О прелестях покорения айсбергов в условиях африканской пустыни

Перед их глазами разворачивалась сцена, где Шерлок, в очередной раз сцепившись с Андерсоном, никак не хотел покинуть утонувшее в сумерках место преступления. Размахивая руками-соплами так, что вздымались кудри и борода последнего, выдумывая всё новые титулы тупизны, детектив, как выпятивший грудь стаффорд, бросался в самое пекло спора, пока Джон, весь растрепанный от попыток запихнуть его в такси, кидался от одного к другому голубем мира. Сравнения Лестрейд придумал сам, а труп уже увезли, и на его месте зловещим темным пятном сахарилась огромная лужа крови. — Не Скотланд-Ярд, а резервация для дебилов, — одернув рукава пальто, с гордо поднятой головой провозгласил Шерлок, наконец садясь в открытую для него Джоном дверь. — Иди-иди, поплачься мамочке, фрик долбаный, — отсалютовал в свою очередь Андерсон, чем заслужил колючий взгляд Джона. У трупа не было ни документов, ни бумажника, ни телефона — ничего-то у бедняги не было, и даже крови в изрешеченном пулями теле задержалось едва-едва. Оставшаяся после него лужа была гигантской и, прибывая по краям, так и грозила заграбастать подошвы итальянских туфель. Лестрейд смотрел на их отражения в багряной жиже: на Майкрофта, сложившего руки на ручке зонта, на себя, закутанного в шарф и в отражении казавшегося одним чёрным пузырём, — и подпрыгивал от холода. Майкрофт Холмс же, наоборот, был скован и ни разу не шелохнулся даже для того, чтобы прервать мельтешение инспектора. Он был удручён и подавлен тем, что расправа над одним из лучших агентов подбавила фигуральной боли к его самой что ни на есть настоящей и невыносимой мигрени. Лестрейд взглянул на его красный нос, пытаясь придумать сравнение, но вместо этого глубже уткнулся в шарф. На ум приходили только римляне и греки, сплошь из гипса и мрамора, совершенно бескровные, практически небожители. — Небожитель… — промолвил он вслух. — Они поэтому выпустили из него всю кровь. — Воспоминания о бледном, закоченевшем, как статуя, трупе не хотели выветриваться даже под задувавшим с реки ветром. — Или плебей, без рода и племени, — с трудом сохраняя твердость голоса, заключил старший Холмс. Лестрейд покосился на его профиль. Щёки Холмса горели нездоровым румянцем, чего на памяти Лестрейда, посвятившего не один час жизни наблюдениям за братом Шерлока, ещё не случалось. Обычно тот был бледен, как моль, даже летом, не считая редких крапинок веснушек на спинке носа. — Что с вами? — спросил он, не скрывая удивления, чем позабавил Майкрофта, несмотря на раскроившую череп боль. — Выглядите нездорово. Я бы даже сказал, хреново выглядите, Холмс. Заболели? — Похвальная дедукция, инспектор. Слышал, люди иногда болеют. Надо полагать, даже такие нелюди, как я, — мрачно усмехнулся Майкрофт. — Голова болит, — признался он. — Дайте-ка, — и не успел отклониться, когда беспардонная ладонь инспектора потянулась к горящему лбу. Обладатель ладони присвистнул. Майкрофт, на миг почувствовав облегчение от прикосновения холодной руки, чуть не потянулся за ней, когда Грег, закончив осмотр изрек: — Нет, так дело не пойдет. Вам надо в больницу. Холмс одарил его взглядом «Как вы себе это представляете?» и Грег нехотя согласился с доводом. Он представил, как правительственный вертолёт садится на крышу оцепленной по такому случаю больницы, и заметил, что Майкрофт, до этого стоявший прямо, всё больше горбится, тяжело опираясь на ручку зонта. — Ну хотя бы отсидеться дома. Где эта ваша женщина, Антея, — оглянулся он, — где она? Кто за вами присмотрит? — Можете не искать, по пятницам я избавляюсь от неё раньше. Прошу извинить, инспектор, мне пора. Но инспектор был явно не настроен лелеять детскую гордость, наличие которой у взрослого мужчины хоть и казалось милым, но не вдохновляло на подвиги оставлять этого страдальца одного, чтобы потом весь вечер переживать, не решил ли тот откинуть свои потрясающие копыта. Богатое воображение Лестрейда тут же нарисовало сцены одну краше другой, и в последней из них старший Холмс, почему-то в набедренной повязке и с проткнутой стрелой грудью, истекал кровью, умоляя о стакане воды. Он позволил себе невиданную наглость — покусился на рукав собравшегося улизнуть Правительства. — То есть присмотреть за вами некому? — хмуря брови, спросил он. — Я сам в состоянии присмотреть за собой, инспектор, — холодно отрезал Холмс, снимая с себя клешню. — За собой и за всей страной, включая вас. А теперь, если позволите… — Не позволю, — вопреки всяким разумным ожиданиям, заупрямился Лестрейд. — Не позволю. Сейчас же отвезу вас в больницу, — и, перехватывая взывающий к помощи взгляд, добавил: — На своей машине. Отпускайте водителя. А про себя пробурчал что-то про «Глазками он тут стреляет, вздумал себя угробить?» Весь из себя рецессивный ген, светлый и сероглазый, тот едва ли мог доминировать над горячным и неуступчивым полицейским, хоть и пытался изображать айсберг. Холмс вскинул подбородок, заупрямившись, но очередная сильная вспышка боли выбила из его головы не только мысли, но и цвета. Прикрыв глаза, перед которыми всё равно темнело и плыло, он не глядя махнул рукой, позволяя вести себя куда угодно. Инспектор запихнул его в машину — прямо как до этого Джон запихнул Шерлока в кэб, — и, отдав распоряжения обалдевшей Салли, укатил прочь. *** Сев в машину, Майкрофт скорее унюхал, чем почувствовал, что вляпался в пятничный фиш-н-чипс. Достав из-под себя промасленный газетный свёрток с явственным отпечатком своей пятой точки, он воззрился на Лестрейда со смесью отвращения и любопытства. Тот понял взгляд по-своему: — Хотите есть? — и, отвлекаясь от руля, вскинул брови. Майкрофт отзеркалил его выражение так, что инспектор прыснул. — Не хотите. Я понял. Бросив шедевр кулинарии на панель, больной, не говоря ни слова, откинулся на сидение и прикрыл глаза. Будь на месте инспектора другой — остался бы без руки еще на этапе щупанья лба, но к этому он питал неконтролируемую симпатию на уровне рефлексов: инспектор обладал добрым открытым нравом, а такими людьми сам Майкрофт, по природе недоверчивый и скрытный, восхищался сколько себя помнил, как