Можно поменять ориентацию на гравитацию?

То, что Ойкава Тоору иногда довольствуется самым лучшим проявлением закона подлости – неоспоримый факт, от которого страдал и Иваизуми. Вся их команда бегала вокруг, готовясь к вылету, сверяя утвержденные списки с именами на шлюпках со своими. Иваизуми нервно жевал губу, Тоору картинно закатывал глаза, пока Матсукава и Ханамаки уходили от них, оставляя за собой шлейф насмешек и смеха. Да, ничего классного – попасть в кораблик старого образца, который чудом еще передвигался по просторам всемирного вакуума, пока его окружали более современные собратья. Мимо проходил Дайшо, который с ухмылкой сунул записку в руку Ойкаве, быстро отбегая и вползая в свой маленький кораблик. «Приятного путешествия, геронтофилы» – записка в стиле Сугуру, ничего не скажешь. Вздохнув обреченно, Тоору потащил за собой Хаджиме, заползая внутрь. Находиться внутри в новом скафандре было, мягко сказать, неуютно. К подобной обстановке больше подходили скафандры старого образца. Их же, темно-синие, со скоплением клапанов, кнопок и проводов, змейками струящихся по телу, совершенно не вписывались, будто их двоих просто вырезали и приклеили в это место. – Ты знаешь, что нам придется вертеться здесь? – В каком смысле, Ива-чан? – В том, что в этих пенсионерах даже нет регулятора гравитации. – Ива-чан, меня ведь укачает! – Кто тебя вообще взял в флот с морской болезнью? – А кто полюбит тебя с такими манерами? – Пошел ты, Жопокава. Садись уже, нам через минуту стартовать. Пристегнувшись к креслам и надев шлемы, оба стали щелкать тумблерами и клацать кнопками, проверять связь, докладывая о состоянии шлюпки, хоть ее и до них обязаны были проверять. – Я не отстегнусь от кресла, Ива-чан. – Замечательно. Еще бы ты молчал побольше. – Не могу этого обещать. – Скажи спасибо, что у нас скафандры с гидрофильтрацией, иначе ты бы познакомился с туалетом прошлого поколения. – А это правда, что раньше туалеты делали персонально для каждого астронавта? – Я что-то об этом слышал. В России, кажется, эти слепки до сих пор есть в музеях. – Ого! Нужно будет слетать на их корабль. Их поколение родилось уже не на Земле. Они – первое космическое поколение. Планета не была их домом, для них Земля была как очень старая бабка, за которой нужно было ухаживать и слушать ее бредни, пока та не умрет. Они были теми, кто выкачивал из нее последние ресурсы. Их домом были большие корабли-страны, куда перебиралось население с планеты. Их поколение называли инкубаторными, рожденными хоть и не из пробирок, но уже вне огромного земного шара. Под конец существования планеты, на ней осталось всего несколько стран. Остальные или исчерпали ресурсы и умерли, или примкнули к более крупным, чтобы выжить. И каждая страна создала для себя отдельный корабль, в котором обеспечила себя самыми необходимыми возобновляемыми ресурсами. Ойкава включил автоматическую станцию по выработке кислорода и стал отсчитывать секунды до взлета. Пять. Иваизуми смотрел на показатели, чувствуя легкое волнение. Как и всегда перед взлетом. Хоть он и не был привязан к этому огромному кому породы, летящему вместе с Солнцем через всю Вселенную на огромной скорости, стоять на нем все же казалось более безопасным, чем находиться в консервной банке со стеклянной крышкой. Четыре. Путешествовать по заброшенным городам было одновременно страшно и волнительно, грустно и восхитительно. Раньше было очень много людей. Самыми поразительными были, конечно же, столицы стран. Удивительно было смотреть, как разрушаются строения, зарастают самыми живучими растениями и превращаются в пыль. Три. Грустнее было смотреть на оставшихся животных, а еще грустнее было их убивать, чтобы завезти продовольствие на корабли, хоть и у них были фермы. Два. Не все ушли с поверхности. Оставались еще поселения, что решили встретить свой конец там, где они родились. А с ними и их дети. Некоторые стояли поодаль и смотрели, как они собираются улетать. Они не выглядели обреченными или грустными. Взрослые стояли, обнимая друг друга, а недалеко от них играли в догонялки их дети, поднимая своими маленькими ножками пыль. Один. По стеклу потекли капли дождя, планета с ними прощалась. Иваизуми почувствовал, как прошлое его предков тянуло его к Земле. Ему было грустно. Наверное, он единственный такой среди их поколения. Все остальные называли это место пыльной вонючей душегубкой. Ойкава не называл. Ойкава мечтал о пришельцах и других планетах. Корабль преодолевал притяжение, рассекая все слои атмосферы Земли. Их ждет несколько часов полета. Через минут пятнадцать можно будет поставить на автопилот, а пока они преодолевали космический мусор, окутывающий Землю, как толстушку окутывает крутящийся вокруг нее хулахуп. Только когда был пройден этот опасный рубеж, Тоору вздохнул спокойно и снял с себя шлем, отпуская его дрейфовать по салону корабля. – Ива-чан снова грустит? – Есть немного, – Иваизуми отстегнулся от кресла, слегка оттолкнувшись