СНЫ В ЛЕТНЮЮ НОЧЬ

Душный липкий сон не принес долгожданного отдыха, наоборот, после жаркой ночи, проведенной на влажных простынях, Ромка чувствовал себя еще более измученным и выжатым, чем вечером. Сбитая постель и пропитавшаяся потом подушка одним своим видом вызывали чувство острого отвращения и желание немедленно помыться. Часы показывали начало шестого утра. За окном уже рассвело, но июльская жара еще не успела опутать город своими душными сетями, и Ромка, встав, поспешил открыть окно. Свежий утренний воздух, как метла бабы Федоры, вымел из комнаты спертый ночной дух, пробежался холодными пальцами по разгоряченной влажной коже, вызывая толпы мурашек и приподнимая дыбом волоски на теле. Ромка глубоко вдохнул, заполняя легкие запахом листвы и свежескошенной газонной травы, и отправился в душ. Прохладная вода смыла соленую пленку пота, неприятно стягивавшую кожу, придала бодрости и сил, прояснила мысли. Ромка с наслаждением подставил лицо под острые жалящие капли, и в голове замелькали обрывочные картинки прошедшего сна. Размытые, неясные, но странно умиротворяющие, они вызывали непонятную тоску по чему-то — или кому-то? — до боли близкому и родному. Ромка рано лишился родителей — погибли в страшной автокатастрофе, — и его растила бабушка, недавно умершая и оставившая ему свою маленькую однокомнатную квартирку. Старушка, как могла, обеспечивала их нужды со своей скромной пенсии, но потянуть платное образование внука было не в ее силах. Пришлось Ромке поступить в местный Автомеханический техникум, благо с детства тянуло ко всяким железкам и механизмам. И он едва успел его окончить, как умерла бабушка, словно дожидалась, когда он «встанет на крыло». Так и получилось, что в свои девятнадцать лет Ромка получил специальность и однокомнатную квартиру на окраине города, но остался совсем один на этом свете. С этого момента прошел год, но до сих пор Ромка ощущал эту сосущую пустоту — и внутри, и снаружи, — которая, как черная дыра, грозила когда-нибудь затянуть его в свое бездонное нутро. Ромка боялся раствориться в своем одиночестве и старался подольше задерживаться в автосервисе, куда устроился на работу, а выходные проводить с друзьями. Но рано или поздно приходилось возвращаться в свою одинокую берлогу, в которой поселилась эта пугающая пустота. Ромка даже подумывал о смене обстановки: продать квартиру и прикупить другую, или комнату, на худой конец. Но, помимо пустоты, здесь жили и воспоминания, счастливые воспоминания из детства, избавляться от которых очень не хотелось. Так и жил. И вот совсем недавно пришли эти сны, приносящие ощущение чего-то родного, от чего Ромка за этот год начал потихоньку отвыкать, но с появлением снов понял, насколько же он истосковался по этой близости. Он купался в тепле и заботе, чувствовал направленную на себя любовь, даже обожание, но лишь до тех пор, пока реальность не вырывала его из этого уютного кокона сновидений, окуная в суровую действительность: одиночество — вот что ждало его при пробуждении. И от этого контраста становилось еще тяжелее, словно темной ночью, в метель, поманили светом и теплом уютного очага, а потом взяли и захлопнули дверь перед самым носом. Все это морально выматывало, хотелось не видеть вообще ничего, чтобы лишний раз не рвать себе душу потерянным ощущением причастности, близости к другому существу. Вроде большой уже, чтобы в сказки верить, ведь что такое сны, если не те же сказки? Ромка стоял под душем и пытался ухватить обрывочную нить сна, чтобы распутать, размотать этот клубок, но она не давалась, ускользала, и увидеть полноценную