солнце садится в твоих глазах

Весенние понедельники — самые тяжёлые, это Арс знает лучше всего, и от этого стоять за барной стойкой становится ещё тяжелее и, в общем-то, вставать по утрам — тоже. Арс отключает будильник с громкими матами и зевает, желая, чтобы май уже поскорее сменился его июньским отпуском. И, ладно, на самом деле он мог бы свалить из города в любой момент, потому что этим и хорош свой собственный бизнес, но чем он не хорош, так это тем, что иногда (а особенно в мае и июне) тебе приходится самому работать в нём, потому что рук отчаянно не хватает из-за сессии и прочих вытекающих. Чайник свистит, и Арсений заливает свой растворимый кофе кипятком, хотя, скорее, он льёт кипяток мимо, прямо на вторую руку, обжигаясь и не жалея на этот мир ещё больше матов, потому что, ну, серьёзно? Он считает себя чёртовым неудачником, потому что этот день нельзя приписать к числу лучших в его жизни. Ну, хорошо, в этот раз он не прожигает свою (любимую, между прочим!) рубашку насквозь, даже не оставляет никаких следов от утюга, и, сколько бы мать ни просила купить нормальный утюг, раз уж у него есть нормальные квартира с машиной, Арс понятия не имеет, что заключается в понятии нормального утюга, поэтому своего старенького, которому уже почти с десяток лет, ему хватает. Он выскакивает из квартиры без двадцати девять и просто надеется, что сегодня не попадёт в пробки. * Конечно же, чёрт возьми, он попадает в пробки. Это кажется чёртовой насмешкой судьбы, а ещё ему жутко хочется курить и спать, а новый альбом, кажется, Арианы Гранде по радио совсем не способствует его успокоению, совсем нет, наоборот, от этих тихих мелодий хочется спать только ещё сильней. Он звонит своей заместительнице и помощнице, та говорит, что тоже торчит в пробке на другом конце города, и, господи боже, его нервы просто не выдерживают. Он заворачивает в первый попавшийся двор, запоминая его расположение, и уже спустя пять минут находит парковочное место и несётся к ближайшей станции метро. Арсений просто ненавидит понедельники, особенно весенние (честное слово). * Электронный термометр на стене кафе показывает, что температура на улице уже почти под тридцать, и, ладно, рубашка действительно не была самым лучшим возможным выбором, потому что в ней ужасно жарко и липко, хорошо хоть кондиционер не сломался, иначе бы он не выдержал и оставил бы одну-единственную официантку на всё кафе. Он спускает свои огромные наушники на шею, делая громкость на максимум и подпевая, а Ксюша предлагает сварить кофе с карамелью, от которого просто невозможно отказаться. Арс подпевает словам песни одними губами, и ему случайно попадается в ленте пост, говорящий, что «когда ты разбиваешь чьё-то сердце, ты разбиваешь и своё собственное» и, чёрт, это настолько абсурдно, что ему хочется блевать. Арсений, тебе за тридцатник, тебе нужна семья, всплывают почему-то слова мамы в голове и твёрдый кивок отца следом, но ему всё равно на их мнение, потому что семья — это последнее, в чём он нуждается. Ему не хватает, разве что, того человека, к которому можно было бы возвращаться домой. (Но не более.) * Ближе к вечеру народу обычно больше всего, потому что все возвращаются из университета, школы и с работы, отчего он почти не обращает внимания на толпу, разве что принимая заказы и отправляя посетителям усталые улыбки. Все желают кофе с брауни, кофе с маффинами, черничный чай, молочные коктейли и, да. Заказов слишком много, настолько, что он еле успевает рассчитаться с одним, как в кафе заходят ещё два. Слава богу, столиков предостаточно, а очередной день кончается, и Арс зевает, осматривая помещение и желая свалить домой поскорее. Уже к десяти вечера помещение пустеет, разве что за самым дальним столом сидит парень, утопающий в тетрадях, бумаге и распечатках, и, господи боже, Арсений счастлив, что закончил университет лет пять назад, если не больше. — Эй, парень, — подходит