***
Эмма победно улыбнулась, глядя как отсвет гаснущей свечи в форме звезды озаряет лицо её сына. Она не была уверена, помнит ли он эту маленькую деталь о том дне, когда они впервые встретились: точно такое же угощение осталось нетронутым на кухонном столе именно потому, что в её Бостонской квартире, и, чего Эмма тогда ещё не знала, – в её жизни, появился Генри. Задувая свечу на своем кексе, Эмма пожелала не быть одной в свой день рождения, и Генри воплотил собой это желание. С того самого дня она никогда не была одна, и, кажется, больше никогда не будет. Поэтому ей показалась отличной идея презентовать Генри такой же кекс, который когда-то спас её от одиночества, даже если мальчик не поймет вложенный в него смысл – и к тому же, технически сейчас было раннее утро. Она всё ещё не освоилась со всеми этими материнскими обязанностями, но предположила, что по такому поводу одно правило можно и нарушить. – Так что ты загадал? – спросила Эмма. – Не могу сказать, – озвучил Генри очевидное, – Если скажу, желание не сбудется. – А ты действительно веришь, что должно? – скептически поинтересовалась она. – А ты думаешь, нет? – задал встречный вопрос Генри. – Здесь же повсюду магия. – Справедливо, – пожала плечами Эмма. – Так чем бы ты хотел заняться сегодня? Это твой день рождения, так что тебе решать. – Хочу увидеть маму, – весело произнес он. – Ох, пожалуйста, только не это, – простонала Эмма. Генри тут же помрачнел. – Почему нет? – Потому что, – буднично начала Эмма, – она меня нервирует. И не потому, что она злая, хотя я вообще не считаю её злой, – просто я, вроде как, задолжала ей нехилое извинение, и я избегаю встречи, потому что у меня во рту пересыхает и сердце бешено колотится всякий раз, когда я смотрю на неё, и от этого я нервничаю ещё больше, потому что боюсь, что она меня ненавидит. – Эмма несла эту околесицу добрых полминуты прежде, чем смысл сказанного дошёл до неё, тогда она повернулась к сыну с выражением ужаса на лице. – Не имею ни малейшего понятия, почему я говорю всё это. Это не то, что тебе следует знать. Несмотря на её странные излияния, Генри просто светился от счастья. Эмма было подумала, что, возможно, это связано с её признанием в том, что она не считает Реджину злой или, возможно, даже с её тайным увлечением женщиной – тайным – самое подходящее слово – если бы не тот факт, что глаза мальчика блестели так, что впору было подумать, будто её сын только что провернул какую-то сложную махинацию. Она с любопытством посмотрела на него и вздохнула. – Тебе это вообще интересно? – нерешительно спросила она. Генри только пожал плечами. – Не особенно. – Ладно, парень. – Она решила пока не думать о случившемся. В конце концов, это ведь его день рождения. – Надевай куртку. Пошли, повидаемся с твоей мамой.***
Эмма беспокойно переминалась с ноги на ногу, пока Генри самозабвенно барабанил в дверь особняка. Она ни капельки не соврала ранее, сказав сыну, как сильно нервничает при виде Реджины, а сейчас она и вовсе была в ужасе. К слову, откуда вообще взялось это признание? Да, после того, как Генри узнал про Нила, она поклялась быть с сыном настолько честной, насколько это вообще возможно, но у всего есть свои границы, и Эмма была уверена, что уже их перешла. Она решила, что, должно быть, не мыслила здраво, поскольку в тот ранний час даже кофе выпить не успела. А Эмма Свон уж точно никогда не была ранней пташкой. Именно по этой причине по дороге к Реджине они заглянули в кафе «У Бабушки», и по этой же самой причине Эмма сейчас стояла с двумя дымящимися стаканами кофе в дрожащих руках. Один – для себя, другой – для Реджины. Дверь распахнулась, и Генри восторженно кинулся в объятия матери. Реджина на какое-то мгновение застыла от неожиданности, но, быстро оправившись, обняла сына, улыбаясь так лучезарно, что