Наваждение

      Хиёри по обыкновению возвращалась со школы, когда безумный вихрь ветра закружил ее и резко поднял ввысь. Разумеется, никто из прохожих этого словно не заметил: девушка растворилась в воздухе, а буквально через секунду с грохотом упала на каменистую поверхность.       От боли и испуга Хиёри вскрикнула и хотела было подняться, но коленки, окровавленные от встречи мягкой фарфоровой кожи с грубой почвой земли, обессиленно подогнулись.       В смятении девушка оглянулась, и, не увидев перед собой ничего знакомого, растерялась: повсюду были камни малых и громадных размеров, сухие, загнившие деревья, переставшие давать цвет еще многие годы назад, небо над головой было свинцовым, а воздух тяжело наполнял лёгкие смешанным запахом крови и дыма. Полупрозрачный туман окутывал ветви деревьев и матово-белым столбом поднимался от воды какого-то источника неподалеку.       Хиёри с трудом поднялась на локтях и потерла ушибленное плечо. Вокруг ни единой души, только давящая тишина и непонятная мрачная атмосфера, полная страха и отчаяния.       Девушке показалась странной эта перемена обстановки вокруг. Стеклянные небоскребы города и оживленные улицы в один миг сменились незнакомым захолустьем, из которого теперь нужно было выбираться. А главное, кому могла понадобиться Хиёри в этой забытой Богами дыре?       Стоило Хиёри оправиться от неудачного падения, как чья-то мощная, цепкая рука ухватила её за ворот пальто и со страшной силой вскинула вверх. Девушка закричала, но крик этот беззвучно рассеялся в сгустившемся над ней тумане. — Страшно, правда? Никак не могу понять, что в тебе нашел Ято — самый жестокий Бог разрушений, которого я знал, — твердый голос железными путами окутал напуганную до смерти Хиёри.       Она судорожно болтала ногами в воздухе и тщетно пыталась разжать чей-то крепкий кулак, по воле которого так беспомощно висела над землей. Все попытки высвободиться были обречены. — Странно, я наблюдал за тобой в течение некоторого времени, и его вполне хватило, чтобы понять, что ты совершенно пуста и бесполезна. Это меня, признаться, бесит, ведь я рассчитывал найти в тебе что-то, из-за чего можно было бы объяснить, почему Ято стал таким слабаком. Ведь это ты его таким сделала, верно?       Хиёри пыталась возразить, все время набирая в глотку побольше воздуха, но ей так и не удалось придать словам должного звука, и все ее мысли оборачивались немыми фразами, бессмысленно слетавшими с губ. Она, затуманенными от слез глазами, пыталась рассмотреть черты лица того, кто взял на себя роль быть её судьёй, но в сгустившемся тумане был слабо виден лишь силуэт мужчины и его рука, державшая Хиёри в воздухе. — Тем не менее убить тебя будет даже приятнее, чем я ожидал. Тогда вся ненависть Ято будет обращена ко мне, — незнакомец усмехнулся, и Хиёри почудилось, будто бы в тумане загорелся какой-то огонек, нездоровый проблеск, — но сперва…       Рука с силой откинула девушку в сторону, и пока та катилась по земле, обдирая кожу на голых ногах и ладонях рук, незнакомец показался во всем своём обличии, с наслаждением рассматривая беззащитного человека перед собой. Его странная маска на один глаз не мешала с полной точностью и наблюдательностью следить за всем происходящим вокруг. По плечам рассыпались длинные белокурые пряди волос, а на лице всегда царила дьявольская ухмылка. Он смотрел на Хиёри свысока и, подойдя к ней, спросил: — Знаешь ли ты, кто стоит перед тобой, Хиёри? — и не дождавшись ответа, властно прибавил: — я — бог бедствий Рабо, явившийся уничтожить Ято и все, что ему дорого. К твоему сожалению, ты станешь первой.       