картину так и не получилось. Вздохнув, Ромка отбросил тщетные попытки вспомнить, выключил воду, быстро вытерся, побрился, оделся и прошел на кухню. До работы оставалось еще больше часа, так что было решено отправиться пешком, чтобы не упустить возможность урвать побольше утренней прохлады до того, как безжалостное июльское солнце раскалит помещение автосервиса, превратив его в настоящую душегубку. Ромка позавтракал наскоро слепленными бутербродами, запив их чаем, и, покидав в рюкзак несколько пачек «Доширака», выскочил из квартиры. Щедро омытый поливальными машинами асфальт обдал кожу своим влажным дыханием, капли росы блестели на траве и сочных темно-зеленых листьях и постепенно съеживались под лучами летнего солнца. На остановках общественного транспорта уже вовсю толпились люди, а дороги заполнялись автомобилями, выбрасывающими в прозрачный пока воздух клубы выхлопных газов. Ромка влился в этот смешанный поток, становясь частью живого организма под названием «город», который просыпался, сбрасывал с себя ночную дрему, постепенно погружаясь в омут повседневных хлопот и суеты. До автосервиса Ромка добрался за полчаса, быстро переоделся и погрузился в совершенно другой мир — мир механизмов. Казалось бы, следовало испытывать страх или отвращение ко всему, что связано с этим миром, если учесть, как именно погибли родители Ромки, но он, наоборот, ощущал себя здесь на своем месте. Он чувствовал себя врачом, принимающим больных: производил внешний и внутренний осмотр; выслушивал жалобы, которыми «пациенты», истекая слезами, скрипя, постукивая и посвистывая, делились с «доктором»; ставил диагноз и проводил необходимое лечение. Иногда «больному» требовалась сложная операция, переливание или даже трансплантация. Зато как отрадно было Ромке потом слушать тихий и ровный рокот и урчание благодарных «выздоровевших»… За делами и заботами о «подопечных» день пролетел незаметно. Ромка настолько увлекся, что даже забыл пообедать, хотя это случалось достаточно часто: он работу свою любил, и все, что не относилось к ней, в это время просто переставало существовать для него. Автосервис закрывался, мужики умывались, переодевались и разбредались кто куда. Ромка, насколько это было возможно, привел себя в порядок, натянул легкие джинсы и темную футболку и, попрощавшись со всеми, отправился домой. В животе заурчало, напоминая нерадивому хозяину о том, что завтрак уже давно переварен, обед пропущен, наступило время ужина и пора бы уже положить в желудок что-нибудь хотя бы условно съедобное. Ромка напоминанию внял и по пути зашел в магазинчик, где прикупил сдобу и холодную, из холодильника, полуторалитровую бутылку колы. Он устроился на скамейке, что пряталась под сенью стройных лип, высаженных по обе стороны пешеходного бульвара. Здесь едва слышался шум машин, мимо сновали прохожие — медленно прогуливались или торопились по своим делам, — на таких же лавочках отдыхали мамочки с колясками и малочисленные парочки. Румяное солнце, раскрашивая небо в бледно-розовый цвет, нехотя клонилось к горизонту, и его лучи едва пробивались сквозь густую листву. Ромка щурился на закат и не спеша ел, запивая сладкую слойку прямо из бутылки. Такая еда была привычна для него, ведь готовить он не умел, как-то не пришлось научиться. Нет, что-то простенькое, типа той же яичницы, отварной картошки или макарон, изобразить ему, конечно, было по силам. Но в основном перебивался полуфабрикатами: пельменями, котлетами, замороженной пиццей, блинчиками — всем тем, что достаточно было кинуть на сковородку или отварить. Ромка был неприхотлив в