Девочка-солнце

В то утро рассвет ещё только занимался, когда по округе разнёсся плач ребёнка, звонкий, первый. И развешивающая бельё во дворе женщина улыбнулась тепло мужу, - а вот и солнце на свет божий появилось. Потом её только так и будут звать, девочкой-солнцем. Пройдёт ещё немало времени, прежде чем мир вокруг в её памяти отпечатываться начнёт. А до этого мать с отцом с улыбкой вспоминать будут и первые неуверенные шаги, и голосок звонкий да чистый и глаза медовые, любопытные. Всё-то ей в этом мире интересно. И куда бабочка улетает, сорвавшись с цветка, и куда облака пушистые спешат и где птицы гнёзда свои вьют. И что за стены вокруг стоят, высоченные, так что и не разглядишь ничего за ними. И тянется, тянется девочка-солнце к этим стенам тонкими ручками своими, да никак достать не может. А мать смеётся только да говорит, мол, куда тебя тянет всё, на месте не сидится. Не наш тот мир, что за стенами за этими, нет там спокойствия мирного, нет смеха звонкого, только смерть одна. А девочка смотрит и не верит. Если там смерть одна, то почему птицы туда улетают? Там, по ту сторону, даже облака другие, белее, пушистее, быстрее. И солнце, солнце оттуда поднимается, ласково лучами своими по голове гладит, путается в огненных прядках и тихо-тихо шепчет что-то, зовёт. Что за теми стенами – целая тайна, волнующая маленькое сердечко. И девочка тихо самой себе обещает, что однажды сама, своими глазами увидит мир тот запретный. Обязательно, - подрастёт только! А пока будет она маминой и папиной радостью, в платьицах ситцевых, да с веночком из цветов полевых на голове бегать, от дома далеко не забираясь. Будет послушной и ласковой, но не робкой, нет. Мир вокруг так и манит, как же тут удержаться? Нет времени у неё робеть да бояться, когда столько всего ещё изучить нужно! Соседские мальчишки неохотно сначала, но всё же принимают к себе девчонку-сорванца, с улыбкой солнечной да характером бойким. Девочка, Петрой названная, по деревьям вместе с ними лазает, колени и локти обдирая о сучья да кору, домой затемно возвращается и, захлёбываясь от впечатлений, за ужином отцу и матери рассказывает, где была и что видела. Мать всё головой качает укоризненно, мол, негоже девочке-то глупостями такими заниматься, вот вышивать бы лучше научилась. Петра только губы поджимает и хмурится, - не интересно ей целыми днями дома сидеть, да домашними делами заниматься. Не удержать её здесь, сердце наружу рвётся. Годы летят, девочка-солнце растёт, расцветает как цветок дикий, мамина и папина гордость. Всё реже можно её в платье девичьем увидеть, всё чаще взгляд её за стены цепляется. Помнит она, помнит детское обещание своё и рвётся всем сердцем туда, в неизвестность. Не интересно ей больше сказки про принцесс слушать, тоскливо ей дома сидеть, на мир из окошка маленького смотреть. Мать про соседскую девочку рассказывает, какие та платья красивые шьёт и намекает, мол, пора бы и тебе уже, солнышко, делом заняться. А Петре иного хочется. Ей бы крылья, как у птицы, чтобы взлететь могла высоко-высоко, в бескрайнее это небо, чтобы взглядом всю землю могла охватить, до самого горизонта, откуда солнце поднимается. Ничего матери девочка-солнце не отвечает, лишь улыбается тихонечко и в щёку целует. Подолгу Петра в городе бродит, людей разных разглядывает, всем улыбается, со всеми приветлива и добра она и люди, светом её заряжаясь, словно сами добрее становятся. Мальчишки, с которыми раньше играла она теперь украдкой на Петру поглядывают, да спорят между собой, кто первым её замуж звать пойдёт. И торговки между собой говорят, ах, как хороша наша Петра в белоснежном платье будет! Но не слышит этого девочка-солнце. Бродит она одна, в мысли свои погружённая. Не здесь её судьба, Петра уверена. Не для того она на свет появилась, чтобы всю жизнь тихо-мирно дома сидеть, любовью родителей согретая. Рвётся её душа, рвётся вдаль и, кажется, что вот-вот крылья у неё прорежутся. И однажды, гуляя вот так в одиночестве, видит она нечто необыкновенное. Целая кавалькада идёт по городу и люди в стороны расступаются. Петра сквозь толпу пробирается и замирает вся, боясь вздохнуть даже, так близко видит она удивительных воинов, за спинами которых крылья разноцветные развеваются. С гордо поднятыми головами идут они вперёд, за ворота выходят, в мир запретный и желанный. И чувствует девочка-солнце, как сердце её вслед за ними рвётся. В тот вечер прибегает она домой радостная, с глазами сияющими пуще прежнего и с порога самого заявляет, что в разведку пойдёт, что за свободу отныне она бороться будет. Мать плачет, кричит, умоляет, удержать пытается, да без толку всё, не слышит уже её Петра – мысли её там, за стенами. Видит она уже себя в форме новенькой, по ней сшитой, с крыльями разноцветными за спиной и смеётся, смеётся так радостно, что отступает в итоге мать, сдаётся, видя, что дочь не отговорить уже. А отец лишь плечами пожимает и молчит. Он готов был уже к этому. Обещает Петра, что писать домой непременно будет и пишет, много пишет! Стольким ей поделиться с родными хочется, - и как трудно ей здесь, в учебном корпусе, но не сдаётся она, лишь упорнее тренируется, насмешки да обиды терпя разные. Как много интересного рассказывают им на занятиях, и знает она