***
Обожаю бары на окраине города. Они, словно отдельные государства, словно не связанные с этим миром. В этот вечер я не ждала ребят и решила одна пойти напиться. Обычно я их зову, но сегодня что-то не было настроения, поэтому , вызвав такси, я направилась в бар " Дьявольский напиток". Звучит глупо, не правда ли? Наверное, хозяин бара когда придумывал название сам был не в себе. - Чего налить тебе, красотка?-этой ночью опять дежурит Одноглазый Билл. Я не имею понятия, почему его так зовут. Думаю, что он сам себя так прозвал, чтобы выглядеть лучше в глазах женщин. - Ты же знаешь, Билл, что по пятницам я пью текилу и ничего более.- Я начинала раздражаться, ведь он каждый вечер задавал мне этот вопрос, хотя прекрасно знает ответ. Просто ему нравится меня бесить. Я за один подход осушила бокал текилы и знаком показала Биллу, что мне нужна добавка. В тот момент, когда Одноглазый наливал мне новый бокал, я почувствовала резкую боль в области поясницы. Такой боли я никогда еще не испытывала. Наверное, ее можно сравнить с болью, которую я испытала, когда мне сломали оба уха. Нет, все таки это боль сильнее. От нее мои ноги подкашивались, а в глазах темнело. Я успела почувствовать, что бокал выскальзывает из моих рук, а мое тело падает прямо на грязный пол бара.***
Первое, что я увидела, когда смогла разомкнуть тяжелые веки- это большое окно на пол стены. И мерзкий оттенок стен- зеленый с примесью желтого, как будто рабочих во время покраски вырвало. Это место утомляло и пугало одновременно. Пикающие приборы, все время бегущие взад и вперед медсестры и крики. Много криков. Криков о помощи в палате 28, криков больных, криков докторов. Этот звук невыносимо давил на уши и просто рвал их в клочья. -Инга, милая, ты меня слышишь?- я услышала до боли знакомый голос и с трудом повернула голову. На пороге стояла мама. Я с детства помнила мамины слова, что надо держать спину прямо, будто я королева и несу корону, но только сейчас я заметила, что мама давно уже не придерживается своего совета и горбиться из-за чего кажется, что ей не сорок два, а все девяносто. В ярко рыжих волосах проступают седые волоски, а ярко голубые глаза , как будто поблекли от беспокойства. Рядом с ней стоял и отец. Он тоже сильно сутулился и в его волосах были видны белые волосы, но в его глазах не было беспокойства, только беспросветная боль, словно я уже умерла. - Здравствуйте, Инга.- в дверь зашла молоденькая медсестра и не обращая внимание на странные знаки родителей, продолжила.- Сегодня у вас МРТ в три часа дня. Прошу вас не опаздывать, хотя я еще раз зайду и напомню.-закончив речь, она подняла на меня взгляд и заметив, что я не понимаю о чем она говорит, обернулась к родителям. - Как, вы еще с ней не говорили? Чего же вы ждете? В таком вопросе нельзя ждать! Мы не знаем, сколько времени... - О чем речь!- крикнула я, прервав монолог медсестры. Та, взяв побольше воздух в легкие, махнула рукой и ушла. Мама села в кресло, которое стояло напротив кровати и , начав мять бедную юбку, начала разговор издалека: -Понимаешь, Инга...Ну,вообщем... Я говорила тебе, что не надо так много пить! И почему она меня не послушалась?- закончив излагать свои мысли, она разрыдалась и прижалась к руке отца. -Так в чем же все таки... -У тебя подозрение на рак поджелудочной железы.-выпалил отец, прервав меня. После этих слов, сердце у меня будут остановилась. Рак. Нет, этого не может быть! Я с детства не болела! Это какая-то ошибка. В голове будто тысячи молотков ударяли в колокола. Мне стало трудно дышать и я вскочив с кровати, бросилась в окну.***
