Тёмные холодные стены квартиры глухо стоят в немом ожидании. Сквозь еле приоткрытую форточку доносится противный звук автомобильной сигнализации, сливаясь с громкой бранью её хозяина. По ту сторону плотно запертой двери слышатся чьи-то тяжелые шаги. Звон брелков. Далее — долгий скрежет ключей по замочной скважине, после чего дверь со скрипом отворяется, впуская своего хозяина. Он заходит внутрь, спотыкаясь о невысокий порог. Щелчок. Закрыто. Молния на куртке небрежно расстегивается, и вещь, с соответствующим шумом, летит далеко в сторону, куда следом отправляется и полупустая сумка. Сняв обувь, он расхлябанной походкой идет к размороженному холодильнику и достает оттуда уже не холодное пиво — электричество отключили.
Широкий диван с замученным скрипом принимает свалившийся вес, немного прогнувшись посредине. Вздох. Тэун жадно отхлебывает с жестяной баночки и устало смотрит на настенные круглые часы прямо перед собой. Они не идут. В его глазах всё расплывается, и он потирает их двумя пальцами, дабы хоть немного сфокусировать взгляд. Безуспешно. Парень молча закрывает веки, откидывает голову на спинку дивана и глубоко втягивает воздух, с шумом выпуская его из легких. Прислушивается к своему сердцебиению — единственному и постоянно меняющемуся биту*, что будет звучать до конца жизни; темп его быстрый, неспокойный. Тэун тревожно сводит брови.
«Сними свои темные очки, пожалуйста. Солнца здесь нет.
Тэун-а, сынок, прекрати это. Я так больше не могу, слышишь? Не хочу… Не смотри на меня такими удивленными глазами. Я безумно устала постоянно вытаскивать тебя из зыбучих песков твоего же мира, чтобы хоть немного побыть вдвоем, понимаешь? Прекрати это издевательство над собой. Ты напрочь замкнулся внутри со своей дурацкой музыкой! Работа, работа, работа… Я не справляюсь с этим. Для тебя практически ничего не существует вокруг: ни меня, ни собственной семьи, ни даже жизни нормальной. Сынок, с каких пор ты перестал наблюдать за миром? Хватит, Тэун-а, хватит. Ты перестал смотреть, не видишь толком, что творишь. Я — твоя единственная опора, не рушь её. Я не отпущу твою руку. Только открой глаза, посмотри на меня, сынок…»
Дыхание перехватило. Его дрожащие пальцы сжались вокруг жестяной банки. Он и правда не видит. Но теперь уже буквально. Золотая колесница**, с пятью запряженными в неё лошадьми, бесконтрольно мчится вперед, сбиваясь с тропы. Он находится в ней в качестве седока и со страхом наблюдает за тем, как дергаются грубые вожжи в руках у опытной возницы. Опьяненные дикие кони с криками встают на дыбы, размахивая пышными гривами. Испытывая страдания, они издают громкие звуки. Одна из массивных лошадей внезапно падает, добавляя ношу остальным, и её вожжи с треском рвутся. Она угасает. Но колесница вынуждена продолжать свой путь.
Нет, этого не может произойти. Тэун резко подрывается с дивана. Он запускает пальцы в давно не стриженые волосы и больно тянет у корней, пытаясь привести себя в чувство.
«Я слепну, мать твою, я слепну! Я практически ничего не вижу перед глазами»
Его дыхание все реже, он замирает. Всё его тело протестует против утраты; на его лбу выступают мелкие испарины, что вскоре будут стекать по его вискам обильным потом. Тёмные стены начинают сжиматься словно до размера обувной коробки. Воздух покидает это помещение. Косточки на его пальцах побелели от сильного сжатия рук в кулаки. Его охватывает страх. Мысли в голове безудержно мечутся, крича о помощи. Тэун сжимает зубы. Начинает наматывать круги по мелкой комнатке. Дневной свет никак не может прорваться сквозь плотный занавес. По щекам текут слезы. Нащупав в темноте журнальный столик, парень с отчаянным криком переворачивает его, сбрасывая всё, что прежде на нем стояло. Стеклянная ваза с громким звоном разбивается о холодный пол. Тяжело дыша, он дико скулит, пытаясь сдержать бушующий гнев внутри. Внезапно он подрывается с места и обходит осколки, стремительно направляясь к выходу. Тэун с силой дергает дверную ручку, прокручивая ключи в замочной скважине. Дверь не поддается — заклинило. Пнув ногой, он прислоняется к ней головой, проводит кончиками пальцев по гладкой поверхности и наносит пару сильных ударов кулаком, разбивая костяшки в кровь. Его тело медленно опускается вниз.
