Башня
Поле с цветами всё не кончалось. Долина, мерцающая в синих розах, тянулась бесконечным полотном в горизонт и рассекала его темно-багровой нитью. Там она еще вспыхивала рубиновым маревом и гасла. Сиэлю всё казалось, что тот участок неба, ближе к земле, дышит и пульсирует, точно живой. Завораживающее зрелище, но вскоре и оно перестало гипнотизировать — путь их никак не кончался. Кажется, он тянулся век, а дворецкий всё шёл и шёл вперед, не издавая ни звука. Лишь лицо его хранило печать меланхолии и задумчивости, — хоть какое-то живое выражение — редкий ветер бывало всколыхнет вороные пряди, разметает по лбу. Сиэль, нет-нет и порывается оправить непослушных с лица слуги… вовремя останавливает себя. Одергивает, ещё не забываясь окончательно. И тут же думает про себя, что все вскоре забудется, точно забудется в этом утомительно долгом, неправильно долгом пути. — Куда мы идём? — спросит он. Себастьян долго не будет отвечать, а его лицо по-прежнему останется глубоко задумчивым и отчужденным, но затем его матовый рот неохотно дрогнет. Он промолвит, по-прежнему глядя вперед: — Должно быть, вы удивитесь, господин, однако — на наше венчание.***
От агатовенького шпиля до дна самой башни, смотри-ка вглубь, демон. Шёпот укутывает — все ведьмы так шепчут. В них гораздо больше паучьего, чем кошачьего. Их слова — паутина, а вгрызающиеся и знающие взгляды — коконы. — Что это за место, старуха? — Смотри и запоминай. Они стояли посреди моря роз на холме. Внизу, из недр земли, вырастало, упираясь в подложку неба, острие иглы. Обсидиановая башня. Ее шероховатые стены, похожие на старую кору, сверкали даже в полумраке сумерек и словно врезались в сущее с достоинством чего-то неизбежного. Как смерть. Безликая, величественная, монолитная… Башня съедала всякий страх или восхищение собой. Без окон и дверей, она никого не ждала, не приглашала, не отталкивала. Просто росла и не заметить ее было невозможно, как внезапно распустившуюся на Луне червоточину или пропасть перед ногами. Старуха — последняя из представительниц банши, прядильщиц судеб, мать всех ведьм, — указывала корявой и ветхой рукой в брюхо сооружения. На лице ее, похожем на смерть, угадывалось обожание и восхищение. — Перед тобой особенное и святое место, демон. Колыбель лицемерных ангелов, алтарь обета или исповедальня, и она же, противоречивое зеркало, —искоренительница всяких обещаний и алтарей. В сердцевине ее зло порождает совесть, а добро обрастает тенью, под ее крышей вскрывается безумие и порок души. До последней совести доскребает сущность этой великолепной. Понимаешь, о чем я? А, демон? До ясности, которая и не ясна вовсе, которая — ничто, и которая — единственный смысл всего. Поймешь меня, или еще слишком молод? — Я понимаю. Должно быть… — Демон задрал голову вверх, наблюдая за стаей птиц, клубящихся где-то на середине сооружения. Он предположил, что если захочет подняться на Башню, то она никогда не закончится. Он ощущал от нее вялотекущее движение живого сознания. Древнего и непонятного. С таким демон еще никогда не встречался, но он слышал о ней. О, разумеется, слышал. Морщинистое лицо расплылось в улыбке, кажется, женщина прочитала его лицо: — Демонам нельзя говорить о смысле: бисер метать перед свиньями. Но то, что Башня приготовила для посетителя, — может обернуться погибелью, ведь не каждый выдержит смысла, для которого он не создан. — Догадываюсь, что лежит в Башне для таких как я. — Жаль, войти в неё можно лишь единожды, — прокаркала старуха, — поэтому храни этот раз до особенного случая — сдастся, и тебе доведется там побывать. Я свое дело сделала, я привела тебя. Теперь ты, если не дурак, не забудешь путь к ней вовеки веков. В тот момент, много сотен лет назад, он посмотрел в сухое, трясущееся от смеха лицо, и подумал о том, что старуха что-то про его будущее да знает. Но тотчас отринул эту мысль: «Какая глупость». Глупость, и ему никогда не потребуется это искаженное чистилище. Одним своим существованием оно что-то нарушает в мироустройстве. Похожа на занозу, которая ушла слишком глубоко и заросла слоем кожи. «Глупость… И никогда в нее не войду. А путь не забуду только потому, что у меня дьявольски хорошая память». Кто же знал, что он так ошибется. А ведь ещё тогда приметил под ногами выживающий куст роз, цветом необычным для тех мест. Розы были синие, как его глаза.***
