***
Намджуну все еще двадцать девять лет, у него есть девушка. И они живут вместе уже почти два года. Очень долгий срок для европейца, очень короткий для осторожных азиатов. Намджун почти готов расстаться с ней после дня рождения своего ученика. И дело, в итоге, даже не в его - гей/не_гей, а в простом - ему всего лишь девятнадцать. И он слишком красив в свои девятнадцать. Как персонаж из манги для девочек (или для определенных мальчиков, что не суть). Как актер корейской дорамы. Как модель для обложки журнала. Намджун всерьез задумывается воспользоваться преподавательским авторитетом и уговорить его остаться в Японии. Руководствуясь даже не столько желанием поцеловать пухлые губы, блестящие от мятного блеска, сколько простой необходимостью видеть его каждый день по три часа. Как минимум. Намджуну хватает этих мыслей, чтобы действительно начать задаваться ненужными вопросами. Начиная от "ему едва девятнадцать стукнуло, педофильская ты херня" и заканчивая "я, вообще-то, не гей, так какого черта?". Сокджин иногда пишет ему в какао, вежливо спрашивает, как его дела, и шлет смайлики. И это еще больше заставляет Намджуна чувствовать себя педофилом и идиотом в одном флаконе. Потому что через месяц после сокджинова дня рождения он расстается с девушкой, несет какой-то бред, что он вольный художник и ему нужна свобода, обстоятельно залечивает ей, что она слишком хороша для него, и он ни разу не достоин. А потом набирает еще больше часов на курсах, проверяет, быть может, действительно - это просто тяга к возрасту (в таких условиях и не до такого додумаешься). Но нет. Юные дарования его веселят, чаще раздражают, но не привлекают от слова совсем. Сокджин сидит на первой парте, впритык к учительскому столу, и Намджун залипает на острую косточку на запястье, обтянутую молочной кожей. Залипает на длинные и аристократичные пальцы. Выше взгляд он старается просто не поднимать. Хотя бы по той простой причине, что _выше_ уже будет видно край ключиц в вороте футболки, шею, губы. Губы - это, в целом, катастрофически нечестно.***
У Намджуна младший брат – того же возраста, что и ученик, от которого ему хочется то ли спрятаться, то ли напротив – оставить себе на-сов-сем. Проблемный, но любимый брат, который временами допекает старшего до состояния боевого бешенства. Совсем чуть-чуть не дотягивая до ярости берсерка. В целом, нельзя сказать, что у них какие-то плохие отношения. Даже наоборот, Юнги – талантлив, и Намджун склонен полагать, что гораздо талантливее, чем был он в его возрасте. И раздраев-проблем на тему разных матерей у них никогда не было. Юнги, в целом, очень взрослый для своего возраста. Сравнивать брата и Сокджина у Намджуна мозг не поворачивается, его клинит на полпути, не позволяя толком разобраться, что за хрень сейчас происходит. Просто к Юнги у него строго братское отношение, постебаться, влепить подзатыльник, если зарывается, и постоянно выгораживать младшего перед предками. Последнее, к слову, не так уж и сложно, раз они живут в Токио вдвоем, ибо Юнги готовится поступать в университет, а Намджун работает. Родители с чистой совестью остались в Осаке, названивая им почти каждый вечер в скайп. К Юнги у него именно так. К Сокджину, который старше Юнги на три месяца, совершенно по-другому. И это нехило так ломает привычную картину мира, в которой припеваючи жил Намджун последние лет двадцать. Юнги припирается домой под утро, с очередного рэп-баттла, в котором в очередной раз просрал призовой фонд, ибо нехуй в тексте сообщать всем окружающим, что они отбросы общества. Баллов это тебе не добавит. - Ты с Юми расстался, что ли? – ни здрасьте, ни до свидания. Намджун, в общем-то, привык к такому обращению со стороны младших и борзых. Поэтому в Юнги прилетает не самым чистым тапком, чтобы прекратил стебаться. - Я не человек-паук, чтобы бояться тапка, - Юнги всегда обладал чувством юмора комика-старикашки, что безусловно сказалось и на его старшем брате, который был способен