Часть 1
31 мая 2016 г. в 00:16
— Ну вот! Эта чертова судьба снова свела нас вместе! — Ребекка запустила руку в белокурые локоны, получилось слишком нервно.
Элайджа сосредоточенно смотрел в дальний угол церкви. Мысли в его голове как будто застыли, превратились в холодный вязкий кисель. Перед ним стоял Никлаус, он старался на него не смотреть. Он старался не думать об этом человеке, о своем брате, который является одновременно самым близким и самым ненавистным созданием на земле. Да. Они снова встретились, не просто встретились, а скорей попались. В том, что это никакая не случайность, а обычная ловушка, Элайджа был уверен.
Никлаус как обычно усмехается, словно всегда все знает наперед и может это контролировать. Но в этой ситуации даже у него через всю напускную браваду просвечивала неуверенность.
— Кто знает, зачем мы здесь и чего, собственно, ждем? — Ребекка задавала этот вопрос, казалось, уже не в первый раз.
— Возможно, Никлаус сможет объяснить это нам, — Элайджа все же посмотрел в глаза брату. А тот, напротив, постарался быстрей отвести взгляд.
— Мне передали, что есть дело, которое касается моей семьи, и что нужно прийти в эту церковь, — Клаус развел руками, — вот и вся история.
— Нет, не вся, — Ребекка вплотную подошла к брату, ее указательный палец ткнулся ему в плечо, — кто передал это тебе, Ник?
— А ведь я не обязан говорить тебе все, дорогая сестра, намного интересней, как ты тут оказалась? Ведь у тебя должна быть новая жизнь подальше отсюда, и почему ты в этом теле?
— Я ведь тоже не обязана отчитываться перед тобой, братец, — ухмыльнулась та в ответ. — Мне не получить другой жизни, значит, надо беречь ту, которая дана, а в хрупком смертном теле это очень непросто. На самом деле, мне тоже позвонила какая-то девушка и сказала, что здесь есть что-то, что меня заинтересует.
— И вы вот так просто бросили все и примчались суда при первом упоминание о каких-то интригах? — Элайджа обвел брата с сестрой взглядом, — а вам не приходило в голову, что это может быть ловушкой? Или отвлекающим маневром?
— Конечно, нет, — развел руками Клаус, — ведь умные и рациональные мысли приходят в голову только тебе! И, да, никакие «ловушки» меня не страшат. О чем ты вообще говоришь?
— Никлаус, где твоя дочь? — Прервал его старший.
— О! Она в надежных руках.
— Не паясничай, — Элайджа начинал выходить из себя. Сложно сдерживаться, находясь рядом с самым раздражающим фактором за последнее время.
— Я повторю вопрос, с кем Хоуп?
На удивление Клаус ответил:
— она с Камиллой, ее охраняет чуть ли не целая армия.
— Опять внушил бедной девушке, что она обязана тебе помогать до конца своих дней, Ник? — Ребекка не смогла удержаться от колкости.
— Вы оба бросили меня, когда были нужны как никогда! — Клаус обвел их рукой. — А теперь упрекаете за то, что я принял помощь от кого-то другого?
— О! Не начинай эту вечную, как и ты, песню! — Элайджа оставил попытки самоконтроля, — ты знаешь, что мы с сестрой всегда хотим быть с тобой, хотим быть семьей, но ты… хочешь лишь разрушать все вокруг себя, разрушая тем самым и наши жизни! Это стало невыносимо! Даже для нас, даже для меня. Мне горько смотреть на тебя, Никлаус, ты сделаешь все, лишь бы удовлетворить свои амбиции, свое эго, доказать всем, что ты и есть мировое зло, да черт возьми, просто чтобы заглушить свой страх, утопить его в чужой крови! — Элайджа отвернулся, переводя дыхание. — Ты боишься, ты всегда боишься, что не справишься, что кто-то окажется умнее тебя, быстрее, поэтому ты рушишь все до основания. Ты боишься проиграть.
— И поэтому я всегда выигрываю, дорогой брат! В отличие от тебя. Ты не можешь мне простить ту поджарившуюся вампиршу, и не хочешь понять, что на этой войне хороши все средства. Я спасал свою дочь, спасал всех вас! И если для этого нужно погибнуть парочке новообращенных дурочек, так тому и быть.
Миг, и Элайджа оказался рядом. Следующий миг, и Клаус прижат спиной к стене.
— Ты… не смей говорить мне, что достоин выбирать, кому жить, а кому умереть по твоей прихоти! — Прошипел Элайджа, — этих жертв можно было избежать, то, что случилось, случилось из-за твоего желания навредить мне, причинить боль! Погубить Хейли!
— Убери руки, — Клаус с силой сжал ладонь на запястье брата, — ты знаешь, почему я так поступил.
— Знаю, и ненавижу тебя за это!
— Я всегда это знал, брат, — усмехнулся Клаус.
— Заткнись!
За словом последовал удар, Элайджа наносил их снова и снова. Клаус не сопротивлялся, не пытался ударить в ответ, только подчеркивая этим свое пренебрежение к действиям брата.
Элайджу редко удавалось вывести из себя, но Клаус преуспевал в этом как никто другой, особенно в последнее время. В такие минуты, когда воздух искрится перед глазами, а разум застилает пелена ярости, Элайджа ненавидел всех, а особенно себя самого, за то, что не может справиться с собой, не может простить брата, и в тоже время, не может не любить его. От противоречивых чувств возникало желание самому себе вырвать сердце и покончить с этим раз и навсегда.
Клаус, прижимаясь спиной к стене, медленно опустился на пол, Элайджа одной рукой цепляясь за ворот его толстовки, занес вторую для очередного удара, очень уж хотелось стереть это самонадеянное выражение с лица Клауса.
— Элайджа, заканчивай! — Ребекка, наконец, вмешалась в бессмысленную разборку братьев, — что-то не так.
Клаус вытер тыльной стороной ладони кровь с разбитой губы, Элайджа, наконец, отпустил его воротник, сделав несколько шагов назад.
— Его раны не затягиваются, ты колотил его минуты две, должны бы уже подзажить.
Клаус снова дотронулся до лица, кровотечение и впрямь не прекращалось. Он мотнул головой, чтобы стряхнуть какое-то дурманящее чувство. Странное ощущение не пропало, а кровь из носа пошла сильнее, крупными каплями капая на пол. Стены церкви и брат с сестрой стали слегка двоится перед глазами.
— Никлаус, что происходит?
— Я не знаю, что происходит, но точно знаю, кто в этом виноват, — Клаус не без усилия поднялся на ноги, все также опираясь на стену, — ведьмы, навредить нам может только их магия, так что, тут выбор небольшой.
— Я смотрю, ты не сильно удивлен, — Элайджа вытер перепачканные красным пальцы об идеально белый платок, зло посмотрел Клаусу в глаза, — каких еще врагов ты успел нажить себе, брат?
— Не беспокойся, Элайджа, мне не обязательно заводить новых врагов, старых хватит еще на тысячу лет вперед.
— Кажется, кому-то не хочется ждать так долго, ты надоел им уже сегодня, — вмешалась Ребекка, — вот и ответ, зачем мы тут, как и предположил Ник — это какая-то ведьмовская выходка. И мне, конечно, очень приятно вновь оказаться в подобном дерьме плечом к плечу с моими любимыми братьями.
— И все эти выводы ты сделала за пару минут, — Элайджа с интересом посмотрел на сестру.