Хиёри, тело которой почти не слушалось от небывалой боли, медленно отползала назад, но её очередные попытки выжить только забавляли жестокого Бога.       За то время, пока он неотрывно следил за Хиёри, её жизнью и увлечениями, Рабо, никогда не знавший нежности, сострадания и жалости, успел чем-то привязаться к своей жертве. Ещё с первого взгляда, подобно тому, как у некоторых в душе зарождается непреодолимая любовь, у Рабо появилось твердое желание убить Хиёри, но для этого он оставлял подходящее время. И поскольку сейчас, спустя долгие недели, это время настало, Бог не без удовольствия истязал беспомощного человека. Истязал словами, подавляющей силой и отрезал все её пути к мнимой надежде на спасение.       Вид человеческого страдания приносил Богу бедствий ни с чем не сравнимое удовольствие, но одними слабыми ударами он ограничиться не мог: ему непременно казалось необходимым унизить девушку настолько, чтобы вкус испытываемого ею горя и отчаяния наполнил его до краёв и оправдал его существование.       Рабо неспешно приблизился к Хиёри и, опустившись перед ней на одно колено, правой рукой принялся перебирать локоны ее медных волос. Та лишь пыталась уклониться от ненавистных прикосновений жалкого Бога, но её тело почти обессилело, и она с досадой признала всю свою беззащитность. — Люди такие слабые, — шепотом приговаривал Рабо, не отнимая руки от волос Хиёри, — вот почему их не всегда приятно убивать. Однако ты все ещё теплишь в своём сердце надежду на то, что я оставлю тебе жизнь. Но ведь я Бог смерти, и ты желаешь о несбыточном.       Хиёри беззвучно плакала. Всю её трясло от безнадёжных рыданий, и сама того не понимая, она доставляла Богу бедствий еще большее удовлетворение. — Я питаю ненависть к людям, но они внешне есть полное подобие Богов, и некоторые из людей так хороши собой, что способны влюбить в себя духов или даже слабых божков, вроде Ято. Допускаю, что его чёрствое и гнилое сердце принадлежит тебе, — Рабо снова победно усмехнулся и пристально посмотрел в глаза Хиёри, полные ужаса и скорби, — но я еще ни разу не бывал в обществе человека так долго. Убивая людей, я не интересовался ни их именами, ни жизнью, ни прошлым, но твоё имя, Ики Хиёри, я запомню надолго. Я буду произносить его тогда, когда Ято снизойдет до мести и постарается меня убить. Представь, в какой ярости он будет!       Хиёри было жарко. Она распутала шарф, обвязанный вокруг шеи, и ухватилась за верхнюю пуговицу своего пальто. Рабо с интересом следил за ней, но вскоре быть просто сторонним наблюдателем ему надоело, и он, ухмыляясь, потянулся к одежде девушки. Сначала Бог высвободил свою жертву от верхней одежды, но затем, увидев обнаженные ключицы и округлые бёдра, которые едва были прикрыты измятой школьной юбкой, решил избавить Хиёри от абсолютно всех её вещей.       Хиёри замычала и попыталась защититься, но Рабо с упованием оголял один участок кожи девушки за другим. Оставив её только в нижнем белье, он удовлетворился своей работой и, улыбнувшись, тихо проговорил: — Женское тело способно заставить трепетать даже Богов. А твоё тем и прекрасно, что не тронуто ни единой похотливой человеческой рукой. Кисть Рабо заскользила по бёдрам девушки. — П-п-пожалуйста, — жалкое подобие просьбы донеслось до ушей Бога.       В ответ он только рассмеялся и, нагнувшись над беспомощным телом, прошептал Хиёри на ухо: — Ято придёт в бешенство, когда узнает, что я ещё и обесчестил тебя.       Глаза Хиёри округлились от страха, основанного на не беспричинных догадках о том, что её ждет в ближайшие минуты. Отдав свои детские и юношеские годы школе, друзьям и беззаботной домашней жизни, Хиёри так ни разу и не сошлась с парнями своего возраста настолько близко, чтобы ощутить хотя бы отдаленное, несколько похожее на эти романтические описания в книгах чувство любви.       