ржать аки конь над такими шутками-минутками. - А я-то взял и перепутал тебя и Тоби Магуайера. Юнги вздохнул и про себя решил, что чувство юмора у них явно семейное. Намджун так и не смог сказать младшему, какого хрена он расстался с девушкой. Впрочем, тот особо и не донимал его с причинами. Так удобнее, теперь они жили вдвоем, а не втроем в двухкомнатной квартирке, которую мог себе позволить снимать Намджун. С другой стороны, чтобы он сказал? «Слушай, братец, я тут поближе познакомился с твоим ровесником на курсах, корейцем, и что-то его наличие в моей жизни так мне ее перекосоебило, что я не смог больше видеть в своей постели девку, ибо…» А дальше додумывать он не брался. Потому что чувствовать себя главным героем набоковской «Лолиты» ему не хотелось от слова совсем. А ведь придется. *** Намджун смотрит Сокджина, как фильм с участием Киану Ривза, все очень непонятно, но, с-сука, захватывает так, что невозможно глаз оторвать. Все эти его ресницы пушистые, губы, то и дело вытягивающиеся в удивленном "о", дурацкая привычка убирать выбивающиеся пряди волос за ухо, звеня бесконечным числом браслетов, делающих его запястье раза в полтора тоньше, чем есть на самом деле. Намджун спрягает по временам английские глаголы, пытаясь отвлечься от созерцания подчеркнуто слишком сосредоточенного ученика, грызущего кончик карандаша, слишком пошло и невинно (поди объясни, как это может быть одновременно) обхватывая его губами. Если коротко (и очень емко), то состояние Намджуна можно объяснить одним коротким словом - пиздец. У Джина, так-то, очень хороший японский. Прямо-таки чистый и литературный, словно он только и делает, что читает древние свитки с махровой каллиграфией. И говорит он на нем так, будто родился в Японии уже в седьмой жизни и в десятом поколении, а не приехал в Токио из Сеула пару месяцев назад. - Джин, ты уже думал, куда поступать будешь? - Намджун кладет перед ним буклет с токийскими университетами и смотрит в чужие глаза. Тающий шоколад чужого взгляда выкручивает остатки здравого смысла, сбивая четкую работу тумблеров с криво наклеенными бирками - "я не гей" и "ему всего девятнадцать". Вся система предохранителей сбоит по-страшному, мигает красными огоньками, предупреждая, что еще чуть-чуть - и ее замкнет к херам собачьим. И вообще, она, то бишь система, отказывается работать в таких условиях. Намджун рисует в голове тупейшую сцену, как его нервная система в обнимку с предохранителями шлепает ему на стол заявление об уходе, еще и зачем-то тащит злую санэпидстанцию. На моменте осознания того, на кой хрен его нервной системе санитарная станция, Намджун понимает, что пора прекращать. - Сенсей, я все еще не уверен, что у меня получится учиться на японском языке. И не факт, что меня примут, - Сокджин заметно нервничает, дергает в пальцах лист учебника, и Намджуну это почему-то кажется удивительно милым. Ойпиздец. Намджун усиленно напрягает извилины, пытаясь вспомнить, когда последний раз он умилялся хоть чему-нибудь. Получается, что лет в семь, когда они с отцом уже переехали в Японию, и ему поставили смотреть "Ходячий замок Хаула". Его до полубессознательного состояния восхитил Кальцифер. По странной цепочке ассоциаций в голову пришла незваная мысль, что Джин безумно похож на Хаула. И что ему бы пошло быть блондином. - Конечно примут. Даже Токийский университет будет не в восторге, если упустит такого студента. - Хён, - Сокджин смеется, прикрывая ладонью губы. И это вот сейчас - вообще нечестно. Еще и корейский язык в его устах кажется преступлением против человечества. Намджун, безусловно, не гей. Только с девятнадцатилетним, мать его, Ким Сокджином это нихуя не работает. *** На встречу с руководством из корейского филиала Намджун опаздывает безбожно, но он - не начальник, и даже не менеджер. Простой и скромный преподаватель, правда, единственный, у которого до безобразия много учеников, которые поступают в лучшие университеты страны. Он вваливается в