— А какие еще могут быть варианты? Очередь желающих поквитаться с Ником скоро видна будет из космоса, нет ничего удивительного, что кто-то снова придумал способ, как сделать существование нашего братца чуточку сложнее.
— Ты сама виновата, Ребекка, это твое желание не пропустить ничего интересного из жизни нашей семьи, привело тебя сюда, — Клаус задумчиво рассматривал собственную кровь на ладони.
— Это «интересное» найдет меня в любом случае и в любом месте, так что, скрываться бессмысленно.
— Что чувствуешь? — обратился к нему Элайджа.
— Ощущения слабости, и это отравляют меня хуже яда! — Клаус с силой ударил кулаком по деревянной спинке лавки. Боль вспыхнула в руке, разбегаясь по телу и впиваясь в мозг острыми иголками.
— Аа… — тихий стон не смог укрыться от внимания Элайджи.
— Побереги эмоции, новые раны тебе сейчас ни к чему.
— Что это, брат, забота? — Клаус усмехается окровавленными губами, не стоит напрягаться, со мной ничего не произойдет, это все знают, надеюсь, сука, которая это сделала, тоже! Откручу ей голову, не буду слишком изобретательным! Клаус снова опустился на пол, перед глазами все плыло, гнев и слабость дарили противоречивые желания.
— Да уж, похоже, она, или он изобретательнее тебя, — Ребекка присела рядом с Клаусом, положила руку ему на плечо, - эй, Ник, как себя чувствуешь?
— Не очень… хорошо… — хрипловато ответил тот, не поднимая головы, и стал заваливаться на бок.
За секунду рядом оказался Элайджа, сориентировавшись быстрее Ребекки, он успел подхватить брата, помогая ему сохранить вертикальное положение.
— Элайджа… Что нам делать, — тихо спросила девушка.
— Ребекка, он теряет силы, и при том, очень быстро. Надо найти кровь, приведи кого-нибудь с улицы.
Она метнулась к двери, от мощного удара ногой дубовые створки даже не шелохнулись. Конечно, все не могло быть так просто, только барьера им не хватало!
— Элайджа! Я не могу выйти, тут какое-то заклинание! — Ребекка беспомощно оглянулась.
Элайджа сидел на полу рядом с Никлаусом, придерживая того за плечи, Ник же, кажется, уже плохо соображая, что делает, уткнулся брату куда-то в плечо. Ребекка прикрыла глаза, это никогда не кончится. Как бы Клаус ни старался разрушить их судьбы, их самих, они все равно оказывались рядом, все равно были готовы помочь друг другу. Что сейчас происходит, какие магические силы действуют, им еще предстоит выяснить, и они это обязательно сделают, но ясно одно — кто-то вновь пытается навредить Никлаусу, а значит и их семье. Снова приходится искать выходы, снова им, самым могущественным существам в этом мире, приходится бороться за свою жизнь.
— Ребекка! Ты сделаешь что-нибудь или будешь стоять?!
— Что мне сделать? — секундное оцепенение спало, девушка вновь с силой ударила ногой по двери, кажется, каблук даже не смог достичь цели, ударившись о невидимую преграду.
Ребекка вмиг оказалась возле братьев:
— Попробуй, дай ему своей.
— Неет, мне не настолько хреново, чтобы пить вашу ледяную, отвратительную кровь.
— Лучше заткнись, — пригрозила сестра, - мы не можем выйти отсюда.
— Я это понял, — Клаус попытался стереть вновь и вновь выступающую кровь с губы.
— Ты можешь встать? — Элайджа медленно поднялся, потянув брата за собой.
В голове у того снова взорвался яркий фейерверк боли:
— Эллайджаа, — он тихо зашипел, пытаясь оттолкнуть старшего, — отпусти меня!
— Чтобы ты вновь оказался на полу? Мне неприятно видеть тебя в таком состоянии.
— Да что ты, а мне казалось, ты должен радоваться, — Клаус нетвердой походкой подошел к стоящим рядами скамьям для прихожан, тяжело опускаясь на край одной из них. Ему было по-настоящему плохо, в голове шумело, глаза заволакивало черной пеленой, а на уши как будто набрасывали ватное одеяло. Звуки то затихали, то вновь ввинчивались в сознание острой болью. Чем бы ни было это заклятие, оно действовало быстро и мощно. Препираться с Элайджей становилось тяжело, но казалось жизненно необходимо, словно это единственное, что удерживало его от падения в темную пропасть беспамятства.
— Элайджа, — ответишь ему чуть позже, — Ребекка предостерегающе прервала брата, явно собравшегося высказаться по поводу слов в свой адрес.
— Нам нужна кровь, — уже спокойно заметил Элайджа, — живая и быстро.
Он вмиг оказался возле двери, решив лично убедиться, что они заперты. Дверь находилась в недосягаемости, так же, как и окна.
— Ребекка, попробуй позвать кого-нибудь внутренним зовом, у тебя это, вроде, неплохо получалось.
Девушка согласно кивнула, да, она умела зазывать жертв, используя какой-то тайный магнетизм, идущий вроде как из недр самой души, для простоты именуемый ими вампирскими чарами.
Она прикрыла глаза, сосредоточившись на своих ощущениях, мысленно притягивая, словно невидимыми крючочками сознание, проходившей за стенами церкви женщины. Ребекке даже не нужно было видеть или знать, что неподалеку находится человек, в расставленную ловушку жертва попадется в любом случае, просто не сможет устоять перед, как будто звучавшей в голове, сладкой мелодией, приглашающей зайти в неработающую сейчас церковь.
Ненавистная дверь медленно приоткрылась, невысокая женщина осторожно заглянула внутрь, на ее лице было написано недоумение, она чувствовала, что ей нужно войти, но не понимала зачем.
— Простите…
Ребекка была уже рядом, но не успела ничего сделать. Мгновение, и женщина, сдавленно вздохнув, рухнула у входа. Дверь вновь захлопнулась.
— Что за?.. — девушка опустилась рядом с телом, пытаясь понять, что произошло, — она мертва… Элайджа, что произошло?
— Откуда мне знать? Ты не перестаралась?
— Да я ее пальцем не тронула! Она упала как подкошенная, как только вошла… — Ребекка осеклась, понимая, кажется, в чем дело.
— Подожди… Получается, мы не можем выйти, а живые люди не могут сюда войти! Как просто! Оставить нас без еды и при этом выкачивать силы из Ника! Очень умно. И сколько же они надеются нас здесь продержать? Ребекка раздраженно поднялась, собираясь оттащить труп от входа.
— Мне от такой глупости ничего не сделается, а чтобы иссушить вас потребуется много времени. Кому-то явно некуда спешить.
— Видя, как ты не можешь поднять голову, я бы не стал их недооценивать.
— Ладно, кем бы ни были наши враги на этот раз, они хорошо подготовились и понятно, что их цель — наш неугомонный братец. Вопрос в том, причем здесь мы с Элайджей, — Ребекка посмотрела на старшего брата.
— Видимо, для нас тоже есть какая-то роль. Вообще, мне начинает надоедать этот спектакль, Никлаус, напрягись и подумай, пожалуйста, кто может желать твоей смерти, или чего они там добиваются, на этот раз.
