Многоточие

      Жизнь – это огромная книга с бессчетным количеством глав, которую каждый пишет самостоятельно. У этой книги нет конкретного жанра, как правило, зато у нее есть огромное количество персонажей, локаций, действий, диалогов… И, само собой, множество знаков препинания.       Началась их история спонтанно, если не сказать – по-идиотски. Было похоже на короткий очерк, пробу пера или же неуклюжую попытку создать хоть что-то новое, но эта «проба пера», получившаяся благодаря неудачной шутке, так быстро разрослась в полноценный роман, что ребята и глазом не успели моргнуть – уже женаты. Кольцо с аметистом на безымянном пальце Рафаэля отнюдь не стало каторжной цепью на нем. Оно стало точкой в его былой разгульной жизни, в главах которой присутствовала бутылка темного нефильтрованного и бокс по вечерам, а количество проституток буквально равнялось количеству запятых, расставленных между словами, написанными угловатым почерком с наклоном в левую сторону. Страницы, исписанные красной гелевой ручкой, были сплошь покрыты пятнами от капель алкоголя, кое-где по неосторожности присыпаны сигаретным пеплом, и почти каждая содержала в себе такой объем нецензурщины, что можно было смело составлять матерный словарь, опираясь на одну только речь Рафаэля. И, конечно, самым распространенным знаком, после запятой, была точка. Раф ставил их с завидным постоянством – после каждого дня, после каждой драки, после каждой путаны, с которой он побывал. Для него не существовало понятия «будущее», он никогда не загадывал даже на завтрашний день, считая это бессмысленной тратой времени. Раф всегда жил сегодняшним днем, он понимал, что бесполезно строить планы, рисовать картины на песке, когда твоя жизнь может закончиться в любой момент.       У Дона же все было иначе, пусть и немного. Мягкие, закругленные буквы, не особо разборчивые из-за быстрого письма слова, написанные фиолетовой ручкой с блестками, и маленькие расстояния между строк. Если речь Рафаэля изобиловала ненормативной лексикой и отрывистыми, короткими фразами, четко и точно передающими его мысли, то Донателло любил добавить красок. Яркие эмоции, чувства наизнанку, приглушенные сухостью научных фактов и терминологии, и написанная между строк невидимыми чернилами и болью повесть о неразделенной любви к своему старшему брату, который подчас не ночует дома и давно уже не помнит по именам тех девушек, которым дарил оргазмы. Два года ему удавалось это скрывать, два года гений прятал горячие чувства, боль и слезы под маской банальной до зубовного скрежета заботы, но потом что-то пошло не так, и текст проявился на бумаге, написанный кроваво-красным меж ровных лиловых строчек. Проявился именно тогда, когда Дон был готов сменить многоточие в конце, после слов «Я люблю тебя, Раф», на большую и жирную точку, ведь других он не ставил, предпочитая таким образом сохранять воспоминания о произошедшем на долгие годы. Однако, трехпалая рука дрогнула, и к одной исправленной точке добавились еще две. Яркие, алого цвета точки ознаменовали новое начало как для Донателло, так и для Рафаэля.       С момента их первого поцелуя в пыльном гараже при тусклом свете энергосберегающей лампочки точки стали не самыми частыми гостями в двух книгах, слившихся воедино. И если раньше они означали для Рафа конец, являлись символом ушедшего времени, то теперь точки стали для него хранителями, чем-то вроде крестражей. Каждая точка содержала в себе то или иное воспоминание – сладкий запах маргариток, так любимых Доном, карамельный аромат его кожи, его теплые улыбки, нежные поцелуи, да даже впервые надетый костюм мушкетера и поэтичное прозвище «граф де Ла Фер». Они по-прежнему заканчивали мысли Рафаэля, ставшие в своем написании куда более красочными и цензурными, но теперь мутант точно знал – за одной точкой последует другая, третья, четвертая… Он был уверен, что книга не оборвется на самом интересном месте. А Донни больше не писал между строк невидимыми чернилами, он делился с возлюбленным всем, начиная от банальных секретиков о братьях и заканчивая самыми страстными желаниями в постели. Рафаэль знал о нем буквально все, он прочитал его главы от первой до последней буквы и не преминул дописать на полях что-то свое. Точно так же и Донателло прочел своего благоверного и даже не ругал его за редкие ошибки и пятна на страницах, ибо и сам грешил подобным. Хоть описки в фиолетовых словах можно было счесть по пальцам, но «кольца» и «полумесяцы» от кружек с кофе и крошки от шоколада были буквально на каждой странице из его прошлого.       Теперь же они писали новые главы вместе, передавая книгу из рук в руки. Белые страницы все так же были кое-где в кофейных каплях, но теперь на бумаге можно было найти и следы пролитого в порыве страсти красного вина, и подсохшие отпечатки от капелек спермы, и даже размытые слезами слова на особо напряженных моментах. Между страниц хранились ароматные лепестки голландских роз, валентинки с признаниями в любви, короткие записочки с холодильника, написанные второпях, фотографии двух улыбающихся молодых мужчин… Между текстов или прямо в них ребята частенько оставляли обрывки стихотворений, прочитанных наедине, и клочки текстов любимых песен, спетых, даже если на всеобщее обозрение, то только для одного-единственного человека, стоящего у самой сцены. Бумага хранила в себе сладкий запах поцелуев со вкусом вишни в карамели, терпкий запах коньяка с кожи Рафаэля, легкие нотки водоэмульсионной краски, оставшиеся после ремонта, запах свежего сена, роз с орхидеями, нежных маргариток, натуральной кожи из салона автомобиля… Множество мыслей положено в красные и фиолетовые буквы, множество слов, проглоченных и сказанных, множество эмоций… И все это ребятам удалось сохранить и приумножить в геометрической прогрессии.       Но в конце каждой главы всегда стоит многоточие. Как неприложная истина, переменная, ставшая за годы константой. Они не ставят точек после слов любви и нежности, после сладких поцелуев и бурных ночей, после задушевных разговоров, после романтических сюрпризов друг другу, после походов в клуб… Для них многоточие значит будущее. Многоточие значит продолжение, бесконечное продолжение этой сладкой сказки о любви, которую они написали сами. Ни для Дона, ни для Рафа нет знака важнее, чем многоточие, ведь оно как бы дает надежду, шепчет на ушко: «А знаешь, все еще будет…». Многоточие дает шанс все исправить даже если кажется, что аппарат ИВЛ будет гудеть вечно, нарушая тяжелую тишину в палате, яркие глаза вечно будут закрыты, а мощную грудь будут туго стягивать белоснежные бинты, поддерживая сломанные ребра. Многоточие – это символ любви, той, что длиною в вечность, самой сладкой и искренней, самой нежной и жаркой, сплетенной из алых и лиловых лент ловкими руками Рафаэля, сумевшего вовремя расставить приоритеты, и ставшей красивой закладкой в большой и толстой, но такой легкой книге. И так приятно знать, что она не дописана, что в конце новой главы стоит многоточие. Знак, говорящий случайному читателю, что авторы этой великолепной сказки не расстанутся никогда…