Сиэлю показалось, что он ослышался. Он повернул лицо к дворецкому: Себастьян был серьезен, да и не склонен в эти минуты шутить, в глазах застыла, прочно укоренилась, непереносимая и грузная печаль-ноша. Такой взгляд может твердить только о несвободе, утрате смысла или усталости; той усталости, которую можно назвать окончательной, что-то решающей… Решившей. — Какое венчание, Себастьян? О чём ты? — Наш союз, господин. Его можно сравнить с тем, что люди называют бракосочетанием, — пояснил дворецкий. — Вы еще не очень знакомы с миром, в котором вам предстоит существовать в качестве демона. Моим миром. Мне сложно объяснить, но я попытаюсь. Сиэлю показалось странным и то, что Себастьян сказал «существовать». «Предстоит существовать», а не «жить». Себастьян продолжал: — То, что произошло с нашим договором, называют темным венчанием. И эта связь, которой мы отныне скреплены, выглядит довольно долговечной, не находите? От Себастьяна ожидалась привычная усмешка: вот она, после вопроса, подтрунивающая, немного искрометная, но — все же ее не последовало. Глаза оставались тусклыми и сосредоточенными на пути. Сиэль почувствовал, что еще не привык к перемене в Себастьяне. Он хмыкнул в ответ, мол, еще бы, долговечная: демон, некогда служивший смертному ради души, останется его слугой вечно, потому что человек обратился в такого же демона. Забавно? Немного. Трагично? Вовсе не жаль. Себастьян — идиот, если полагает, что Сиэль рад такому исходу событий. Событий, на которые он сам повлиять не мог. И он идиот дважды, потому что в момент перерождения проявил всю свою сущность. Он попытался убить Сиэля Фантомхайва до завершения трансформации в бессмертное исчадие преисподней. Предсказуемо? Еще бы. А еще глупо, смешно и… Сиэль не заметил, как крепко сжал пальцами лацкан дворецкого. В бутоньерке синела роза. Она что-то символизировала, шептала о юноше Фантомхайве, графе, который отомстил и потерял память. Вернул ее, но — какой ценой. Сиэль вырвал цветок и отбросил. Беглый взгляд Себастьяна сопроводил его полет, но сам мужчина продолжал: — Она долговечна и священна для демонов. Священна… не в привычном для вас понимании. Признаться, я не могу подобрать более подходящего слова. Она встречается исключительно редко, и первый раз сталкиваюсь с этим. Задумчивая тень легла между бровей юноши. Он повторил тихо: «Значит, черное венчание», точно пробуя на вкус. Прежний Сиэль приказал бы Себастьяну немедленно остановиться, повернуть назад. Чепуха! Что за чушь, Себастьян? Я и ты?! Однако не теперь. Обстоятельства, нет, сам Сиэль изменился. Человек и демон?.. Слуга и дворецкий?.. Все это теперь не имеет значения. Границы стерты, смыслы и правила потеряли былое значение. Себастьяну тоже придется измениться. Хочет он этого или нет. Или они будут страдать вечно. И если Себастьян говорит про этот союз, значит, это необходимо. Или он лжет. Одно из двух, но есть ли у Сиэля возможность проверить? Словно читая мысли, мужчина добавил: — Это также безмолвный обет верности и скрепления. Союз нерушим никакими средствами, даже ваши… прошу прощения, просто человеческие свадьбы — слабое сравнение. Ведь люди лгут, их клятвы ничего не значат. Как много слов они тратят друг на друга, лишь бы покрыть свою совесть и усыпить чужую бдительность, не так ли, господин? Вам ли не знать этого, — уголки тонких губ едва дрогнули. «Вот лжец», — Сиэлю стоило напоминать Себастьяну о его настоящем поступке в духе демона. «Преданность — это уж точно не про тебя». — Демоны не лгут, — сказал Себастьян. — Но они и не вступают ни в какие союзы, кроме… нашего с вами случая. — Остановись. Звук шагов и даже почему-то шелест травы резко смолк. Дворецкий по-прежнему держал господина на руках, держал бережно, и все чаще господину казалось, что так было и будет всегда, и по раздельности они уже не существуют. От этой нелепой мысли внутри поднялась волна. Сиэль вновь крепко-накрепко сжал лацканы пиджака. — Ты уже один раз предал, — его глаза холодно сверкнули. — И, если ты снова обманываешь