— Элайджа… милый мой брат, я не могу ответить на твой вопрос с той точностью, что ты от меня ждешь. Может Хейли надоело скитаться по лесам, можем ее муженьку, может кто-то хочет отомстить за какого-нибудь своего приятеля, любовника, мать, отца, кузена, как заметила Ребекка, этих страждущих уже видно из космоса! Я знаю одно, на нас и эту церковь наложено заклинание, а без ведьм это не возможно!
— Может, Фрея сможет что-нибудь придумать? — Предположила Ребекка.
— Фрея далеко от Нового Орлеана, она умней нас и держится от своей вновь приобретенной семьи подальше.
— Надо все-таки попытаться с ней связаться, у меня были парочка ее номеров, — девушка достала телефон из кармана. Пора начинать действовать, а не строить догадки.
— Странно, — Элайджа прислушался к своим ощущениям, — я не чувствую никаких изменений: ни внезапного голода, ни потери сил. Видимо, это заклятие распространяется только на Никлауса.
— Я тоже ничего не чувствую, — отозвалась Ребекка, пролистывая телефонную книгу.
— А мне, как всегда, выпал счастливый лотерейный билет.
— Ты сам виноват, Ник.
— Давайте не станем начинать этот разговор сначала, — предостерег брата с сестрой Элайджа.
— Да ладно, брат, когда тебе еще выпадет возможность прочитать мне нотации о том, как не следует жить, не рискуя получить при этом в ответ? — Клаус криво усмехнулся. От этого движения кровь из рассеченной губы полилась сильнее.
— Вот же сука, — он зло растер ее ладонью.
— Перестань.
Клаус не без труда поднялся со скамьи. Голова закружилась, противная боль пульсировала в висках, раздражала, но пока была терпимой.
— Что ты хочешь сделать? — Элайджа смерил его внимательным взглядом.
— Мне тоже охота шибануть эту дверь, вдруг от моих усилий она откроется.
— Мне кажется, тебе не стоит к ней даже подходить.
Но Клаус уже занес руку над витой чугунной скобой.
Соприкосновения не последовало. Никто из присутствующих не успел ничего заметить.
Клаус согнулся пополам, ударяясь коленями об пол. Боль полыхала в голове и почему-то в груди, как будто сердце превратилось в раскаленный уголь. Перед глазами все плыло, белые всполохи сменялись багровыми. Он крепко сцепил зубы, но протяжный стон, переходящий в рык, невозможно было сдержать.
— Эй! — Ребекка метнулась к брату, но Элайджа опередил ее:
— Никлаус, что с тобой? — он опустился рядом с ним, пытаясь развернуть к себе и заглянуть тому в лицо.
— Эл… — Клаус вцепился в рубашку брата, оставляя на ней красные следы, ткнулся лбом в плечо, находя опору и стараясь не шевелиться и не дышать. Огненные ураганы бушевали по всему телу, разворачиваясь с особой силой там, где билось сердце.
Элайджа тоже замер на мгновение, поймал испуганный взгляд Ребекки. Обнял Клауса за плечи, попытался аккуратно поднять. Злой рык сменился тихим воем, Элайдже показалось, что в шею сейчас вцепятся клыками. Он, не раздумывая, подхватил брата на руки, осторожно опустил на скамью.
— Что с ним? — Ребекка также оказалась рядом.
— Если бы я знал, ты звонишь Фреи?
— У нее ни один номер не отвечает.
— Эллайджааа, — Клаус продолжал держать брата за рубашку, как будто это могло облегчить его страдания, — Эл…
— Никлаус, ты можешь сказать, что с тобой, что болит? Ник, ты слышишь меня? Дыши, давай спокойно, спокойно… Элайджа дотронулся до лба младшего, холодный, чересчур даже:
— скажи мне, что болит.
— Голова… и сердце, оно раскаленное, как… уголь… - Клаус, наконец, выпустил рубашку брата из рук, — я хочу его вырвать, — он зажмурился, комкая уже теперь свою одежду на груди.
— Тише, тише, — Элайджа перехватил его запястья, сел рядом.
Клаус тоже попытался принять вертикальное положение, но тут же со стоном повалился на плечо Элайдже. Тот приобнял его, желая хоть как-то успокоить. Что происходит с братом он не понимал, в какое заклятие впутался Ник на этот раз, не известно. В сознание начинала зарождаться паника, они влипли во что-то серьезное, и отрицать это уже бесполезно, пора предпринимать меры. Конечно, убить их не так легко, но смотреть спокойно на мучения брата Элайджа не мог, к тому же, интуиция подсказывала ему, что все намного страшней, чем казалось на первый взгляд. Это же надо было так нелепо попасться!
Раздалась трель звонка, Элайджа не сразу сообразил, что звонит не его телефон.
— Это мой, — пояснил Клаус, не открывая глаз, так хотя бы предметы перед ним не двоились и не танцевали танго, вызывая при этом отвратительную дурноту. На секунду замешкавшись, Элайджа вытащил мобильник из кармана джинс Клауса. Звонок от Ками — гласил дисплей.
— Да.
— Элайджа? — последовало после недолгой паузы.
— Да, Камилла.
— Почему ты берешь трубку? Я хочу услышать Клауса.
— Я думаю, он тоже хотел бы тебя услышать и даже поговорить с тобой, но он сейчас не в том состоянии, чтобы вести беседы. Скажи мне, как Хоуп?
— Все хорошо, конечно же. Что у вас случилось? Что с Ником?
— Мой брат в очередной раз попал в немилость к ведьмам, или же кто-то использует их силу против него. Камилл, у меня нет времени на долгие объяснения, да я, собственно, и сам не понимаю ситуации до конца. Я, Ребекка и Никлаус заперты в церкви святой Анны каким-то заклинанием, мы не можем выйти, а ни одно живое существо не может войти. Из Никлауса выкачивают силы, его раны не заживают, кровь льется не прекращаясь. Я начинаю опасаться, состояние у него отвратительное.
— Откуда у него ранения?
— Мой заботливый брат решил вновь прочитать мне нотации… рукоприкладство приветствуется, — Клаус издал хриплый смешок.
— Камилла! — Ребекка выхватила телефон у Элайджи, — мне уже надоело это заточение. Нику реально плохо! Я звоню Фрее, но у нее выключены все телефоны. Нам нужна помощь ведьмы, попробуй связаться с Давиной, тебя она послушает.
— Почему вы думаете, что она здесь не причем?
— Я так вовсе не думаю.
— Ребекка, дай мне трубку, — Элайджа жестом попросил вернуть ему телефон:
— Камилл, прости, что опять втягиваем тебя в наши семейные передряги, но я прошу тебя помочь, в первую очередь, нам нужна кровь, донорская в пакете. Зайти сюда человек не может, но есть шанс, что пакет с кровью не обернется ядом, когда пересечет порог. Попроси кого-нибудь принести, лучше побольше. И да, сила Давины нам действительно понадобится. Я не уверен до конца, что она не причем, но других вариантов у нас нет.
— Хорошо, я попрошу кого-нибудь принести кровь, с Давиной тоже свяжусь. Постарайтесь продержаться.
— Не переживай за нас, ты же знаешь, мы не можем умереть, просто вся эта ситуация уже порядком надоела, я не терплю издевательств над моей семьей. Мучить друг друга можем только мы сами… Все, перезвони как что-нибудь выяснишь. Элайджа сбросил звонок.
— Кто говорил мне не вмешивать бедную девушку в наши дела?
— Тебе лучше замолчать, Ник.
