Solo con te La tua vita — la mia vita
***
Каждому из них было дано право выбора. Каждый из них мог выбрать, куда идти и что делать, как поступать, как говорить и как себя вести. Каждый из них мог выбрать себе спутника по душе, но было одно условие, которое поставила Жизнь — найти того, кто за Завесой сольется с тобой в одно целое, кто соединит две души. А до этого — делайте, что хотите. *** Гарри стукнуло уже семнадцать. И Гарри было откровенно плевать на то, встретит он кого-нибудь или нет, потому что какая разница? Если победит Волдеморт, то все покатится к чертям, его, Поттера, уже не станет, потому что просто так терпеть врага в стране, где правишь, невозможно, нереально сложно. А если победит так называемый Орден Феникса, то Гарри, наверное, сам повесится где-нибудь на Гриммо, попросив перед этим Кричера, чтобы его похоронили рядом с Блэками. А, возможно, он придет на кладбище к родителям и там, сидя на белом снегу возле могильных плит, порежет себе вены длинным серебряным клинком из хранилища банка. Да, он поведет себя хуже сопливой девочки, которая страдает по бросившему ее парню, но терпеть такую жизнь дальше нет никакой силы. Совсем несложно предположить, что пресса (в случае их победы) будет преследовать его на каждом шагу, а желание жить в Годриковой Лощине станет сенсацией под пером Скиттер. Но сейчас все это было совершенно неважно, потому что всполохи заклинаний неслись со всех сторон, замок пылал, пылала хижина Хагрида, люди бегали, сталкивались на ходу, принимали врагов за друзей и друзей за врагов, а потом падали рядом на колени и горько рыдали, проклиная все на свете за свою глупость и слепоту. Гарри не мог смотреть на эти страдания, не мог даже дышать рядом, поэтому понесся туда, где должен быть. В Визжащей хижине. *** Слова проявились на его запястье всего пять с половиной лет назад, в тот момент, когда он готовил на кухне для Петуньи, Вернона и Дадли. Тогда он испугался, но мгновенно взял себя в руки. У тети и дяди точно такое же было, он случайно видел. У Петуньи было написано что-то вроде «Ну-ну, не дуйся», а у Вернона: «Лили — предательница!». Им повезло встретиться еще в подростковом возрасте, когда Петунье было тринадцать, а Вернону — семнадцать. Его же слова звучали странно, непонятно, Гарри никак не мог понять, что они могли бы значить, и кто бы ему такие слова мог сказать. Их мог сказать любой, но в то же время — никто. «Взгляни на меня». Это звучало почти как «Съешь меня» или «Выпей меня», что Гарри очень забавляло. Чувствовать себя Алисой было необычно, что несколько скрашивало будни. Когда он приехал в Хогвартс, он все ждал чего-то, думал, что, наверное, с ним это скоро случится, скоро произойдет что-то грандиозное, что заставит его думать, будто он не отброс этого общества, что он не расходный материал. Грандиозное произошло. Оно произошло и в первый год его учебы, когда он спас философский камень, и во второй, когда спас малютку Джинни Уизли от дневника Реддла, и в третий, когда встретил крестного и увидел воссоединение Драко и Гермионы, у которых сошлись фразы, написанные на запястьях: «Да куда ты летишь, грязнокровка?!», «Отойди прочь, хорек!» Рону и Гарри было весело. Действительно весело, когда они увидели ошарашенные лица Малфоя и Грейнджер. Никто и не подумал бросаться на Драко с кулаками или отговаривать Гермиону, потому что это было чревато. Никто не мог спорить с Жизнью, какое бы решение Она не принимала. Рон встретил свою половину на пятом курсе, оступившись в Министерстве и налетев на Антонина Долохова, рефлекторно его поймавшего. Тогда это были вопли. «Отпусти! На помощь!» и «Хватит рыпаться, придурок! Ты мне все ноги оттоптал!» Оба сложили свое оружие. Даже Беллатрис, которая знала, что воевать против чьей-то половины души не имеет права. Он же ждал почти семь лет. И дождался. *** В хижине что-то громко рухнуло. Пол заскрипел, заставив поморщиться от неприятного ощущения. — Ты был хорошим слугой, Северус, но твое время истекло, — медленно, словно обдумывая каждое слово, произнес Лорд, а Гарри вздрогнул, предчувствуя что-то очень нехорошее. Что-то сейчас должно случиться. Тревожное ощущение с каждым новым биением сердца становилось все больше, охватывая каждую клеточку тела, становилось почти физически больно от накатывающей паники, тошнота смешивалась с головной болью, но сознание было чистым и воспринимало все достаточно четко, чтобы уловить изменение в поведении Лорда и тот момент, когда змея бросилась на Снейпа. Прошло две минуты, а Гарри уже сидел на корточках перед своим когда-то самым ненавистным профессором и яростно пытался остановить кровь из разорванного горла. — Сейчас, сейчас… — шептал он, одной рукой зажимая рану, а второй вороша сумочку Гермионы в поисках настойки бадьяна. — Акцио бадьян! — рявкнул он, когда Северус как-то странно всхлипнул. Нервы практически сдали. — Поттер… Гарри… Взгляни на меня… Да, это был тот самый момент. Тот самый момент, когда Гарри совершенно точно понял, мысль раскаленной иглой ввинтилась в его сознание — он проиграл. Битва была проиграна изначально. Даже до того, как началась. Яркий свет, вспыхнувший на запястье, ослепил его, поразил. Он невидяще, непонимающе смотрел на загоревшиеся золотым витиеватые буквы, всего три простых слова: «Взгляни на меня…» Это был конец. — Нет, только не так, — он выдохнул очень тихо, почти неслышно, но и этого хватило, чтобы следующая вспышка загорелась уже на запястье Северуса. Тот уставился на Поттера с дикой болью, не понимая, будто не мог поверить, что Жизнь действительно обошлась с ним настолько несправедливо. Поттер, бессильно всхлипнув, прижался горячими потрескавшимися губами к мертвенно холодному лбу Снейпа, желая проснуться, желая начать все заново, желая спасти. Северус хотел что-то сказать, но лишь слабо сжал запястье Гарри. А потом его пальцы разжались, и рука упала на деревянный пол Визжащей хижины, местами прогнивший и потрескавшийся. Золотые буквы погасли, стали серыми и почти стерлись с кожи. Минуту царила полнейшая тишина, слышны были далекие вскрики магов, предсмертные вопли и рев Адского огня, а потом Гарри взвыл, будто раненый зверь, вопль вырвался наружу, а потом затих, став длинным всхлипом. Гарри беззвучно рыдал, скорчившись над мертвым телом, а Гермиона, Рон и Драко молча стояли позади него, борясь с подступающими слезами. Эта война действительно была проиграна еще до начала. *** — Тебе осталось лишь сесть на поезд, — тихо произнес Дамблдор, смотря в выцветшие, почти серые, глаза Поттера. Лицо Гарри было бледным и, казалось, совсем бескровным. — В ту или другую сторону. — Я иду с вами, профессор, — вдруг зашептал Гарри сорванным голосом. — Я иду с вами… И показал запястье. Альбус, пряча под просторным рукавом мантии сказанные когда-то слова Гриндевальда «Буду любить тебя даже там», позволил Гарри взять себя под руку и растворился в тумане. Это был конец. Уже окончательный. И плевать, что скажут другие, если ничего уже не скажет он.