было невозможно отвести взгляд. – Генри, что ты здесь делаешь? – радостно воскликнула она, отстраняясь, чтобы убрать непослушные волосы со лба сына. – Я так скучала по тебе. С Днем Рождения, дорогой! – Ты не забыла, – довольно произнес Генри. – Конечно же, я помню, – Реджина едва заметно улыбнулась. – Не важно, с кем и где ты живешь, я всегда буду твоей матерью. Казалось, оба, мать и сын, нашли успокоение в этой фразе, и, наконец, Реджина повернулась, чтобы встретиться лицом к лицу с другим своим посетителем. – Привет, – глупо произнесла Эмма, ну, или, по крайней мере, подумала, что это звучит глупо. Она протянула кофе. – Я, по правде говоря, очень нервничаю, общаясь с тобой, поэтому принесла кофе в качестве знака доброй воли, даже если это выглядит неубедительно. У тебя прекрасная улыбка. О, нет. Эмма мысленно простонала, молясь, чтобы это словесное недержание поскорее прекратилось. – Я не собиралась этого говорить, – попыталась она исправить ситуацию. – Я просто подумала об этом и затем произнесла вслух, но я вообще-то не хотела, чтобы ты это слышала. Чёрт! Реджина смотрела на неё таким озадаченным взглядом, какого Эмма ещё никогда у неё не видела. Эта женщина на полном серьёзе была ведьмой из мира огров, великанов и магии, однако сейчас она воззрилась на Эмму так, как будто ей не приходилось видеть ничего более странного за всю свою жизнь. Не желая рисковать и выдать что-то неуместное, Эмма сжала губы, вновь протягивая Реджине стакан. К её облегчению, Реджина приняла кофе. – Спасибо, – учтиво кивнула она. – Я это очень ценю. Эмма не была уверена, говорит ли Реджина о кофе, предложении мира, комплименте или обо всём сразу. Хотя это и не имело особого значения, потому что Реджина не спустила её кубарем с лестницы, что уже само по себе было прогрессом. – Мам, можем мы пойти на причал? – по-детски широко улыбаясь, спросил Генри, хотя эта улыбка довольно скоро померкла. – Ты, я и Эмма? – Генри, я сейчас не настроена тратить время на общение с мисс Свон, – ответила Реджина извиняющимся тоном. – Почему? – произнес Генри так жалобно, как только мог. – Это от того, что ты её ненавидишь? Эмма вскинула голову, услышав вопрос. Она не думала, что сын так хладнокровно использует её неожиданное утреннее признание против неё же. И вот в его глазах снова появились лукавые искорки. Парень явно что-то задумал, она просто пока не поняла, что. Ей не терпелось услышать ответ Реджины, отчего сердце стучало набатом. – Я не ненавижу и никогда не ненавидела мисс Свон, – твёрдо сказала Реджина, и Эмма облегчённо выдохнула, замечая, однако, как неожиданно приветливо вела себя Реджина. – Однако меня очень сильно задело, когда она обвинила меня в убийстве мистера Хоппера, и потом, когда заявила, что я – плохой человек. Я пока не готова её простить, и, боюсь, эти её огромные зелёные глаза могут заставить меня передумать раньше времени. Осознав сказанное, Реджина вздёрнула бровь, а её взгляд подозрительно заметался между Эммой и Генри. – Какого чёрта здесь происходит? Эмма одарила её самым выразительным извиняющимся взглядом – раз уж, по всей вероятности, это работало – и пожала плечами, словно, говоря, что предположение Реджины было не более удачным, чем её собственное. Ох, или, возможно, Реджинино всё же было лучше, поскольку карие глаза грозно сверкнули в сторону их сына. – Генри, –весомо произнесла Реджина. – Сегодня мой День Рождения, – поспешил напомнить Генри. – Я просто хочу провести его с вами обеими. Отлично сработано, парень – подумала Эмма. Похоже, ни одна из них не сможет ему отказать.***