редкими обитателями красной книги вроде малой панды. Его общество было крайне приятным и резко контрастировало с обществом братца, за которым тот был приставлен следить; казалось чудом, что рядом с Шерлоком затесался кто-то искренний, понимающий и освежающе разумный. Разумеется, убеждать похитителя в полном и безоговорочном доверии он не собирался, правда был уверен, что тот знает о наличии стокгольмского синдрома и проверяет его на прочность. Светофор показывал зелёный, но они всё равно стояли, пожираемые завистливыми взглядами продрогшей автобусной очереди. Богатое воображение Лестрейда подкидывало всё новые картины. Он переживал, что Майкрофту сделается хуже, пока они торчат в пробке. Конечно, он проходил курсы первой помощи, но на практике из всего применял лишь дыхание рот-в-рот. А это поможет? — Я тут подумал, — буркнул он, когда машина в очередной раз тронулась и замерла, и добавил осторожно: — может, ну её, больницу? Я тут недалеко живу и… Майкрофт открыл один глаз. Произошла беззвучная схватка, в ходе которой два глаза Лестрейда, прищурившись, отстояли право сотрудников госаппарата на бесплатную медицинскую помощь почему-то у него дома, где из лекарств были только тайленол, но-шпа и початая связка пива. Грег рассудил, что, если что, заскочит к соседке и выдержит пять минут агрессивного флирта в обмен на пачку викса, если, конечно, та не решит устроить пятничный променад по пабам и к тому моменту не свалится где-нибудь под фонарём на окраине Ньюэма. — Какие симптомы? — деловито уточнил он. — Головная боль, температура, озноб и тошнота. Меня тошнит от вас, инспектор. Ради всего святого, перестаньте давить на тормоз, если не хотите поздороваться с моим обедом. Лестрейд передразнил его, пока тот не видит, и стал прикидывать, что лучше: оставить в покое или занять разговором, чтобы подавал хоть какие-то признаки жизни. Обязательно ему быть злюкой, лежит тут, как умирающий Марат, а все туда же. Он представил, как даже на смертном одре Майкрофт находит силы, чтобы отпускать комментарии в адрес собравшихся у постели, и покосился на стоящий в ногах зонт. Ему совсем не хотелось, чтобы такой хороший человек умирал, но картинка вышла занятной: Майкрофт, вооружившись зонтом-тростью, отгоняет вздумавшего отпустить ему грехи священника. Он снова покосился — уже на затянутое в пальто тело, — убеждаясь, что его вреднючий пациент всё еще дышит, и стал поворачивать к дому. — Сколько мы с вами знакомы? — спросил он, скорее чтобы получить реакцию, а не ради ответа, который и так знал. — Слишком долго, инспектор, чтобы это могло быть правдой, — слабо откликнулся Майкрофт, вцепившийся в его болтовню как в шанс отвлечься от пульсирующей боли в затылке. — А, — пожурил Лестрейд, — «слишком долго» — еще мягко сказано, и вы до сих пор не научились называть меня по имени, — и сам же обиделся. Ладно Шерлок не видел дальше своего носа, ладно подчинённые обращались по инструкции, ладно он сам в мыслях называл себя не иначе как по фамилии, но Майкрофт мог бы отойти от своего дурацкого официоза и перестать общаться с ним, как с мебелью. И тогда, в ответ, он тоже мог бы звать его Майкрофтом не только про себя. — Как вы хотите, чтобы я вас называл? — сильнее обхватив плечи, проговорил Майкрофт, и чёрт его побери, если эта шёлковая интонация не была издёвкой. — Дорогой инспектор или, может быть, милый инспектор?.. — Договорив, впрочем, он тут же отвернул голову, прислонив её к холодному стеклу, и выругался. Бедняга. Грег тут же пожалел, что наехал, и прикусил язык. Далось ему его имя. И всё-таки… — Приехали, — буркнул он. *** Приладив Майкрофта к стенке лифта, Грег выдохнул с облегчением и нажал на кнопку. И тотчас пожалел: стенка была грязной, и выглядело так, словно он взял целью извозить чистого Майкрофта в свидетельствах своей не очень-то чистой и шикарной жизни. Он сам не знал, почему жил так скромно, думал он, открывая дверь служебной квартиры, в которую переехал после развода. Майкрофт платил ему деньги за то, что тот нянькался с младшим братом, хорошие деньги, хотя он и настаивал, что будет помогать бесплатно в ответ на услуги консультанта. И вот сейчас, заводя Майкрофта в голые стены, он впервые пожалел, что не почесался, чтобы как-то их украсить. Он сделал пометку поклеить обои. Список обязательных дел пополнился новой болью, разросшись до непозволительных размеров: 1. Склеить Майкрофта Х. 2. Поклеить обои. Он усадил Майкрофта на диван и отправился за аптечкой. Вернувшись, прикинул, что надо бы снять с того пальто. Майкрофт поднял покрасневшие глаза, с жалостью оглядывая квартиру, пока Грег пытался достичь успеха, вкладывая в его пальцы стакан и таблетку. Таблетку Майкрофт проглотил, не запивая, а стакан прислонил ко лбу. Грег мог поклясться, что тот запотел, и растряс аптечку в поисках градусника, игнорируя колючий взгляд. — Это что? — спросил недобрый голос, которому раздражение неизменно придавало бодрости. — Где? — поднял голову Лестрейд, отыскавший в куче безымянных блистеров пластину ибупрофена и проследил за оглядывающим гостиную взглядом. Тут был диван, да. Хороший, кожаный. Был стол, да. Стопка книг, вершину которой венчал свежий Франс Футбол, наваленная прямо на пол. И больше тут ничего не было. Грег смутился, поняв, к чему тот клонит. — Я не буду спрашивать, куда делись деньги, которые исправно переводит моя помощница, если вам, инспектор, не хватило на книжный шкаф. Смею надеяться, вы не чахнете над ними, как Смауг? — Не будете, потому что нетактично задавать такие вопросы человеку, которого не называете по имени, — обиделся Лестрейд. — А чахну я только над вами, и зачахну, если вы сейчас же не дадите ваше пальто. Давайте пальто. — И, выпростав Майкрофта из рукавов, сунул тому ещё одну таблетку и приложил ко влажному лбу градусник, едва удержавшись, чтобы не ткнуть посильнее. Раздался долгий сигнал — 39С. — Что там? — слабо спросил Майкрофт, не в силах выдать приказной тон, и сполз по спинке вправо на подсунутую подушку. Лейстред озвучил цифры. — Как июнь две тысячи десятого, — мрачно пошутил Майкрофт, прикрыв глаза. — Простите, инспектор… — Меня зовут Грегори. — Грег не