— Послушайте, — Клаус с трудом, но все же сел, стараясь держать равновесие без помощи Элайджи, — мне бы не хотелось принимать помощь от Давины, быть ей обязанным — это не то, что сыграет мне на руку.
— У тебя есть выбор? — Ребекка развела руками, — она регент, и заправляет сейчас всеми ведьмовскими делами, даже если мы найдем другую ведьму, это не укроется от внимания Давины и…
— Ник?
— Никлаус?!
Элайджа вновь ели успел подхватить, кажется, потерявшего сознание брата, не дав ему рухнуть на пол. Спасительное беспамятство длилось недолго. Клауса скрутило новым приступом обжигающей боли, она билась в каждом миллиметре тела, заставляя зажимать рот ладонью, чтобы не застонать в голос. Сдерживая рвущийся из груди вой, он до крови впивается в собственную руку.
— Нет! — Элайджа одергивает его, понимая, что опоздал, и еще одна ранка начинает неестественно обильно сочиться кровью.
— Элайджа! — Клаус пытается высвободиться из рук брата.
— Тише, тише! — Элайджа стремится перебороть младшего и у него это получается, — перестань вырываться! Он обхватывает лицо Клауса руками:
— смотри на меня, — ловит затуманенный, наполненный болью взгляд, — я помогу тебе, постарайся дышать, давай! Вместо ответа зеленые глаза медленно закрываются, сознание вновь ускользает, даря его обладателю небольшую передышку. Элайджа, воспользовавшись моментом, крепко прижимает к себе брата. Ему кажется, что так он может как-то оградить того от страданий, может, забрать часть их себе. Но испытывать на себе весь ужас заклинания Клаусу приходится в одиночку, он снова приходит в себя, вырываться уже нет ни сил, ни желания, и он просто позорно скулит, уткнувшись в брата.
Ребекке кажется, что она сойдет с ума, видеть Ника в таком состоянии невыносимо, видеть Элайджу растерянным и напуганным ужасно не меньше, она сейчас готова разорвать в клочья того, кто все это устроил.
Элайджа чувствует, как Клаус затихает в его объятиях, и ему это совсем не нравится, чувствует, что сердце того стало биться совсем медленно, и что он боится или попросту не может дышать. Элайджа бережно укладывает Клауса на скамью, с ужасом понимая, что кожа брата становится слишком уж холодной, а бледность просто дико неестественной.
— Ник… — Ребекка опускается на колени перед братом, — пожалуйста…
Элайджа прокусывает себе запястье, пытается напоить Клауса кровью, но теплая рука встречается с холодными губами и ничего не происходит. Элайджа, не раздумывая, набирает собственную кровь в рот, надавливает на подбородок Никлаусу, губы к губам, ему кажется, что холод от соприкосновения доходит до самого сердца, вызывая приступ отчаяния, который Элайджа не может подавить.
— Ну же, пожалуйста, проглоти хоть немного. Элайджа уверен в том, что часть крови, которая не стекла по губам и не смешалась с собственной кровью Клауса, все же попала тому внутрь, но снова ничего не происходит. Элайджа, как завороженный, смотрит на брата, на то, как медленно, вместе с яркой на фоне бледной кожи кровью из него уходят последние остатки жизни. Понимание того, что это может быть концом так резко и больно ударило по сознанию, что Элайджу замутило, явственная дурнота подкатила к горлу, вместе с комком удушающих горячих слез. Огромным усилием воли ему удалось отвесить себе мысленную оплеуху, и постараться как-то прийти в себя. Нужно собраться. Ничего непоправимого еще не случилось. Он поднял глаза на сидевшую рядом Ребекку, она стискивала край рукава куртки Ника, по влажным щекам скатывались слезы, она не пыталась их скрыть. Элайджа понимал, что еще чуть-чуть и его окончательно накроет.
— Ребекка…
Его прервал звонок, телефон вибрировал в кармане пиджака, валяющегося рядом. На этот раз звонок предназначался ему.
Номер не определился, Элайджа нажал ответить.
— Здравствуй, Элайджа.
— Кто это?
— Для тебя это сейчас неважно, посмотри на своего брата.
Это было ни к чему он и так не сводил с него взгляда, и от того, что он видел становилось страшно.
Молодой мужской голос в трубке молчал, видимо ждал реакции Элайджи. Она последовала:
— Что все это значит, что вы сделали с моим братом? — Прошипел вампир.
— Да, ты прав, в его состоянии виноваты мы, и наверняка ты захочешь узнать о нас подробности.
— Что с ним? — Медленно повторил вопрос Элайджа.
— Будь терпелив, хуже, чем есть, ему конечно станет, но через некоторое время, так что, у нас есть пара минут, чтобы познакомиться. Ведь месть не имеет смысла, когда не знаешь, кто и за что тебе мстит.
— Что дальше?
— А дальше я скажу тебе, что я являюсь представителем небольшого клана ведьм, конкретно мое имя тебе ни о чем не скажет, а вот имя Далия, пожалуй, говорит о многом. Собеседник замолчал, предлагая ответную реплику Элайдже.
— Как еще эта мерзкая женщина собралась навредить моей семье? Полагаю, смерть не является для нее серьезным препятствием?
— Ты прав, тебе ведь, наверняка, известно, что сила могущественной ведьмы не может уйти бесследно?
— То есть, ваша шайка, клан, или кто вы там, сумели завладеть силой моей мертвой тетушки? Не много ли вы на себя берете?
— Не думай, что у Далии не было последователей, кроме твоей неблагодарной сестры. Фрея сама не понимала от чего бежала столько лет, чем бы могла владеть, не будь такой дурой. Теперь у нас есть возможность отомстить вашей семье, всем до одного, поверь, мы каждому придумали наказание, и то, через что вы сейчас проходите, это только начало.
— Если что-нибудь случится с кем-то из моей семьи, я оторву головы всем ведьмам, которых смогу найти, — прошипел Элайджа.
— Я уверен, это будет очень зрелищно, но то, что должно произойти — произойдет. Никлаус умрет, ты и твоя сестра будете страдать, не в силах помочь, а после и вас будет ждать его участь, для Фреи заготовлен отдельный сюрприз, о нем она узнает позже. Знаешь, Элайджа, я уже почти все сказал, мне нужно, чтобы вы знали о приближающемся конце, и сходили с ума от бессилия и обреченности.
Гнев начинал застилать Элайдже глаза, в ушах шумело, он практически не слышал стук сердца Клауса, это просто убивало. Ужасно хотелось запихать каждое слово колдуна обратно в его мерзкую пасть. Но в бесполезных угрозах сейчас нет смысла.
— Что происходит с Никлаусом? Поверь, лучше тебе ответить.
— Конечно, я отвечу. Ведь оставлять тебя в неведении будет совсем не интересно. То, что в нем уживаются две сущности, на этот раз сыграло против него. То, что было его преимуществом, станет погибелью. Если вы заметили, в церковь не может попасть живое существо, а вампиры не могут из нее выйти. Теперь думай, твой брат наполовину оборотень, а значит существо живое, и ему там очень, ооочень не комфортно, наполовину — вампир, а значит, не сможет покинуть ловушку. Эта борьба убивает его. Хотя, не было бы вампирской составляющей, он бы уже давно был мертв, оборотню не жить под таким заклятием. Но ведь так даже интереснее, когда удовольствие растягивается, не правда ли? У вас с Ребеккой есть возможность понаблюдать за его страданиями. А ему очень больно, каждую секунду умирать, но вновь оживать под действием вампирской сущности, бррр. Но это продлится не долго, по моим расчетам, сил у него осталось уже совсем мало. И да, кровь можете ему не предлагать, это бесполезно. Все, пора умолкать. Наслаждайтесь интереснейшей, безвыходной ситуацией.