Обе, Реджина и Эмма, молча сидели на лавочке у причала, потягивая кофе, пока Генри неподалёку скармливал птицам остатки ячменной лепёшки. Эмма периодически незаметно косилась в сторону застывшей Реджины, чьи губы были сжаты так, будто она только что съела лимон. Кажется, Реджина не соврала, сказав, что не готова простить. И Эмма гадала, значило ли это, что Реджина говорила правду и по поводу её глаз, и не по этой ли причине её собственный взгляд был неотрывно прикован к линии горизонта. Эмма действительно хотела, чтобы Реджина простила её. – На самом деле я не думаю, что ты плохой человек, – наконец выдала Эмма. Реджина едва заметно поёрзала на своём месте, хотя её лицо по-прежнему оставалось непроницаемым. – Я думаю, ты поступала очень плохо раньше, но и я поступала плохо, да и Снежка навредила тебе в прошлом, но она – моя мать, а ты хотела её убить. – Вообще-то, я всё ещё этого хочу. Реджина зарычала, как будто злясь на себя за сказанное. Эмме было знакомо это чувство. – Однако я не намерена воплощать это желание в жизнь. Я решила сохранить ей жизнь ради Генри. И ради… – она осеклась, зажимая рот одетой в перчатку рукой. Эмма сочла подобный жест странным и чересчур драматичным, особенно для Реджины. – И? – спросила Эмма, отодвигая руку Реджины ото рта. – И ради чего? Реджина сжала губы и замотала головой. В конце-концов, стало казаться, что слова сами пробивают себе путь, и Реджина физически не способна их удержать. – Ради тебя. Реджина вздохнула и тут же обмякла, окончательно сдаваясь. – Я не хочу лишать тебя счастья. Эмма мягко улыбнулась в ответ на признание. – Почему ты говоришь мне всё это? – заинтересованно спросила она. Реджина огрызнулась. – Потому что мой рот такое же мелкое трепло, как и твоя мамаша. – Она вздохнула. – Извини, я не это хотела сказать. – Но ты всё это подразумевала, – поддразнила её Эмма, и Реджина немного расслабилась. – Да, – признала она, кивнув. – Так что вообще здесь происходит? – спросила Эмма теперь, когда лёд тронулся. – В смысле, что-то явно не так сегодня. Правда же? Что-то заставляет нас произносить всё это. – Кажется, мы с тобой можем говорить только чистую правду, – ответила Реджина так, будто их проблема была чем-то совершенно обыденным. – Осмелюсь предположить, что наш сын как-то к этому причастен. – Это абсурд! – возразила Эмма. – Вы живете в городе, полном проклятых сказочных персонажей, мисс Свон, – холодно напомнила ей Реджина. – Возможно, самое время пересмотреть своё понимание абсурдного. – Хорошо, – смягчилась Эмма, – но почему ты так уверена, что мы не можем соврать? Реджина размышляла с минуту. – Расскажите мне о блузке, которая сегодня на мне. – Серьёзно? – Эмма недоверчиво сморщила нос. И как это может что-то доказать? Реджина нетерпеливо кивнула. – Хорошо. Это голубая блузка. Генри одолжил её мне, когда я впервые попала в Сторибрук. Она пахла тобой, и я не могла подавить желание зарыться носом в складки рукава, когда никто не видел. – Реджина вопросительно вздёрнула брови, и через мгновение до Эммы тоже дошло сказанное. – Чёрт, – пробубнила она, выдыхая. Реджина высокомерно усмехнулась, и Эмме показалось, что она вот-вот умрёт от стыда. – Мисс Свон… – Пожалуйста, не называй меня так, – взмолилась Эмма сдавленным голосом. – Я завожусь, когда ты зовёшь меня так, и если я правда не могу врать, то с моей стороны будет опрометчиво заводиться сейчас… Чёрт! – Что значит «завестись»? – спросил удивлённо Генри, показавшись из-за её плеча. Поправка, вот когда она умрёт от стыда. Эмма заскрежетала зубами, понимая, что не сможет смолчать. Она закрыла глаза, не желая видеть выражение лица сына, еле слышно выдавливая слова, как будто они причиняли ей физическую боль: – Сексуально возбудиться. – Мерзость! – с трудом выдавил Генри, пришибленный таким ответом. – Я пыталась предупредить вас, – рассмеялась Реджина, пока Эмма прятала в ладонях раскрасневшееся от стыда лицо.***