Быть может, что-то в её душе зрело к Ято, но определить, была ли это простая дружба, не обременяющая привязанность или все-таки слабые проявления симпатии, Хиёри больше не удастся.       Она смотрела на Бога перед собой и испытывала горькое отвращение. Его лицо, не лишенное приятной красоты, всё же отталкивало выражением величия и властолюбия. Но Бога, кажется, нисколько не волновали чужие мысли, он был полностью охвачен своими желаниями.       Рабо стал говорить о том, как красива Хиёри и что близость между Богом и человеком она должна почитать за особый дар. Он все время продолжал начатый им монолог, а Хиёри вынуждена была его слушать. Она догадывалась, что, возможно, это будет последним, что она услышит в своей жизни.       Девушка отчаянно цеплялась за каждую уходящую минуту и с нескрываемым страхом ожидала решающего финала. Неужели ей и правда суждено умереть здесь, в холодных, отвратительных объятиях Бога бедствий?       От пустых слов Рабо перешёл к действиям. Он едва мог скрыть удовольствие, получаемое от власти над беззащитным человеком. Еще ни разу так за долгие столетия своего существования Рабо не упивался одним моментом, и Хиёри для него постепенно обретала облик земной нимфы. Она заставляла испытывать его неведомые раньше ощущения и чувства, от которых кружилась голова.       Он бесстыдно вдыхал запах её теплого тела, насыщенный паникой и ужасом. И в то время, пока Хиёри давилась слезами и бестолково размахивала руками, пытаясь огородиться от своего мучителя, Рабо по-хамски навалился на неё и стал беспорядочно и грубо шарить руками по трепетавшей девичьей груди, тоненькой талии и дрожавшим бёдрам.       Собрав все оставшиеся силы, Хиёри что было мочи ударила Рабо по его довольной физиономии и кулаком стерла с неё выражение ехидства. Обескураженный Рабо на миг отпрянул от девушки, но затем, взбешённый её непокорностью и безрассудством, с силой сдавил запястья Хиёри так, что та лишь тихо завыла и съёжилась от боли. — Хиёри, ты глупее, чем кажется, — строго бросил он, с дикостью, подобной зверю, разрывая на девушке кружевное бельё, — неужели ты действительно думала, что это меня остановит?       Ткань, затрещавшая от железных рук Рабо, покорно разошлась на теле и открыла вид, от которого даже Бог бедствий на секунду впал в ступор. Давно ему не приходилось видеть обнажённое женское тело и, уж тем более, восхищаться им. В его голове пронеслась незатейливая мысль, что он вполне понимает Ято, если тот действительно затаил в себе чувство склонности к милой Хиёри.       Рабо торжественно осматривал принадлежавший ему трофей и некоторое время спустя склонился над девушкой, закрывавшей лицо руками от стыда и бесконечных слёз. Странно, от продолжительных рыданий оно не стало вздутым и дурным, наоборот, глаза ещё больше светились и блестели, а губы, красные и припухлые, приобрели более круглую форму. — Хиёри, — кончик заострённого, словно лезвие, языка прошелся от мочки уха до ключиц девушки, — забудь о Ято, теперь я твой Бог. Сначала я убью тебя, а после сделаю своим священным оружием, и тебе не придётся коротать вечность во мраке неизвестности, обещаю.       От этих слов Хиёри нисколько не стало легче. Тошнотворный запах крови, которой пропиталась одежда Бога, ядовито ударил ей в нос. В это время «ласки» Рабо становились настойчивее и грубее, и на коже Хиёри оставались следы от щипков, скручиваний и укусов. Ей казалось, будто дикий зверь набросился на неё и теперь поедает её тело. В сущности, это было почти так: Рабо ничего не знал о мягкости, ими двигали только животные инстинкты, и лишь изредка просыпались чувства, издалека напоминающие человеческие пороки.       