конференц-зал в прямом смысле слова, запнувшись о порог и красиво навернувшись прямо на пол, с грохотом и фанфарами. Японские коллеги уже давно привыкли, что Намджун - это бесконечные синяки, ссадины и, в целом, прозвище "армагедец локального масштаба" слишком правдиво. Так что на ноги ему помогает подняться улыбчивый парень с рыжими, почти апельсиновыми волосами. В первую секунду Намджуну кажется, что это какой-то глюк и он смотрит на Сокджина с бодуна (вывод про опохмел вылезает внезапно, ибо у Джина глаза большие, натурально анимешные, а тут - не менее привлекательные щелочки). Потом понимает, что это, кажется, то самое корейское руководство. - Вы в порядке? Аккуратнее надо быть, - звонким и удивительно высоким голосом вещает он, водружая Намджуна на ноги и заботливо отряхивая его от невидимой и несуществующей пыли. Намджун удивленно ржет и протягивает ему руку. - Намджун. - Я в курсе, о вас тут легенды рассказывают, - рыжий удивительно шкодно и лукаво улыбается, - меня зовут Чимин. Чимин оказывается безумно обаятельным парнем, смешливым, улыбчивым и легким. Намджун бы посчитал, что таким не место в бизнесе, но судя по тому, как процветает корейский филиал - он очень даже не прав. Целых два часа встречи прошли в ненапряжной обстановке, но на выходе Намджун с великой "радостью" обнаружил, что машина заводиться отказывается, а Юнги надо забирать через двадцать минут, иначе мелочь вляпается в очередную неприятность. Порою Намджун был даже рад, что младший братишка - такая ленивая жопа. Иначе бы количество проблем с ним было раз в сорок больше. Намджун в сердцах пинает колесо автомобиля, естественно, разъебывает пальцы в стильных, но совершенно не практичных оксфордах. Матерится сквозь зубы на ядреной смеси корейского и японского, и слышит за спиной звонкий смех. Чимин ржет очень открыто и светло, что даже не обидно. И от этого "не обидно" обидно пиздец, потому что даже толком сорваться не на ком. - За что так с несчастным средством передвижения? - Скорее средством торможения. Не заводится, зараза. - Торопишься куда-то? - Да брата забрать надо, - Чимин улыбается и трясет перед его носом ключами своей машины. И Намджун думает, что этот парень - крутое знакомство. И им в обязательном порядке следует подружиться. Хотя бы во имя спасенных нервов родителей, что их младший сын не окажется в очередной раз в детской комнате полиции. Юнги курит у дверей затрапезной звукозаписывающей студии. И Намджун раздумывает на тему того, чтобы обсыпать все сигареты мелкого острым перцем, чтобы отучить уже от этой тупой привычки. Чимин из своей машины зачем-то вылезает тоже, смотрит на Юнги как-то странно и непонятно, а потом лезет в своей мобильный телефон, очень нервно и панически. Намджун непонимающе смотрит на него, а потом переводит взгляд на брата. И думает, что пропустил что-то очень важное в этой жизни. Ибо. Ибо Юнги пялится на Чимина, как на второе пришествие Христа, и потом тоже лезет в телефон, лихорадочно листая список друзей в какао. - У тебя очень хуевый английский, igotyesjam, - тянет Юнги, спустя секунд тридцать гробового молчания. - Ты выглядишь гораздо младше, чем на фотографии, мистер chain3dollars, - немного уязвленно отзывается Чимин. И краснеет. Намджун честно пытается вспомнить, не распылял ли кто вирус гомоебли над их квартирой, ибо махровый гетераст Мин Юнги слишком явно залипает на покрасневшие щеки Чимина. *** - И что это было, мелкий? - Намджун растягивает губы в типичной лягушачьей улыбке, нацепив очки, потому что дома надо заполнять табеля, а глаза уже начинают саднить от контактных линз. - Этот парень круто поет. Нашел его на ютубе, а потом в какао добавил, - пожав плечами сообщил Юнги, явно не собираясь делиться своими умозаключениями по поводу событий сегодняшнего вечера. Намджун потирает пальцами переносицу и решает забить. У него, честно говоря, своих проблем достаточно, чтобы лезть еще и в личную жизнь младшего брата. Со своей бы разобраться... Он тупо