Во время ланча все трое сидели в кафе «У Бабушки», за столиком в самом дальнем углу на случай, если вдруг они снова сболтнут что-то, что не предназначается для любопытных ушей. Генри с энтузиазмом поглощал пищу, и, к глубокому разочарованию Эммы и Реджины, не отвлекался на разговоры. Без болтовни Генри за столиком повисла тишина, и они сильно опасались, что другие признания могут ненароком выйти наружу. С лицом одновременно задумчивым и безмятежным Генри проглотил огромный кусок и отложил бургер на тарелку. – Так… – нерешительно начал он, но, очевидно, любопытство взяло свое. – Вы встречаетесь или что? – Нет, мы не встречаемся, – спокойно ответила Реджина. – И что, вы даже никогда не целовались? – казалось, он не мог в это поверить. – Нет, никогда, – снова ответила Реджина. – Но не потому, что не пытались, – проворчала Эмма, не успев даже осознать, что говорит. Взгляды Реджины и Эммы встретились, и глаза последней безмолвно молили Реджину не задавать вопросов. Этот день и так был жутким, разве нет? И она совершенно иначе представляла себе первое совместное празднование дня рождения сына. Даже близко не так. – Как это понимать, дорогая? Конечно же, Реджина не могла не спросить. Эмма могла бы предугадать. Эмма одарила её таким гневным взглядом, который был просто пропитан ядом, однако, пусть её взгляд и метал молнии в Реджину, слова всё равно слетели с языка. – Я хотела, чтобы ты поцеловала меня, когда Генри застрял в шахте. – Ну, спасибо, – саркастично проворчал Генри, и Эмма попыталась сгладить ситуацию улыбкой, однако эта попытка была прервана ответом Реджины. – Поцелуй – это меньшее, что мне хотелось сделать с тобой после того, как ты напала на мою яблоню. Реджина пришла в ужас от собственного признания, а у Эммы и вовсе отвисла челюсть. Ведь именно Реджина сказала, что они не могут соврать, так? Значит, она и правда не шутила. То есть она действительно, на полном серьёзе так думала. Эмма почувствовала, как это признание отозвалось где-то между ног. – Фу-у-у! Мама! – заорал Генри, привлекая внимание нескольких посетителей. – Ш-ш-ш! – взмолилась Реджина. – Извини, Генри! Прости, я действительно не хотела произносить это вслух! – Спорим, парень, теперь ты скучаешь по нашим ссорам? – Эмма попыталась разрядить обстановку. – Мне понравилось то, как ты буквально припечатала меня к стене, когда мы подрались, – в ту же секунду выдала Реджина. – Можно я пойду за десертом? – поспешно осведомился Генри, желая поскорее оставить своих мам, пока они не выболтали еще какие-нибудь подробности, о которых он никогда не сможет забыть. Эмма кивнула, сунула ему в руку скомканные деньги и буквально вытолкала из-за стола. Положив локти на стол, Реджина обхватила голову руками, сердито потирая виски. Эмма должна была признать, что ей было жаль Реджину, обескураживающие признания которой были куда более неловкими, чем её собственный прокол на причале. Она была уверена, что все они запомнят этот день как самый травматичный для психики. Эмма и хотела бы сказать Реджине, что все было не так плохо, но вообще-то все было просто ужасно. Еще она бы хотела сказать, что скоро все забудется, но не была уверена, что так оно и будет, поэтому слова просто застряли у нее в горле. Она должна была придумать что-то другое в качестве утешения. – Реджина, это не твоя вина, – мягко произнесла она. Реджина только фыркнула, но на её лице все же появилось слабое подобие улыбки. – Это лучшее, что пришло Вам в голову? – Сказать честно? – тут же ответила Эмма. – Да, самое лучшее. Наконец, Реджина открыла глаза, едва заметно улыбаясь в знак благодарности. – У тебя действительно прекрасная улыбка, – снова сказала Эмма, по-прежнему ненамеренно, но в этот раз хотя бы менее боязливо. – А твои глаза на самом деле способны заставить меня простить тебе всё, – выдохнула Реджина. – Кстати, об этом… – начала Эмма, но была прервана. – Я знаю, – заверила её собеседница, но