от него, чтобы поплыть вслед за шлемом Ойкавы. – Пить хочется. Тебе передать? – Сто лет не пил из тюбика. – Тут еще и еда есть. – Пиршество! Хочу поиграть в метание пюре. – Ты понимаешь, что оно и в тебя полететь может? – Понимаю конечно. Но я его просто ртом поймаю, – в подтверждение своих слов, Тоору выдавил немного воды, которая тут же разлетелась на множество небольших расплывающихся капелек, которые он начал быстро хватать губами. Забавное зрелище. – Точно не хочешь отстегнуться? – Нет, Ива-чан, не горю желанием. К тому же, за этой банкой нужно следить. Я не могу покидать капитанский мостик, мистер Спок. – Я скорее Маккой. – Мне все равно, лишь бы я был Кирком. – Тебе до него еще долго. Хотя у баб ты так же популярен. – И не только, Боунз. – И не только. Тоору был помешан на звездном пути. Хотя он был помешан на всем, что связано с космосом. И именно этот волшебный идиот был жутко рад времени, в котором ему повезло родиться. Его не смущало смотреть старые фильмы на плоском экране, а не на объемной голограмме. Наоборот, он ощущал в этом особую прелесть. Хотя Иваизуми посмотрел все сезоны и фильмы вместе с ним. – Мы точно прилетим самые последние. Как же иногда бесит эта особенность наших островов – не выкидывать ничего до тех пор, пока оно не станет опасным. – Тогда я давно должен был выкинуть тебя. – Иваизуми уплетал пюре из тюбика, которое, кстати, оказалось очень даже ничего. – Я не опасен! – Тогда кто в детстве почти открыл люк на корабле, который ведет прямо в космос? – Я не виноват, что с детства любознательный! Зато с этого момента туда поставили людей, а не просто камеры. – Еще бы, от таких идиотов нужно ожидать всего, что угодно. Тоору резким, заученным движением отстегнулся от кресла, рывком придавая ускорение в сторону дрейфующего в воздухе Иваизуми, ловя его руками. По салону разлетается выдавленное гороховое пюре, оседая на стенах и волосах, лице и костюме, пока идет ожесточенная борьба, в которой как всегда побеждает Хаджиме. До конца полета остается два часа, Ойкаву укачало, и он уснул, пристегнувшись к креслу. Хорошо, что его не вырвало, иначе по салону летало бы не только пюре. Иваизуми переписывался с Киндаичи, для того это был первый в жизни вылет на Землю. Он же и последний. Хаджиме и сам прекрасно помнил свой первый вылет. Помнил этот трепет от простора, ощущения от настоящего ветра, от пыли, от безгранично синего неба над головой. Тоору всхрапнул и ударился лбом о поддержку для головы. Вышло комично. Все уже были на кораблях, и только они остались одни. Одни в маленькой шлюпке посреди огромного мира. Сейчас это ощущалось больше, чем когда-либо. Нужно бы отпинать Ойкаву, чтобы он тоже проникся этим ощущением. Но Иваизуми просто смотрит на него, как рельефные линии проводов окутывают его тело. На правой руке всех костюмов был дисплей с основными показателями организма и самого костюма. Все было в норме. Отвернувшись от лица, Хаджиме посмотрел вперед, где белели купола больших кораблей-материков. В отрыве взгляда от Ойкавы голову вновь захватывало ощущение отрешенности от всего человечества. Будто нет ни материков, ни больших планет. Есть только эти два кресла и пюре в волосах. Сегодня был слишком насыщенный день: они выкапывали кучу руды при помощи роботов, забирали с собой воду из последних чистых источников, забрали животных. Сегодня Ойкава вел себя достаточно хорошо и как-то странно, даже не пристал ни разу. Раньше бы Иваизуми облегченно порадовался из-за этого, но сегодня его одолела какая-то болезненная чувствительность. Видимо, все же сказывалось то, что он сегодня был на Земле в последний раз. Да даже видел ее почти в последний – скоро весь флот улетит на поиски других пригодных для жизни планет. Отстегнуться тихо – задача века, которая сразу же провалилась. Ойкава уставился на него сонным взглядом, еще даже не открыв один глаз. – Ива-чан правда сегодня очень грустный. – От тебя это слышать вдвойне неприятно. Иваизуми подплыл к Тоору, разместившись ровно над ним. Отсутствие гравитации все же давало иногда свои плюсы. Не каждый день можно было вот так висеть в воздухе над другим человеком. – Мне утешить тебя? – Как же ты бесишь иногда. – А я думал, что всегда. – Всегда ты только раздражаешь. Тоору посмотрел поверх него, оглядывая пространство за иллюминатором, сквозь который виднелась удаляющаяся Земля. – Стало одиноко одному посреди космоса? – Можно сказать и так. – Поэтому ты решил скрасить свое одиночество моим обществом? – Хоть это и сомнительное скрашивание, но да. – Ива-чан, представь, мы ведь сейчас совсем одни! – Я думал об этом. – И поэтому тебе стало некомфортно? – Наверное, – Иваизуми оттолкнулся руками от подлокотников сиденья Ойкавы, собираясь отлететь, но был пойман. – Если бы меня не укачивало, мы бы точно нашли очень достойное применение отсутствию гравитации и нашего одиночества. – Можно я поменяю отсутствие гравитации на отсутствие ориентации? – Ива-чан, с ума сошел?