пялится на бланк-лист с фамилией Сокджина, и думает, что трех оставшихся месяцев в его обществе ему недостаточно по дефолту. И это не лезет ни в какие ворота. Ни вкривь, ни вкось. Эта мысль громоздкая и неповоротливая, не складывающаяся и, кажется, пуленепробиваемая, потому что раздробить ее на мелкие кусочки не получается. Намджун вздыхает и откидывается на спинку дивана, зарываясь пальцами в жесткие от краски волосы. Все это как-то неправильно. И это "неправильно" его смущает до крайности. Он бы забил. Но он уже даже с девушкой расстался из-за этого, так какого хрена вообще? Хорошо хоть не скатился совсем, чтобы дрочить себе, вспоминая пухлые сокджиновы губы, обхватывающие кончик карандаша. Блять. Намджун в который раз проклинает собственное буйное воображение, потому что карандаш заменяется чем-то покрупнее и потолще, окончательно вывешивая на разворачивающуюся картинку жирный рейтинг "19+". К бланкам и табелям возвращаться уже бессмысленно. Намджун косит взглядом на Юнги, который совершенно индифферентно копается в телефоне, и сваливает в свою комнату. Признаться себе, что ему не просто хочется смотреть на красивого Сокджина, наблюдая за ним, как за радужной аквариумной рыбкой, а, действительно, Сокджина хо-чет-ся, гораздо сложнее. Сеанс незапланированного порно остается исключительно на совести буйного воображения, которое представляет Джина в таких откровенных позах, что хочется взвыть и выйти в стенку лбом. Тумблеры звенят от напряжения, грозя вылететь от напряжения и потащить за собой в Лету остатки проводки нервной системы. Намджун задыхается то ли стоном, то ли сдавленным рыком, представляя, как на чужой молочной коже появляются синяки от пальцев и ногтей, как чужие слишком стройные и прямые для парня ноги расходятся в разные стороны. Он представляет себе слишком много всего интересного. Начиная от того, каким высоким голосом стонет мальчишка, и заканчивая вопросом, девственник ли он. На этом моменте Намджун кончает и бесконечно порицает себя за такое грехопадение. Серьезно, изгнание Люцифера и рядом не стояло с тем, что сейчас ощущает Намджун после такого сеанса открытий чудных, что готовил ему просвещения дух, и ни разу не готовила жизнь. *** Юнги провожает старшего брата косым взглядом. То, что с ним что-то происходит, кажется, понятно даже невооруженным взглядом. Впрочем, Юнги за годы общения давно понял, что Намджун рано или поздно расскажет все сам, так что паниковать нет смысла. Юнги, в целом, немного не до этого. Он смотрит на профиль Чимина (да, его имя он технично выпросил у Намджуна) и думает, что где-то существенно проебался. Потому что по переписке ему казалось, что он его младше. По голосу - тем более. И, честное пионерское, сначала он горел только его голосом, который хотелось завернуть в коробочку и добавлять понемногу в каждый трек. А потом он внезапно начал задаваться вопросом на тему своей ориентации, ибо обладатель чудесного голоса (и не менее чудесного тела) на поверку оказался геем. То есть настоящим. То есть совсем. То есть он с мужиками встречался. Юнги видел фотографии в его инстаграме и молча порицал, потом так же молча недоумевал. Потом молча пытался понять, что он нашел такого занимательного в седом мужлане (окей, мужчина выглядел весьма презентабельно и интеллигентно, но это ничего не значит). И сейчас, встретив его в живую, Юнги медленно осознавал одну простую истину. Что его жестко пидорасит от него в прямом смысле слова. Пидорасит от голоса, смеха, взгляда, цвета волос и румянца на щеках. Нет, живя с Намджуном алсо ноун ас "защитник всея ЛГБТ", рано или поздно и сам начнешь к ним нормально относиться. Но одно дело перестать их порицать, и другое - стать одним из них. Намджун же вот не стал. Не стал ведь? Смешнее становится только тогда, когда от пользователя igotyesjam приходит сообщение. Юнги поневоле растягивает тонкие губы в улыбке, открывая всплывающее оповещение. Чимин пишет всегда много, очень восторженно, по