еде, но иногда безумно скучал по пухлым бабушкиным пирожкам и домашним супам. Он уже доел сдобу и с наслаждением пил прохладную колу, пока та не успела нагреться в вечерней духоте, как скорее почувствовал, чем увидел, что рядом кто-то сел. — Привет, — сказал этот кто-то, — жарко сегодня, да? От неожиданности Ромка поперхнулся и закашлялся, и его заботливо похлопали по спине широкой ладонью. Отдышавшись, он повернулся и посмотрел на своего соседа по лавочке. Им оказался парень лет двадцати двух — двадцати пяти, широкоплечий и жилистый, ростом примерно с Ромку, может, чуть выше. Одет он был в свободную белую футболку и широкие бежевые бриджи с множеством карманов, на ногах — коричневые сандалии. Слабый ветерок ерошил и без того растрепанные светло-русые волосы, а розоватый свет заходящего солнца играл румянцем на смуглой коже. — Я Леха, — представился парень и протянул руку. — Роман. Смутившись, Ромка пожал протянутую руку и отвел взгляд от пытливых карих глаз. Ему, воспитанному бабушкой, домашнему и стеснительному, всегда было сложно обзаводиться новыми знакомыми, а вот так запросто подойти к кому-то на улице — ни в жизнь. Потому и друзей у Ромки было мало, те, что еще со школы, да пара приятелей с техникума и на работе. О девушках и говорить нечего, да и не тянуло к ним никогда, впрочем, как и к парням: либидо словно спало и не думало просыпаться. Ромка никогда не понимал таких людей, которые вот так запросто могли подойти и сказать: «Привет. Я Леха-Саня-Вася…» — но в глубине души завидовал их раскованности. — Угостишь? — спросил новый знакомый и кивнул на пластиковую «полторашку», что Ромка по-прежнему сжимал в руке. Ромка не был особо брезгливым, иногда случалось и на работе пить воду из общей бутылки, но вот так вот с первым встречным… Он протянул Лехе бутылку, решив подарить ее ему, и отвернулся, запрокинув голову и глядя на остывающее небо. Несмотря на бестактное и даже несколько навязчивое поведение Алексея, Ромка чувствовал себя на удивление спокойно рядом с ним, не ожидая подвоха от, по сути, незнакомого человека. Казалось, что они знают друг друга всю жизнь, настолько уютным было обоюдное молчание и чужое присутствие рядом. Накатило какое-то странное состояние умиротворения, словно Ромка после долгих лет скитаний неизвестно где наконец-то вернулся домой, где его с нетерпением ждали. И что-то щелкнуло в голове, и в памяти всплыл тот самый сон, что длился несколько недель и который никак не удавалось вспомнить. Сейчас же картинка полностью сложилась и словно ожила: Ромка, как и в данный момент, смотрел на небо, а рядом, прижавшись к нему мягким шерстистым боком, сидел волк. Сейчас вспомнилось, что первая встреча со зверем очень напугала, хоть и происходило все во сне. Ромка стоял на какой-то поляне, освещенной светом полной луны, когда из густых, пахнущих жасмином кустов к нему вышел огромный лесной хищник. Его серая шерсть серебрилась, янтарные глаза мерцали зловеще, как показалось на первый взгляд. Опираясь на толстые мощные лапы, волк стоял и спокойно смотрел на человека. Ромка испугался и попробовал убежать, но не смог сдвинуться с места, словно прирос к земле. Заметив его страх, волк тихо заскулил и улегся там, где стоял, положив узкую морду на передние лапы. Он подметал землю толстым пушистым хвостом, а глаза неотрывно следили за Ромкой, и взгляд был по-человечески внимательный, но сам зверь не делал никаких попыток приблизиться и не выказывал враждебности. Потом поляну заволокло густым туманом, и Ромка проснулся, не в силах этот туман развеять и что-то вспомнить. Во втором сне