Рисуя

Бесконечно случайно нахожу тебя - Вот, кажется, и все, что я делаю. Моя память затуманена, И я боюсь остаться один. Нас разорвет пополам - Вот, кажется, и все, что с нами будет.(с) Почти пустая комната. Одинокий стеллаж и кровать, чье общество скрашено торшером. Солнце уже садится, окрашивая комнату полосками всех теплых цветов, играя на немногочисленных предметах мебели. Я всегда так жил до встречи с тобой. Ты... хочется улыбнуться, тепло и искренне, правда. Усесться в самой середине, перед распахнутым окном, разложив перед собой чистый лист белоснежной бумаги, помятый по краям, набор кисточек – мой любимый. Разложить акварель по цветовой гамме: холодный белый и согревающий бежевый, всепоглощающий черный и безликий серый, мечтательный голубой и свинцовый синий, ласковый оранжевый и воспламеняющийся красный – я раскладываю все оттенки чувств, моих к тебе; я раскладываю свои самые сокровенные воспоминания о тебе одном. Так хочется... Я так хочу нарисовать твой портрет. Чтобы он всегда был со мной, чтобы улыбался только мне так, как можешь только ты один. Чтобы больше не было страшно. Чтобы больше не было больно. Чтобы были только мы... вместе... навсегда... Нарисовать тебя, светлого и чистого, каким ты отпечатался в памяти наших ежедневных встреч и разговоров по телефону до поздней ночи. Изобразить настоящим, чтобы ты согревал эту пустую коробку, в которой я живу изо дня в день в разлуке с тобой. Опустить тонкую кисть в прозрачную жидкость стеклянного стакана. Задумавшись на секунду, макнуть её в черный, начать наносить штришки, легкие и ускользающие, как и тот, кого я рисую. Ты всегда ассоциировался у меня с ночью, такой же завораживающий, такой же манящий, такой же пугающий. Я пытался приблизиться столько раз, приоткрыть завесу, увидеть наполнение хоть одним глазком, но всякий раз ты изворачивался, становясь ещё дальше, не желая подпускать слишком близко. В те моменты горечь и обида брали за легкие слишком сильно, временно я переставал дышать. Ты ходил между событиями, между знаками. А я был вне твоего мира, оставался на грани, закусывая губу. Плавные линии, без лишней суеты, рисуя душу, столь недоступную ранее. Рисовать нос, губы, овал лица, мелкие морщинки, едва заметные. Рисовать изящество и грациозность. Ты всегда был таким. Мифическим героем, сошедшим со страниц легенд Древней Греции и Древнего Рима. Добавить к черному новые тона. Рисую твои глаза с проблесками серого, чернильного и коричневого. Я видел эти цвета в твоих глазах. Столько раз я вглядывался в них, и каждый раз меня засасывала черная дыра, притаившаяся где-то в твоих хрусталиках. Они по-прежнему преследуют меня. Прячутся за плечами — то за левым, то за правым, устанавливая свой контроль, незримый и неусыпный. Теперь у меня есть два стража. Взять алый, разбавить лиловым и оттенить его бордовым. Рисовать твои губы. Такие желанные. Сколько ночей я запивал сильнодействующими снотворными, мечтая о них, голодая по ним. Твои губы — ловушка плотоядной росянки, сладкие и смертоносные. Секунда – и ты в капкане. Бьешься, борешься за жизнь, пока растение со змеиным спокойствием переваривает тебя, преобразует в белки, жиры и углеводы. Ты такой. Ты, ты, ты и еще раз ты. Я рисую тебя, Юу, чтобы ты навсегда остался со мной таким, каким я тебя вижу. Ты простишь мне эту прихоть, ведь простишь, да? Я уничтожаю тебя, Аой, того, кто насиловал меня наплевав на крики и слезы, на мои охрипшие мольбы остановиться, на мое срывающееся “хватит!”, на моё кричащее “я люблю тебя”. Я скучаю по тебе, Юу... скучаю... глупо. Ты в моем отражении, там, по ту сторону. Так далеко, так нескончаемо далеко. Я сотру тебя, Аой, того, кто трахал меня не останавливаясь, даже когда по моим бедрам одна за другой потекли рубиновые струйки, разъедая атмосферу запахом железа. Я все еще надеюсь, Юу... так наивно... Судорожно ищу в толпе прохожих, заметив знакомый силуэт, услышав похожий голос. Я убиваю тебя, Аой, того, кто не прекращал свои варварские толчки, смешивая мою кровь и свою сперму. Я убил тебя... вазой, попавшейся под руки. Сквозь истерику наблюдая, как раскроило голову, как, затуманившись, закатились глаза, как ты сдох, Аой, во время собственного оргазма. Я убил тебя, но еще раньше ты убил меня...