знал, почему назвал свое полное имя, каким его называли только в семье, но казалось, что из уст Майкрофта оно будет звучать более чем уместно. — Прости, Грегори, что был нетактичен. И спасибо, мне уже лучше. По виду не скажешь. Грег скинул пальто и ушел в ванную за мокрым полотенцем. Усевшись по-турецки, аккуратно убрал чёлку с горящего лба и приложил компресс. Удовлетворённый вздохом облегчения, он решил, что самое время сделать чай, по пути на кухню по чём свет костеря скромных служащих, которых судьба государства заботит больше, чем собственное здоровье, пока не заключил, что сам был ну совершенно таким же, пренебрегая всем в пользу работы. Наверное, потому что они были ровесниками или из-за сложившегося за годы взаимопонимания или просто какой-то схожести, общество старшего Холмса для Грега было естественным, без трепета и других признаков помешательства, непременно возникавших у окружающих, когда неподалеку останавливался правительственный автомобиль. Ну да, машина. Ну да, костюм. Грегу очень нравились машины и костюмы и долгое время ему и в голову не приходило, что в этом может быть проблема. Майкрофт курил мальборо и отпускал комментарии. Ненавидел пробки и безбожно скучал в компании помощницы. Корчил мины и недолюбливал Джона Ватсона так очевидно, что Грег отворачивался и надувал щёки, чтобы не ржать в голос. Просыпав заварку мимо чайника, потому что в нужный момент отвлёкся, прислушиваясь к тишине в гостиной, он улыбнулся. Понадобился один холодный вечер и десять лет знакомства, чтобы эта заноза назвала его по имени. Лёд тронулся, и он радовался, как после поимки особо опасного преступника; хотя, конечно, ничего хорошего в страданиях Майкрофта не было, он надеялся, что если не лекарства и сон, то он сам уж точно сможет его вылечить. Вряд ли Майкрофту доставалось столько внимания от подчинённых, кроме, разве что, вездесущей Антеи, и вряд ли кому-то кроме неё он позволил бы такое обращение. Интересно, в который раз спросил себя Грег, и всё-таки у него кто-нибудь есть? «Вряд ли», — шепнула надежда, он и сам знал, как это бывает: дом-работа-работа-дом. Он сделал вид, что задаётся вопросом впервые, но снова мысли вернулись к Антее, заставив почувствовать укол ревности. Что Майкрофт предпочитает мужчин, он понял, безошибочно распознав в ауре власти что-то еще: ленивую сексуальность, заставившую его радар вопить еще в первую встречу, но вдруг, чем чёрт не шутит, эта кудрявая моделька при нем не просто так? Конечно не просто так, — одернул себя Грег, мысленно отругав за глупость, — она его помощница, дубина. Как улучшенная версия Донован: с кнопками «кофе» и «помолчать». — Чай готов, — возвестил Лестрейд, возвращаясь, и обмер: компресс сполз на пол, а бедный Холмс с налипшей на лоб мокрой челкой трясся мелкой дрожью. Грег стукнул кружками о стол и помчался в спальню, чтобы стащить с кровати одеяло и накрыть Майкрофта. Пока они были в пальто, он совсем забыл подбавить температуры на вентиле радиатора. Внезапно Грег уже не был так уверен, что вылечит, а не сделает только хуже. Он помог несоображающему Холмсу стащить пиджак и жилетку и, закутав одеялом, принялся осторожно развязывать галстук. Потянув шелковый язычок, взглянул на вспотевшего Майкрофта, следившего за его манипуляции обречённым взглядом, а потом распереживался, что, может быть, испуг написан у него на лице, и отвел глаза. Лучше занять руки кружкой чая, подумал он, чем дать им гладить его по волосам и бесконечно щупать лоб, шепча «я здесь» и подобную милую чепуху, которая так и спешила сорваться с губ. Он чувствовал нечестным пользоваться чужой слабостью, хотя и не особо переживал, что об этом всём подумает Майкрофт: лишь бы не пугать его физиономией испуганной курицы, а уж со своим страхом он как-нибудь справится сам. Он ограничился тем, что подтянул одеяло до шеи, спрятав дрожащие плечи. — Мне нужен мобильный, — сказал Майкрофт без особой надежды добраться до оставленного в пальто телефона. — Зачем? Планируешь отсылать Антее крики о помощи? — пробормотал Грег непререкаемым тоном, давая понять, что свернул разговор. Чай, как ни странно, помог успокоиться, а не только занять руки. Майкрофту, судя по всему, было хуже, но он знал, что так действует лекарство. По крайней мере, тот был надежно укрыт и воздух уже прогрелся. Он так и сидел с чашкой, но время все шло и Холмс молчал с закрытыми глазами и только больше кутался в одеяло, и не было похоже, чтобы ситуация выправлялась. Градусник протяжно пискнул, и на экране высветилось предупреждение о слишком высокой температуре. — Почему ты это делаешь? — приоткрыв глаза под дрожащими светлыми ресницами, тихо спросил Холмс. — Сейчас не лучшее время выяснять, — не удивившись вопросу, ответил Грег. Любой бы озадачился, а уж этот, даже с воспалённым сознанием, мог сложить два и два и получить четыре. — Нет, лучшее, — одними губами произнес Майкрофт, снова прикрыв веки. Затылок пульсировал, и он готовился, что нудная боль продлится, пока не спадет температура и не захочется откинуть одеяло. Он болел много раз, правда в детстве, но хорошо помнил постельный режим, сиделку и как Шерлок пытался развлекать его ещё совсем мелким. Топал к кровати, ссыпал на неё все свои игрушки и предлагал Майкрофту на его взгляд самые интересные. И как собака утыкала морду в одеяло, попеременно закидывая лапу, пытаясь то ли погладить, то ли выскрести его из кровати. — Ты либо добрый, либо жалостливый, либо считаешь, что должен быть благодарен, — сказал он, хотя Грег уже не ждал продолжения, решив, что тот уснул. Несмотря на эту опись характера, реальная причина так и не прозвучала, как если бы Майкрофт знал о ней, но давал шанс соврать и избежать конфуза. Он покрутил в руках градусник, надеясь, что Майкрофт передумает ждать ответа. Всё это походило на исповедь у постели больного и, чёрт возьми, не нравилось Грегу. Если он и представлял что-то подобное, то точно не так. Но в повисшей тишине Майкрофт явно требовал объяснений, хотя и не нависал над ним в костюме-тройке и даже не сверлил взглядом. — Знаешь, как Шерлок говорит: отбрось все невозможное, и то, что останется, и будет ответом, каким бы