теперь, что солнце с востока поднимается, что был когда-то мир бескрайним, и куда угодно идти можно было, и не было стен этих проклятых. Что существуют на свете моря и океаны, до самого горизонта простирающиеся и леса, красотой своей дикой и первозданной завораживающие. Что удивителен этот мир и прекрасен, только за стенами он, там, куда нельзя ступать. Обещает девочка-солнце, что гордиться ей родители будут, что докажет она им и всем вокруг, что нет у неё в жизни другого призвания. С улыбкой она все трудности встречает, усерднее других занимается и верит, верит всем сердцем, что всё непременно получится. Спустя годы пишет она вновь домой и строки письма все счастьем пропитаны – попала девочка-солнце в десятку лучших при выпуске. Все двери перед ней теперь открыты. Но лишь одну из дверей выбирает Петра, с самого рождения для неё одной приготовленную. И в первый же выходной домой прибегает, в форме новенькой, только-только полученной, с крыльями за спиной теми самыми, о которых мечтала так долго. И вертится и крутится девушка перед родителями, чтобы посмотрели получше, чтобы поняли, как ей эта форма подходит. Мать улыбается ей бодро и обнимает крепко, а внутри вся от страха сжимается. Не хочет она солнышко своё отпускать никуда, но да разве её удержишь? Петра не замечает прядей седых в волосах матери, ей же стольким поделиться надо! На ночь дома она не остаётся, возвращается обратно, в свой второй дом теперь. Родители её провожают да вслед смотрят, и плачет мать горько, безутешно. Неспокойно у неё на сердце, чувствует она, чувствует беду, медленно подкрадывающуюся. Дни летят один за другим, все в заботах проходят. Пишет Петра домой всё реже, письма всё более длинными становятся. Рассказывает про вылазку свою первую, как страшно ей было, но справилась она, вернулась живая и впечатлённая. Рассказывает, что мир видела, тот, что за стенами. И будто там даже воздух другой и свободно там и радостно. И страшно. Про титанов девушка пишет, ничего не утаивает, лишь немного сглаживает впечатления, чтобы сильно родителей не тревожить. Про жизнь в штабе пишет, про то, какой командор Эрвин умный и смелый и бесстрашный и идти за ним хочется. Про майора Ханджи пишет, с которой незаметно сдружиться успела. Сильная она женщина, пусть и не всегда понятная, со своими странностями, непонятной тягой к титанам и вечно задорным характером. Про капрала пишет. Про то, что вечно он хмурый ходит, говорит отрывисто и смотрит цепко. Все боятся его, но только не Петра. Она за строгостью видит усталость бесконечную, за безразличием – отчаянное желание как можно больше бесценных жизней спасти. Она видит всё, но молчит, лишь в письмах своих всё рассказывает. Пишет девочка-солнце родителям, как иногда чай капралу вечером носит. И с отчётами помогает. Он ворчит на неё и прогоняет, а она всё равно возвращается. Пишет, как иногда спящим его за столом обнаруживает и тихонько плащом укрывает. Родители письма читают и лишь головами качают с улыбками. Они-то всё видят лучше дочери, но молчат, не встревают. А Петра и не думает ни о чём таком. Ей достаточно просто рядом с ним стоять и смотреть на то же небо, что и он смотрит, одним воздухом дышать. Иногда подолгу они разговаривают, Петра, с улыбкой сияющей, о мечтах своих рассказывает, о том как гордится она местом своим, честным трудом заслуженным. Капрал лишь улыбается изредка и по волосам её треплет рукой мозолистой. Для всех девочка-солнце в штабе сияет одинаково, но для него – немного по-другому, по-особенному. Сама того не замечая тянется к нему, доверчиво улыбается и про сны свои самые сокровенные рассказывает. А капрал слушает, слушает и смотрит на неё, каждую чёрточку запомнить старается. Потому что слишком живая она для этого мира, слишком свободная, слишком светлая. Всего в ней слишком. Того и гляди кажется, что вот-вот она с рук сорвётся и улетит в высь бескрайнюю. Не удержать ему её, никому не удержать. А впереди новая вылазка, надежды новые, страхи новые. И Петра кружится по штабу в нетерпении, заряжает всех энергией своей, улыбается и цветёт ярче прежнего. В письме, что домой девушка отправила, пишет она, что если и выйдет когда замуж, то разве что за капрала только. И смеётся сама над собой и своей смелостью. На следующее утро они за стены выходят, чтобы снова за свободу сражаться. И Петра рвётся вперёд, назад не оглядываясь. Там, позади, остаётся штаб пустой, ветрами продуваемый. Надежды и мечты, ночами взлелеянные все в письмах спрятаны, что дома аккуратной стопочкой лежат. В этот день мать её долго стоит в дверях дома и на стену смотрит. Где-то там её доченька, её солнышко, судьбу себе выбравшая тяжёлую. И сердце в тревоге заходится. Долго ещё потом ветер будет гулять по знакомым улицам, сметая следы девочки-солнца, некогда здесь проходящей. Долго ещё в окошко её стучаться будет закрытое. Но не ответит ему никто. Так и останутся письма стопочкой лежать на столе пыльном. В них – все мечты и желания, грёзы о будущем, все волнения и страхи, и любовь нечаянная. В них – вся жизнь девочки-солнца, к свободе стремящейся. Спросят как-то соседи, где же девчушка бойкая, всю округу радующая. А в ответ услышат лишь одно, болезненно-горькое, от сердца оторванное – погасло солнышко.