«Чёрт, я ничего не вижу. Так не должно быть, я уверен. Господи, верни мне моё зрение. И вместе с ним мою мечту…»
Впереди тёмная дорога! Он всегда жил с уверенностью, и в итоге это оказалось для него быстродействующим ядом, что сейчас растекается в нем с неумолимой скоростью. Он чувствует его. Гнев отравляет. Его ум проводит торги с судьбой — лишь бы вернуть всё обратно, оттянуть хоть немного времени! Нужна помощь.
Нащупывая путь, Тэун осторожно переползает к дивану, останавливаясь у его подножия. Опираясь спиной, он переводит дух. Его голова опустилась. Капли холодного пота ручейком побежали по бледному лицу, капая на ладони. Он вздрагивает. Парень почувствовал, как распаленный костер в его душе понемногу начинает утихать. Серый густой дым поднимается вверх, застилая дымкой карие глаза. Они тускнеют. Взъерошенные волосы противно прилипают к коже; он проводит по ним рукой, смахивая пот. Тихо. Его грудь вздымается еле-еле, почти что бесшумно качая воздух. Тэун закрывает глаза: они не видят ничего, только темноту. Пусть так. Дорога в будущее для него уже все равно перекрыта.
«Мои глаза ничего не видят. Кто-нибудь, прошу, подержите меня за руку»
***
День сменила ночь. На смену ночи пришел день. В черной маленькой квартирке есть человек: он лежит, обхватив колени руками, будто бы пытаясь прикрыть живот от болезненных ударов, что причиняет себе сам. Его глаза открыты, но смотрят они в никуда. За окном бушует сильный ветер. Он пулей врывается в приоткрытую форточку, раскрывая плотные шторы. Яркий луч солнца незамедлительно пробирается в черную обитель тоски, врезаясь в лицо Тэуна. Парень поднимает голову и поворачивает её в сторону света. Он чувствует его. На мгновение - лишь на одно мгновение, но внутри него что-то подало импульс.
«Мне нужно освободиться от этих пут отчаяния. Я не вправе мешкать. Мои глаза ничего не видят»
Опираясь на руки, Тэун поднимается и дрожащими ногами неуверенно делает шаг. Затем второй, третий, сталкиваясь с препятствиями. Слово «хватит» прочно засело в его голове, возможно потому, что он больше не хочет крутиться бешеной белкой в колесе. Пора остановиться и сойти с этого пути.
«Я больше так не могу. Я не хочу объяснений — отныне все эмоции пусты и бесполезны. Даже если мир, в котором мне придется жить, — это ночь без рассвета, я буду глотать этот мрак сердцем, а не разумом. Больные мысли! Но я буду подниматься, даже если я ничего не вижу, хотя я действительно слепой, чёрт, я слепой! Господи, протяни мне руку!»
Трясущиеся ноги кое-как несут Тэуна к выходу, пытаясь переступать через острые осколки. Он обшаривает пол в поисках обуви. Нащупав пальцами дверь, Тэун обхватывает обеими руками дверную ручку и с силой тянет на себя. Резко, со скрипом, она отворяется… Тёплый дневной свет откутывает Тэуна в своих объятиях, приветствуя, и он делает шаг вперед, переступая через небольшой порог.
«Я помогу себе подняться»
***
Тэун сидел на разгоряченной солнцем скамье и наблюдал за миром вокруг. Он перебирал пальцами только что сорванную горсть травы, вдыхая свежий запах. Выпустив её из рук, парень поправил немного сползшие чёрные очки. Он был спокоен. Как никогда ранее. Спокоен. Сквозь человеческий лепет он уловил знакомый стук каблучков по асфальту. Развернувшись к источнику звука, парень улыбнулся.
— Тэун-а.
Он поднялся на ноги и схватил одной рукой хрупкую ладонь матери, другой залезая в карман. Вытащив оттуда наушники, намотанные на плеер, Тэун вложил их в исхудавшую ладошку. Женщина осторожно размотала и дрожащими руками вставила в уши, глядя на улыбку сына. Парень нажал кнопку пуска на приборе, и в наушниках заиграла его новая песня, написанная лишь для одного человека. Сняв чёрные очки, Тэун отбросил их в сторону и медленно, очень трепетно обхватил голову матери руками, поглаживая длинные мягкие волосы. Он почувствовал, как её глаза с тревогой всматриваются в его. Тэун улыбнулся и лишь одними губами прошептал: «Не волнуйся. Теперь я всё вижу!»
