Baby, come home...

Эджи открыл глаза. Правда, он почему-то был уверен, что больше не откроет их. Снег холодил оставшуюся босой ногу, черепушка, кажется, уже примерзла к земле. Гадко как-то. Так все же… с какой стати он валяется здесь? Память услужливо подкинула последнее воспоминание — человек, его совершенно нечеловеческий замах ножом и… Эджи глянул вниз, туда, где должна была быть рана. Почти наверняка — смертельная. Однако, футболка все еще была белой, разве что края куртки порезаны. Скелет цыкнул языком — он, черт бы побрал этого сраного человека, любил эту куртку! Но почему… почему он все еще жив? Он был уверен, что мелкий его убьет. Сцепив зубы, Эджи поднялся на ноги. Ладно. Не важно. Этого говнюка надо найти, в любом случае. — Санс! Пора домой, ленивый ты нерд! Где ты шляешься? — прозвучал невыносимо родной голос, который скелет уже отчаялся когда-либо услышать вновь. Пора домой. — Босс, я… — кричит Эджи, летя навстречу брату… И пролетая сквозь него. Он немеет, разглядывая свои полупрозрачные от контакта с живым руки, постепенно вновь обретающие цвет. Значит… Значит, человек все же убил его. Медленно, очень медленно он поворачивается, чтобы увидеть застывшего над его запыленной курткой брата. Папс сжимает кулаки, Папс склоняется и поднимает последнее, что осталось от Эджи. Сжимает пыльный капюшон пальцами, словно это единственное, что удерживает его от падения. Санс не понимает. Но бежит следом, потому что не знает, что еще ему делать. Он просто хочет быть рядом с Феллом. А сам Папс погружается в воспоминания. Он совсем не хочет этого, потому что… Просто не хочет. Но все равно эти тупые сцены из их жизни лезут в его голову, как назойливые шутки брата, как Андайн со своими тупыми реваншами — мелькают в черепушке, заставляя дрожать. Да, он будет списывать эту дрожь на метель, этим же объяснит то, что натянул пыльную куртку, короткую и вообще мало спасающую от холода… Да кому он врет. Дрожит от сдерживаемых слез, а куртка, каким-то необыкновенным образом сохранившая тепло Эджи, способна растопить айсберг. Зайдя в дом Папс сползает по двери, закрывая лицо руками. Слезы вырываются наружу, сопровождаемые тихими всхлипами. Эджи пытается инстинктивно смахнуть алые капли с его щек, но его пальцы стремительно бледнеют, так и не коснувшись их. Фелл вновь и вновь цепляется за куртку пальцами, словно еще надеясь, что это принесет облегчение, краткую иллюзию того, что все в порядке. Что его брат-нерд наверху, в своей комнате, дрыхнет без задних ног. Но все это заслоняет звук пыли, скрипящей о перчатки. Ею же Папс прикрывает глаза. Эджи и сам не понял, когда начал плакать. Наверное, в тот же момент, когда ощутил, что не может утешить брата. Такие же алые, как и у Папса, слезы, безостановочно потекли по призрачным щекам. Он садится рядом, отворачиваясь в сторону, полностью повторяя позу Фелла. Руку кладет поверх пальцев брата, лежащих на полу — плевать, что живая плоть полностью растворила призрачную. Он все равно этого не чувствует.

***

Судный холл. Так непривычно видеть в нем Папса. Эджи грустно усмехается. Куртку его Босс так и не снял. Острые кости бьют без промаха. По крайней мере, первое время. А затем пластинка становится все более заезженной. Проходит время, много времени — Фелл держится намного дольше, чем Санс. Но… Алая полоса перечеркивает тело. Папс вздрагивает, роняя кость, которую все это время держал в руке, как карающее копье. У Эджи перехватывает дыхание — да, его уже нет, но… Он видел смерть брата тысячи раз, и все же… Этот, почему-то, в сотни раз больнее, несмотря на то, что болеть уже совершенно нечему. Выражение лица Фелла остается решительным до самого конца. На принятие своей участи он потратил не более секунды. Алые кости, готовые к атаке, рассыпались в пыль. Смерть свою он примет с достоинством. Перед глазами мелькает вся жизнь. Чертовски много и, в то же время, чертовски мало. Каждый миг, каждая секунда, проведенная с братом… Не выдерживает Эджи. Он бежит к рассыпающемуся брату и хватает его в свои объятия. Теперь у него получается. Нет времени думать, да и причин, в общем-то, тоже. Он порывисто прислоняется к Феллу, словно хочет слиться с ним воедино, а затем неловко целует. Мир вокруг рушится, они куда-то падают… Пораженный в первую секунду Папс крепко обнимает брата, словно обещая больше никогда не отпускать. «Пора домой…» Черная пыльная куртка и алый шарф сливаются в ведомом им одним танце, падая в Бездну. Их больше никто не разлучит.