невероятным он ни казался, — ответил Грег и второй раз за вечер обрадовался абсолютно не к месту, просто потому что наконец сказал. Больше не надо сомневаться, выискивать его глазами неподалеку от Шерлока, забегая на Бейкер-стрит, надеяться увидеть припаркованную у тротуара машину, радоваться редким встречам по делу и бояться, что сердце стучит так, что вот-вот сдаст. Он и решил вести себя так сегодня только потому, что знал, что неинтересен. Майкрофту плевать, а у него теперь на одну тайну меньше. Если бы был шанс, хотя бы один к тысяче, что он может обратить на себя внимание, он бы и дальше продолжал бояться всё испортить. А Майкрофт, будь он заинтересован, ни за что бы не позволил притащить себя сюда, слишком уж гордый. Но портить было нечего, и терять тоже нечего, и заинтересован тут был один он, недотёпа Лестрейд. Предсказуемо, Майкрофт промолчал. Предсказуемо, чаша весов уверенности склонилась от «я могу» к полному раздраю. Его гость просто уснул, не дожидаясь ответа. *** Он проспал полночи, прислонившись лбом к краю дивана, сидя. Тело заныло ещё до того, как он нехотя разлепил глаза, тут же приходя в себя под внимательным взглядом Майкрофта, чья свесившаяся рука обнаружилась возле его головы. — Тебе лучше? Казалось, жар прошёл; Майкрофт вернулся к привычной бледности и мокрая до этого челка теперь спадала на лоб волной. — Я остыл, — ответил он с легкой улыбкой, продемонстрировав градусник, — только что измерил. Ещё пару дней на меня будет жалко смотреть, но уже не рискую пропечься заживо. Грег выдохнул, поборов желание прижаться к его руке. — Ты, наверное, голодный? Гляну, что есть. — Поднявшись, он отправился на кухню. Майкрофт слушал звуки микроволновки, пытаясь сосредоточиться на мыслях, и, хотя голова болела меньше, никак не выходило собрать их в кучу. Он прекрасно расслышал слова Грегори — фактически тот признался в симпатии, — но никак не мог понять, с чего бы этой симпатии вообще взяться, по крайней мере в его сторону. Для него было странно, как можно симпатизировать человеку, не общаясь с ним близко, а Майкрофт вовсе не считал, что за десять лет хотя бы раз открыл себя для Грега Лестрейда. Наоборот, его злило, что кто-то посмел заявить, что оценил его оболочку. Такие симпатии Майкрофт находил глупыми и ни за что на свете не стал бы тратить время, чтобы в итоге Грегори быстро остыл или, что ещё печальнее, не оценил его, узнав получше, тем самым разочаровав Майкрофта, который как раз полагал, что уж тот на это способен. — Есть только пицца. Майкрофт поднял с тарелки треугольник отвратительного размороженного нечто, и вслед за куском потянулись сырные нити. — А я так надеялся на фиш-н-чипс, — пошутил он бесцветным тоном, — прискорбно, что моя задница испортила тебе ужин с футболом и пивом. — Любишь футбол? — прожевав, спросил Лестрейд, пригревшийся на полу возле дивана. Ему казалось, что, прими он предложение Майкрофта перебраться наверх, может случиться непоправимое. Например, под взглядом Майкрофта он станет вести себя как полный придурок, а так было даже нормально. Он представлял, что это их тихий вечер, один из многих, и будут еще, стараясь забыть, что скоро, может быть, утром, Майкрофт уйдёт и потом до него будет не достучаться. — Люблю? Не совсем подходящее слово, — фыркнул Майкрофт. — Скорее обожаю, с тех пор как отец привёл меня на Уайт Харт Лейн в восемь. Смею полагать, если бы Шпоры тогда выиграли, а не просадили ноль-пять, ни за что бы не прилип к этим инвалидам. — Иди ты! — завопил Грег. — Семьдесят восьмой, Рождество, я был на том матче! Топил за Арсенал, когда ты ещё пешком под стол ходил! Твою ж мать! Не мог выбрать другую команду? — Он зажевал кусок, запивая холодным чаем. — Арестовать мне тебя, что ли, за неуважение к стражу порядка? — Грег Лестрейд, вынужден донести до вашего сведения, что официально ненавижу вас и ваши варварские методы. Отметьте это в протоколе и самоустранитесь. — Что дальше, испишешь мне весь подъезд? — усмехнулся Лестрейд, немало позабавившись, что их команды враждуют друг с другом. Он повернул голову и проследил за взглядом Майкрофта — тот смотрел на часы. — Я знаю, что у тебя на уме, но необязательно ехать среди ночи. Впрочем, в голове Лестрейда фраза звучала куда категоричнее, и он жалел, что не заявил прямо. Мол, только через его, инспекторский, труп. Майкрофт отставил тарелку, но ничего не сказал, только сжал переносицу — головная боль всё ещё давала о себе знать. Не стоило столько смеяться. Он не мог торчать здесь вечно, и было чертовски неудобно и неуютно вешать себя на Лестрейда, даже если тот не считал, что его притесняют. Сам бы он никогда не сделал ничего подобного: поведение Грегори казалось ему кошмарным и неуместным, если примерять его на себя. Он представил, как выдергивает Лестрейда с места преступления, везёт к себе домой и что дальше?.. Наверное, медленно раздевает. Очень быстро раздевает. Это было единственным возможным продолжением в его исполнении, единственным доступным ему способом заботы. И зачем он, собственно, сопротивлялся? Плевать, что он хотел большего, чем мог дать, плевать, что Грег хотел меньшего, чем мог получить, — где-то в середине, в точке неплохого траха на пару раз, они бы вполне сошлись. Только вот не хотелось с Лестрейдом… так. Хотелось гладить его по волосам, как тогда, когда он уснул, привалившись к дивану. Есть дрянную пиццу. Спорить о футболе. А не ждать, когда тот закончит эксперимент с гей-сексом и свалит в закат. Он-то думал, что такое может стукнуть в голову кому угодно, но только не его милому инспектору, отнюдь. — Хорошо, тогда расскажи мне что-нибудь, — рассмеявшись про себя, попросил Майкрофт, зацепив его воротник и потянув вверх. Грег, нехотя, умостился на крае дивана. — Что, например? Есть что-то, чего ты обо мне не знаешь? — Я не слежу за тобой, если ты об этом, — огрызнулся Майкрофт, впрочем беззлобно. — Пара снайперов на крыше не в счет. — Так что ты хочешь знать? — Ну, раз ты изволишь настаивать, — пошутил он, — например, почему ты развелся с женой? — и под осуждающим взглядом вскинул брови. — Что? Раз мы на ты, мне уже можно задавать бестактные вопросы, разве