Голос сменился короткими гудками. Элайджа опустил телефон. Бушевавший гнев сменился холодным опустошением, он смотрел на бледное лицо Никлауса, кое-где начинали появляться мелкие сероватые венки, потеря крови иссушала его, медленно, но неизбежно. Элайджа чувствовал, что начинает проваливаться вместе с братом в темное беспамятство.
— Элайджа! Хватит спать! — Окрик Ребекки вернул его в реальность, — Камилла принесла кровь.
— Ты же слышала, это не поможет.
— И что? Будем просто сидеть над Ником, и ждать пока его сердце остановится? Девушка уже была возле двери. Приникла к створке:
— Ками, почему ты пришла сама? С кем Хоуп? Открывай осторожно дверь на себя, ни на миллиметр не входи внутрь.
— Я поняла. Хоуп в надежных руках, а вот за вас я не поручусь. Камилла дернула за ручку, отскакивая назад. Дверь поддалась, ничего страшного не произошло. — Как-то же проклятие попало к Клаусу? Для этого надо было его чем-то напоить или накормить, или заполучить что-нибудь из вещей. А на это способен только человек из окружения, которое, кстати, мне никогда не нравилось.
Камилла ногой пихнула картонный ящик в проход, он легко проскользил по полу.
— Может ты и права, — Ребекка тут же достала из него пакет с кровью и шприц, вопросительно посмотрела на Ками.
— Я подумала, это может пригодиться, если Клаус без сознания.
— Ты большая молодец, — Элайджа забрал у сестры шприц, тут же набирая в него кровь. Давай попробуем еще раз.
Он, очень осторожно, сам не понимая почему, вряд ли что-то могло навредить Никлаусу больше чем сейчас, ввел иглу тому в руку. Прошла пара секунд, ничего не изменилось, Элайджа повторил это действие снова, затем снова. Все с замиранием смотрели на бессознательного Клауса, краски у него в лице не прибавилось, сероватые вены не пропали. Но, как показалось Элайдже, сердце стало биться более отчетливо.
— Ну что? — Не удержалась Ками, наблюдавшая с порога.
— Не знаю, кажется, сердце заработало, — Элайджа вновь наполнил шприц.
— Мы сможем поддержать его так какое-то время, — Ребекка подала брату новый пакет с кровью, — но нужно как-то выбираться отсюда, без помощи Давины или Фреи не обойтись.
— Камилла, что там у Давины? Ты пыталась ей дозвониться? — Обратился Элайджа к девушке. Та нервным движением заправила прядь волос за ухо:
— да, вот только… она не сможет вам помочь, она сейчас как никогда должна прислушиваться к предкам, а те явно не на вашей стороне, но даже если бы могла, то не сделала бы ничего ради Никлауса — так она сказала, — Камилла развела руками.
— Конечно, — зло ответила Ребекка, — никто ничего не будет делать ради Никлауса, ну, кроме его тупых родственников, которые не учатся на своих ошибках, конечно же. Зато все хотят делать что-то против Никлауса, аж позавидовать упорству можно! В чем-то я их понимаю даже, самой много раз хотелось придушить Ника, но, черт побери! Я люблю его, он мой брат! И сейчас я не пощадила бы никого и начала бы именно с Давины. Маленькая тварь!
— Отличная речь, сестра, только не забывай, что ты тоже в ловушке. — Камилла, ты разрешись мне самому позвонить Давине с твоего телефона? Обещаю, я не буду ей угрожать.
Ками согласно кивнула, было видно, что переживает она не меньше остальных.
— Только подпихни телефон, не приближайся к двери, — предупредила Ребекка, непроизвольно поглядывая на мертвую женщину в дальнем углу церкви.
— Я поняла. Телефон так же легко, как и коробка оказался внутри. Ребекка передала его Элайдже, сама подошла к Никлаусу, присела рядом, осторожно погладила по холодной щеке. На кончиках пальцев осталась кровь, Клаус уже весь был измазан в этой чертовой крови, Ребекка завороженно смотрела на свою руку, на секунду захотелось слизать ее с пальцев, но девушка вовремя остановилась. Кажется, это дурацкое заточение все же как-то действует на их сознание. Страх и отчаяние ощущаются неестественно резко, призывая к нелепым поступкам.
— Все эти манипуляции с кровью не помогают, мы лишь пытаемся успокоить сами себя, — девушка покачала головой, — сейчас мы сможем помочь Нику, только сняв проклятие.
— Я это уже понял, — ответил Элайджа, — он вновь и вновь набирал номер Давины, — ну же, бери трубку, чертова ведьма!
— Да, Камилл.
— Здравствуй, Давина, — как можно спокойнее поприветствовал вампир
— Элайджа. Я знаю, что тебе нужна помощь, но не собираюсь ее предоставлять.
Элайджа с силой сжал телефон в руке, нужно настроиться на разговор, постараться спрятать свой гнев и раздражение подальше:
— я обещал Камилле не угрожать тебе, поэтому, пожалуйста, не заставляй меня нарушать обещания.
— Мне плевать на твои обещания.
— Давина, послушай, я знаю, Никлаус причинил тебе много боли и его проблемы для тебя только наруку, но ты должна понимать — его смерть очень печально отразится на всех вампирах.
— Не на всех.
— На большинстве, и кое-кто из них тебе не безразличен, или я не прав?
— Ты прав, и мне начинает надоедать эта страховка твоего брата, поверь, в будущем я приложу все силы, что бы как-то расторгнуть эту связь.
— Но сейчас она существует, вампирам не чужды человеческие эмоции, ты это знаешь, представь себе чувства тех, кто лишится близких, друзей, любимых по всему миру, не только в Новом Орлеане.
— Мое сострадание ты используешь против меня же.
— У меня нет другого выхода.
— Его никогда нет, и поэтому твоя семья, и ты больше всех, превращаете самые светлые чувства в свое оружие, вы используете тех, кто рядом с вами, их слабости, страхи, желание защитить дорогих людей. Именно поэтому предки против первородных, им не нравится ваше всесилие. И чтобы лишить вас этой власти они готовы поделиться силой с никому не известным кланом.
— Ты обо всем знала.
— Конечно, я же регент ведьм. Но скажу тебе честно, я не знала подробностей, и того, что у них может хватить сил реально убить кого-то из вас.
— Давина, этого нельзя допустить, пожалуйста, я прошу тебя.
— Ох, Элайджа, ты ведь просишь только ради себя, тебе не выносима мысль, что с твоим дорогим Никлаусом может что-то случиться, а на чувства тех вампиров по всему миру, о которых ты говорил, тебе наплевать, я права?
— Да, ты права. Но тебе не наплевать, так помоги мне ради них.
В трубке повисла напряженная тишина, Элайдже показалась эта пауза слишком долгой, он уже решил, что Давина просто решила не продолжать дальше этот разговор.
— Давина?
— Я здесь, и… Элайджа…
— Да?
— Я ненавижу тебя.
— Я это знаю.
— Я ненавижу всю твою семью и твоего младшего брата больше всех.
— Ты имеешь на это право.
— Но я помогу вам.