он, и, чёрт, Арсений, конечно, не коротышка, но тот в сидячем положении почти дотягивает до его роста, а это в какой-то мере просто оскорбительно. — Мы, вроде как, скоро закрываемся. Тот устало и разочарованно выдыхает, потирая красные воспалённые глаза, а затем умоляюще поднимает взгляд. — Могу, я, пожалуйста, доработать эту тему? Ещё пятнадцать минуточек? — закусывает незнакомец губу, и, блять, неужели ночами в Санкт-Петербурге даже жарче, чем днём? — А взамен я куплю нам по чашечке кофе и любой десерт на твой выбор. И мы сможем съесть его вместе. Арсений почти задыхается от такой уверенности. — Хм, — улыбается он, раздумывая, но всё же возвращается к стойке. — Так меня на свидание ещё никто не приглашал. Краем глаза он замечает, как незнакомец краснеет, но на сотню процентов уверен, что ему просто показалось. * Парня зовут Антон Шастун, он заканчивает экономический, и он, вообще-то, не слишком разговорчивый, потому что отвечает на вопросы односложно и нехотя, запихивая кекс в рот целиком и царапая своим еле разборчивым почерком что-то в тетради. В общем, не самый лучший собеседник, поэтому, когда ему звонит Паша, он сразу же снимает трубку. — Да, привет. Эм, нет, не занят, надо только кафе закрыть… — Он выходит на улицу через служебный вход, пытаясь одной рукой достать из кармана джинсов помятую пачку сигарет, а другой придерживать телефон. Паша предлагает свалить в бар и напиться, но, честное слово, сегодня только чёртов понедельник, и он выжат этим днём как лимон, поэтому… — Как-нибудь в другой раз, приятель, — пожимает плечами Арсений и отключается, возвращаясь вовнутрь. Столик у стены уже абсолютно пуст, а на стойке лежит пятисотка. Арс пожимает плечами и закрывает кассу. * Во вторник и среду ничего нового не происходит, и незнакомец больше не возвращается, да и не то чтобы Арсу это интересно. Хотя бы потому, что он забывает о произошедшем сразу же, как спускается в метро и доезжает до нужной станции за своей машиной. Четверг выходит дождливым и прохладным, с отвратительно-питерской погодой, но это было вполне ожидаемо, поэтому чёрная рубашка сменяется сиреневой, с коротким рукавом и кожанкой поверх. Май выходит каким-то странным и кособоким, но это заботит не то чтобы особенно, потому что мать названивает с просьбой заехать летом к ним хотя бы на недельку, чтобы поесть настоящей клубники, — и ей, похоже, совершенно плевать, что Арс не переносит клубнику до рвотных позывов. Он отключается раздражённым и немного взъевшимся на этот мир, потому что жизнь кажется пресной и совершенно обычной — не такой, о которой он мечтал. Он устаёт от своей жизни, и эта усталость бьёт по вискам каким-то неправильным подобием мигрени. Всё сильней кажется, что постоянность — самый худший из пороков, но Арс не зацикливается на этой мысли, ну, хотя бы потому, что влажный воздух пахнет цветами, а ему действительно есть, за что держаться. Даже пускай это «что-то» — он сам. * День выходит, на самом деле, на редкость отвратительным, а народу почти нет — и это радует, потому что Арс бы сейчас и сам не отказался от того, чтобы быть дома в тепле и смотреть телевизор с чаем — и только с ним. Насколько сильно бы он ни любил кофе Ксюши, порой от него начинает просто тошнить. И он просто рубится в телефон, отпуская девушку уже в обед, та благодарно улыбается, подкрашивая губы возле зеркала в туалете, а потом неожиданно спрашивает: — Арсений, а у тебя девушка есть? Причем в её голосе звучит не столько заинтересованность и желание знать, сколько сочувствие или что-то вроде ты так одинок, и Арса это одновременно злит и раздражает. — Не интересует, знаешь, — пожимает он только плечами, и Ксюша вздыхает, говоря, что её подруга хочет устроиться сюда. Всю остальную часть её болтовни он пропускает мимо ушей. * Часам к пяти в пустующее кафе забегает парень, мокрый и вздрагивающий, точь-в-точь как котёнок, желающий