Часть 1
3 июня 2016 г. в 18:09
«Хищники предрасположены». Слова крольчихи глубоко вонзились в сердце хитрого лиса. Они врезались в его память, затуманив здравый рассудок, отозвавшись обидой в душе. Это было больно. Больно так сильно, словно кто-то острыми когтями прошёлся по незажившей ране. Конечно, ему говорили вещи и пострашнее, но ни от кого не было настолько невыносимо услышать их.
Николас стал черствым сухарем, скрывающим истинные эмоции, не разрешавшим никому поближе узнать себя. И вот он поверил ей, крольчихе, подпустил ближе, показав своё настоящее лицо. А она сделала куда больнее, чем все эти звери вместе взятые, вонзив нож в спину. Его бедное открывшееся сердце, наполненное душевными страданиями, разбилось на осколки.
Уайлд осторожно подошёл поближе к трибуне, растворившись в толпе журналистов. Смело звучащий голос полицейской смешивался с иногда доносившимися вопросами животных, указывающими на его внутреннюю суть зверя. Сущность хищника, который может в один момент сойти с ума… или озвереть.
Всего пара появившихся на экране снимков. И всё то, что он так стремился забыть, снова начало преследовать его, пронзая душу. Николас прижал заостренные уши к затылку, вглядываясь в снимки одичавших хищников. Во взглядах читалась звериная суть, настороженность, отрешенность и отчаяние… а пасти сковывали кожаные ремни намордников. И воспоминания детства, беспощадно впечатавшиеся в память хитрого мошенника, вновь вспыхнули перед ним.
«Тоже мне, бедненький хищник. Смотрите, лис плачет».
Все эти слова навсегда оставили отпечаток прошлого в памяти. Этот смех всё ещё отзывался эхом страдания в душе. Лис снова и снова вспоминал саркастический хохот травоядных животных, прозвучавший когда-то в клубе юных следокопытов.
Сердце Уайлда замерло, в расширенных зрачках глаз отразился испуг, на мгновение сковавший всё его тело. Нарастающее чувство страха, которое он не раз скрывал за бессмысленной болтовней, возникло где-то в затылке.
Вместе с ужасом появилось иллюзорное, едва заметное ощущение твердых ремней, обжигающих рыжую шерсть. На кончике черного носа чувствовался холод железа. Маленький наивный лисёнок был всё ещё там — внутри — он начинал лихорадочно дрожать, как только в памяти возрождались воспоминания об инициации в клубе следокопытов. Повзрослевший мошенник дрожал так же, инстинктивно взъерошивая шерсть на спине и лапах, ощущая, как страх противной холодной змеёй медленно сползал к носу.
Тот день, когда его детская мечта превратилась в горсть пепла, Николас помнил так отчётливо, словно это было вчера. Сейчас он снова стал маленьким, испуганным лисёнком, пасть которого сковал намордник, а слёзы обиды и унижения выступали на глазах.
На экране продолжалась демонстрация снимков. Лис, загнанный в угол, боялся стать, как обезумевшие хищники в клетках, внутри которых пробудилась первобытная кровожадность. Он боялся забыть родной язык, как одичавшие звери, которые только издавали рычащие горловые звуки, скалили острые зубы и завывали от злобы сквозь ремни намордников.
Уайлд незаметно отошёл подальше от трибуны и, отделившись от толпы журналистов, остался наедине со своими мыслями. Николас напоследок взглянул на исписанный листок бумаги и вновь бросил взгляд на крольчиху.
«Неужели я и вправду стану одичавшим чудовищем, каким меня всегда представляли травоядные? И разве я растерзаю единственную, кто поверил мне и стал моим другом, боящуюся меня Джуди?»
У него вдруг что-то защемило внутри. Он проглотил образовавшийся в горле ком и качнул головой. Мошенник закрыл глаза, вздохнув полной грудью воздух в надежде успокоиться, пытаясь унять мучительное чувство обиды, которое разъедало одинокую душу.
«Ух… Всё прошло так быстро, у меня даже не было возможности сказать о тебе и о том…»
Приятный голос полицейской, казалось, прозвучал в самом сердце Уайлда, глубоко, как засевший осколок, пронзивший насквозь старую рану. Он мгновенно открыл зелёные глаза и насторожил уши. Его взгляд был направлен на восторженную Джуди, в чьих фиолетовых глазах лис увидел искреннюю гордость.
