Высота принятия решения

"Wait, it’s all that I can take And every single day A part of my soul is fading" У летчиков есть понятие «высота принятия решения». Либо самолет совершает посадку, либо уходит на второй круг, чтобы попытаться снова. Неправильное действие может стоить всего. Абсолютно всего. Я нахожусь на этой самой высоте уже пять лет. Почему я до сих пор не упал и не разбился на миллион частей, утянув за собой всех, кто находится рядом, известно, наверное, только небесной канцелярии. Может, я и был бы рад, наконец, упасть, ударившись настолько больно, насколько это возможно, сломав эти границы горизонта, снеся их к чертям своим собственным телом. Вы когда-нибудь любили настолько сильно, что каждый день кажется опасным аварийным рейсом на высоте в десятки километров длиною в 24 часа? И каждый день вы знаете, что завтра, едва вы успеете открыть глаза, все начнется сначала? Да и кого я обманываю? Даже во сне турбулентность под ребрами не проходит ни на секунду. Любить Тацуми Соичи — это ежедневно пытаться посадить самолет с сотнями пассажиров на борту в грозу на самую короткую взлетную полосу без разрешения с земли. Однако как пилоты не могут жить без крыльев и неба, так я уже не могу представить свою жизнь без этого человека, на первый взгляд сотканного из одних только недостатков. Порой он настолько глубоко задумывается, зажав в пальцах тлеющую сигарету, что не замечает, как я наблюдаю за ним. За каждым движением. Смотрю и запоминаю, как взвивается вверх едкий дым, как он хмурит брови, как подрагивают его ресницы и губы. В тот день, когда все изменилось, навсегда разрезав мою жизнь линией горизонта на "до" и "после", я как никогда остро чувствовал все. Каково это — держать в своих руках человека, коснуться которого порой хочется так нестерпимо, что начинает покалывать кончики пальцев? Я не знал, пока сам не ощутил это. Проще сломать себе все кости сразу, чем отказаться от этих прикосновений. Все мое существо давало мне понять, что вот она — высота принятия решения, последний шанс сделать выбор. И я выбрал. Из тех двух вариантов, что у меня были: пойти на второй круг или попробовать мирно коснуться земли, — я выбрал третий — ощутить свободное падение хотя бы несколько мгновений. И я бросился в эту пропасть, захлебываясь потоком воздуха, что бил в лицо, давясь своим собственным дыханием, готовясь встретиться с острыми скалами, что поджидали меня внизу. Если бы кто-то спросил меня, стоило ли это того, я бы ответил, что да. Это стоило всего. Это стоило даже тех двух недель, что последовали за этой ночью, в течение которых меня колотило, как в самом страшном бреду. То чувство, с которым я тонул в этих янтарных глазах, как глупое насекомое — в незастывшей смоле; с которым зарывался пальцами в волосы цвета созревающей ржи, вдыхал теплый аромат кожи, пахнущей настоящим поздним летом, стоило того, чтобы рухнуть грудью на камни, смело раскинув руки в стороны. Каждый раз, когда я касаюсь его, я сгораю заживо. Ради этого неспокойного грозового неба, которое я люблю до судорог, до слез, до боли в ребрах, я готов принимать это решение снова и снова. Падать бесконечно долго, раз за разом рискуя умереть, даже не коснувшись земли. Глядя в эти глаза, слушая этот голос, прикасаясь к коже, худым запястьям, впиваясь в губы, наплевав на все, ощущая только звон в голове, я всегда буду находиться на высоте принятия решения. И всегда буду выбирать падение в пропасть.