каждой мелочи. И Юнги дает себе скидку, почему он так долго обманывался на тему чужого возраста. Он не ведет себя, как взрослый. Или ему так только кажется? Судя по всему, Чимин - какая-то шибко крутая шишка из Кореи. Юнги не особо разбирается в том, как ему положено себя вести с парнем, старше его на столько лет. Юнги возводит глаза к потолку и откладывает телефон от себя подальше, потому что это как-то совсем немного, но выше его сил. Ну нахуй все эти гейские штучки. *** Сокджин остается плохо понятным искривлением в его жизни. Графиком функции, выбивающимся из теории нормального распределения. Намджун сыпет про себя бесконечным числом терминов и сложных фразеологизмов, пытаясь скрыть от себя тот факт, что ему, кажется, аукнулось слишком свободолюбивое мышление. Ему аукнулась Япония, в которой нет такого откровенного негодования по поводу однополых отношений. Ему аукнулся чертов Ким Сокджин, который смотрит на него так, как смотрят доверчивые и невинные девочки из его коллекции аниме. Он смотрит так каждый раз, когда чего-то не понимает на очередном занятии. Смотрит. Смотрит. И смотрит. А Намджун сходит с ума, потихоньку позволяя себе срывать стоп-краны, выставленные его предусмотрительным подсознанием. Намджун позволяет себе залипать на тонкие запястья под браслетами. Позволяет себе смотреть на аристократические длинные пальцы, скованные широкими и простыми кольцами. Намджун с превеликим удовольствием бы вышел где-нибудь в дверь метро. На полной скорости. Чтобы проветриться, там. Мозги на место поставить. Размазаться ради разнообразия об стенку туннеля метро, а не об чужие незаконно-пухлые губы, налитые кровью и словно очерченные чертовой красной помадой, в духе Мерилин Монро. Когда на уроке речь заходит о людях с нетрадиционной ориентации, Сокджин откровенно шугается. Откровенно пугается, и не знает, как себя вести, потому что вся группа смотрит на него, ожидая ответа на вопрос о его отношении к этому. Сокджин говорит "никак". И говорит, что ему надо покинуть урок. Сейчас же. Немедленно. Не объясняя причин. Намджун приходит к нему домой вечером и тарабанит в дверь ногой. - Ты чего так испугался? Джин нервно улыбается и пропускает его внутрь, аккуратно закрывает за ним дверь, молча идет ставить чайник. - Эй, я у тебя спрашиваю, - Намджун ловит его за запястье и не дает сбежать от ответа в прямом смысле слова. Намджун знает, что такое Корея и корейское воспитание. Намджун знает, что такое традиционные ценности и "это же неприлично". Намджун, в общем-то, знает дохуя всего интересного не только об этом. Но в данном конкретном случае от этого никакого толку. Джин бесконечно хрупкий, когда в домашней футболке и свободных шортах. Бесконечно ломкий. И это срывает очередной стоп-кран, который стоило бы держать в сознании. Хотя бы сейчас. - Хён, это плохая тема для разговора. Я не хочу, - а Намджун хочет. Это желание оформляется в какое-то злогребучие ощущение вселенского наеба. Он знает, что такое подавленное желание. И это совершенно не его проблема. Это проблема девятнадцатилетнего придурка с глазами анимешной принцессы и мироощущением закомплексованной корейской девочки. - Ким Сокджин, я серьезно, - Намджун встряхивает младшего, как котенка, и тащит его на кухню, усаживая на стул и роясь по тумбочкам и шкафам в поисках чего-то покрепче, чем собственные расшатанные нервы. - Тебя же тянет к парням, я прав? - Намджун разливает дешевое пакетированное вино по кружкам. Алкоголь смотрится прямо-таки символично в розовой посуде с Хеллоу Китти. Пиздец какой-то. Джин послушно берет чашку из его рук и медитирует куда-то в темные глубины паршивого вина. Намджуну двадцать девять. И он потратил добрые пару месяцев на то, чтобы осознать собственное помешательство. Но его проблема существенно меньше. И где-то в подкорке у него все еще сидит стойкая уверенность, что будь Джин девушкой... Его бы все равно по нему размазало, как электропоезд по бетонному ограждению. - Родители хотят