"До" и "после".

Разлепляю глаза и вижу ослепляющий яркий свет. Я в больнице, что легко определить по запаху лекарств и настойчивого пищания кардиомонитора. Странное ощущение собственного тела, словно оно выковано из тяжелой стали, — онемевшее и неспособное двигаться. Я аккуратно ощупываю лицо и ощущаю высохшие и ноющие раны на каждом сантиметре кожи. Из-за холодного воротника на шее дышать становится сложнее и болезненнее. Стоп. Почему на мне воротник? Меня охватывает дикая паника. В голове каша из тысячи вопросов. Что со мной случилось? Что с моей шеей? Где я? Где все? Я расслабляюсь и пытаюсь вспомнить, что было до больницы, — машина, шатаясь из стороны в сторону, мчится на дикой скорости. За рулём темноволосый парень. Обернувшись на нас, он смеётся, позабыв, что наши жизни сейчас в его руках. Смеётся, пока меня не оглушает сигнал. «Калеб, стой!», — крепко зажмурившись испуганно кричала девушка. Это последние слова, которые я помню. А потом ослепляющий свет от фар грузовика в отражении лобового стекла и наши крики. Я пытаюсь немного приподняться и сесть, но от подступающей боли это кажется невозможным. Наконец, с четвёртой попытки, я сажусь и осматриваю палату. Здесь ещё две койки, кроме моей. На одной, крепко обнявшись, спят мои родители, а на другой лежит еле живая блондинка. Что-то в её облике неуловимо знакомое, хотя я уверен, что никогда её раньше не встречал. Светлые, местами медные, волосы небрежно разбросаны по подушке. На лице маска искусственного дыхания. Такое чувство, словно именно она должна заполнить всю пустоту, что сейчас витает в моем сердце. Мы словно… Как там говорится? Созданы друг для друга? — Мам, — как можно громче произношу я. Голос выходит до тошноты хриплым и слабым. — Мам, — чуть громче повторяю я, и она, наконец, просыпается. Её потрёпанный вид разбудил во мне ужасную ненависть к самому себе. Теперь она выглядит совсем по-иному, не такой, какой я её помню. От её вечно блистающего радостью лица остались лишь опухшие от слез глаза и впалые щеки. Весь её измученный вид вызывает во мне смесь жалости, злости и стыда. Это я её довёл до такого состояния. Я её погубил. Заметив меня, мама судорожно начала тормошить отца, пытаясь его разбудить. Наконец, после того, как она строго произнесла его имя, папа проснулся, и выглядел он, честно говоря, намного лучшее нее, — все та же ослепляющая улыбка и те же небрежно уложенные, но восхитительно выглядящие волосы. Родители одновременно радуются и удивляются, не веря в происходящее. — Майк, милый, как ты? — ломающимся голосом пролепетала она, поглаживая меня по голове. — Мы так боялись за тебя. Я обнял её как можно крепче, не смотря на невыносимые боли по всему телу. Папа, улыбнувшись своей тёплой улыбкой, радостно потрепал меня за волосы. Никогда бы не подумал, что угроза моей жизни так на них отразится. Это даже немного пугает. — Сколько времени прошло после аварии? — прочистив горло, спросил я. — Три недели, Майк. Ты был в коме, — дрожащим голосом ответила мама, заливаясь слезами. Я отвёл взгляд на отца, не в силах сейчас смотреть на её слезы. «Ну и зачем ты её привёл? — взглядом спрашиваю я. — Её слезы занимают последнее место в списке того, что я хотел бы сейчас видеть». «Извини», — виновато пожимает плечами папа. Странно, что я совсем ничего не помню. То есть, помню только детство, затем кромешная темнота, момент аварии и больница. Пытаюсь вспомнить всё, что было до аварии, но в голове вспыхивает лишь пустота. Взгляд снова застыл на израненной девушке. Она выглядит такой беззащитной и слабой, что мне становится её жаль. Каждый участок её оголенного тела одарён ссадиной, синяком или гематомой, но её безжизненное белое личико то и делает, что мерцает в моей голове в нелепых моментах, которых не должно быть. — Кто это? — кивком указав на блондинку, спросил я. Взгляд родителей окончательно завел меня в тупик. Ошарашенные глаза мамы говорили о чем-то немыслимом и страшном. — Твоя девушка… — наконец прошептала она.