избавиться от воды на своей шерсти. Он не сразу узнает Антона, потому что тот сначала вновь открывает стеклянную дверь, чтобы отряхнуть зонтик, и вместе с этим запускает внутрь потоки холодного воздуха, отчего Арс вздрагивает и шипит, а парень, наконец, оборачивается. — О, прости, — он сразу же закрывает дверь и расстёгивает своё, чёрт возьми, пальто, длинное, чёрное, с высоким воротником, и, знаете, никто не смеет винить Арса, даже если он на мгновение задержал дыхание. — Почему тебе в такую погоду не сидится дома? — интересуется Арсений, когда Антон усаживается прямо на барный стул перед ним и делает свой заказ. — Потому что, знаешь, мой сосед и его половинка словно ёбаные кролики, — совершенно не стесняясь, говорит парень, а потом широко улыбается, протягивая ладони к чашке кофе. — Прости. — Ты сегодня слишком много извиняешься. Антон пожимает плечами, всё ещё глазами улыбаясь, и Арс тихонько хихикает, заваривая и себе чай тоже. — В любом случае, у нас в квартире чересчур тонкие стены, а здесь есть невероятно вкусные кексы и очаровательный бариста. — Арс скептически (и немного удивлённо) приподнимает одну бровь, и Шастун опускает взгляд в чашку.— Прости, просто шучу. Думал, что мы уже перешли к той фазе дружбы, когда можно отпускать гейские приколы, и никто ничего не скажет. — О, так мы друзья? Ты всего лишь угостил меня кексами, моими же, между прочим, а уже считаешь, что я прыгну к тебе в постель? — Арсений хихикает, но пытается держать лицо серьёзным, потому что, ну, ему же уже за тридцать. — Меня не так-то просто купить, не-а. Даже не думай. — О, вот как значит? — улыбается тот, опуская чашку, и, наконец, снимает мокрое пальто, чтобы повесить на спинку стула. — Тогда я в следующий раз принесу нам бутылку вина и устрою ужин при свечах. Но свечи с тебя. Дождь за окном превращается в лёгкую морось, и Арсений думает, что он совсем не против провести день (ну или хотя бы пару часов) в компании этого парня. * Слова кончаются довольно быстро. Они сидят в тишине минут пятнадцать точно, но эта тишина не повисает на их плечах неуютными касаниями и моросью, нет. Эта тишина обнимает их своим теплом и счастьем, светом и уютом, будто сейчас не очередной дождливый вечер в Петербурге, а вполне себе приятный летний денёк где-нибудь на Кипре. Антон посылает почти что нежные улыбки — светлые, яркие, достающие до самой глубины сердца, до самой чёртовой души, и, ох, Арсений, кажется, потихоньку начинает сходить с ума, потому что парень напротив невесомо касается его ладонью, кажется, даже не замечая, как заставляет сердцебиение Попова ускориться. — Знаешь, — делает Антон глоток и осторожно хихикает, а Арс всё-таки сходит с ума, потому что, да, Арсений, ты взрослый состоятельный мужчина, а сходишь с ума от улыбки чёртового студентишки. — Ты — мой самый любимый бариста в этом кафе. — И единственный, между прочим, — закусывает губу он в ответ и смеётся. — Что, на мальчиков постарше потянуло, а, Шаст? — Всегда тянуло, — пожимает плечами Антон, и в его движениях чувствуется нервозность, да и неловкость с испугом — тоже. Арсений просто молчит, делая вид, что ничего необычного сказано не было. * Разговор продолжается как ни в чём не бывало уже через несколько минут, и улыбка Антона настолько широкая, искренняя и настоящая, что у Арса в буквальном смысле сводит живот от желания быть ближе-ближе-ближе к этому чудесному и волшебному мальчику, но он просто не может себе позволить. А уж тем более сейчас, когда тот может подумать, что в этом есть какой-то подтекст. (Потому что он на самом деле есть.) — Знаешь… — вдруг начинает Шастун, но внезапно тормозит и не договаривает, опуская взгляд к себе на ладони и с неописуемым усердием начиная рассматривать свои кольца и браслеты, а Арс не собирается заставлять его заканчивать, потому что не считает это необходимым. Он лишь закусывает губу, пожимает плечами и вновь ныряет