внуков, - нормальные девятнадцатилетние парни не оправдывают собственную ориентацию желаниями родителей. В этом Намджун уверен совершенно точно, даже если отбросить парочку сертификатов по психологии подростков. - Ты же говорил, что у тебя старший брат женятся. Пусть хотят дальше. Джин кусает губы и пьет вино залпом, льет красными каплями по подбородку и шее, пачкая белоснежную футболку алыми и бледнеющими пятнами. Это противозаконно. Во всех, мать его, смыслах. - И то верно, - аккуратно выдыхает Джин, не замечая, как Намджун продолжает подливать ему алкоголь, почти натурально спаивая его. Нормальная такая практика для почти тридцатилетнего мужика. Вообще без проблем. Джин косеет очень быстро, едва не роняя кружку из пальцев с аккуратно остриженными ногтями. Смотрит на него не-чи-та-е-мо. - Мне не нравятся парни. Намджун прямо так побежал и поверил ему, честное слово. Он скептически смотрит на ученика, пытаясь сформулировать в своей голове мысль о его идиотизме как-нибудь по-корректнее. - Я не умею врать, да? - Джин выговаривает это раньше, чем Намджун открывает рот, и улыбается. Обезоруживающе и немного виновато. Намджун приписывает ему еще одно незаконное действие. И залпом выпивает свою кружку с вином. *** Юнги официально считает себя идиотом. Клиническим и неизлечимым. Ибо сталкерить невнятного корейского мужика (вполне себе, мать его, мужика, всего на год младше старшего брата) у языкового центра, выжигая легкие одной за другой сигаретой - это чистой воды идиотизм. Юнги, так-то, ни разу не гей и совершенно точно не интересуется парнями. Честно говоря, девушками он тоже не особо интересуется, испытывая только маниакальную страсть к вляпыванию в неприятности и написанию музыки. На этом, пожалуй, его интересы заканчиваются. Но паскудный Пак Чимин очень похож одновременно на музыку и ебучую неприятность. Юнги фыркает куда-то себе в предплечье, чуть не оставив пятно от горящей сигареты на джинсовой куртке, и ржет. Пак Чимину двадцать восемь лет, он какая-то шибко важная шишка в корейском филиале сети языковых центров. Пак Чимин - гей. Это не то, чтобы проблема. Но несколько грузит все процессоры внутри черепной коробки Юнги. Он щелкает тонким пальцем по стрелочке, меняя трек в наушниках и поднимая взгляд, чтобы впечататься в чужую, совершенно по-лисьи красивую улыбку. У Чимина рыжие волосы, зачесанные на манер корейских айдолов наверх, вызывая у Юнги какие-то стойкие ассоциации с Джиди. Но Джиди - брутальный мужик. А Чимин... А Чимин не Джиди, при всей схожести. Юнги втаптывает очередной окурок в промежуток между бетонными плитами на тротуаре и идет к Чимину. А потому что. Без объяснений и причин. Юнги, так-то, никогда не верил в то, что люди, встретившиеся в сети, имеют хоть какой-то шанс встретиться в реальности. И тот факт, что они даже не из одной страны - окончательно заставляет скептично настроенного Юнги всерьез задуматься о наличии судьбы. Ведь не просто так, что корейский певец оказывается начальством его старшего брата? Не просто так у Намджуна сломалась машина. Не просто так Чимин предложил его подбросить. Все. Не. Просто. Так. Юнги наклоняет голову на бок, разглядывая разрез чиминовых глаз, пушистые ресницы с едва уловимыми следами туши на них, делающей лисьи глаза выразительнее и хитрее. Юнги в курсе, что Чимин его старше на добрый десяток лет. Юнги на это очень предсказуемо плевать с высокой колокольни, хоть бы и потому, что не ему впаяют совращение малолетних. А Чимин как-нибудь разберется. - Хочешь, я покажу тебе свою студию? - Намджун бы назвал его фразу самым лошарским эвфемизмом на свете. Но это Намджун. Чимин смотрит на него и улыбается, слегка снисходительно, как на малолетнего хулигана. Впрочем, может в его глазах он таковым и является? Юнги не знает. Да и не особо стремится узнать. Ему кажется, что кожа у Чимина на ощупь должна быть гладкой и мягкой, может быть, чуть влажной от кремов с запахом сандала. - Давно хотел на нее посмотреть.