Элайджа почувствовал, как внутри будто разжимается невидимая пружина, не дававшая ему до этого сделать полноценный вдох, про себя он очень сомневался, что ведьма согласиться хотя бы попробовать снять заклятие, а в этом случае надежды выбраться почти не было.
— Мы в церкви святой Анны, но живому существу сюда не войти.
— Я решу эту проблему, мне нужно что-нибудь из вещей твоего брата, то, что постоянно с ним, что ежедневно соприкасается с его энергией.
— Хм… Телефон подойдёт?
— Вполне.
— И еще. Вы будете мне очень, ОЧЕНЬ обязаны. Я собираюсь нарушить волю предков, и помешать планам ведьм, которые выполняют волю Далии, это очень серьезно. Как регент, я могу принимать самостоятельные решения, но даже для меня это слишком.
— Я даю тебе слово.
— Принимается, твое слово может служить гарантией, я это знаю.
Элайджа сбросил звонок. Ребекка, стоявшая рядом, все слышала.
— Давина согласилась? — Камилла не могла похвастаться тем же.
— Да, надеюсь, у нее получится.
— Думаешь, она справится? — Спросила девушка.
— Она не сомневалась в своих возможностях, — ответила за брата Ребекка, — это не подозрительно?
— Хочешь сказать, она все же замешана в этом проклятии? — Элайджа с сомнением посмотрел на сестру.
— Почему нет, она в этом заинтересована так же, как и остальные ведьмы, к тому же это шикарный шанс заполучить тебя, братик, в свои должники, все знают, что ради Ника ты пойдешь на все и примешь любые условия.
— Для тебя я бы сделал тоже самое.
— Я не сомневаюсь, — Ребекка положила руку брату на плечо, — но сейчас в беде Ник, и, мне кажется, ведьмы не прогадали, выбрав жертвой его.
— Ты права, Давина слишком легко согласилась, и не сомневалась в своих силах ни на секунду.
— К тому же она не побоялась пойти против предков, эту ловушку ведьмы продумали сообща, и Давина окажется в двойном выигрыше: и своим поможет запугать нас, и нас сделает обязанными себе.
— Получается, убивать Клауса или кого-то из вас они не собирались? — Обратилась к вампирам Камилла.
— Не знаю, возможно, было несколько вариантов развития всего этого дерьма, — Элайджа вновь присел на скамью рядом с Никлаусом, — в любом случае я не доверяю регенту, но сейчас это все, что у нас есть, поэтому входило наше спасение в планы Давины или нет, ей придется это сделать. Иначе, мне будет очень трудно сдержаться, и я даже с удовольствием сорвусь на всех этих тварях.
Он осторожно провел по волосам брата, они слиплись от пота и запекшейся крови. Затем слегка приподнял его за плечи, укладывая себе на колени. Так ему было спокойнее. Он чувствовал, что сердце младшего бьется очень слабо, но все же бьется, эти редкие толчки не давали слететь с катушек окончательно. Элайджа жадно ловил каждый удар, и сам забывал, как дышать в паузах между ними. Он продолжал гладить Клауса по голове, возможно даже не задумываясь о своих действиях.
Время до появления Давины для всех присутствующих показалось еще одним тяжелым испытанием, настолько мучительным и бесконечным было ожидание. Камилла отказалась уходить, она понимала, что все ее мысли и желания сейчас сосредоточены здесь, вокруг этой ненавистной для многих семьи. И отвлечь себя чем-то другим она сейчас просто не способна.
Ребекка сидела прямо на полу напротив братьев, опираясь спиной о стену. Она наблюдала за действиями Элайджи, за там, как трепетно и в тоже время уверенно он касается Никлауса, как будто так и должно быть. И ведь так и было. Всегда было. Элайджа всю жизнь защищал брата, от отца, от врагов, от самого себя. Чтобы не происходило, до какого этапа взаимной ненависти между ними не доходило, Элайджа всегда мог обнять Клауса, притянуть к себе и очень крепко прижать, чтобы не давать тому вырываться, не давать рушить жалкие остатки той нормальной жизни, что у них еще была. Он имел на это право, и поэтому имел право на прикосновения — мучить, защищать, любить, успокаивать. Он его старший брат. Всегда и навечно. Боже, сколько раз они повторяли это себе и окружающим, каждый раз убеждаясь, что кроме этой связи у них ничего нет. Спустя столько лет у них нет ничего и никого, кроме друг друга. Сколько бы они не пытались создавать свои собственные жизни, в один прекрасный момент все рушилось, и семья снова становится центром всего, тем, что никогда не изменится, что навсегда останется с ними.
Давина, наконец, появилась. Забрала телефон Клауса, уже по отработанной схеме аппарат проскользил по полу, беспрепятственно оказавшись за дверью. Ведьма с некоторой долей удовлетворения окинула взглядом присутствующих в церкви пленников, чем вызвала гневный рык Элайджи, к счастью, это скрылось от ее внимания. Напоследок она все же пообещала сделать все возможное, чтобы ненавистный ей вампир и его брат с сестрой смогли выбраться из своего заточения.
— Не забудь и ты о своем обещании, Элайджа, — обратилась она к старшему.
— Я сдержу слово, делай, что должна, — терпение вампира стремительно таяло. Ему невыносимо было оставаться бездейственным, полагаясь лишь на помощь ведьмы. Но другого входа у них пока не было.
Время вновь начало растягиваться, обращаясь не в их пользу, каждая минута будто издевалась, не желая сменять предыдущую. Поэтому спасительная трель телефона выбила из всех вздох облегчения, наконец хоть что-то сдвинулось с мертвой точки.
— Да, Давина, я тебя слушаю, — Элайджа поспешил ответить.
— Тебе больше не звонил Чак?
— Это еще кто?
— Это тот, который обещал поквитаться со всеми вами, используя силу Далии и предков.
— Нет.
Хорошо, надеюсь, он не заметил моей маленькой хитрости и до сих пор пребывает в отличном настроении, ожидая смерти твоего брата. И да, у вас мало времени, это если говорить о Клаусе, я не понимаю, как он до сих пор жив, может ваши манипуляции с кровью все же помогли. Одним словом, убирайтесь оттуда. Мне удалось частично снять барьер, выходите через дверь, которая ведет на задний дворик.
— У тебя получилось снять проклятие?
— Для начала, вы должны покинуть ловушку, которая убивает в Клаусе живую часть его сущности, дальше разберемся.
— Ребекка, ты слышала? Давай к черному входу.
Девушка метнулась к неприметной двери в дальней стене зала. На секунду задержав дыхание, она резким движением ударила по ней ногой. Деревянная створка легко поддалась, слетая с петель, выпуская Ребекку на улицу.
— Наконец-то! Элайджа, давай быстрей.
Тот появился рядом через считанные мгновения, опуская на траву Клауса, который по-прежнему был без сознания.
Ребекка склонилась над ним:
— эй, Ник, пора бы тебе прийти в себя, ты и так все самое интересное проспал, — она осторожно похлопала брата по щеке. Реакции не последовало.
— Не старайся, Бек, Давина еще не закончила, проклятие не дает ему восстановиться.
— Я надеюсь, он не превратится теперь в спящую царевну? Чертовы ведьмы!
— Я тоже на это надеюсь. Главное, теперь он не умирает каждую минуту заново, с остальным разберемся.