меня, Себастьян. Если это какая-то ловушка… Себастьян поймал взгляд незабудковых глаз, в которые когда-то смотрел как на свою собственность, — лилейное сокровище, его маленькая, хрустальная enigma — чадо в самом сакральном смысле. Тайное обожание. Совершенство. И, в конце концов, по иронии судьбы — ловушка и погибель. Но скоро всё должно измениться: оковы спадут (если старая баньши не солгала), и колыбель ангелов (или алтарь обета) вынудит юного демона признать в себе остатки человека с совестью и сердцем, с благородством и добротой. Признать зависимость в слуге, признать и отпустить раба на волю. Себастьяну приходится уповать на это. В конце концов, человеческая природа, которую он знал достаточно хорошо, не должна была подвести. Ведь в каждом человеке сокрыта… И хоть Башня будет влиять и на Себастьяна с такой же силой, сам он как-нибудь справится с ее чарами.***
Она близко. Несмотря на то, что он давно не был подле, он чувствует, что Башня прямо за следующей грядой. Этот невозможный, древний и гипнотический шпиль. Он даже хочет увидеть лицо господина, когда тот впервые увидит ее острие: как Башня отразится высокой, легкой тенью в его зрачках. Точно птица, прорезавшая небосвод. — Посмотрите мне в глаза, Сиэль, — да, в эту ночь я могу называть вас по имени. — Разве похоже, что я лгу? Нет никакой лжи. Я искренен, ведь мы идем на венчание. Я уведу вас в монохромную башню, как свою невесту, — первую и единственно возможную. Разве лжец способен на такое? Да, я уведу вас на венчание. Закружу в танце, а решение примите вы… да разве я смогу заставить? вас? Это абсурд… Но — только вы и Башня. Это хтоническое, геометрически выверенное чудовище и мы. Стану всего лишь невольным наблюдателем, а еще, пожалуй, подсудимым… с отмирающей надеждой за пазухой. Я никогда не лгу. Они поднялись на холм. Мало что изменилось с тех пор, как Себастьян стоял на нем последний раз с мудрой банши. Ее подсказка, возможно, спасет ему жизнь и подарит свободу. Лицо Сиэля действительно вытянулось от удивления, когда он увидел монолитную гигантскую иглу. Башня даже не царапала небо — она пронзала его и уходила в самую мякоть пастельных туч… Мерцая, как кремневый путь в лунном сиянии. Полотнище из ярко-красных роз продолжался до самых стен и, казалось, что башня тонет в цветах. — Мы пришли, — только и сказал Себастьян. Он даже не смотрел на грандиозное сооружение — его занимало лишь лицо пораженного в этот момент. Раб предвкушал приближающееся свершение.Тёмная невеста
Уже подходя к башне, Себастьян стал думать о том, как попасть внутрь того, что не имеет ни окон, ни дверей. Однако стоило приблизиться почти вплотную, как прямо перед ними агатовая стена дала трещину. Она стала расширяться, не ломая, а точно сжирая края черного камня. Вскоре проход был достаточный, чтобы в него свободно могли пройти двое. Бездна. Узкая, стройная, вытянутая снаружи… она оказалась всепоглощающей внутри. Она смотрела со всех сторон. Она была живой. Больше… ничего не было. «Такой мрак… Полагаю, — потенциал многим вещам», — подумал Себастьян. Он услышал свое имя, скользнувшее в ушную раковину. — Там очень темно, Себастьян, — промолвил Сиэль. — Неизвестно, что внутри. Ты уже бывал здесь хоть раз? — Я не был внутри Башни, — ответил Себастьян. И не соврал. — Но, я думаю, что в этом мраке и есть смысл. Разве не должны обреченные на вечный союз идти вместе, рука об руку, и в огонь, и в воду? И — в такой вот мрак… Это снова была шутка в манере прежнего Себастьяна, на этот раз его глаза посмеялись. «Опять начал потешаться», — заметил Сиэль и почувствовал, как в грудной клетке растет теплый ком. Вслух он усмехнулся: — Рано радуешься. — Наша связь крепче всякой радости, можете даже не сомневаться, — Себастьян улыбнулся одними уголками губ. Он взял Сиэля за руку. Ладошка оказалась на удивление влажной и холодной, как у испуганного человека. Это удивило. — Хочешь сказать, происходящее символично, и мы за руки должны войти туда? — хмыкнул юноша. — Прямо туда? Он боялся темноты. Себастьян различал его учащенное сердцебиение. О да, Сиэль Фантомхайв боялся мрака. Как в старые добрые времена. Себастьян наблюдал этот страх даже теперь, в новорожденном демоне. В