До этого момента Хиёри только раз слышала о Рабо из уст школьных подружек, которые рассказывали о существовании якобы Бога, способного убивать всех, чьей кончины ты возжелаешь. Достаточно было призвать его… но, разумеется, Хиёри сочла этот рассказ за бредню, которой потешались полоумные старшеклассники. Кто мог знать, что так скоро она сама станет жертвой божественной прихоти. — Р-рабо, п-прошу, — Хиёри отчаянно взмолилась, хотя уже и не берегла в своём сердце надежду достучаться до бездушного Бога, — не нужно меня мучить. Если ты хочешь убить меня, то убей сразу, только не трогай Ято и Юкине.       Рабо нагло рассмеялся да так усердно, что отзвуки его сардонического смеха эхом отозвались от ближайших скал и вернулись с двукратной громкостью. Он язвительно посмотрел Хиёри в глаза и ответил: — Люди удивляют порой своей придурковатой жертвенностью и глупостью. Я же сказал, я пришёл за Ято, а ты — всего лишь мой краткий путь к нашей с ним скорой встрече.       Хиёри закрыла глаза и, не скрывая отвращения, уклонила голову от очередного холодного поцелуя Бога смерти. Он как раз норовился испить всю прелесть и очарование девичьих губ, солёных от слез и мягких от разгорячённой мольбы. — Всё же у тебя столько гордости, — улыбался Рабо, решивший прекратить дурачиться поцелуями и надоевшими объятиями, — мне будет приятно сломать её окончательно.       Через несколько секунд началось самое страшное. Хиёри пыталась сопротивляться, но эти попытки выглядели такими бесполезными и никчёмными, что она тут же прекратила брыкаться и полностью покорилась обстоятельствам. Теперь она знала точно: ни унижения, ни смерти ей уже не избежать, так к чему ещё питать бесплодные надежды на лучший исход?       Рабо триумфально ёрзал сверху, каждым своим движением принося только боль и разъедающую душу чёрную тоску. Он, казалось, никак не мог насытиться минутами блаженства и от того яростно, почти в беспамятстве прикладывался к Хиёри. Пока он с остервенением пользовался её телом, она бессмысленно уставилась в небо, окаймленное каменистыми скалами, уходящими ввысь. Ей казалось, что страшнее случая в её жизни, по сути, и не было, и все те счастливые годы, прожитые с любовью к собственной жизни и окружающему миру, теперь были омрачены одним-единственным моментом надругательства. Интересно, после смерти она будет помнить эти минуты? Хорошо бы, если они навсегда сотрутся из памяти, и жизнь, пусть и потусторонняя, начнется с чистого листа. Но, кажется, мучения прекратятся ещё не скоро: неизвестно, когда Рабо пресытится своей властью над покорной девушкой.       Она терпеливо сносила его грубые руки, все время шарившие по ягодицам и внутренней стороне бедра, со стиснутыми зубами терпела и эти грубые, ожесточённые толчки, похожие больше на конвульсии, она с ужасом ощущала, как изнутри её разрывало от боли, причиняемой первым половым опытом. Конечно, как девушка, подвластная подростковым гормональным изменениям, Хиёри нередко думала, каким будет её первый раз. Почему-то ей всегда становилось от этого неловко, будто она стеснялась, что кто-нибудь посторонний услышит её мысли. Но она не могла их контролировать и представляла, как чьи-то ласковые руки с нежностью обнимают её тело, как смущение, зарождённое в непривычной ситуации, плавно перерастает в удовольствие и как Он горячо осыпает поцелуями её губы, шею и плечи…       Но то, что происходило сейчас, да и сам тот, кто наваливался весом своего тела на хрупкую Хиёри, — вообще всё это было так далеко от её представлений, что разочарование показалось бы уместным, но уже недостаточным, чтобы хоть как-то отвлечь бедную Хиёри от суровой реальности.       