на поляне горел костер, Ромка сидел и наблюдал за причудливым танцем пламени, а рядом лежал волк, уложив голову ему на колени. Ромка перебирал густую шерсть на загривке зверя, трепал треугольные уши и рассказывал о себе: что он любит, чего боится, что его радует, а что огорчает. Волк внимательно слушал, поскуливал и норовил лизнуть ласкающие его пальцы. В другой раз они оказались на берегу реки. Ромка сидел на краю обрыва, свесив ноги вниз, а рядом примостился волк, прижавшись к человеку теплым мохнатым боком. Они вместе смотрели на звездное небо, и Ромка показывал зверю знакомые созвездия. Волк вслушивался, всматривался, иногда отвлекался и тыкался холодным влажным носом Ромке то в шею, то в ладони… Были и другие похожие сны, и везде рядом с Ромкой оказывался волк, присутствие которого и дарило то неясное чувство чего-то — точнее кого-то — близкого и родного, приносящее после пробуждения ощущение непонятной тоски. — Эй, Ром, ты в порядке? — окликнул обеспокоенный голос. Чужая ладонь легла на плечо, и Ромку аккуратно потрясли. Он вздрогнул и словно очнулся. На город опускались сумерки, бульвар оказался под прицелом ярких глаз фонарей, рядом по-прежнему был Леха, а Ромка сидел и мелко дрожал, будто замерз, несмотря на удушающий летний вечер. — Да, все нормально… — пробормотал он, сбрасывая чужую руку, и встал. — Я пойду, пожалуй… Ромка поднялся со скамейки, с удивлением отмечая странную слабость в ногах и легкое головокружение, забросил рюкзак на плечо и, пошатываясь как пьяный, побрел в сторону дома. «Собаку, что ли, завести…» — мелькнула в голове вялая мысль и тут же пропала. До самого поворота он чувствовал внимательный взгляд, буравящий его взмокшую спину. Дома было душно. Уходя утром на работу, Ромка забыл закрыть окно, и летняя жара вольготно обустроилась в квартире, чувствуя себя здесь полноценной хозяйкой. Он бросил рюкзак в коридоре и сразу прошел в душ, где с облегчением смыл с себя пот и слабость. Ромка чувствовал себя странно вымотанным и невыспавшимся, а потому, слегка промокнув тело полотенцем, немедля завалился в кровать и тут же уснул, едва голова коснулась подушки. В эту ночь сон был настолько ярким и четким, словно все происходило наяву. Только на этот раз не было ни поляны, ни реки, ни костра, ни волка. Ромка сидел на той же лавочке под цветущими липами, что разливали в воздухе свой сладкий медовый аромат, а рядом был Леха. Они пили ледяную колу из жестяных банок, смотрели на звезды и молчали. «Наконец-то я нашел тебя», — внезапно сказал Леха и, повернувшись к Ромке, посмотрел на него внимательным, вынимающим душу взглядом, так похожим на тот, волчий. Словно под гипнозом, Ромка наблюдал, как приближаются к нему эти карие глаза и затмевают весь остальной мир, и больше ничего вокруг нет, кроме этих темных бездонных омутов. Горячие губы накрыли Ромкины, осторожно пробуя, боясь спугнуть; широкие ладони легли на плечи, огладили их и спустились вниз, на бока, а потом скользнули на талию, и Лешка прижал Ромку к себе. Одна ладонь, обласкав спину, поднялась выше, запуталась в черных влажных волосах и надавила на затылок, призывая довериться и позволить. И Ромка позволил: приоткрыв губы, он почувствовал, как Леха углубил поцелуй, ворвавшись теплым влажным языком к нему в рот. Ромка беспомощно простонал, чувствуя жар ладони, что гладила его поясницу. Перед глазами все поплыло, и он закрыл их, погружаясь в уже знакомый густой туман. Ромка проснулся, словно наяву ощущая на губах вкус колы и липового меда. Простынь вновь была влажная, однако уже по другой причине, нежели душная летняя