демоне, которому не страшны болезни или банальная смерть, и для которого боль перестала быть прежней, играющей существенную останавливающую роль. Что ж… господин не привык к новой личине, он еще помнит себя человеком, а это означало… что у слуги куда больше шансов на спасение, чем он смеял надеяться. — Прямо туда. Вы доверяете мне, господин? Сиэль не ответил. Он только и мог, что впериться взглядом в сгусток мрака перед собой, точно пятилетний ребенок, окаменевший перед собакой. Злой и оскалившейся. Себастьян вспомнил их первые совместные дни, когда этот взрослый ребенок более всего был похож на обычного, беззащитного мальчишку. — Я могу взять вас на руки. — Сам справлюсь. — В той жизни мой господин должен был отправиться на венчание с мисс Элизабет. Но теперь он стоит на пороге алтаря со мной. С тем, с кем было неловко даже учиться танцам. Не находите это забавным? — Глупости говоришь… Все в прошлом. Все человеческое… И — Фантомхайв. Идём, Себастьян, только… — …? Господин осекся. Он отвел взгляд, в сторону роз, и буркнул тихо, едва различимо: — Держи крепче. Себастьян улыбнулся: «Все в прошлом, все человеческое, говорите?» — Я вас не отпущу ни на миг. Обещаю. …И, переступив порог почти синхронно, они оказались внутри. Тотчас за спинами закрылась брешь: слиплась в чернильный сгусток, он предзнаменовал конец пути. Не было даже эха. Столь странное, зыбкое чувство охватывало внутри. Спустя время они смогли видеть в этом кромешном мраке, как будто стал помогать незримый свет. Сиэль обнаружил себя в другой одежде. Разумеется, абсолютно черной, подходящей окружающему единообразному убранству: так, талию облегал плотный костюм, он включал в себя и шорты с ажурными чулками. Позади костюма крепился турнюр с обрезками пышных юбок; длинная вуаль импозантным шлейфом струилась вниз и по полу утекала прочь, прочь, прочь… Будучи черной, сливаясь с чернотой Башни. Руки обхватывали перчатки, а голову украшала миниатюрная шляпка с драгоценными камнями и вуалью. От пола отскакивал звон каблуков. Замшевые сапоги. «Невеста, значит? Смешно». — И обязательно было наряжать меня в это платье? — Не имею к этому отношения, — отозвался мужчина. — Полагаю, что это место самостоятельно выбирает облачение своим посетителям. Такое, которое подойдет им более всего. Мы шли на свадьбу, если вы не забыли, и Башня выбрала невестой именно вас. Ах, интересно, почему же я не удивлен?.. А вы бы удивились, будь наоборот, господин? Сам Себастьян был облачен в элегантный костюм, и черной оказалась даже рубашка. Исчезли атласные перчатки дворецкого. «Жених, значит?» — усмехнулся Сиэль. — Молчал бы уж, — шикнул он. — Если выбирать, то я бы может предпочел, чтобы в платье был ты, а не я. — Вам очень идет. — Помолчи. Казалось, что Себастьян вот-вот привычно улыбнется их словесной перепалке, однако, его лицо осталось спокойным. Оно улыбнулся только когда мужчина протянул руку, в жесте, приглашающим на танец. — Что ж, идём, Сиэль. Позвольте пригласить вас. Лицо юноши нахмурилось, приобрело совсем уж сумрачный вид, но все же Сиэль сделал шаг вперед, вкладывая свою маленькую гантированную ручку в открытую ладонь. Она всегда казалась ему больше, чем есть на самом деле: рука, которая способны решить все его проблемы, укрыть, защитить, а теперь… провести сквозь мрак в странной и волнующей Башне. И зачем он согласился на это? Очередную авантюру демона. — Нарочно забываешься? Мы никогда не будем равны. Себастьян мягко улыбнулся: — Только в эту ночь я называю вас по имени. Крайне символичный обряд, не так ли? Каблучки невесты легко застучали о мрамор, столь же черный, как и безграничная арка потолка, уходящая спиралью в такую же бесконечность. По этой спирали, едва оба ступили в центр зала, загорелся свет, похожий на свет свечи, но более ровный и яркий. Над ними и вокруг них, в монолитной и бездвижной тьме рассыпались мириады матовых звёзд. Сиэлю показалось, что он попал на небо, а земля под ногами провалилась, оказавшись пустотой. Обманкой или ловушкой паука для бабочки. Он повис в чернильной и обволакивающей невесомости, а, испугавшись, дернулся корпусом вперед на предательски дрогнувших ногах. Себастьян придержал его. Очень