избавится от напряжения. Кисе встает в пол-оборота к капитану. Его едва можно различить в более густой тени угла. В горле пересохло от внезапной пугающей мысли. Подсознание, что обычно удерживает от глупых поступков, у Кисе работало наоборот: «У тебя один из немногих шансов».  — Тренер сказал, завтра снова можно пользоваться душем, — сказал Касамацу, расстегивая молнию на сумке. Кисе опустил взгляд. В тонкой полоске света от двери виднелись ноги капитана, обтянутые такими соблазнительными гетрами. Возбуждение разливалось по всему телу, до кончиков пальцев. Каждая клеточка тела требовала почувствовать Касамацу, прикоснуться. Кисе медленно направился к нему, ориентируясь на тихое копошение в углу. Страх был как масло — распалял смелое желание. Кисе остановился за спиной Касамацу и нервно сглотнул. Ноздри щекочет его мятный морозный запах, смешивающийся с запахом пота. Возбуждает, сильно-сильно.  — Касамацу-семпай… — выдыхает Кисе, прижимаясь носом к затылку Касамацу и обнимая его за талию. Капитан замер.  — Какого хрена творишь? — он замолк, когда Кисе прижался к нему бедрами. — Кисе… У тебя…  — Ты в этом виноват, Касамацу-семпай, — шепчет ему в затылок, горячо дышит. — Ты и твои сексуальные гетры. Кисе слегка двинул бедрами, потираясь членом о ягодицы Касамацу. Он мелко задрожал.  — Перестань… — хрипло говорит капитан. В его голосе уже нет и капли той уверенности, что слышится на площадке, хотя и пприсутствуют властные нотки, велящие закончить. Кисе ухмыляется и, преодолевая собственную панику, провел рукой вниз по животу. Слегка оттянул тугую резинку шорт, проникая под мягкую ткань. Касамацу шумно сглотнул. — Я серьезно, идиот!  — Я тоже, — Кисе выдохнул. Тело Касамацу липкое и горячее от пота, его волосы сильно пахнут мятой. Сбивчивое и неожиданно хриплое дыхание, такой неуверенный голос. Весь Касамацу сейчас другой, и таким он нравится Кисе больше. Он ведет рукой дальше, оглаживает внутреннюю сторону бедра; капитан что-то сдавленно хрипит, когда Кисе задевает его член рукой. О чем всю неделю с начала своего фетиша мечтал Кисе? Точно не о розовых пони и не о том, чтобы надрать Аомине задницу за вечные проигрыши. Вот об этой возможности. Это обязательно войдет в список лучших моментов из его жизни, сразу после имени Касамацу, вроде «Обжимания с Касамацу-семпаем в раздевалке». Точно один из лучших моментов в его жизни! Кисе чувствует, как медленно ему в руку начинается упираться член Касамацу, горячий, большой. У него сносит крышу. Разворачивает капитана лицом к себе. В темноте не виден его румянец, но Кисе чувствует жар, исходящий от его лица. Горячее сбивчивое дыхание обжигает губы и шею. Тело разрывает на куски от возбуждения. Возникает такое приятное острое желание. И Кисе поддается ему, завлекает Касамацу в поцелуй, влажный и страстный. Рукой проникает под влажную ткань боксеров, сжимает в руке член Касамацу. Он что-то мычит в поцелуй. Кисе посасывает его нижнюю губу, трет кончиком языка по деснам, прижимается всем телом. Капитан делает шаг назад, вжимаясь спиной в шкафчики. Воздух в раздевалке кажется невероятно горячим, раскаленным, как угли в печке. И сладким, тягучим, как мед. Когда Кисе оставил рот Касамацу в покое, тот положил руки ему на грудь и не сильно толкнул назад.  — Прекрати, придурок… — он на пределе.  — Ты виноват в этом, — с нажимом говорит Кисе, двигая рукой по его члену. Касамацу шумно выдыхает. Опять поцелуй, немного неумелый, но глубокий. Кисе стягивает штаны Касамацу, надавливает большим пальцем на покрасневшую влажную головку. Капитан сжимает в потных ладонях майку Кисе, мелко дрожит, пытается отвернуться или оттолкнуть. Кисе ускоряет движения рукой, сопротивление Касамацу сходит на «нет». Быстро и резко, будто его оставили силы. Или он поддался инстинктам: заставляет наклониться, прижаться еще сильнее, тянет за майку к себе. Хотя Кисе всегда казалось, что инстинкты Касамацу всегда твердят «Убить» или «Ударить». Воздуха не хватает им обоим, они оба забывают, как дышать. Кисе не выдерживает и, разрывая поцелуй, стягивает собственные шорты, освобождая давно рвущуюся наружу плоть. Осторожно приставляет свой член к Касамацу, и ловко обхватывает их обоих. От прикосновения внутри взрываются вулканы; горячо и влажно. По спине бегут миллионы мурашек от удовольствия начинающейся разрядки. Кисе проводит большим пальцем по кончику их плоти; Касамацу протяжно стонет. Им обоим уже кажется, что они единой целое. Скользящее движение ладонью вдоль, к самым основаниям. Капитан морщится, хрипло дышит, едва сдерживая стон, вновь притягивает Кисе за майку к себе, целуя в губы. Еще одно движение, Кисе сам уже не сдерживается — стонет ему в рот и постепенно набирает темп, двигая рукой быстрее. Воздух превращается в жидкое, плавленное железо, дышать невозможно. В ушах только громкие стоны, хрипы друг друга и шум крови. Каждый стон Касамацу давит на барабанные перепонки, Кисе хочется услышать это еще раз, а потом еще и еще… Весь мир падает в темную пропасть, а может и глубже, когда в руку Кисе ударяют две горячие струи. Перед глазами разносятся цветные пятна, в кончиках пальцев покалывает. По телу, быстро двигаясь вместе с кровью, разносится удовольствие, едва ли не доводящее Кисе до грани сумасшествия. Касамацу громко пыхтит, пытаясь справиться с накатившим оргазмом и дыханием.  — Ты… Придурок… — шипит он, откидывая голову. Кисе фыркает и медленно оседает на пол. В ногах легкая дрожь. — Что ты опять собрался делать, идиот?  — Тебе понравится, Касамацу-семпай, — Кисе легко, будто боясь навредить, касается кончиками пальцев лодыжки, обтянутой проклятыми гетрами. Мышцы Касамацу быстро сокращаются, слышится глухое рычание.  — Нет уж! Хватит с меня на сегодня! — он, несильно пихнув Кисе коленом, натянул нижнее белье. Не говоря больше не слова, капитан также быстро одел шорты, накинул ремень сумки на плечо и, выпрямившись, посмотрел на Кисе самым страшным взглядом, который имеется в запасе. — Завтра огребешь по первое число. Звучало угрожающе. С этими словами Касамацу быстро вышел из раздевалки, оставляя Кисе одного. Он только удивленно посмотрел в след, а потом ухмыльнулся, услышав тихий шелест одежды о холодный металл двери: наверно, Касамацу скйчас с красным от смущения лицом сползает к полу, опираясь спиной на дверь. Воздух все еще казался горячим, в нем витал горьковатый запах спермы. Кисе глубоко вздохнул, вбирая этот запах поглубже в себя. От вздоха по телу разнеслась приятная дрожь, напоминающая о самой шикарной разрядке за всю его жизнь. Такое, разумеется, не забудешь. Но Кисе все равно запишет это на листок как «Дрочка с Касамацу-семпаем после тренировки». Правда, это не совсем то, на что он рассчитывал, но, черт, это тоже было охуенно. Жаль, что до гетр не дошли, капитану ведь понравилось бы. Да и судя по сегодняшней реакции — тоже. Кисе стоит почаще задерживаться. Он опустил взгляд на ладонь. В полумраке ее плохо видно, как и медленно остывающую смазку на пальцах. Кто ж знал, что дойдет прямо до такого?.. А началось-то все с гетр!