Коррида

POV Скуало «Не знаю, почему, но в этот раз ты решил отметить свой день рождения в такой форме. Дорогой клуб, который своими размерами поразил даже меня, а чего только я не видал: элитные убийцы – народ не бедный, что уж говорить о нас, о самой верхушке этой пирамиды? И все же я был поражен. Восседаешь на кресле и перед тобой все пространство этой оргии. Но пока еще все прилично, конечно. Только немногие на танцплощадке. Но это пока – скоро алкоголь даст о себе знать своим потребителям, и начнется. Нет строгих костюмов, как на официальных приемах, но рубашки с еще затянутыми галстуками мельтешат там и тут. Хотя пиджаков не наблюдается. Я, зная такие заведения скорее по заданиям, нежели по времяпрепровождению, вовсе не стал заморачиваться на одежде: джинсы, удобные ботинки, кофта с длинными рукавами и перчатки – демонстрировать протез не особенно приятное занятие. Какое облегчение быть вне униформы, она так задолбала меня! Впрочем, смотря на мельтешащие лица офицеров Варии, можно смело утверждать, что не меня одного. Еще одно радостное обстоятельство лично для меня – на побегушках за твоими виски сегодня не я. Однако, в этом есть и раздражающий нюанс: носит их тебе грудастая шлюха. Не знаю, с какой радости ты сделал мне подарок, освободив от манекенного сопровождения твоей спины весь вечер, но я доволен. Сегодня обязательно развернусь. Обо мне много судачат, из-за того, что я сплю с тобой, но они не знают одного маленького нюанса. Мне никогда не нравились парни. До встречи с тобой я спал исключительно с девушками. После встречи с тобой, ни с кем, кроме тебя, я, что и понятно, не спал. Не могу сказать, что этот факт огорчал меня когда-либо или раздражал, но все же желание дотронуться, хотя к чему любезничать, облапать женское тело у меня возникало. Все же с девушками чувствуется, что я правлю балом. С тобой это почувствовать в принципе невозможно. Измена как таковая меня не привлекает ни капли, а вот потрепать тебе нервы, почему-то особенно сегодня, жуть как хочется. Безусловно, во имя своего здоровья мне этого лучше не делать, но, похоже, уже поздняк метаться – водка с ромом успели завладеть той областью мозга, которая отвечает за инстинкт самосохранения. Прихлебывая из своего стакана, который непрерывно пополняется услужливым барменом, я и не заметил, как вечер перетек во вторую стадию. Собственно, самую интересную, так как третья – это когда все ползут по домам. Ну, или думают, что ползут в сторону дома. Чертов адреналин играет в крови. Хрен, я смогу незаметно потанцевать с… ну хотя бы вот с той, в блестящем коротком платье. Ох, да у нее шикарное тело. И вырез на спине просто потрясаю… Черт, она без лифчика что ли?...Так, сиди, самоубийца на месте и не двигайся, иначе конец твоей жизни наступит в самом ближайшем будущем… Хотя… Может, он не заметит? Сидит далеко, да и народу тут тьма-тьмуща… Аха, как же, твои чертовы волосы только слепой может не заметить. Отрастил, блять, копну верности…Твою мать…Она смотрит прямо на меня, не могу же я здесь сидеть, как конченый задрот?! В конце концов, мир клином не сойдется, если просто потанцую… Надо идти». Скуало легко соскользнул с высокого стула и, лавируя между танцующими, приблизился к девушке. Не смотря на то, что она, можно сказать, ждала его, все-таки вздрогнула при прикосновении рук к талии. Когда-то мечнику пришлось изучить все виды танцев, чтобы научиться распознавать ритмы мечей. Этот же вид танца был проще всех. В нем не было никаких правил, надо просто следовать желанию тела. «У нее очень гибкое тело. Жаль, не могу почувствовать кожу, но обрисовывать контуры и вдыхать запах шеи и волос никто не запрещал». Развернуть спиной, пройтись руками вдоль всего торса. Провести дыханием полоску по изгибу шеи и плеча. Проскользить пальцами по ее рукам. Она опускается медленно вниз, держась за руки, закованные в перчатки. И изогнувшись, поднимается, настолько сильно ко мне прижимаясь, что в паху становится слишком жарко. Разворачивается и тонкой рукой обхватывает мою шею. Мягкие губы в опасной близости. «Кажется, я заигрался… Надо сворачивать цирк, а то ни цирка не останется, ни, тем более, клоунов, типа меня…». С трудом оторваться и, улыбаясь, проигнорировать непонимание и удивление в глазах, полушутливо поклониться, а потом внезапно вздрогнуть от странного ощущения. Повернуть голову вправо и на миг почувствовать, что в зале никого, кроме тебя и этого взгляда, нет. «Теперь я, кажется, понимаю, что значит быть убитым взглядом… Как-то алкоголь выветрился. Надо бы выпить… А, может, мне показалось? Хотя твои проявившиеся шрамы только слепой не заметит, как и мои волосы…Теперь мне нужно решить, что лучше – прямо сейчас к тебе пойти или дотянуть до конца вечера?..