-Милая, принесли еду, поешь.- жалостливо уговаривала меня мать. Я не могу. От вида еды мой желудок сжимается от боли и тошнота подкатывает к горлу. Я знаю, что будет дальше. Если съем,то меня стошнит, а если не съем,то умру от голода. За время прибывания в больнице я сбросила 25 килограмм, а моя смуглая кожа приобрела мерзкий желтый оттенок. Я знаю, что со мной происходит. И доктора с медсестрами могут сколько угодно пытаться утаивать от меня правду, но мои уши все слышат. Я может и больна, но не глуха. Они не знают, что со мной. Вернее, знают,но не могут помочь. Четвертая стадия. Вот что я услышала от своей медсестры, когда ночью направлялась в туалет. Она тяжело вздыхала и смотрев на мою карту, приговаривала: "Она еще совсем ребенок...". С каждым днем, я будто чахну. Вяну, как когда-то прекрасный букет цветов. Боли не перестают покидать меня. Обезболивающие уже не помогают и терпеть это уже нет сил. Я сдаюсь. Я слабачка. -Мама, я хочу эвтаназию.- заявила я как-то утром, как только они вошли в палату. Мама схватилась за сердце и осела на полу, и отец рядом с ней. В их глаза отчетливо читалось смятение и нескрываемый ужас. Они не ожидали услышать этих слов.- Ничего не нужно говорить. Прошу вас. Мне тяжело так жить. Я больше не человек, я ходячая раковая опухоль. Я слышала разговоры врачей, рак уже везде: в легких, в печени и в кишечнике. Я не жилец. Ну проживу я эти жалкие полгода на таблетках, а потом умру. Дайте мне уйти из жизни на своих условиях. По щекам моих так быстро постаревших родителей ручьями бежали слезы. Мама старалась скрыть рыдания, но это у нее получалось плохо. Ее ослабшие плечи дрожали в такт рыданиям. Отец держался ничуть не лучше: прижавшись к матери, он уткнулся носом ей в плечи и , не скрывая эмоций, рыдал. Сейчас им больно, но через какое-то время, они поймут, что это был лучший выход из ситуации.***
Обсудив все со врачом, мы решили полететь в Америку, а именно в Портленд, в штат Орегон. Там давно уже разрешена добровольная эвтаназия при неизлечимых болезнях. Мама уже позвонила в местную клинику и договорилась со врачом. Через две недели это случится. Я буду свободна. А пока, я должна проживать последние мгновения этой жизни, пытаясь радоваться. Мы объехали весь Портленд, побывали практически везде, но особенно мне запомнился Японский сад. Я прониклась этим местом. Тут так спокойно и умиротворяющие, что даже можно присесть на дорожку и медитировать, но я не стала пробывать. Многие, кто умирает от рака пишет, что надо быть сумасшедшим: взбираться на Эверест, танцевать на углях и творить все, чего не осмелился , если был бы здоровым. Но я так не смогла. Я не то что танцевать,я ходить то еле могла. Мне даже казалось, что если упаду, то кости рассыпятся, как будто я фарфоровая кукла. По истечению двух недель,меня отвезли в какую-то больницу на окраине города, которая и на больницу и не была похожа, но я не спорила. Мне было уже все равно. Я просто хотела уснуть. Меня привели в какую-то комнату, где выдали белую рубашку и жестами указали лечь. Медленно, тяжело дыша я шла по направлению к койке. Каждый шаг был для меня испытанием и мучением. Пока я шла, в голове ни разу не промелькнула мысль все остановить и вернуться в Россию, чувствовала, что это верное решение. Когда я легла , в комнату зашла заплаканная мама. Сейчас я вижу ее в последний раз. Из-за меня она ужасно постарела и тоже начала вянуть. Это я сломала ее. Я и мое желание повеселиться. Прости меня, прости за все,что я совершила: я бессонные ночи, за время ожидания, за игнорирование твоей заботы, прости. И ты, отец, прости меня. Я была глупа и наивна, и только наступающая смерть помогла понять, что я потеряла. Я потеряла шанс на жизнь с вами. Я не заметила, как вошел доктор. Я ничего не видела вокруг,только свою семью. Он ввел мне снотворное, от которого мне стало легче и я уже не так отчетливо видела родителей, но я видела, что мама еле сдерживает рыдания. Она старается казаться сильной.Доктор дал мне пару минут, чтобы я могла проститься с семьей и я, выдавив вымученную полуулыбку, сжала руки родителей и сказала: -Простите меня. Я ужасная дочь.- когда мне начали вводить второе лекарство, из моих глаз потекли слезы и последнее, что я успела добавить, до того, как сердце совершит последний удар, так это одно слово, которое надо было сказать уже давно, но почему-то я молчала.-Люблю.