Эмма лишь покачала головой. – Нет, Реджина. Мне нужно это сказать, – настояла она. – Только благодаря тебе мы смогли вернуться из Зачарованного Леса живыми. Мне следовало испытывать глубочайшую благодарность, но вместо этого я отвернулась от тебя при первой подвернувшейся возможности. И да, с тех пор произошла целая вереница неприятных событий, но их бы не было, если бы я прислушалась к себе и поверила в тебя. И мне жаль, Реджина. Было похоже, что Реджина вот-вот расплачется. Она пыталась сдержать слёзы, но, казалось, что даже они в этот день не могли врать, и одна слезинка всё же скатилась по щеке. Эмма чувствовала небольшой укол совести за то, что собиралась воспользоваться их неоднозначным положением, но уж очень сильно ей хотелось знать, поэтому она спросила: – О чём ты думаешь? Реджина попыталась нахмуриться, прекрасно понимая, что Эмма была в курсе того, что у неё нет иного выбора, кроме правды, однако изобразить это убедительно у Реджины не вышло. – Я вспоминаю, какое сильное облегчение испытала, когда увидела, как ты появляешься из колодца, – она опустила взгляд на стол. – Ещё никогда прежде я не была так рада видеть тебя. И ещё я была рада, что ты была на моей стороне, когда все остальные шарахались от меня, как от чумы. Ты была единственным человеком, которому было до меня дело. – Да, вообще-то, – Эмма пожала плечами, – я вроде как осознала, что скучала по тебе, когда увидела твоё лицо. Поэтому моё желание пригласить тебя на вечеринку в кафе «У Бабушки» не было абсолютно бескорыстным. – Я расплакалась после того, как ты позвонила и пригласила меня. – Выпалила Реджина с выражением отвращения к себе за подобную слабость и за то, что она выплыла наружу. Выражение лица Реджины не укрылось от Эммы. Раньше она гадала, что это предложение могло значить для Реджины. Реджина почувствовала себя счастливой, расслабленной и даже «своей». Она почувствовала себя такой счастливой, что даже расплакалась. Однако сразу по прибытии на вечеринку это чувство улетучилось благодаря нетактичным и неприветливым гостям, и ситуация ещё более усугубилась из-за последовавших обвинений Эммы. Впервые за день Эмма осознанно сделала признание, чтобы хоть как-то сгладить переживания Реджины, а не потому, что у неё не было выбора. – Я ужасно расстроилась, когда ты так рано ушла, – честно сказала она. Реджина улыбнулась своей блистательной, сводящей с ума улыбкой, и Эмме буквально пришлось прикусить язык, чтобы не выдать тот же комплимент в третий раз. За столом повисла долгая пауза, хотя её нельзя было назвать гнетущей, однако Эмма подумала, что, возможно, это просто недолгая передышка от тех весьма неловких признаний, которыми изобиловал день. Однако, скорее всего, это просто был момент безмолвного понимания. – Боюсь, Генри никогда не будет любить меня так сильно, как любит тебя, – тихо сказала Реджина, и грусть в её голосе заставила Эмму понять, что, вероятно, это признание было сделано Реджиной осознанно. Сфокусировавшись на этой мысли, Эмма, не будучи уверенной, произносит ли сама слова осознанно или исключительно под влиянием магии, всё же сказала: – А я боюсь, что никогда не смогу стать такой хорошей матерью, как ты. – Вы обе хорошие мамы, – сказал Генри, испугав женщин своим неожиданным появлением, – И я действительно вас люблю, вас обеих. Но это самое неудачное желание из всех. И в этот момент Эмма всё поняла. Реджина говорила, что за этим стоит Генри. Лукавые огонёчки в его глазах. Свечка в форме звезды. – Ты пожелал, чтобы это случилось? – недоверчиво спросила Эмма. – Желание, которое ты загадал, задув утром свечу на кексе, осуществилось? У Генри хотя бы хватило совести принять пристыженный вид, когда он кивнул. – Кексы на завтрак, мисс Свон? Мне следовало догадаться, – отчитала её Реджина, и Эмма мысленно