Шли минуты, а Рабо нисколько не собирался останавливаться. Он только единожды приподнял девушку и усадил на свои бедра, продолжая обнимать её и жадно вдыхать её запах. Теперь она была в таком положении, что его голова уткнулась ей в грудь, и Рабо время от времени оставлял на ней противный след своих бледных губ.       Хиёри морщилась от неприятных прикосновений, и пунцовая краска то и дело заливала ей лицо вплоть до кончиков ушей. Ей было так стыдно за свою потерянную честь и за беспомощность, которой пользовался Бог бедствий, что собственное тело казалось ей чужим, а слабость становилась одной из причин, по которой девушка с внутренней ненавистью терзала свою душу. Она испытывала омерзение к самой себе и, вероятно, уже не с таким страхом думала о смерти: представляется, что в данной ситуации это будет наилучшим выходом.       Неожиданно на небе, в котором и так не было места для солнца, сгустились почти чёрные тучи, и через несколько минут хлынул поток колкого, ледяного дождя. Хиёри теперь чувствовала еще больший дискомфорт: гадкие грязевые капли воды омывали её тело и голову, волосы липли к спине и щекам, зубы начинали постукивать от холода. Рабо этого не замечал, да и трудно представить, будто бы он может замечать вокруг что-то, кроме самого себя.       Ливень усиливался, а бдительность Рабо по мере приближения его к самому пику, ослабевала. Это позволило Хиёри дёрнуться со всей силы и, ударив коленом Рабо в грудь, побежать в сторону храма. Там она наделась укрыться от дождя и надёжно спрятаться.       Побег Хиёри нисколько не смутил Рабо, наоборот, он лукаво улыбался и, затаив дыхание, смотрел ей вслед. Её безрассудность, основанная на жалких попытках спастись, забавляли Бога, и тот внутренне сознался, что ещё ни разу не видел человека, столь отчаянно желавшего жить.       Хиёри бежала и, спотыкаясь на пути, падала, расшибала конечности в кровь, но продолжала нестись к храму. Ещё прежде, чем она успела до него добраться, на ступенях заброшенной хижины (это и был храм) из ниоткуда возник Рабо, желчно посмеиваясь над своей жертвой. В первые секунды Хиёри опешила и с недоумением уставилась на Бога.       Рабо, имевший прекрасное телосложение, крепкий торс и природную гибкость, стоял перед ней и свысока окидывал её своим высокомерным взглядом. По чести сказать, Хиёри впервые видела мужчину без одежды и, должно быть, поэтому, пряча глаза, покраснела против своей воли. Ей хотелось двинуть в другую сторону, но Рабо, предугадав её замысел, спокойно сказал: — Бежать бесполезно. Разве ты ещё не поняла, Хиёри?       В долю секунды он оказался рядом, и девушка, перепуганная такой неожиданностью, вскрикнула. Рабо схватил её за локти и рывком потянул к себе: — Впредь мы будем не разлучны, Ики Хиёри. Если пожелаешь, я оставлю тебе твоё имя, — Бог смерти провёл тыльной стороной ладони по щеке девушки. — Все скоро кончится, забудь обо всём.       Хиёри замычала и снова почувствовала, как слёзы покатились из крепко зажмуренных глаз. Она отрицательно качала головой и, вымотанная, с подогнутыми коленями, оседала в руках Рабо.       Впрочем, жить ей оставалось не больше 5 минут, а поскольку «разговор» был почти исчерпан, ей ничего не оставалось, как поддаться охватившему её горю и во весь голос зареветь. Вспомнить в последний раз о том, что связывало её с родным домом, школой, детством, друзьями, Ято… Вспомнить и навсегда забыть.