ночь. Утренняя прохлада, врывавшаяся в комнату сквозь открытое окно, не успела выветрить терпкий запах желания, который, казалось, пропитал все вокруг. Ромка разлепил глаза, чувствуя в теле отголоски блаженной разрядки, и нахмурился: такого с ним давненько не случалось, а уж чтобы от поцелуя, да еще и с парнем… Сон встал перед мысленным взором во всех подробностях, и Ромка застонал от бессилия: этого еще не хватало для полного счастья! Спавшее до сей поры либидо решило выйти из спячки и заявило о себе столь оригинальным способом? Он резко встал, с отвращением отбросив испачканную простынь, потом стащил постельное белье и заменил чистым, бросив грязное в стиральную машинку. Он наблюдал, как она нехотя пережевывает ткань, уничтожая следы «ночного преступления», и ему очень хотелось, чтобы так же легко можно было избавиться от ненужных мыслей в голове, которые казались Ромке постыдными и пугали до дрожи. Он быстро принял душ, оделся и выскочил из квартиры, даже не позавтракав, словно за ним гналась свора собак… или стая волков… На работу он прискакал раньше всех, пришлось еще полчаса дожидаться открытия, а потом весь день дергался и нервничал, не в силах отогнать воспоминания о прошедшем сне. Казалось, что окружающие догадываются о чем-то и осуждающе смотрят на него, отчего у Ромки горели щеки. Мужики действительно поглядывали на обычно спокойного и сосредоточенного на работе парня, но удивленно, а не осуждающе, не узнавая его сегодня, да Ромка и сам себя не узнавал. Даже возня с автомобилями не помогала отвлечься, что уж совсем ни в какие ворота не лезло. Все буквально валилось из рук. Когда же рабочий день, наконец, подошел к концу, Ромка чувствовал себя издерганным и выжатым, как лимон. Он вышел на улицу, вдохнул раскаленный за день пыльный воздух и поплелся домой. Есть не хотелось — аппетита не было совершенно, хотя сегодня даже позавтракать не удалось. По пути Ромка все же решил заскочить в магазин и купить что-нибудь попить, чтобы успокоить пересохшее горло. Зайдя в магазин, он встал напротив холодильника с газировкой и задумался. Если бы Ромку спросили, он бы не смог ответить, почему решил купить именно колу в железной банке, но рука словно сама потянулась к холодильнику и схватила заветную жестянку. Выйдя на улицу, Ромка, будто отключив мозги и повинуясь какому-то неясному импульсу, на автопилоте направился прямиком на бульвар. Там, озираясь точно вор, он присел на вчерашнюю лавочку и открыл банку с колой. И, как и вчера, поперхнулся и закашлялся, когда рядом, будто соткавшись из воздуха, опустился Леха. — Как спалось? — совсем уж не к месту спросил он и заботливо похлопал Ромку по спине, а тот вытаращился на него, как фермер на летающую тарелку, и зло огрызнулся: — Тебе какое дело? Ты что, следишь за мной, что ли? — Да, — абсолютно серьезно ответили ему, — причем давно. — Кто ты такой и чего тебе надо от меня? — Я все объясню. Пригласишь к себе? — Обалдел? А шнурки тебе не погладить? Леха усмехнулся и с любопытством посмотрел на свои сандалии, словно прикидывая, а, действительно, не погладить ли несуществующие шнурки? — Не надо, — наконец, решил он и, враз посерьезнев, внезапно продолжил: — Тебе снится, как ты сидишь на берегу реки и смотришь на звезды. Ты находишь знакомые созвездия и показываешь их тому, кто находится рядом с тобой. Ты рассказываешь ему о себе и о своем мире, сидя у костра в лесу. Ты… — Стоп! — прервал Ромка, побледнев. — Кто ты такой, черт возьми, и откуда ты все это знаешь? — Я тот, кто сидит рядом с тобой в твоих снах, тот, кому ты все это рассказываешь. — Да ладно