Что ж лучше-то?..Не смотря на то, что говорят, что перед смертью не надышишься, мне очень и очень хочется…Идти или…» — Ши-ши-ши, Мистер Супердиско, вас вызывают, может, еще отожжете? Напоследок-то, ши-ши-ши? – полупьяный Принц, одной рукой облокотившись на Лягушонка, другой пригласительно махнул в сторону именинника. — Сееенпай, ну что вы издеваетесь над тайчо-саном? – две пары удивленных глаз уставились на обладателя раздражающе тягучего голоса. Тот, после паузы добавил, — Вы лучше по делу поинтересуйтесь – например, какие цветы на могилу к капитану заказать или в какой гроб его надо будет положить. — Ши-ши-ши, дело говоришь, Лягушка, так какой тебе гроб, а, Скуало? — Да пошли вы, такое впечатление, что все тут только за мной и следят. Своей жизни что ли нет? — Ох, сеенпаай, у капитана психологический шок, он все еще считает, что у него есть жизнь, что он живооой… — Ши-ши-ши, я думаю, что это… — Врой! Да заткнитесь уже. Так надоели! – мечник, осушив очередной стакан, тяжело вздохнул и направился в сторону лестницы, ведущей к креслу и, собственно, к самому Занзасу. «Ну хотя бы вопрос «идти или не идти» решился, во всем надо искать позитив…Блин, а вообще…». Мечник, потирая глаза, уже поднявшись к Боссу, продолжил свою мысль вслух: — Я просто с ней потанцевал, поэтому не надо меня избивать: работы прорва на новой недели и валяться в больнице мне сейчас совершенно не вре…— протерев глаза, Скуало захотелось повторить протирание, потому что то, что он увидел, никак не могло дойти до сознания. На Занзасе сидела та самая грудастая шлюха и уже, видимо, продолжительное время целовала его. Внутри все оборвалось и полетело куда-то в пропасть. Блондину казалось, что он летит вместе со всем этим, чувствует полет, который несомненно закончится встречей с душевным асфальтом. Тело двигалось отдельно от души. Разум что-то вопил на периферии сознания, но слишком тихо, чтобы его мог услышать хозяин. В одну сотую секунды шея девушки оказалась в стальной хватке мечника, а ее тело, слабо сопротивляясь, повисло в воздухе. Спустя несколько секунд оно, полуживое, улетело в неизвестном направлении. Душа с поп-корном наблюдала за всеми действиями со стороны и по-прежнему отказывалась вернуться в тело. Если до этой минуты был шанс, что его оставят в живых, то теперь…Так зачем же в таком случае утруждаться и возвращаться обратно в тело?..Однако, не смотря ни на что, личность Скуало собралась воедино и совершенно не знала, что теперь делать. Внезапно Занзас рванул мечника за волосы и, усмехаясь, спросил: — Что, мусор, не понравилось? — Лучше бы избил, — Занзас, засмеявшись, наклонил блондина ниже, заставляя того опереться на одно колено. — Это не сравнится ни с какой физической болью, мусор. Потому и запоминается лучше. Неси виски, — когда волосы Скуало были отпущены, он поднялся с колена, и, закусив губу, двинулся к бару Босса. В душе все кипело – какая-то чертова шлюха совала свой язык…По ходу движения мечник от злости ударил какого-то орущего ублюдка. Вернувшись с бутылкой виски, блондин чуть не распрощался с ней навсегда – Занзаса не было. Та же самая грудастая девка, испорченная сломанным носом, опасливо косясь на него и держась на расстоянии прокричала: — Босс уже в машине. — Вот же скотина, он что, не мог сказать, куда нести этот чертов виски!?! Да и вообще, там же в машине есть…Мать твою, — когда Скуало очнулся, девушка уже растворилась в темноте коридора. Раздраженно перехватив бутылку в другую руку, он двинулся к выходу на стоянку. Распахнуть