***
Когда им выдают костюмы, Максим снова ухмыляется, отворачиваясь от натягивающего на светлую футболку пиджак Мити. Они одеты каждый так, как бы им хотелось выступать в Олимпийском. Максим видит горящие глаза каждого, кто подходит к зеркалу и аккуратно подушечками пальцев проходит по куртке\жилетке. Никита одергивает свою кожаную жилетку, как «крутой» и смеется, когда Митя в аристократическом жесте поправляет синий пиджак. Макс затягивает бандану покрепче. Нестерович сам смеется со своих «не узких джинс» без подкатов и с приспущенной талией, которые не сдавливают до боли бедра. Со своей немодной джинсовой крутки поверх рубашки. Назад в двадцатый, никак иначе. - Ты по «старой школе», да? – Смеется Антон, подходя со спины, - не изменяешь себе родному? - Придерживаюсь образа человека из прошлого, - фыркает в ответ, смотря на сцену, - вышли бы они так на улицу тогда, признаваться бы не пришлось. Никита пытается спародировать танец робота, и Макс отмечает, что у того почти получается, а рядом все тот же Стаев, который уже согнулся пополам от смеха и держит руки на животе. Живая картина «счастье есть».***
Максим часто встречается с Орловым, когда идет в зал для отработки номера. Часто сталкиваются прямо у дверей зала Егора: Нестерович тянется за ручкой, а она отлетает, потому что Никита открывает дверь с той стороны. Макс давит смех, выдыхая воздух. Никита пожимает плечами, стыдно отводя глаза. Нестерович не понимает, почему Орлов до сих пор считает, что у него получается скрывать свои же секреты. Они часто пересекаются в коридорах. Что за закон подлости – все теряются в коридорах ГЛАВКИНО, а их судьба будто бы специально сталкивает лбами. Максим молчит из раза в раз, когда видит его. Молчит даже тогда, когда идя по одному коридору, сначала встречает одного, потом, минут через десять, второго. Почти всегда получается держаться. Один раз настроение позволяло язвить направо и налево: - А второй где? – Максим приостанавливается, видя Никиту совсем рядом. Те же коридоры, те же люди – вроде бы, антураж такой же, но между ними будто бы натянута лента, перережь которую – и начнется война. После этих отношений у них перервались все струны, осталась одна. И они виртуозно играют на них, создавая мелодии более жуткими, страшными и холодными, чем раньше. Напряжение: уровень десятый. Никита ведет плечом и хочет уйти, но слышит из-за спины: - Ах, старая тактика, да? Чтобы не спалили? - Заткнись, Нестерович. Это было твое решение, - Орлов разворачивается на каблуках, считая секунды. Максим ведь прав: это «старая тактика», и Стаев появится в коридоре через считанные минуты. - Мое решение было о прекращении старых проблем, а не начале новых, - они очень близко. Метр – это очень мало, искры из глаз могут и долететь. - Я что, должен был страдать и мечтать о тебе ночами? Просить вернуться и «что-нибудь придумывать», да? - А я разве говорил об этом? – делая акцент на последнем слове, Максим прикрывает глаза и устало опускает голову, - уже финал. - Дальше тур. Никита будто бы и не терял контроль пару минут назад. Он смотрит будто сквозь Нестеровича, когда кивает и извиняется, что ему нужно уйти. Разворачивается и исчезает за поворотом, как будто бы его тут и не было. Встречаясь с Митей через минуту, Максим улыбается и говорит: - Доброе утро. - Доброе, Макс.***
Когда была записана эта песня, Никита научился ходить по лестнице и спрыгивать с последней ступеньки. Когда была записана эта песня, Катя била парня по рукам, когда он хотел залезть под юбку. Максим улыбается этим мыслям, который раз смотря, как Катя гоняет мальчиков с хореографией. Нестерович чувствует неприятное чувство в груди. Все почти так, как во времена второго сезона: «Макс, Антон, отойдите, у вас и так все получается». Хореография, которую тело запоминало само, без усилий, на этом сезоне – большая редкость. Он видит, как ребята стараются, и ему хочется помочь, встав со скамейки и сказав: «вот тут будет удобнее так», но понимает, что от него не ждут и не хотят никаких контактов. Никита всего на три с половиной года старше этого века. Он хочет взять все, не потеряв ничего. Потом задумывается о том, что это невозможно и начинает думать слишком много, в итоге вгоняя себя в угол. Нестерович чувствует себя стариком, рассуждая о возрастах. Когда была записана эта песня, Макс был одним из первых, кто танцевал на картонках на улицах под нее.