заливать-то! Там был волк! — Волк? — Леха удивленно приподнял брови, а потом понимающе усмехнулся над чем-то своим и рассмеялся. — Вот как… интересно… Ну, волк так волк, это особо не роляет. Я сидел рядом с тобой в каждом твоем сне, и я могу дословно рассказать тебе все, о чем ты говорил. — Да пошел ты! — выкрикнул Ромка, поднимаясь со скамейки. — Ром, пожалуйста, выслушай меня. Это важно. Ромка посмотрел в карие глаза и окунулся в такое море отчаяния, что у него мурашки побежали по коже. Что же такого важного хотел сообщить ему этот странный навязчивый парень, что вся бравада и веселость слетели с него, словно шелуха? Леха смотрел так, будто от ответа зависела его жизнь. Ромке стало неуютно и жутко под этим умоляющим и серьезным взглядом. — А здесь нельзя? — попробовал он трепыхнуться. — Нет. То, что я хочу рассказать тебе, слишком необычно. И лично. — Хорошо, пойдем, — нехотя согласился Ромка, внутренне коря себя за свою уступчивость. По пути домой Ромка поймал себя на мысли, что по-прежнему чувствует себя рядом с Лешкой спокойно и защищено, несмотря на его признание в слежке, странное поведение и едва ли не минутное знакомство. Ну вот не ощущалось никакой опасности. Как ни пытался Ромка накрутить себя и разозлиться на Леху, а не получалось ничего. Еще эти его слова про сны… Откуда он мог это знать? Быть может, он шарлатан какой-то или мошенник? Сомнения боролись с желанием поверить и разобраться, наконец, во всем. Тут еще в памяти всплыл сегодняшний сон — Ромка смутился и совсем запутался в своих размышлениях. Перед глазами маячили карие глаза, так близко… Словно наяву, Ромка ощутил влажные горячие губы на своих губах и теплый язык, исследующий рот… Почувствовал сильные пальцы в своих волосах и ладонь, обжигающую поясницу… Ромка тряхнул головой, стремясь прогнать наваждение. Это все больше походило на бред, и больной здесь явно не он один. Он украдкой посмотрел на шагающего рядом Лешку: тот хмурился и смотрел себе под ноги, и сквозь тонкую ткань бриджей Ромка заметил сжатые кулаки, которые Леха сунул в карманы, словно пытаясь удержать себя от чего-то… или от кого-то… Все так же в молчании они дошли до нужного дома и поднялись на второй этаж. Ромка открыл дверь и пропустил Леху вперед. Тот прошел в коридор, немного замешкался, разуваясь, и проследовал на кухню. — Чай будешь? — спросил Ромка больше из вежливости: он чувствовал, что ни хозяин, ни его гость не расположены к чаепитию. — Нет, — подтвердил Леха Ромкины сомнения и уселся на один из табуретов. — Ладно, рассказывай что хотел. — Ром, ты только выслушай меня и не перебивай, прошу, — начал Лешка. — Это все покажется тебе бредом, но я клянусь тебе, что все мною сказанное — правда. — Хорошо, — кивнул Ромка, тоже усаживаясь. — Я из другого мира, Ром, и я пришел сюда ради тебя. Там, у себя, я был оборотнем. — Так, все, до свидания, — прервал Ромка, вскакивая с места. — Ром, ты обещал! — в отчаянии воскликнул Лешка. — Пожалуйста. Сжав зубы, Ромка сел и зло уставился на него. — Я прожил долгую жизнь, — продолжал Лешка, — нажил неплохое состояние и мог позволить себе все, что пожелаю. У меня были друзья, любовники, любовницы, но не было главного — любви, а ее не купишь ни за какие деньги. Мы, волки, однолюбы и безошибочно определяем свою пару, привязываемся к ней раз и навсегда. И за всю свою долгую и сытую жизнь мне так и не повезло встретить ее. Устав от одиночества, я обратился к самому сильному магу, которого только смог найти. Я практически поселился у него в доме, отдал ему все свое состояние, только чтобы он нашел того — или ту, — кто