мягко и бережно. Как делал это всегда. Его верный дворецкий. Надежная опора. — Тут очень… весьма красиво, — только и смог вымолвить Сиэль. Он вжался пальцами в пиджак Себастьяна и прижался к его груди. Как не хотел он показывать испуг, так и это желание вдруг стало неважным. Себастьян снисходительно и как-то печально улыбнулся: — Согласен с тобой. Сиэль взглянул на него снизу вверх. Он почему-то вдруг подумал, что, возможно, Себастьяну важно хотя бы сегодня называть его на «ты». В конце концов, в первую их встречу червяком, ползающим на дне грязной клетки, был сам Сиэль. Демон обвил рукой его талию и взял маленькую ладонь в свою — даже в этом движении юноша различил особенную мягкость. Сначала он подумал об угодливости, а она могла что-то означать, но затем вспомнил про обращение без «вы»: Себастьян выглядел более расслабленным, чем всегда. — Я умею только вести, — промолвил Сиэль зачем-то. Ему стало вдруг нужно что-то сказать — странная неловкость и нечто еще постепенно охватывали его здесь, рядом со слугой, а если он остановится, хоть на мгновение, то снова упадет в невесомую пропасть. Он беглым взглядом оглядывал красоту, захватывающую дух, и не решался смотреть под ноги. А вот Себастьян чувствовал себя уверенно. Он оказался в своей стихии, еще малознакомой Сиэлю. Стихия эта была так же глубока и хаотична, как и сам Себастьян. «Я всегда был всего лишь человеком», — мелькнула и тут же угасла мысль. — Лукавишь, — ответил мужчина. — Мы уже танцевали с тобой однажды, неужели забыл, «маленькая рыбка»? — Такое сложно забыть, — согласился юноша. Он повел головой: — У этого зала есть границы? — Я не знаю. Давай проверим. Они кружили целую вечность. У Сиэля замирало сердце, когда в мириаде огней вокруг, — всполохами — загоралось несколько звезд. Всякий раз их мерцающие огоньки находили отражение в багряных глазах напротив. А границ у зала — не было. Себастьян ждал, когда это произойдет. Он наблюдал за Сиэлем и за Башней, которая, в свой черед, будто смотритель, наблюдала за их непрекращающимся вальсом. А бессмертные могут танцевать долго, невозможно долго… Он не знал, как работает магия Башни, лишь предполагал, что необходимо продержаться внутри, как можно дольше. …Не сойти с ума, не сгинуть. Ведь такие места сотворены, чтобы уничтожать. Никакого созидания, а созерцательный процесс ложен. Кажется, это не так уж и сложно. Он ведет. Стук каблуков напоминает о чем-то восхитительно-животрепещущем. Это из прошлой жизни. Живой шелест вуали. Коралловые губы прикрыты ее игривым туманом. Губы не игривы. Игривость — это не господин, но даже он проявляет в себе черты податливой природы, и она куда более принимающая, чем берущая. Дворецкий начал вспоминать жизнь с графом на Земле: короткий отрезок времени, который, однако, забыть невозможно. Синее клеймо, шрам от врезавшегося ошейника на шее. Хрустальная чистота, не испорченная ангельской пошлостью. Его загадка с небесным именем. Первая из тех, что сумела превзойти самого загадывающего в игре. И тот отдаст этому должное. — Такое странное чувство здесь, — неожиданно поделился Сиэль. — Ты ничего не ощущаешь? Он напряженно вглядывался в глаза слуги. Себастьян вынырнул из омута воспоминаний. — Только то, что кое-кто до сих пор не научился танцевать и наступает партнеру на ноги. — Я серьезно, Себастьян. — И почему он согласился на свободное обращение? — Что именно тебе кажется странным? — Кажется, это называют дежа вю. Словно мы с тобой уже были в подобном месте и танцевали, и эта чернота вокруг, она еще давит… — Сиэль поморщился. — Я… даже слышу, как она дышит, хотя мне… все равно?.. Слишком спокойно. Себастьян пристально посмотрел на Сиэля. У юноши были задумчивые глаза, будто он тоже погружается в какие-то воспоминания. — Себастьян, — вновь заговорил он почти сразу. — Это должен быть обет верности? — Я не уверен. Однако полагаю, что так и есть. — Ты должен ненавидеть меня. «Гипнотическое действие воочию?» — подумал Себастьян. Вслух он отвечал: — Я не ненавижу вас. Вы победили в честной игре. «Он снова обращается на «вы», — заметил Сиэль. — Верно, — кивнул он. — Но теперь, кажется, это не имеет значение, — синие глаза подернулись влагой, какое-то