отругала себя за то, что выболтала эту информацию. – Генри, дорогой, скажи дословно, что именно ты пожелал. – Зачем тебе нужно это знать? – спросила Эмма. – Желание что, просто перестанет работать после того, как Генри произнесет его вслух? – Да, Эмма, – выдохнула Реджина. – Именно это и произойдет. – Оу, – прошептала Эмма. – Ну, что, пацан, ты её слышал. Выкладывай. – Вы обе замечательные мамы, и я люблю вас обеих… Но вы обе врали мне! – начал объяснять Генри, надеясь, что это оправдает его поступок. – И я был очень зол, и поэтому загадал, чтобы в течение одного дня ни одна из вас не могла соврать. Но потом я понял, что вы лгали мне только о том, что я уже знал, и вы обе действительно хотели искупить свою вину за это. Именно поэтому моё желание было просто дурацким, ведь очевидно, что вы продолжали обманывать лишь друг друга… – он остановился, и его передёрнуло, – вы продолжали скрывать то, о чём мне вообще не следовало знать. – У тебя останется моральная травма на всю жизнь, так ведь? – сочувственно произнесла Эмма. Генри, выпятив губу, кивнул. – Да. И у меня тоже, парень. – Эмма, – Реджина взяла в руку синюю ручку. – Какого цвета эта ручка? – Синего, – озвучила очевидное Эмма. – Нет, она красная, – легко парировала Реджина. – Реджина, эта ручка абсолютно точно… О-о-о! – воскликнула Эмма, осознав происходящее. – Мы снова можем врать! Офигенно.***
Она решила ненадолго отойти, пока Генри прощался с Реджиной. Эмма рассудила, что, должно быть, стоит на сегодня распрощаться и отдохнуть друг от друга, потому что за день они узнали друг о друге столько, сколько и за всю жизнь не надеялись узнать. Хотя не всё было так уж плохо, – размышляла Эмма. В конце концов, она смогла наконец извиниться, и в качестве бонуса узнала, что Реджина питает слабость к её глазам. Ей вообще-то хотелось бы, чтобы вместо этого Реджина потеряла голову от её груди – преимущества, которое было куда проще подчеркнуть и использовать в своих интересах. Хотя вся эта байда с «зеркалом души» делала глаза гораздо более утончённым вариантом. Реджина, кроме того, согласилась, хотя и неохотно, присоединиться к празднованию Дня Рождения Генри сегодня вечером. Что вполне объяснимо, ведь она не была в восторге от идеи провести вечер под давящими взглядами Белоснежки и Румпельштильцхена. Однако Эмма настояла, что без неё – такого важного члена семьи – праздник не будет праздником. Реджине также было обещано, что все будут вести себя подобающе. Ради Генри. Кстати о пацане: он как раз бежал по тротуару и, притормозив возле Эммы, протараторил: – Мама хочет поговорить с тобой. Она просила меня подождать в машине. Эмма кивнула. – Хорошо. Уже бегу. Она медленно поплелась к Реджине, стараясь потянуть время, но не так сильно, чтобы своей нерешительностью вывести из себя ожидавшую её женщину. Подойдя, она улыбнулась, уверенная в том, что улыбка снова выглядела глупо. – Так… – неловко начала Эмма, как будто могло быть что-то хуже внезапного признания Реджины в том, что она хотела овладеть Эммой прямо под яблоней. – День получился интересным. – Действительно, – сдержанно, как и всегда, кивнула Реджина. – И, полагаю, Генри усвоил урок о том, что есть вещи, о которых взрослые не рассказывают детям всей правды. Что есть вещи, о которых ему знать не обязательно. – Отлично, зато теперь нам не нужно дарить ему подарок, – неудачно пошутила Эмма. – По этой же причине, мисс Свон… прошу прощения, Эмма, – поправила себя Реджина, заставляя Эмму вспомнить одно из своих ужасающих признаний. – Думаю, будет лучше, если и мы постараемся забыть большую часть того, что произошло сегодня. Есть вещи, которые лучше оставлять непроизнесенными. – Ох, хорошо, – не без возмущения произнесла Эмма, не до конца понимая, чего ожидала, однако явно не этого. – В смысле, да. Это определенно к лучшему. – Возможно, она всё-таки была несколько огорчена, но напомнила себе, что слабость Реджины к её глазам была всего лишь приятным дополнением к тому, что было действительно важно. – А мои извинения? – нервно спросила она. – По-прежнему в силе, – заверила её Реджина. – Хорошо, это просто замечательно, – расплылась в улыбке Эмма, чуть более нарочито, чем того требовали обстоятельства, хотя если Реджина и заметила, то виду не подала.***