мне предназначен. И он нашел: сквозь пространство и время он нащупал ту тонкую нить, что привела его к моей родственной душе. К тебе, Ром. Не раз маг погружал меня в транс, чтобы я мог видеться с тобой в твоих снах. — Так, стоп. Ты хочешь сказать, что с каким-то мужиком пробирался в мои сны? Ты перегрелся, что ли? У тебя головушку переклинило? Или ты ролевик какой-то? Толкиенист, там, не знаю… повернутый на всех этих эльфах и прочей магии, да? — Нет, все не так, Ром, пожалуйста, поверь. Это все — правда, каждое слово — правда, — замотал головой Леха и затараторил быстро-быстро, словно опасаясь, что его вновь прервут или вообще прогонят: — Я старался узнать тебя как можно ближе, пытался запомнить мельчайшие детали, которые впоследствии привели бы меня к тебе. И я узнал: по звездам, окружающей обстановке и твоему описанию нам удалось определить твое местоположение. Оказалось, что ты живешь в другом мире, в котором нет магии, и мне никогда не суждено было встретить тебя, не начни я поиски. Я знаю о тебе многое, Ром, то, что ты сам мне рассказывал. Например, ты любишь жевательную резинку с сильным вкусом мяты. Ты привык к ней, когда пробовал курить, но боялся расстроить свою бабушку запахом табака. К курению ты так и не пристрастился, а любовь к мятной жвачке осталась. Еще тебе в детстве прилетело по лбу качелями, отчего рядом с линией роста волос есть маленький круглый шрам. На пояснице у тебя три родинки, расположенные в линию, и, когда ты насмотрелся индийских фильмов, ты мечтал по таким же родинкам найти брата или сестру. В детстве у тебя была кошка, которую ты очень любил, и однажды, когда ты проснулся и открыл глаза, она ударила тебя лапой, среагировав на движение ресниц. Ты не успел закрыть глаза, и пять дней видел только одним, а второй, по которому пришелся удар лапы, слезился и болел. Но ты ничего не сказал бабушке, чтобы она не наказала кошку. Зрение восстановилось, но не до конца, и правым глазом ты видишь хуже. Когда ты катался с горки… — Хватит… — прохрипел Ромка, побелев как мел. Он дикими глазами смотрел на Лешку, а тот тихо продолжил: — Я начал изучать твой мир, в чем мне очень помог маг. Время у нас идет быстрее, поэтому за те три года, что я провел за исследованиями, у вас прошло лишь несколько недель. Одновременно с этим я подыскивал себе подходящее тело. Маг в подробностях разглядел твою душу, поэтому знал о тебе все, даже то, о чем ты, возможно, сам не догадывался. Согласно этой информации я искал себе именно тело мужчины. Ромка вспыхнул и возмущенно вскинулся, и Алексей замолчал, вопросительно посмотрел, а потом улыбнулся ласково и понимающе. Он протянул руку и невесомо погладил Ромку по пылающей щеке, и тот не отстранился. — Для меня в этом нет ничего странного или неправильного, но я в курсе местных порядков, — усмехнулся Леха. — Я думаю, мы справимся с этим, так? — Ромка заторможенно кивнул, пряча взгляд, а Алексей продолжил: — Ты знаешь, это даже хорошо: ведь я тоже мужчина и переселяться в тело женщины мне очень не хотелось, если бы ты предпочитал их. Но я бы и на это пошел. Подобрать подходящее тело было непросто, но нам удалось, хоть и заняло это больше времени, чем я рассчитывал: некий мажор, как вы их называете, переоценил свои силы, и у него случился передоз. Врачи не спасли, и, когда его душа покинула тело, я занял ее место. И вот я здесь, с тобой. Мне повезло: частично сохранилась память предыдущего хозяина и мне не пришлось изучать все с нуля, хотя маг и предупреждал, что такое может произойти. — Я не знаю, что сказать, — потрясенно прошептал Ромка. — Так