движение мысли очень возбуждало сознание Фантомхайва. Само лицо его стало мягче, задумчивее. — Сиэль Фантомхайв жил и боролся за то, что не имеет значения. Он был глупцом, как и все люди, которые не видят ничего кроме мести и ненависти или других неважных целей. Я был истинным Сиэлем Фантомхайвом. Несмотря на это, ты продолжал быть преданным мне, несмотря на то, что тебе все это казалось возней в песке, — он болезненно саркастически усмехнулся, — я прав, Себастьян? Это все так глупо… Все люди такие глупые. Как насекомые. — Не казалось. Не насекомые, — Себастьян улыбнулся. Он уже почувствовал, как начавшейся процесс, как нить мысли меняет Сиэля, как меняется сам юноша — как в нем что-то вскрывается, ломается, крушится. О, да… Это действительно атмосфера Башни, ее неоспоримое влияние. Невеста все теснее сжимала пальчиками ткань пиджака жениха. Звук каблучков становился все плавнее и громче. Себастьян и Сиэль столь органично влились в танец, что ничего вокруг уже не существовало. Сиэль чувствовал, что в нем открывался человек, который умер и понял какой-то смысл пройденного пути. То, на что он закрывал глаза. На признание своих ошибок, на признание бессмысленности Сиэля Фантомхайва. Вскоре он ощутил, как тяжелая ноша теряет вес и спадает. Он мог и хотел говорить об этом. О том, что имело хоть какой-то смысл. — Вы изменились, — прервал поток его мыслей Себастьян. Подняв голову, Сиэль увидел хищное, лукавое лицо. Себастьян так жадно смотрел на него, что у юноши перехватило дыхание. Порфирные глаза горели, поглощенные лишь созерцанием своего партнера. Себастьян представлял в эту минуту, как треклятые кандалы спадают, и в этот же миг (он знает точно) растерзает мальчишку. Он не оставит от него и ошметочка. Тварь сожрет его целиком, превратит в ничто. В быль. О, как же он этого жаждет! Он ловит запах Сиэля и теснее прижимает его за талию к себе. Они танцуют столь тесно, столь врастая друг в друга, уже давно, а Сиэль словно не замечает, весь поглощенный переживанием. Кажется, ему даже нравится близость Себастьяна. И это новое открытие. — Я всегда был предан вам, — Себастьян не сводит глаз ни на миг. Он нежно улыбается хозяину, оглаживает его лицо и прибирает прядь, задевая черную вуаль. — Да. Ты один был предан мне и никогда не лгал. — Вы убедились, что все игры людей не имеют смысла. — Да, я убедился. Не имеет смысла, как и жизнь. Но… — Возможно, — улыбнулись хищные, красивые губы, перебивая. Сиэль теперь все чаще смотрел на них, позволяя демону оглаживать себя. Губы у Себастьяна очень красивые: подвижный рот порой творит прекрасные в своем лукавстве линии, за ними можно было наблюдать вечно, если только бы не глаза, которые поглощают без остатка. Сиэлю вдруг стало казаться, что он приблизился к разгадке самого демона, хоть немного его узнал. — Господин, — Себастьян нежно огладил мальчика по затылку. Сиэль не сопротивлялся, ведь сколько неуемной нежности было в красных глазах! Он готов был утонуть в них, он был почти согласен на это. — Могу я попросить вас об услуге?.. Для меня это важно. — Какой? — Отпустите меня, господин. Освободите, — шепот демона был таким тихим и покорным, что показалось, слова мерещатся. Внутри Сиэля всё тотчас перевернулось. Он долго молчал, однако затем, когда Себастьян уже начал думать о провале, тихонько засмеялся. — Я повторю снова: ты никогда не врал мне, Себастьян, и ты был предан. Единственный из всех, кому я мог доверить свою жизнь. После того как умер Сиэль Фантомхайв, а, значит, и человек, больше ничего в прошлом не имеет значения, и теперь нет никакой разницы между нами, кроме той, что… Я еще, все же, способен на это чувство… — Чувство? — теперь Себастьян переставал понимать о чем говорит Сиэль. — Да, это чувство, — Сиэль вновь посмеялся. — Было всегда два Сиэля и два Себастьяна. Первая пара умерла. Осталась вторая, но какой из этих двух Себастьянов сгинул, я не знаю, а отпуская тебя, я рискую, верно? Он вновь посмеялся. «Черный Себастьян и Белый Себастьян? Он что, сравнивает с шахматной доской?» — Себастьян молчал. Он не устанет поражаться тому, насколько удивителен его человек. Еще когда Сиэль не начал говорить, он уже предчувствовал, что