Хорошо, что они были на заднем дворе, где случайные прохожие не могли их видеть. Выглядели все не лучшим образом и вызвали бы много ненужных вопросов. Кровь была повсюду: на рубашке и руках Элайджи, в волосах Ребекки, а Клауса как будто специально ей поливали. Жуткое зрелище. Подоспевшая Камилла явно успела это оценить, на фоне веселой и отстраненной природы церковного сада семейство Майклсонов смотрелось еще более нелепо.
— Давина помогла? — Обеспокоенно спросила она, присаживаясь рядом с Клаусом, — Элайджа, дай хоть платок какой-нибудь.
— Частично, мы смогли выйти, на этом пока все. Прости Камилл, платок остался в пиджаке, где-то в церкви, и вряд ли он нам сейчас нужен. Пора убираться отсюда, дома будем заботься о внешнем виде.
— Я подгоню машину.
Элайджа одобрительно кивнул.
Элайджа сидел на полу, в их доме, возле своей кровати. Когда они оказались здесь, он почему-то не подумал нести Клауса в его комнату, ему казалось, что здесь более спокойно и безопасно, и он сможет держать все под контролем. А Клаусу было все равно, где изображать «спящую принцессу», как выразилась Ребекка. Прошло уже достаточно много времени, проклятие было снято, на это ушла уйма сил и нервов. Легче всех отделался сам Никлаус, прибывая в беспамятстве на кровати Элайджи. Старший, однако, не оставлял его даже теперь, когда можно было на время расслабиться. Но лишь на время, потому что основная проблема с мстительным кланом пока не решилась. Да и среди своих, по мнению Камиллы, возможно, затесался предатель, а решать все это Элайджа был намерен кардинально и жестоко. Он изрядно понервничал сегодня, ему пришлось унижаться и просить помощь у Давины, он видел слезы сестры, не говоря уже о брате, жизнь которого эти твари подвергли серьезной опасности.
Сегодня Элайджа сорвался. Он отчетливо понимал это. Его выдержка дала трещину. Наверняка это было заметно со стороны, если честно, ему надоело сдерживать. Он видел, как на него смотрела Ребекка, как закусывала губу и отворачивалась Камилла. Но основная буря чувств и противоречий прошла внутри него самого. Да, он ненавидел Никлауса, своего отвратительного младшего брата, причинившего ему безмерное количество боли, гнева и разочарований за те сотни лет, что они провели вместе. Но это были их сотни лет. Они разделили их друг с другом, никогда надолго не расставаясь. Ребекка то появлялась, то исчезала вновь, желая найти хоть какое-то оправдание своему бессмертному существованию. Ударялась то в любовь, то в интриги, то в жестокость, то в милосердие. А братья были вместе, мучая и мучаясь одновременно. Против логики, это только притягивало их, делало связь прочнее, роднее, больнее, но чувственнее и осязаемей. Пусть Никлаус терроризирует его, пусть опустошает его жизнь, пусть разрывает на части, пусть… лишь только будет в этой жизни. Терять его ужасно страшно.
Когда ты живешь нескончаемое количество лет, тебе нужен якорь, маяк, все что угодно, чтобы цепляться за реальность, чтобы осознавать, что все это одна твоя жизнь. И в ней есть те, кто населяют ее, сменяясь и уходя в прошлое, оставляя нечеткий, быстро таящий след. А есть тот, кто разделяет эту жизнь, разделяет с рождения, знает тебя всякого, всего, всегда. Поэтому Никлаусом Элайджа дорожил больше всего на свете, он свидетель его существования, он помогает не чувствовать себя одиноким настолько, чтобы не сгинуть в пучине тонких, имеющих свой конец, связях.
Элайдже всегда хотелось большего от Клауса. Ему нужно было ощущать его рядом, иметь право дотронуться, обнять, погладить, взъерошить волосы. Ударить, вытереть кровь с лица, вправить заломленную назад руку, с болью впиться в его губы. И были периоды, когда Ник это позволял, даже сам провоцировал старшего, напрашиваясь на грубость, а затем на неминуемую нежность. А было и по-другому, так как в последнее время. Никлаус сжигал себя ненавистью изнутри, а Элайджа не мог ему этого простить, в итоге, их души горели, заражаясь жутким пламенем друг от друга. Но сегодня, глядя на нуждающегося в его защите Клауса, Элайджа понял, что его выдержке приходит конец, он больше не хочет ненавидеть брата, ему вновь нужна их близость. И пусть лучше он будет презирать самого себя, чем делать вид, что Никлаус для него ничего не значит.
— Элайджа, — раздался тихий голос за головой.
Тот немедленно обернулся, встречаясь глазами с все еще затуманенным и слегка растерянным взглядом.
— Никлаус, наконец-то, — Элайджа устало потер переносицу, — как ты себя чувствуешь?
— Плохо, что вы сделали?
— Давина смогла снять проклятие, правда, это было нелегко и кое-чего нам стоило, ведьмы никогда не делают ничего просто так, тем более для Майклсонов. Элайджа рассказал брату про клан, заполучивший поддержку их мертвой тетки, про угрозы их семье, про обещание, которое он дал Давине.
— Понятно, теперь мы у нее в долгу.
— Именно.
— Надеюсь, она не попросит прибраться у нее на чердаке.
— Лучше надейся на это, потому что все будет гораздо труднее, и обязательно в самый неподходящий момент.
Повисла недолгая пауза.
— Что я здесь делаю? — Клаус вновь прикрыл глаза, веки будто закрывались сами собой, сил не было никаких.
— Я тебя принес.
— На руках?
— Ну не по полу же волок, — Элайджа усмехнулся, это уточнение Клауса показалось ему забавным.
— Боги, ну и зрелище.
— Добавь к этому залитую кровью одежду, твое перепачканное ей же лицо, взволнованных Ками и Ребекку, ах да, Фрея тоже была тут, с помощью магии нам все же удалось связаться с ней, телефоны были бессильны. Она очень помогла Давине.
— Где теперь все?
— Я смог их заверить, что справлюсь с тобой самостоятельно. Девочки разошлись.
— Ты меня переодевал? Умывал?
— Да, Никлаус, как будто я раньше этого не делал.
Клаус замолчал на несколько минут, Элайджа уже подумал, что он снова заснул, когда младший заговорил вновь:
— мы должны как-то разобраться с этими паскудскими ведьмаками.
— Мы обязательно это сделаем, Фрея тоже обещала помочь. Камилла думает, что среди наших приближенных предатель, кто-то же тебя отравил.
— Только этого мне сейчас не хватало, — Клаус поморщился, — я не могу даже рукой пошевелить, — он перевернулся на бок, стараясь устроиться поудобней, уткнулся носом в подушку, та пахла одеколоном Элайджи, этот запах сейчас показался ему уютным.
— Ты лишен практически всех сил: и вампирских и волчьих, их едва хватило на заживление ран.
— Крови, однако, не хочется совершенно.
— Это пройдет, тебе нужно немного отдохнуть. Ник, не обязательно прямо сейчас идти всех убивать, у нас будет на это время, поверь, здесь мои желания не отличаются от твоих.
— Ты редко меня так называешь. «Ник» из уст Элайджи звучало непривычно, и как-то чересчур интимно.
— Сейчас мне хочется называть тебя именно так.
— Элайджа, я еще не совсем умираю, ты сам сказал, все пройдет.
— Да, но я должен быть ласковым с тобой.
— Ничего такого ты мне не должен, — хмыкнул в ответ Клаус, — можешь предложить свою ласку Давине, вдруг она не будет против?
— Заткнись сейчас же.