— Ну, ты и так наговорила прилично, морковка, — резко прервал её речь Николас, — хищники, оказывается, предрасположены?! И в некоторых теперь просыпается первобытная кровожадность?! Ты что такое говоришь? — спросил он крольчиху, чьё лицо выражало непонимание.
— Да что есть, то и говорила! — Хоппс беспощадно констатировала истину. — Скажем, кролики же никогда так себя не ведут.
— Ага, зато лис может, да?
— Ник, хватит! Ты не ровня им. Ты совсем не такой хищник, — настаивала на своём Джуди.
— Однако тоже опасный! Иначе, зачем бы ты с собой носила этот противолисный баллончик? — указал Уайлд на её пояс. — Да, я ещё во время нашей первой встречи его заметил. Слушай, я всё хочу спросить: ты что, боишься меня? Боишься, что могу спятить. Или озвереть. И что в один момент возьму и… СОЖРУ!
Николас начал изображать обезумевшего дикого хищника, которому дай только шанс, и он мгновенно набросится на свою жертву, мошенник резко шагнул к ней. Она рефлекторно отступила назад, со страхом смотря на него, крольчиха выставила вперёд левую лапу, а другой открыла чехол с баллончиком. Лис опустил лапы и тяжело вздохнул — теперь ему не нужны доказательства. Всё и так было видно. В его зелёных глазах отразились боль и печаль, но в них не было слёз.
— Так и думал. А ведь казалось, наконец, кто-то в меня поверил, — произнёс он, взглянув на грустную полицейскую, возвращая ей аккуратно сложенный вчетверо лист бумаги, — по-моему, тебе без хищного напарника безопасней.
Николасу казалось, что в своей жизни, наконец, нашёл того, кто стал ему доверять и видеть в нём нечто большее, чем обычного хищника. Но, к его сожалению, он ошибся.
Уайлд обманулся в своих ожиданиях, все надежды рухнули, как карточный домик. Будь то мечта о верном друге-травоядном или работа в полиции с лучшей напарницей — всё это несбыточные грёзы. А чего же мошенник ожидал? Зверополис — это город больших стереотипов, где кроликам нет места в полиции, а лис для всех заведомо хитрый и бессовестный хищник, которому нет смысла быть другим.
Николас пошёл в сторону выхода. Около дверей стояла толпа любопытных журналистов. Сейчас его единственным желанием было покинуть душное помещение. Голос крольчихи доносился до слуха Уайлда: она выкрикивала имя «напарника», пытаясь остановить, бежала за ним, смотря с надеждой ему вслед.
Хоппс почти догнала его, но вдруг её окружило, преградив путь к выходу, сборище животных, они начинали осыпать полицейскую наводящими вопросами. Она услышала, как скрипнула дверь, звуки которой смешались с голосами зверей. Вскользь крольчиха заметила, как мелькнул рыжий хвост Николаса, покинувшего здание музея.
Пробравшись сквозь толпу зверей, Джуди лишилась последнего шанса догнать его, она выбежала на улицу и увидела удаляющуюся фигуру лиса.
— Ник, постой, пожалуйста, — умоляюще выкрикнула Хоппс, — я всё объясню тебе, но только выслушай меня, прошу!
Уайлд остановился, навострив свои уши, иронично показывая внимание, но он вовсе не собирался слушать её пустые и бессмысленные слова. Всё и так было сказано.
— Ник, этот баллончик я взяла только из-за того, чтобы родители за меня так сильно не беспокоились, — произнесла полицейская, сверля жалостливым взглядом спину мошенника, но он лишь в ответ усмехнулся. — Когда-то в детстве я испытала страх и унижение, почувствовала на себе, что может хищник-хулиган. Моя зародившаяся мечта, рассказанная в спектакле всем; мой характер, неумение остановиться — всё это стало причиной для появления шрама на левой щеке от острых когтей лиса. Это всё ещё живет в моей памяти. Но ты не такой хищник, Ник, ты другой… Добрый!
Николас не слушал глупые оправдания, он пропустил сказанные крольчихой слова мимо ушей. Глубоко вздохнув, Уайлд продолжил свой путь, уходя по шумным улицам вдаль, оставив Хоппс одну… и только нависшая над городом тень вражды, предрассудков и ненависти преследовала его, ожидая своего часа, чтобы остаться лишь неприятным воспоминанием в памяти лиса и всех животных Зверополиса.