вся его ярость куда-то растворится. А минутой ранее демон хотел уничтожить его больше жизни, растерзать. Причина крылась в Башне, дьявольской Башне. Это она заставляет демона искажать собственные желания и чувства! Он может сопротивляться, если… — Я дарю тебе свободу, — совсем неожиданно сказал Сиэль твердым голосом. — Слышишь, Себастьян, это приказ, я отпуска… Но он не договорил, так как, повинуясь неведомому наитию, мужчина резко притянул его к себе еще ближе. Себастьян едва ли понимал, что делает. Он обнял его настолько крепко, что юноше стало трудно дышать. Демон так сильно хотел его уничтожить, как ошибку, как досадный рок, а теперь вдруг не стало никакого смысла, кроме этой темной невесты. Демон лишь понял, что пронзить грудь Сиэля во второй раз не сможет. Он задрал вуаль, скрывающую его лицо, и следующий приказ графа попросту утонул в поцелуе. Еще ни одни губы на свете не пленили инфернальную тварь столь яростно, как эти клюквенно-алые, с капризным изгибом аристократа. Сначала тварь целует нежно и крепко, затем — властно и глубоко. В ней просыпается жадность и неистовство, она трется лицом о тоненькую шею невесты, осыпая ее поцелуями, и возвращаясь к теплеющим губам. Хозяин демона и помыслить не мог, что все кончится так. Теперь же не существовует ничего кроме этих властных рук и искушающих губ — и он принимает их ласку и власть… Себастьян проводит по груди, которую еще минутами ранее желал вспороть и добираться до сердца. Он бережно укладывает юношу на пол, снимает с себя пиджак и рубашку, и одежда слетает на черный пол, покрывая собой пару звезд. Юноша жарко выдыхает в его губы: — Что ты?.. — Думаю, это называется брачная ночь, — демон хитро улыбается, оглаживая персиковые щеки. — Боитесь меня? — Нет… — Вы можете смотреть мне в глаза? — руки с длинными чуткими пальцами водят по узкой груди и тонким бедрам, оглаживая столь нежно и умело, что голова Сиэля кружится, наполняясь сладким дурманом. Ему хочется, чтобы это продолжалось вечность, чтобы они слились с окружающей чернотой, если причиной этой головокружительной неги была она. И как сложно хозяину пересилить себя, чтобы именно теперь посмотреть в искушающие очи. С рубиновым дном, сверкающие, они кажутся из недр самого Хаоса. И никогда ничего прекраснее… этих глаз… Сейчас в них разгорается нежность и страсть. Наполненные этим, пылающие глаза твари творят из Сиэля послушную куклу, готовую на всё. Так он себя и чувствует — распростертой куколкой, сгорающей изнутри. И это пламя может сжечь что угодно, но не разрушает, а взращивает его любовь. — Я хочу, чтобы вы сейчас были со мной как можно более осознанным, — бархатный шепот — вдоль виска и до губ. Прикосновение сводит с ума, а руки творят нечто невообразимое — весь мир демона, весь он сам, сошелся на одном хрупком теле, которое дрожит и изнемогает от чувства доселе неизведанного. Для Сиэля же весь прежний мир дрогнул и растворился. Для него более ничего не существует, кроме них двоих и тьмы, этого ничто, их батистового аспидного ложа. Единственный смысл, о котором шепчет Башня. Сиэль погружает пальчики в вороные пряди, поощряя мужчину, и Себастьян начинает медленно и неторопливо его раздевать. В искушающем ритуале (только его изящные руки и ткани) он снимает с юноши всё, кроме ажурных чулков и фаты, которая сумрачным матовым ореолом обрамляет милую голову. Его хрупкий искушающий сатана — невинен. Его бело-молочное тело откровенно лежит перед ним на фоне черного мрака. Себастьян не помнит, чтобы желал кого-то так сильно и чтобы так тяжело приходилось сдерживаться, чтобы усмирить самого себя и не причинить другому вреда. Сиэль пахнет в эту ночь по-особенному, это смешанный аромат новорожденных лилий и какой-то отголосок сладких пряностей, той ванили, что дворецкий подсыпал в пирожные, так любимые графом Фантомхайвом. Демон обцеловывает каждый дюйм нежной плоти, будто она сама долгожданная душа, состоящая лишь из хрупкой эфемерности, и демон нежен, как никогда и ни с кем. Гладкая, шелковая кожа с оттисками бледно-розовых красок от сколько-нибудь ощутимого прикосновения, создана лишь для губ Себастьяна. В его руках и поцелуях твердит собственник, а в изгибающемся теле