нет? — Ты совсем как твой брат, — посетовал Лестрейд. — Я совсем не мой брат, Грегори. Прозвучавший ответ обдал Грега холодом. Майкрофт не был похож на своего брата, именно поэтому он так влип. Шерлок был взбалмошным пришельцем, женатым на работе, и ему бы и в голову не пришло рассматривать того иначе; Майкрофт же был из мира людей, недоступным так, как бывают недоступны люди, мужчиной, сексуальным, умным, со своими желаниями, центром Вселенной, дающим надежды, в конце концов. Совершенно автономным, но… может быть, совсем чуть-чуть, как сегодня вечером, нуждающимся в нём. Он обозлился на себя, на свою слабость, и перехватил взгляд Майкрофта — холодный, будто смотрящий в себя. Да, тот определенно охладился до своего нормального состояния. В нем не было ничего трогательного, и это нравилось Грегу, возбуждало его, потому что он знал, один он знал, каким тот может быть. — Потому что погорячился с браком. Время шло, и я понимал, что только изображаю того человека, которым должен быть, которым надеялся стать. Приходил с работы и не понимал, что за женщина ходит по дому и что там делаю я. В смысле мы вообще чужие люди. А потом в один день решилось, что продолжать это нет смысла. Читал документы о разводе? — спросил он, как будто это было само собой разумеющимся. — Там указано «Непреодолимые разногласия», и чёрт меня раздери, если это были не они. — Застукала тебя с кем-то? — уточнил Майкрофт не без иронии. — Да нет, я её. Но всё было мирно. Просто она двигалась дальше, а я — нет. Остался таким же, каким был, когда мы познакомились. — Сожалею, — ответили ему ничуть не сожалеющим тоном. Майкрофт задумался; ему казалось, что он понимает. Внешне меняясь, подстраиваясь под людей, внутри он оставался в абсолютном согласии с собой, погружённым в свои мысли и желания, не всегда ясные и рациональные, но свои, с которыми ни за что бы не расстался в угоду другим. Это делало слабым, делало уязвимым, и иногда он ощущал себя Колоссом на глиняных ногах, но это было честным и придавало сил. Если он был комнатой, как эта гостиная, то не собирался делать перестановку. Они немного поговорили. Майкрофт обмолвился, что любит музыку, и Грег показал свою коллекцию винила — принёс из спальни самые крутые экземпляры, в основном рок и хэви-метал. Майкрофт разглядывал пластинки с плохо скрываемым восторгом, заставив Грега гордиться собой, а в венец коллекции — одно из редких переизданий Битлз, — вцепился, как в сокровище. — Ого, — выдохнул он, — кого ты за неё убил? Это же настоящая легенда… — Почти угадал. Никому не говори, но это вещдок, — заявил Грег, заставив Майкрофта вытаращиться, гадая, серьезно тот или нет, — Господи, да шучу. Но стоит она как настоящая легенда, твоя правда. Жалко, в последнее время не остаётся времени на музыку. Если честно, я даже не распаковал проигрыватель после переезда, как-то руки не дошли. — Он усмехнулся, оглядываясь, как бы признавая, что руки не дошли не только до музыки. — А ты что слушаешь? Джаз, блюз? Майкрофт поморщился так, словно перед его носом помахали тараканом. — Что, классику? — Классика — основа веселья, — бездумно произнес он, — если под классикой ты имеешь в виду Clash, Ramones и Sex Pistols. — Даже так, — усмехнулся Грег. — Должно быть, у тебя дома то ещё веселье. — Ты бы удивился. Только я не был дома уже месяц, — признался Майкрофт, — я и сейчас с самолета. Самое время испытать неловкость за то, что притащил его сюда, подумал Грег, но испытал только досаду за них обоих. Столько работать и для чего? Чтобы в итоге не оставалось времени послушать музыку? Он категорически не одобрял Майкрофта и нагрузки, которые тот на себя взваливал. Он сам хотя бы имел возможность засыпать в своей постели. — А… — протянул он, не решаясь спросить. — О, чувствую нетактичный вопрос, — слабым голосом передразнил Майкрофт. — Хочешь узнать, есть ли у меня кто-нибудь. Всем так интересно, что я начинаю подозревать в этом какое-то тайное знание. — Извини, — вот теперь настало самое время для неловкости, и Грег прикусил язык, отвесив себе мысленную затрещину. Конечно, Майкрофт ревностно оберегает свою жизнь, а он идиот, если не догадался об этом по тому, как тот носится со своей маской и униформой. — Я слишком редко бываю один, чтобы ограничивать свою свободу. Но у меня есть лучший друг, который не даёт мне скучать. Ты, кстати, его знаешь. — Я? Только не говори, что это кто-то из королевской семьи… — Премьер-министр. Такой болван, — любовно протянул Майкрофт, вырвав у Грега смешок. — Теперь ты понимаешь, что мне лучше всех известно, в какой опасности эта страна. — Ну, честно говоря, мы тоже догадываемся, — ответил Грег, который, как и подавляющее большинство британцев, не питал симпатий к нынешнему Премьеру. — Друзей не выбирают — слышал про такое? — Ну, вообще-то там было про то, что не выбирают родителей… — поправил Грег. — Ах да. И их тоже. И еще братьев. И лучших друзей братьев. — Чем тебе не угодил Джон? Всегда мечтал услышать эту историю. Только не говори, что дело в ревности. Без обид, но ты и Шерлока-то выносишь с трудом и рад скинуть на третьи руки. — Дело не в ревности, а в характере доктора. И в том, что он плохо обращается с Шерлоком. О ревности я даже не думал. Ревность считать, что твой брат достоин большего? — Он его любит, — запротестовал Грег. — Слепому понятно, что Джон по уши в него втрескался. — Любит. Но ничего с этим не делает. Это-то меня и бесит. Не знаю, как он смел в бою, но в жизни он обычный трус. — Это и есть ревность, — вздохнул Грег. — Вот это всё, что ты сейчас нагородил. Самая настоящая. — Пускай так и будет, но я решительно не вижу, как это мешает считать его посредственностью, — ничуть не обиженно, а скорее высокомерно возвестил Майкрофт. Интересно, меня он тоже считает посредственностью? — сразу подумал Грег, не согласный ни с одним пунктом обвинения. Поначалу он и сам ревновал, они нормально справлялись с делами и вдвоем, разве что команда донимала Шерлока — это да. Но, в отличие от Майкрофта, он давным-давно привык к присутствию Джона. Наоборот — был даже рад: так влиять на Шерлока стало гораздо проще, влипать он стал чаще, доклады об