дверь лимузина и поперхнуться криком: — Занзаа… — встряхнуть головой, чтобы понять, что это не наваждение. Не в силах кричать, прошипеть, — Что это за хуита? — Решил, что нам стоит отдохнуть как следует, — задохнуться от злости. Ведь вроде уже проучил! Или не хватило? Или он это серьезно? Пять штук каких-то полупьяных дур, на любой вкус. Тихое, раздражающее своей писклявостью хихиканье. — Как-нибудь без меня, — поставить бутылку внутрь и хлопнуть дверцей. Успеть отойти на два шага и услышать, как пламенем вышибло ту самую дверцу. — Мусор, я тебя никуда не отпускал, — не услышать хихиканья. Видать, испугались. Даже ухмыльнуться от этой мысли, но лишь на мгновение. В который раз побороть гордость и развернуться. Передвигаться тяжело, будто идешь сквозь толщу воды по илу. Залезть в машину, усесться на место, указанное дулом. Почувствовать, как девушки, начинают приходить в норму от шока, алкоголь как нельзя кстати помогает. Смотреть на прикрытые то ли от удовольствия, то ли от скуки глаза. Злиться на себя. Злиться на всех. С раздражением поминутно откидывать чьи-то руки. Думать о том, что ехать без дверцы не комильфо, и что все слишком нелепо, чтобы не быть жизнью. — У тебя такие красивые волосы…почему ты такой холооодный? – какая-то рыжая, надоедливее всех, проводит вдоль прядей. — Не трогай меня, мать твою! – так противно сидеть в этой куче намалеванных «королев», более того, наблюдать, как они тебя гладят, ерзают на тебе, что-то говорят. В духоте этих парфюмов не чувствовать твой запах. Не иметь права до тебя дотронуться. Что ты хочешь всем этим сказать? Или это просто очередная твоя прихоть – сначала поигрался, а потом понравилось? Продолжать скидывать руки и переругиваться то с одной, то с другой представительницей «прекрасного» пола. Когда останавливается машина, не верить, что доехали. Не верить, что весь этот сброд ты привез в замок. Хочется вылететь первым из машины, но Занзас не повторяет дважды, поэтому терпеливо вылезаешь в порядке очереди и ждешь, пока выйдет именинник – ведь тебя никто не отпускал. Гордость брызжит ядовитой слюной, но поделать ничего нельзя. От Занзаса не уходят по желанию – либо он выкидывает, либо убивает, хотя дело даже не в этом, конечно…Дело совсем даже не в этом – от него не хочется уходить, вот в чем проблема. Наконец он выходит, а гордость все же не выдерживает: — Занзас, черт возьми, они что, с нами попрутся?! — Мусор, а что тебя не устраивает? Я посмотрел, подумал и решил: тебе же надоело привычное положение вещей, так почему бы не изменить его? Теперь так будет всегда. Проблем нет. — Ну знаешь!...тогда..мне из них никто не нравится, мне та понравилась, с которой я танцевал! Так что, раз все так будет всегда, то я поеду, пожалуй, к ней в клуб обратно. — В принципе, если хочешь, ее сюда привезут, необязательно ездить. Но можешь и съездить. Мне все равно, — спокойно скользнув взглядом, отворачиваешься и идешь в замок. За тобой семенят длинные ноги на каблуках. И что делать? Никуда ехать не хочется. Даже напиваться не хочется. Хочется дать тебе в морду, а потом чтобы ты схватил за шею и спросил какого хрена я себе позволяю…провалятся несколько деньков в госпитале, но зато быть уверенным, что когда придешь сдавать отчеты тебя завалят на стол…Что делать? — Да и пошел ты, мудак недоделанный! Мир на тебе клином не сошелся! Что хочешь, блять, то и делай, я не собираюсь в этом цирке участвовать! – увидеть как скрылась спина в проеме двери и пойти следом, желая оказаться в своей комнате и начать биться головой об стену. Открыть с ноги дверь, закрывшуюся после твоего прихода и зайти, почти не касаясь земли передвигаться в темноте, желая оказаться побыстрее в комнате. Пройти несколько шагов и налететь на тебя. — Мусор, кажется, ты собирался ехать куда-то? — Передумал, — желать сказать, что вообще это не твое дело, обогнуть и пойти, куда шел, но, как вкопанный, стоять на месте. И даже не дернуться, когда пальцы вздергивают подбородок, больно сжимаясь на скулах. — Еще я тут слышал, ты кого-то мудаком назвал? — Тебе показалось. — Да у меня вообще сегодня весь вечер галлюцинации