— Тем более в церкви ты был настроен выбивать из меня дурь самым неласковым способом, спасибо ведьмам за проклятие, которое остудило твой пыл.
— Вот именно, теперь я хочу действовать по-другому.
— Элайджа, — Никлаус посмотрел тому прямо в глаза, — я знаю, куда ты клонишь.
— Отлично, позволь мне быть рядом с тобой. Ведь именно этого ты просил не так давно?
— Как будто я могу тебе сейчас как-то противиться.
— Вопрос в том, хочешь ли ты сопротивляться.
Клаус не отвечал. Элайджа продолжал сидеть на полу возле кровати, он смотрел на развалившегося на ней младшего, который прятал лицо в подушке, стараясь скрыть смущение. Сейчас он был очень близко. Элайджа потянулся за рукой Клауса, осторожно сжимая его ладонь своей. Какое-то время они провели так, в полной тишине.
— Так ты не будешь против?
В ответ вновь молчание. Тогда Элайджа просто берет и целует костяшки пальцев на руке Клауса. Поглаживает ладонь. Затем вбирает указательный палец себе в рот. Клауса как будто молнией простреливает, он видит все это перед собой как в тумане, от слабости и томительного чувства начинает опять вести, он чувствует, что сейчас либо потеряет сознание, либо сам накинется на Элайджу. А тот продолжает провоцировать, посасывает уже два пальца, совершая какие-то сверхъестественные движения языком.
— Элл… — Протягивает Клаус на выдохе, у него начинает сносить крышу уже только от этого действия. Мелкая дрожь прошла по телу, страшно представить, что будет, если дать Элайдже волю. Он пытается высвободиться:
— брат, мы ведь проходили уже это.
— Много раз проходили.
— И чем все каждый раз заканчивалось?
— Войной, ненавистью, убийствами? Какая разница?
— Я не хочу сейчас разрушений, если над нашей семьей нависла угроза, может нам не стоит усложнять отношения?
— Может сейчас все будет по-другому? Ник, не заражайся от Камиллы этим психокапанием, я просто хочу быть с тобой, я всегда буду на твоей стороне, чтобы не происходило, я просто хочу тебя сейчас. Последние слова он произнес по отдельности, выделяя каждое из них. — И я очень надеюсь, что у тебя закончились аргументы.
— В этой битве я всегда проигрываю.
— Только в этой.
Элайджа больше не спрашивает. Он усаживается на кровать, у Клауса в ногах, проводит рукой по ткани джинс того, от лодыжки до колена, слегка надавливает, привлекая его внимания и заставляя перевернуться на спину.
— Давай, Ник, отлипай от подушки.
— Прими во внимание, брат, что последствия проклятия все еще сказываются на мне.
— Я помню, более того, собираюсь этим воспользоваться.
— Развратное чудовище, пользоваться слабостью младшего брата для удовлетворения своих желаний.
— Никлаус, не строй из себя жертву, ты сейчас сам начнешь просить.
После этих слов Элайджа все же отрывает его от кровати, потянув на себя за руку:
— иди ко мне.
У Клауса больше нет сил сопротивляться, он податливо льнет к Элайдже, доверительно трется щекой о висок, старается стащить с него пиджак, боже, неужели и сейчас нужно было его надевать?! А тот в свою очередь перехватывает его руки и, наконец, целует. Долгим, настоящим поцелуем. Стон срывается с губ обоих почти одновременно. Элайджа сам скидывает с себя пиджак, вновь целует, забирается Клаусу под футболку ладонями, гладит по спине, его руки очень горячие, кажется, что они могут оставлять ожоги. Отрывается от губ, спускается на шею, прикусывая кожу, проводя языком по ключицам. Клаус запрокидывает голову назад, ему трудно дышать, выдохи, как один, больше походят на стоны. Элайдже это, конечно же, нравится. А у Клауса темнеет перед глазами, он беспомощно утыкается в плечо перед собой, пытаясь отдышаться. Ему снова нужно принять горизонтальное положение, и Элайджа это понимает, ласково проведя по затылку младшего, он укладывает его обратно на кровать.
— Тише, тише, — шепчет он успокаивающе, и Клаусу становится смешно от такой заботы. Он улыбается, а Элайджа как-то уж совсем ласково целует его в висок, в закрытые глаза, в улыбающиеся губы.
— Эл, так я не попрошу о большем, делай что-нибудь, или я отрублюсь.
— Может это то, что тебе сейчас нужно?
— Что? Ты передумал меня трахать?
— Пока могу передумать, — Элайджа лег рядом, придвинувшись вплотную, потерся коленом о бедро Клауса, — я не совсем чудовище, все-таки.
— Я же говорю, ты излишне заботлив, — Клаус перевернулся на бок, оказываясь с Элайджей лицом к лицу, и целуя его как можно провокационнее, стараясь донести до того, что же ему все-таки сейчас нужнее. Элайджу долго упрашивать не надо, он одним резким движением стягивает с Никлауса уже изрядно помятую футболку, больше не хочется ощущать ткань между ними, поэтому рубашка отправляется следом. Лежа обниматься неудобно, но они как-то справляются. Элайджа проводит языком по шее вниз, спускается к впадинке между ключиц, целует, горячие пальцы задевают твердые от возбуждения соски. Он втискивает колено между бедер Клауса, стараясь развести его ноги шире, трется весьма чувственно, ощущая, как того начинает бить крупная дрожь. Клаус уже не справляется с реакцией, прогибается в спине, стараясь прижаться как можно теснее, стоны выбиваются под стать движениям старшего. Элайджа довольно грубо заводит колено Клауса в сторону, устраиваясь у того между ног и имитируя толчки. Оба сильно возбуждены. Никлаус подается навстречу, сам разводит ноги, этого ему явно мало, одной рукой он обнимает Элайджу, а второй ладонью пытается зажать себе рот, чтобы не стонать в голос.
— Ну, нет, — Элайджа тут же убирает ее, — давай, Ник, не сдерживайся, порадуй похотливое чудовище во мне. Ну же… — последовал поцелуй, — мой мальчик, — еще один, — мой маленький грозный волчонок…
— Элайджааа, аххх, сними… уже… эти чертовы… джинсы с меняяя!
— Конечно, — Элайджа потянулся к пуговице на поясе, — как скажешь, мой хороший.
— Фу, Эл, прекрати, «Ника» вполне хватало.
Через пару минут с одеждой, слава богам, было покончено. Узкие джинсы Никлауса стали настоящим испытанием, но, в конце концов, пали и они. Больше мужчин ничего не сдерживало. Было душно, больно, томительно и спокойно одновременно. Клаус сдался на волю Элайдже целиком и полностью. Он знал, что тот умеет доставлять удовольствие им обоим, знал, что старший чувствует его, как никто другой, ощущает насколько Клаусу сейчас плохо, чтобы не сделать еще хуже, и делает так, что становится хорошо, да что там… очень-очень хорошо…
Запреты, ограничения, обиды, злость остались за приделами этой комнаты. Элайджа прав, сейчас все может быть по-другому, можно попытаться отпустить себя, попытаться быть вместе так, как хочется. Хотя бы на время. А время в их случае может быть весьма и весьма продолжительным, этого времени у них столько, что едва можно представить, чем его заполнить. Главное, чтобы рядом было вечно понимающее тебя существо, принимающее в тебе все как данность, нуждающееся в тебе, потому что вечность, которую вам приходится проживать, одна на двоих.