этом стали дольше и на местах преступлений можно было сосредоточиться на его брате, когда тот присутствовал, а Шерлок прекрасно сбагривал сам себя обалдевающему от восхищения Джону. К концу этой мысли Грег справедливо заключил, что даже сегодняшним счастьем лицезреть Майкрофта у себя дома обязан не столько холодной погоде, сколько Джону, храни его Господь, вовремя затолкавшему Шерлока в такси. Вот поэтому к Майкрофту было не подступиться, для него все — посредственности, если даже Премьера он считает болваном, а прошедшего Афган — трусом. Майкрофт, будто услышав его мысли, закрыл глаза, пережидая волну слабости, вырвав Грега из раздумий о том, почему он вечно желает недостижимых вещей. Тёплая ладонь легла на рыжую макушку, пальцы неуверенно скользнули по волосам, тут же отступая, но Майкрофт задержал его руку. Сексуальное напряжение между ними стало почти осязаемым и каждый знал, что другой чувствует то же самое. Грег боялся дышать. — И часто с тобой такое? — шепнул он, аккуратно гладя Майкрофта по волосам, чувствуя иголки под кожей, там где его руки касалась ладонь Майкрофта. — Часто ли меня общупывают полицейские? — Допустим… — Ты удивишься, но мне не впервой. Я ведь и сам в каком-то роде полицейский. Начинал в контрразведке, — заметив удивление Грега, Майкрофт пояснил, — ну, знаешь ли, сначала пришлось побегать. — Как ты вообще там оказался? — удивлённо спросил Грег, чьи пальцы, скользнув по руке Майкрофта, сжали его ладонь; он почувствовал ответные прикосновения, от которых по телу пошли мурашки. Майкрофт гладил его пальцы, бездумно. Под кожей искрило, и каждое движение оставляло горящий след, он не зря запрещал себе касаться этого человека, но не думал, что чувств окажется так много, когда тот коснется в ответ. Его рука была оголённым нервом. Майкрофт промолчал о том, что пришёл сюда, потому что представился шанс рассказать эту историю, как он и хотел. Ему до безумия нравилось происходящее: его пальцы, скользящие по пальцам Грега, заставляли их обоих плавиться от желания, а ещё предвкушать, что может быть дальше, когда они перейдут грань невинности. Он сглотнул, взбудораженный тем, как колотится сердце. И всё же, он должен. Он почти решился сегодня, стоя у лужи крови, почти открыл рот, чтобы сказать. — Когда мне было двадцать, в университете у меня был друг. Первокурсник. Очень необычный мальчик, гений в своем роде. Компьютерный гений. Я тоже был талантлив, по-своему, и мы быстро спелись, это казалось неизбежным — знаешь, лучшие студенты, каждый знаменитость на своем курсе. Мы развлекались тем, что взламывали охранные системы банков, организаций, государственных учреждений, — рассказывая, Майкрофт почувствовал, как замерла рука Грегори, — резиденций политиков. Он вскрывал их, как консервы, а я — проникал внутрь, оставляя сувениры, маленькие гипсовые статуэтки богов. Нептун и Гермес, — он усмехнулся. — Мы ничего не брали, у нас всё было, кроме признания. Хотелось заявить о себе, хотелось, чтобы нас заметили. Он говорил, что мы выше, считал нас небожителями, мы смеялись над людьми. Мы вообще только смеялись, всегда. Временами его заносило — сначала в шутку, потом серьёзней, но даже тогда я предпочитал не замечать, а только смеяться вместе с ним. А потом в один прекрасный день он ошибся и меня поймали. Сирены, полиция, мне в затылок упирается дуло, а я смеюсь, представляешь? Смеюсь, потому что он ошибся! Не могу остановиться, ошибся, чёрт возьми! Он оставил меня агентам, а сам, конечно, сбежал. Пошли не самые сладкие дни. Я думал, он вернется за мной, попробует вытащить… А потом мне предложили работу в МИ5, если я выдам его, и я его сдал. Вот оно — всё случилось, как мы думали, нас заметили! Я сделал это для него, потому что чувствовал, что он ходит по грани, у него были опасные идеи, некоторые из них были по-настоящему жуткими даже для меня. И я это сделал. Его выгнали из университета, меня оставили. Его объявили в розыск, я начал карьеру. Они перевернули каждый дюйм, чтобы найти его. Обшарили все кампусы, вытряхивали чемоданы, выворачивали карманы, искали любую зацепку. Я потом понял, что это было правильно. Но ему всё равно удалось исчезнуть. А после выяснилось, что я сам гнил бы в тюрьме, если бы не влияние моего отца, и, конечно, они собирались сгноить нас обоих. Никакого признания нам, разумеется, не светило. С тех пор у меня отбило желание искать славы. — Невероятно, — Грег был ошарашен и сбит с толку, так что не сразу смог говорить. — А ты… любил его? — Как ни странно, он любил меня даже больше, — поджав губы, Майкрофт повел плечами. — А теперь он оставляет мне сувениры в виде изрешечённых агентов, обескровленных, бледных, закоченевших небожителей. Его самого не существует и он повсюду. Этот человек — Джим Мориарти. Услышав разгадку, Грег не смог подавить дрожь. Внутри всё перевернулось, и кровь мигом отхлынула от лица. Каждый волос на его теле, казалось, встал дыбом. — О, Господи, Майкрофт… — Шерлок не видит мотива, потому что никогда не слышал об этой истории. Дело у вас заберут, — закончил тот, встречая полный жалости взгляд. *** — Что ты собираешься делать? — Ждать, чего он захочет. Каким бы безумцем он ни был, рано или поздно он чего-то да захочет. — И что будет, если ты не сможешь ему этого дать? — судорожно сглотнув, Грег озвучил висевший в воздухе вопрос. — Вероятно, умрет много людей. Грег поднялся. «Я сейчас», — предупредил он, метнувшись на кухню, вернулся с бутылкой бренди и сунул Майкрофту бокал. — Алкоголь и парацетамол не лучшее сочетание, а я дерьмовый доктор, знаю, но тебе это просто необходимо, — буркнул он, перед тем как осушить свою порцию. — Да пей же, черт тебя бери. Он смотрел на Майкрофта, силясь найти в его лице другие ответы: что будет с ним, с его братом, с самим Грегом, если этот сукин сын доберется до Майкрофта, но лицо последнего оставалось спокойным. Он молча цедил бренди, водя пальцем по краю стекла, смотря мимо или, может быть, вглубь себя и ничем не выдавал, что думает о том же. — Зачем тебе всё это? — вдруг спросил он, заставив Грега распахнуть глаза. До момента, когда молчание разбилось о тихий голос, он именно что не