Вопреки опасениям Генри, вечеринка по случаю его дня рождения удалась на славу. Проклятье пало, у него были бабушка и дедушки, отец и обе мамы. Возможно, большинство его сверстников решило бы, что игрушки и компьютерные игры гораздо круче всего этого. Однако Генри был очень рад тому, что теперь имел. Мальчик понял, что пока у него есть семья, и они хотя бы пытаются сделать вид, что ладят друг с другом, его всё устраивает. Пока что все вели себя довольно цивилизованно. Правда, периодически Снежка всё-таки одаривала Реджину странными взглядами, хотя, скорее всего, её недовольство было вызвано тем, что у неё так и не было возможности поговорить с Эммой, поскольку столь ненавистная ей женщина, казалось, полностью завладела вниманием её дочери. Генри не мог понять, почему было решено организовать вечеринку в лавке Голда, а не в лофте, или огромном особняке матери, или даже в настоящем доме Румпельштильцхена. Но, очевидно, на это у взрослых были свои причины, а он уж точно никогда больше не станет ставить под вопрос их поступки. Его бабушка куда-то скрылась, а затем появилась уже с тортом в руках, аккуратно опуская его на один из стеклянных прилавков. Генри по-прежнему не считал себя фанатом магии, поэтому его слегка насторожило то, что Румпель зажёг свечи на торте простым взмахом руки, хотя не достаточно сильно, чтобы начать возмущаться и тем самым разрушить атмосферу. Дэвид выключил свет, так что помещение освещалось только мерцанием свечей, затем все затянули «С днем рождения тебя», а когда допели, Генри закрыл глаза и разом задул все свечи. В темноте был слышен только звон бокалов, и, видимо, Дэвид потерял ориентацию в пространстве, потому что свет до сих пор никто не включил. В конце концов, найдя выключатель, Дэвид зажёг свет, и Генри подумал, что, скорее всего, только его не застала врасплох возникшая при свете картина его страстно целующихся мам. Однако мальчик не мог не отметить, что его приемная мама выглядит такой счастливой, какой он её ещё никогда не видел, а его биологическая мать в свою очередь кажется более расслабленной и довольной как никогда. К сожалению, не все разделяли его мнение. – Эмма! – ахнула Снежка. – Какого чёрта вы творите? Реджина и Эмма отпрыгнули друг от друга, словно ошпаренные, и на их лицах можно было прочитать не меньше удивления, чем у всех остальных. – Генри! – строго сказала Эмма. – Ты пожелал, чтобы мы с твоей мамой начали встречаться? – Нет, – ответил Генри. – В этот раз я вообще ничего не желал. Всем известно, что можно загадывать только одно желание в год. Все вокруг недоуменно переглядывались. – Почему бы нам не порезать торт? – выпалила Реджина чуть громче, чем требовалось. Все кивнули и засуетились. Генри позабавило такое развитие событий. Они говорили, что нужно быть осторожным со своими желаниями, потому что они имеют свойство осуществляться. Теперь Генри знал это не понаслышке. И хотя, по-видимому, он получил то, чего желал, теперь он осознал, что то, что он имел – бесценно. Всё, чего он хотел для этих двоих – или троих? – стать одной семьей. Он посмотрел на своих мам, два вставших на место паззла в картине его жизни, нервно пытавшихся не прикасаться друг к другу, и смущенно улыбавшихся, когда это всё-таки происходило. Больше никаких желаний – с улыбкой подумал Генри. Ведь они все получили свой счастливый конец.