в эту приятную тишину, которую, впрочем, одним неловким и невероятно раздражающим писком крошит звук уведомления на телефоне Антона. — Я… — начинает он заново, после того как читает злосчастную смс, и сглатывает. — Я, пожалуй, пойду. Надо бы ещё повторить теорию перед завтрашним экзаменом. И, не услышав ничего в ответ и даже не успев застегнуть пальто, парень вскакивает и уносится прочь. Арсений закрывает глаза и качает головой. Момент безнадёжно испорчен. * Антон вновь появляется в кафе в субботу, почти к концу рабочего дня, и Арс сразу же подаёт ему латте макиато, довольно улыбаясь, и Антон, кажется, немного краснеет, но улыбается в ответ (да так, что возле глаз появляются морщинки, заставляющие Арса трепетать), делая первый глоток и растекаясь в удовольствии. — Привет, — буквально мурлычет он, но всё же сохраняя какую-то странную хрипотцу в голосе, и от этого по коже Арсения бегут мурашки, но он не подаёт виду, потому что, ну, даже сам не замечает этого, словно зачарованный. — Как насчёт того, чтобы сегодня пойти и до безумного напиться? Арс хмыкает. — Прости, но, эм, нет? — улыбка парня напротив тут же растворяется в воздухе, а сама атмосфера будто оседает, как растворимый кофе на дне чашки. — Ненавижу накуренные закрытые помещения, где ото всех несёт потом и алкоголем. Антон хмурится, но всё-таки поднимает взгляд, а следом прикусывает губу. — Тогда что насчёт того ужина при свечах с бутылкой вина, который я тебе задолжал? Арсений хохочет почти до слёз, а потом, отвечая, просто не может сдержать улыбки: — Я в деле. * Антон уходит, зато появляется вновь через час, когда Арсений запирает дверь, в костюме и, да, с бутылкой чёртового белого полусухого вина. — Иисусе, — выдыхает в шоке парень, потому что Антон выглядит просто невероятно, и Арс чувствует, что не просто хочет — ему необходимо поцеловать Шастуна прямо сейчас. И сделать это не как в романтических комедиях и мелодрамах, под светом фонаря или дождём, нет. Ему необходимо поцеловать его в этой темноте, лишь с тенями лунного света, бегущими по коже, и с буквально поражающим в самое сердце сиянием. — Это что, настоящее свидание? Арсений шутит. Он правда всего лишь шутит, но… Антон закусывает губу, опускает взгляд в пол, неловко перетаптываясь с ноги на ногу и будто бы что-то обдумывая, а затем облизывает сухие губы и проводит рукой по волосам. И, наконец, отвечает-говорит-спрашивает: — Эм… Да? У Арсения не остаётся никаких сомнений, и он просто берёт — и целует этого мальчишку. Притягивает к себе за манжеты рубашки и целует так, будто это его последний глоток кислорода, и это выходит немного неловко и не совсем идеально, потому что им определённо не хватает практики (но они эту часть определённо подтянут). Но этот поцелуй выходит эмоциональным — он вызывает в Арсе те чувства, которых он не испытывал так давно, что уже и забыл, как они называются. Антон также отчаянно тянется к нему, проводя руками по его волосам и буквально дыша этим поцелуем; Антон на вкус как латте и, кажется, сигареты, и Арс сходит с ума, потому что ему кажется, будто Антон только его и жаждал всю последнюю неделю (если, конечно, не жизнь). Этот поцелуй выходит правильным, полным нежности и отчаяния, и когда они, наконец, отрываются друг от друга, то не могут произнести и слова, лишь жадно хватая холодный ночной кислород и смотря друг другу в глаза. — Я, на самом деле, купил самое дешёвое вино в супермаркете напротив моей квартиры. Не думал, что всё зайдёт так далеко, — смущённо краснеет Антон, и Арсений начинает хихикать, утыкаясь парню в шею и оставляя на ней дорожку мимолётных, но щекотных и полных нежности поцелуев. — Перестань, — грозно (на самом деле, ни капли) командует Антон, заставляя Арса хихикать ещё громче. — Перестань, или я, кажется, влюблюсь в тебя. Арсений улыбается и смотрит Антону прямо в глаза, прежде чем произнести: — А я, кажется, уже влюбился.