сплошные. — Ну так может подарил кто что-то, день рождение же, в конце концов. — Правда? А я и забыл, так чудно отмечалось. — Ты мне челюсть сломаешь. Отпусти. — Согласен. Челюсть глупо ломать, надо бы ребра или череп, — не смотря на слова, все же отпускаешь, и я пользуясь моментом, или следуя твоему плану, дотягиваюсь до губ. Уже не волнует, где эта толпа шалав, и что ты хотел сказать своими действиями, и даже о чем ты думаешь. То, как ты грубо сжимаешь меня, заставляя задыхаться раньше времени, и то, как ты сначала кусаешь мои губы до крови, а потом мягко скользишь по ним языком — в этом есть что-то ненормально привлекательное. Что-то такое, отчего хочется пошло и нагло раздвинуть ноги и каким-нибудь способом, но получить удовольствие. Даже не успевая почувствовать твоего запаха, завестись от одного поцелуя, так умеешь делать только ты. И сколько бы времени не прошло, каждый раз действует безотказно. После этого я ничего уже не соображаю и хочу лишь отдаться тебе. Сколько бы раз я не пытался это сконтролировать или не поддаваться, ничего не выходило. Просто теряю голову и мне уже плевать на все происходящее и на всех окружающих. Ты можешь сделать это в любое время, в любом месте и я буду не способен противостоять этому всепоглощающему желанию внутри. Моей главной задачей становится отдаться тебе. Это так нелепо. Я думал, со временем я буду менее остро реагировать на тебя, но этого так и не случилось. Мое зрение привыкло к темноте, четко вижу твою ухмылку, но мне уже все равно. Я посреди гостиной стягиваю с себя одежду, плевав на то, что скоро должно вернуться, как минимум, половина состава Варии. В таком состоянии меня ничего, кроме тебя не волнует. Ты с удовольствием наблюдаешь за моим импровизированным стриптизом. Тебе всегда приятно осознавать свою власть надо мной, над моей гордостью. Я не настроен на такую лирику, как стриптиз, я сосредоточен на деле – стягиваю аккуратно одежду с тебя. Сам растягиваю себя. Мне не нужен был бы воздух, если бы я мог постоянно вдыхать в себя твой жадный взгляд. Насаживаюсь резко, надеясь болью себя отрезвить хоть немного, но, как и в другие разы, ничего не получается. Ты знаешь, я пьян тобой, и мне не нужны, как тебе, ни виски, ни объекты для ненависти. Привыкнув к боли, двигаюсь быстрее, насаживаясь до упора, потому что тебе так нравится, а если нравится тебе, то и мне. От твоих прикосновений жжет кожу, жжет губы, звенит в пустой голове. В ней ничего, кроме ощущения тебя и твоего имени. В самом конце ты помогаешь мне рукой и тело прошивает электрический ток. Утыкаюсь тебе в шею и пытаюсь отдышаться. Как-то Бел сказал, что нам надо заказать звукоизоляцию к тебе в кабинет, т.к. я демобилизую Варию в дневное время. Я тогда не особо что-то понял, и лишь когда рассказал тебе, ты, просмеявшись, сказал, что это хороший совет. И намного позже выяснил, что оказывается, я довольно громко проявляю свои ээ…эмоции. Странно, такое мое состояние, наверное, можно сравнить с неадекватом Потрошителя – ничего не понимаю. Я себя никогда не слышу. Так что эта информация была для меня настоящим открытием. Постепенно прихожу в себя. Тут и накатывает реальность: — Чччерт, сейчас же эти ублюдки вернутся, — ты снова ухмыляешься, наблюдая, как я мечусь по темной гостиной, собирая одежду, как подаю ее тебе, одеваюсь сам. Из-за того, что суечусь, одетым оказываюсь намного позже тебя. Ты опять потягиваешь виски, будто ничего и не произошло за последний день. Только я успеваю включить свет и проверить, чистая ли наша одежда и окружающая мебель, как распахивается дверь и начинают заваливаться пьяные офицеры. — Боооосс, с днем рождения!!! — Happy birthday! — Ши-ши-ик, Лягггушка, ты ничего не понимаешь! — Сеемпаааай, я спать хочу! Ты прикрываешь глаза, а твои ноги уже скрещенные лежат на столе. Ты – это постоянная смена взлетов и падений. Каждый раз новый адреналин: то будто шаг в пропасть, то полет в невесомости, то страх замкнутого пространства. Жизнь с тобой похожа на корриду. Только я не знаю, кто я – то ли бык, то ли матадор. Хотя, может быть, мы постоянно меняемся. Я не знаю. Просто без тебя – невозможно.