Будущее

К тому времени, когда смена Детрита закончится, наступит позднее утро, солнце давно отлипнет от горизонта, а кое-кто из торговцев уже успеет успешно распродать товар. Детрит отправится домой, где его будут ждать изрядная миска щебня с карбидом, который так приятно шипит и пузырится на языке, и известковый коктейль с меловой присыпкой. Меловая присыпка будет не такая, как в барах – безвкусная, отмокшая, рыхлая, нет, это будет сухой кальций с его родины, вкус, неизменно напоминающий о детстве. Еще его будет ждать Рубина. Верная любящая Рубина, которая станет смотреть, как Детрит ест, а когда он закончит, уберет со стола и поможет с омовением. Люди не задумываются об этом, но если тролль в городе не будет соблюдать гигиену, то в трещины могут набиться осадочные породы, например, те же суглинки, на которых стоит Анк-Морпорк. Для кремниевой формы жизни это равносильно заражению кожными паразитами – не смертельно, но очень неприятно. Поэтому Рубина будет протирать его влажной тряпкой, выковыривая костяной иглой пыль из особо глубоких трещин, а сам Детрит в этот момент будет млеть от удовольствия. Жена у стражника умелая и, как сказали бы люди, горячая, хотя сами тролли скорее использовали бы слово “цельная”. Широкие ладони Рубины будут скользить по грудным булыжникам и выглядеть при этом изящными и маленькими женскими ладошками. Впрочем, ведь так и есть – ведь все дело в соотношении масштабов и в том, чтобы правильно подобрать себе пару. Рубина будет нежна, как она умеет. Она знает каждую черту его тела, каждую трещинку и скол, каждый бугорок выступающей породы. Она знает звуки, с какими скребутся друг о друга их камни. Когда-нибудь они идеально притрутся друг к другу. А до тех пор Рубина будет вести крепкими пальцами по грубым, но четким контурам мужского тела, словно бы изучая, словно в первый раз. Некоторые грани острые, от недавних сколов во время бесконечных стычек на службе, другие напротив, – гладкие, отполированные множеством любящих, ласковых прикосновений. Тело Детрита неоднородно, светлые пятна свежей породы тут и там разбавляют темную, обветренную и опаленную солнцем каменную кожу тролля. Эти пятна – Рубина знает это – гораздо чувствительней, она будет гладить их, с наслаждением ощущая, как мельчайшие песчинки осыпаются под ее руками, и Детрит будет крепче сжимать ее в своих объятиях. Их каменные губы встретятся с легким стуком, и новые крупицы неорганической материи зашелестят вниз по их телам, рождая особое, недоступное другим видам удовольствие. Наверное, это можно сравнить с дрожью, но все же не она: легкий шорох, почти невесомое касание, – словно бы нежнейшего шелка, – чувство освобождения, когда частички тела обретают собственную жизнь… Они упадут на широкую лежанку, заросшую тщательно ухоженным мхом, и будут любить друг друга. Мерные движения, тихий шорох крупинок, осыпающихся с их тел, скрип породы и почти неслышное дыхание... Их истертая плоть смешается в единое целое, и после, когда Детрит заснет, утомленный и разомлевший, Рубина аккуратно сметет получившийся песок в специальное ведро. Она поставит его в темный угол в чулане, где ведро простоит до следующего раза. Этот песок станет первой колыбелью их малышу, когда тот родится, – древняя троллья традиция. Детрит уютно захрустит стыками породы во сне, и Рубина со счастливой улыбкой уйдет на работу. Но все это будет, когда смена Детрита закончится. А пока шагай бодрее, стражник, улицы сами себя не отпатрулируют!