юноши кричит покорившийся. Спустившись губами к паху юноши, Себастьян вбирает миниатюрный член в рот и ласкает языком. Сиэль сгибается пополам, он вцепляется пальцами в его волосы и с силой сжимает их, не отпуская. — Ох!.. — только и может издать он, прежде, чем опрокинуться навзничь и, поджимая пальцы ног, молить Себастьяна о чем-то очень горячо и невнятно. Не давая юноше кончить, демон перестает сосать член и, подтянувшись выше к Сиэлю, приоткрывает его рот пальцами, однако Сиэль не понимает, чего от него хотят, и не дает им войти. Лишь смазано целует. Тогда Себастьян настойчиво нажимает подушечками пальцев на мякоть губ, придавливая, а затем проталкивает два пальца внутрь. На этот раз Сиэль покорно принимает их. Смущенно глядя на Себастьяна, он, наконец, начинает их посасывать, и постепенно смелеет, уже обласкивая их вертлявым язычком и краснея от причмокивающих звуков, которые издает при этом. Глаза демона загораются еще ярче — еще бы, его прелестный бес принимает первые уроки порока. — Смелее, мне нужно больше вашей слюны, — шепчет Себастьян, тем временем аккуратно лаская член юноши, но все еще по-прежнему не давая кончить, то и дело убирая ладонь. Наконец он вынимает смоченные слюной пальцы, раздвигает бедра юноши и опускает руку вниз, сминая и оглаживая его ягодицы. Сиэль сжимается в комок, когда чувствует давление в заднем проходе. Себастьян, массируя заднюю точку, проталкивает в нее палец. — Доверьтесь мне и расслабьтесь, пожалуйста, — улыбается он и жадно целует Сиэля в губы. Подвигав одним пальцем внутри юноши, Себастьян добавляет второй, а затем и третий. Его рука тянется к брюкам и расстегивает ширинку. Сиэль елозит, ощущая нетерпение и волнение. Себастьян вновь целует его, вмещаясь собой между его бедер. Сиэль судорожно вздыхает и выгибается, когда мужчина вводит в него свой член. — Се-бастьян… Демон медленно вводит его до конца и замирает, давая Сиэлю привыкнуть к ощущениям. В уголке синего глаза скапливается слеза, Себастьян ласково снимает ее пальцем и усыпает поцелуями лицо и грудь Сиэля. Терпеть — невыносимо, но также необходимо, чтобы не навредить ему. Юноша прикусывает нижнюю губу, и по мягкой мякоти стекает алая капля, которую Себастьян сцеловывает. Он начинает двигаться внутри Сиэля. От первого толчка Сиэль стонет, то сжимая ладони в кулаки, то цепляясь ими за плечи дворецкого, ощутимо вонзаясь ноготками в кожу. С каждым движением мужчины внутри разгорается острое и полное чувство; Себастьян все ловит его взгляд, и Сиэль в какой-то момент начинает отвечать ему осоловелым взглядом. Становится так невыносимо и предельно хорошо, что Сиэль молит: — Ещё… ещё, Себастьян… Его тихое, судорожное «ах» окончательно взрывает что-то в Себастьяне. Демон последний раз несдержанно сильно толкается, царапая ногтями нежные ягодицы. Он кончает, изливаясь в юношу и ощущая его сперму на своем животе. Сиэль все еще тяжело дышит, когда демон опускается рядом и привлекает его к себе и обнимает — обмякшего, осоловелого. Маленькие розовые коленочки уперлись ему в живот; Сиэль выпрямляет ноги и проталкивает их между ног мужчины. Их тела сплетаются, делясь друг с другом жаром, который никак не хочет прекращаться. Демон хотел его убить. «Всё пошло не так, верно?» — он посмеялся внутри себя, оглаживая иссиня-пепельные прядки и фату своей «невесты». Оно, синеглазое искушающее дитя, прильнуло к нему, едва дыша от переполняющих чувств. Оба жили в этот момент правдой, которая открыла в них суть Башни. И казалось, мрак ее, покровительствуя любовникам, загадочно улыбается им. Верно, все пошло не так… Весь смысл обратился в любовь. Вспомнив о чем-то, Себастьян нежно положил подбородок на голову Сиэля и, обнимая его крепче, очень тихо сказал: — И никогда, заклинаю вас, никогда не отпускайте меня на волю. Ни на дюйм — потому что я убью вас. Это — моя правда. Обещаете? На это юноша ответил: — Ты всегда будешь со мной, Себастьян. Всегда, несмотря ни на что. Я бы никогда тебя взаправду не отпустил. Ты мой навсегда, и это — моя правда. Себастьян улыбнулся, взъерошивая юношу за волосы. В глубине души он и не ожидал ничего другого от Сиэля Фантомхайва. Тьма в Башне сгущалась, но уже была бессильна…