видел дальше своего носа, не спрашивая себя, зачем всё это Майкрофту, зачем всё это ЕМУ, хотел ли он жить, оглядываясь. Зачем бы Майкрофту пускать кого-то в свою жизнь, чтобы защищать ещё и его, брать на себя смелость, потакая желаниям; имел ли он сам право заикаться о таком? Но, к его полной неожиданности, мысли Майкрофта текли совсем в другом направлении, когда тот продолжил: — Ты много помогаешь мне с Шерлоком, и я хотел бы знать причину, по которой ты хочешь поставить всё под угрозу, потому что, извини, но это слишком высокая цена за одну ночь твоего эксперимента. — Моего… эксперимента? — Из всех объектов для приложения эмоций ты мог выбрать кого угодно. Женщину, мужчину — многие захотят переспать с тобой, ничего не прося взамен. Ничего не обязывающий секс, но ты выбрал меня, потому что я ближе всех, кто точно… приемлет такие контакты. Говорить о сексе с Майкрофтом, пусть и в таком идиотском, но откровенном ключе, было выше его сил. — Заткнись, — прошептал Лестрейд, уводя из его руки бокал, и наконец прижался к его губам. — Заткнись сейчас же, — выдохнув, он поцеловал его снова и, к его удивлению, Майкрофт ответил, подаваясь вперёд, впуская в свой рот. Они вжались друг в друга в жадном поцелуе. Майкрофт сгрёб его плечи, ещё больше углубляя поцелуй, выгибая спину под его ладонью, не размыкая губ, и это было сумасшедше и потрясающе. Он ему отдавался, от этой мысли у Грега снесло крышу, и он целовался как чёртов секс во плоти, и он сам был измученным жаждой животным, готовым трахать его через одеяло. Он подтянул Майкрофта за задницу, и в его руках тот был как пластилин, и почувствовал, как по плечам скользнули руки, обнимая его за головой. Не сговариваясь, они оторвались друг от друга. Майкрофт, сидя у него на коленях, развратно повел шеей и остановил на нём мрачный взгляд. Грег никогда ещё не трахал чужих демонов. — С чего ты взял, что мой брак не был экспериментом? — спросил он, возвращая усмешку. Майкрофт подался вперёд, приближая лицо, и, провоцируя, выдохнул в самые губы. — Не думаю, что это хорошая идея — трахнуть меня. Но ты определённо действуешь на меня освежающе. — А ты определённо меня плавишь, — ответил Грег в тон. Майкрофт очертил его член сквозь штаны, твердый, прижатый к бедру, и взглянул на Грега, будто оценивая, что с ним делать, но уверенные руки скользнули по спине, вовлекая в новый поцелуй. Они трахали друг друга ртами, и Майкрофт сосал его язык, пока ладонь гладила зажатую в складке бедра эрекцию в такт тому, как он медленно подавался навстречу. Возбуждение кружило голову до тошноты; он облизал раскрытые губы и скользнул языком внутрь, возвращая поцелую прежнюю силу. Их дыхание пахло алкоголем, и терпкий привкус колол язык, опьяняя. Он чувствовал, как болезненно пульсирует собственный член, и потянулся к ремню Грега. Тот приподнялся, стаскивая с себя одежду и скинул на пол разделявшее их одеяло. Он остался в одной рубашке и следил за тем, как Майкрофт, плюнув на ладонь, принялся надрачивать его член, изредка отвечая на поцелуи, попеременно отвлекаясь на то как налившаяся головка исчезает и появляется в кольце пальцев. Майкрофт уверенно работал рукой, подводя его к разрядке, и это зрелище завораживало обоих. Застонав, Грег вскинул голову, выплёскиваясь, и тут же изумлённо взглянул вниз: выдоенный до капли член всё ещё оставался твердым, и он чувствовал, что возбуждение заворачивается в нём с новой силой. — Идеально, — прошептал Майкрофт и откинулся на подушку, приглашая к действиям. Грег навис сверху, стаскивая с него брюки, но пальцам никак не удавалось справиться с замком, и кто придумал эти чёртовы молнии… Дьявол! Майкрофт остановил его руку и с насмешливым лицом медленно расстегнул ширинку. Дважды приглашать не пришлось; Майкрофт выгнулся, позволяя освободить себя от одежды. Грег смял дизайнерские шмотки в кучу и, подтащив Майкрофта к себе, подложил их ему под задницу, пристраиваясь между ног ко смоченному слюной входу. Зашипев сквозь зубы, Майкрофт раскрыл рот, выдыхая, пока член устраивался внутри. — Чёрт, ты ненормальный, — зарычал Грег и подхватил его, усаживая к себе на колени. Майкрофт обнял его за шею и, чуть отклонившись, помог себе поудобнее устроиться на члене. — Этого ты хотел? — спросил он, качнувшись вверх, чувствуя сильные пальцы на раздвинутых ягодицах. Он двигался, прижимаясь лбом ко лбу Грега, их смешанное дыхание было одно на двоих, его собственный стояк, зажатый между телами, тёрся о влажную кожу. Это был неторопливый секс, и они могли смотреть друг другу в глаза, совершенно мокрые от жара. Майкрофт, напрочь задуренный эндорфинами, бездумно обвёл пересохшие губы Грега, и тот втянул его большой палец. Они поцеловались, жадно; подхваченный руками, Майкрофт двигал задницей в одном ритме, просто издеваясь над ними, заставляя обоих изнывать в ожидании разрядки. — Насколько ты терпеливый? — спросил он, привстав на коленях, но всё же удерживая его в себе. Грег склонился, чтобы облизать головку его члена, и усадил Майкрофта обратно, притягивая за шею для поцелуя. — А насколько ты талантливый? — с вызывающей улыбкой передразнил он. И Майкрофт показал, задвигавшись на его члене, как заправский наездник. Он откинул голову, открывая кадык, и ритмично насаживался на Грега, сводя того с ума одним видом этого зрелища. Оба стонали, не в силах совладать с напряжением, когда удовольствие достигло пика и расходилось по телам рваными волнами; даже когда Майкрофт двигался быстрее, ещё быстрее, тело с жадностью просило ещё. Он замычал от нетерпения; Грег перехватил его под бедрами и начал вбиваться короткими сильными толчками; зажмурил глаза, не выдерживая слышать, как отчаянно стонал Майкрофт, ухватившись за его плечо. Ненасытным, он был ненасытным во всем на свете и не справлялся с этим один. Грег чувствовал, что вот-вот кончит и входил сильно, глубоко, пока не взорвался оргазмом. Застонав, Майкрофт упал на Грега, уткнувшись ему в шею, дыша спокойно и глубоко, но сердцу этого не хватало. Он чувствовал себя самым слабым, едва человеком. Грег осторожно вытащил член, и он поморщился, позволяя уложить себя на спину и накрыть одеялом. Они молчали по