не бывает, это все какой-то сон, и я никак не проснусь. — Именно сейчас ты и не спишь, Ром. Ты знаешь, как мне было хорошо там, в твоих снах, рядом с тобой? Но я мечтал, что когда-нибудь они станут явью. Обязательно станут! И все будет еще лучше. Что я смогу прикасаться к тебе в реальности, говорить с тобой по-настоящему, чувствовать тебя, твое тепло, дыхание, твои прикосновения… И вот теперь ты рядом, ты здесь, со мной, и я самый счастливый во всех мирах. Ты не можешь себе представить, что ты значишь для меня: ты теперь мой мир, моя жизнь и мой свет. И если ты прогонишь меня, то мне просто незачем будет жить. Мне ничего не надо от тебя, Ром, просто позволь мне быть рядом. Ромка не знал почему, но именно после этих слов он поверил Лешке окончательно. Что-то сдвинулось у него в сознании, словно встали на место кусочки паззла, и все стало предельно ясным и понятным: странные сны, появление странного парня, странные признания — все эти странности по отдельности были полной белибердой, но все вместе вдруг обрело смысл. И этот смысл начал потихоньку доходить до его ошеломленного сознания, и Ромка прошептал: — Ты бросил все: свой мир, свою жизнь, все деньги спустил только на то… — Мне это все не нужно без тебя, — остановил его Лешка. — Только ты имеешь значение. И пусть я сейчас лишь простой человек, пусть я в другом мире, в другом теле, но я знаю, что и этот чужой для меня мир, и чужая жизнь, и чужое тело станут мне родными, если рядом со мной будешь ты. Это все ради тебя, Ром, чтобы быть с тобой рядом. Я прожил долгую жизнь, слишком долгую, чтобы успеть понять: нет ничего дороже и главнее в жизни, чем счастье. И наконец-то я его нашел: мое счастье — это ты. От этих слов на глаза Ромки навернулись слезы. Никогда в своей жизни он не чувствовал себя настолько нужным, настолько необходимым кому-то. Чтобы ради того, чтобы просто быть с ним рядом, кто-то захочет пересечь границу миров и сделает это, без сомнений оставив позади свою прошлую жизнь. Так неужели он не сможет переступить через сомнения и страхи и сделать в ответ один лишь маленький шаг навстречу тому, кто перепрыгнул ради этой встречи целую реальность? — Ну вот, а я уже подумывал завести собаку, — неожиданно даже для себя брякнул он, не зная, что сказать, и убивая напрочь всю торжественность атмосферы, — а тут целый волк. — Малыш, но я же лучше собаки, — тихо засмеялся Лешка, заключая пылающее от смущения лицо Ромки в свои ладони, — хоть больше и не волк. Но я ни капли не жалею. Я готов быть хоть чертом с рогами, лишь бы ты был рядом. — Не надо чертом — человеком будь, — пробормотал Ромка. Совсем как в недавнем сне, он наблюдал, как медленно приближаются карие глаза и затмевают весь остальной мир, и больше нет ничего вокруг, кроме этих темных бездонных омутов. Как и тогда, горячие губы накрыли Ромкины, осторожно пробуя, словно боясь спугнуть; широкие ладони легли на плечи, огладили их и спустились вниз, на бока, а потом скользнули на талию, и Лешка притянул Ромку к себе. Одна ладонь, обласкав спину, поднялась выше, запуталась в черных влажных волосах и надавила на затылок, призывая довериться и позволить. И Ромка позволил: приоткрыв губы, он почувствовал, как Лешка углубил поцелуй, ворвавшись теплым влажным языком к нему в рот. Ромка беспомощно простонал, чувствуя жар ладони, что гладила его поясницу. Перед глазами все поплыло, и Ромка закрыл их, но в этот раз никакого тумана не было. Было лишь пьянящее чувство единения и причастности, ошеломляющее ощущение близости родного существа, которое теперь никогда не исчезнет. Ведь сон стал явью.