ощущениям очень долго, пока Майкрофт не почувствовал запах сигаретного дыма. Всё ещё лёжа с закрытыми глазами, он разжал сухие губы, но ничего не сказал — не мог. Очень надеялся, что не из-за стыда, но было очень, очень похоже. Он стыдился того, что позволил собой воспользоваться, хотя сам хотел этого больше всего. Он прислушивался к своим чувствам, и сердце билось от осознания, что скорее всего его — именно Грега Лестрейда, он любит, сам того не понимая. Априори — настолько обыденно и ровно, что не было повода в этом признаваться. Грег смотрел на недавнего любовника с хмурым лицом, его бесило — неужели тот ничего не скажет, оденется и, чёрт возьми, свалит? Да какого, собственно, хрена он позволит так с собой обращаться? — Ты собираешься уйти? — спросил он, не скрывая раздражения в голосе. В конце концов, всё было довольно обоюдно, как он успел заметить, чтобы теперь Майкрофт изображал ледяное равнодушие, в которое он, кстати, никогда и не верил. Айсберг, он? Держи карман шире. «Просто тебя оно не касалось», — одернул внутренний голос. И правда. Он примостился рядом с Майкрофтом и позвал уже мягче: — Эй. — Я сейчас уйду, расслабься, — ответил Майкрофт, вытаскивая из-под спины смятые вещи. Он оставил свой безупречный выговор в пользу раздражения. Грегу в который раз за ночь показалось, что он чего-то недопонимает. Серьезно недопонимает. Прямо сейчас, здесь, в голове у Майкрофта происходит что-то помимо его воли и участия, а он недопонимает. Болезнь Майкрофта взяла новый виток и теперь нужно срочно применить дыхание рот-в-рот, чтобы наладить утерянную коммуникацию. Он привлёк его за подбородок, и Майкрофт нехотя ответил на поцелуй. — Я не хочу, чтобы ты уходил, — серьёзно сказал Грег. — Почему? — наигранно-невинно переспросил Майкрофт и на этот раз ответил на поцелуй сразу, так что пришлось даже унять его запал и сесть от греха подальше. — Хочешь ещё один раунд? — с издевкой уточнил он. Настойчивость, с которой Грег не хотел замечать, что они угодили в ловушку утренней неловкости, начинала раздражать. Если тот мог убивать время, не предаваясь сожалениям о сделанном, то самому Майкрофту такая роскошь была недоступна. Мысль о том, что человек, которому он доверял и которого уважал, на поверку вел себя как среднестатистический обыватель, зацикленный на своем члене и его дырке, стояла перед глазами заголовком утренней газеты. Думать о чём-то другом он не только не мог — о, он не хотел, его ошибки нуждались в анализе и самобичевании, как застрявшая в горле кость нуждалась в воде и корке хлеба. Грег откинул голову, но взывать к потолку было бесполезно, и, признавая беспомощность, пару раз побился о спинку дивана. Стоило переспать с Майкрофтом, чтобы окончательно перестать его понимать. Майкрофт вёл себя с ним так, как привык вести себя с остальными, и этот неожиданный откат к этапу, который они даже не проходили, ударил его под дых. Он искал, чем можно исправить ошибку, которой не совершал, если только… — О, Господи, — внезапная догадка прошила мозг. — Ты что, всерьёз решил, что это эксперимент? — А должен был решить, что ты в меня влюблен? — вскинул брови Майкрофт. — Дай-ка подумаааю… — Он зевнул, потянулся всем телом, обнажая чуть прикрытую одеялом задницу и заложил руку за голову, чтобы лучше видеть Грега. — Нет, не влюблён. За десять лет у тебя было примерно три тысячи шестьсот пятьдесят четыре шанса узнать меня ближе и один шанс затащить в постель, и угадай, каким ты воспользовался? — Я знаю тебя, — нахмурился Грег. Он не был Титаником на пути у тайного айсберга; даже заплыв так далеко, он не терял бдительности и видел только море. Ну ладно, может, он был китом и толкал этот айсберг в теплую воду, но здесь не было места подставе. — Это что, вместо признания в любви? — улыбаясь, подмигнул Майкрофт. — И что же такого вы обо мне знаете, инспектор, кроме той тайны, что я доверил в пылу горячки? Кстати, сделал это исключительно для того, чтобы вы оценили масштаб проблемы, а не чтобы пожаловаться, как вы могли заключить… — Я знаю тебя, — повторил Грег, которому нахмуренные брови придавали скорее недоумевающий, чем грозный вид. — Знаю, что, например, сейчас ты не зол, а расстроен. Что ведёшь себя как засранец, чтобы к тебе не лезли. Что хочешь, чтобы тебя воспринимали всерьёз, потому что на самом деле далёк от придуманного образа, и контролируешь каждый жест, чтобы себя не выдать. Что, когда никто не видит, уходишь в себя, но даже тогда остаёшься начеку. Что прикрываешься иронией, чтобы скрыть чувства, как сейчас… Я мог бы продолжать бесконечно, и да, как ты проницательно заметил, это вместо признания в любви, Майкрофт, потому что я люблю тебя. Если он и ожидал реакции на свою речь, то определенно не такой: Майкрофт, чьи брови всё больше хмурились с тем, как до него доходили слова Грега, просто отвернулся, уткнувшись в подушку. Приблизившись и присмотревшись, Грег увидел, что тот, закусив палец, пытается ещё больше увернуться, чтобы скрыть улыбку. — Ах ты маленький кусок засранца! — воскликнул он, и Майкрофт повернулся, позволяя накинуться на себя с поцелуями и весь задёргался от мстительных щипков, подставляя шею губам Грега. — Ты, — поцелуй, — невыносимый ты чёрт, ты что, думал, что я развёл тебя на секс? Я же люблю тебя! — изумился он, так громко, что вернувшаяся с попойки соседка саданула по стене от досады. Без мебели и слабой изоляции в виде обоев гостиная по слышимости превосходила Ла Скала, но ему было плевать. — Просто хотел убедиться, — тихо произнес сияющий Майкрофт, очерчивая его лицо по линии бровей, — в достоверности поступивших данных. — Так ты останешься со мной? — вопрос повис в воздухе, неотвеченный. — Останешься? — нетерпеливо воскликнул Грег, в отличие от Майкрофта не скрывавший волнения и ошалевшей улыбки. И завопил, победно вскинув кулак, когда услышал тихое «да». Он упал рядом, едва не придавив Майкрофта своим телом. — Хм, — прислушавшись к себе, удивился тот. — Похоже, ты и правда меня вылечил. Кто бы мог подумать… Грег, тоже прислушавшись к своему телу, осторожно прикинул собственные шансы. — Слушай, Майкрофт. Так что ты там говорил про второй раунд?