Accidentally in love

I'm from X, you're from Y Perfect strangers in the night Here we are, come together To the world we'll testify. Our hearts alive, firestone And when they strike, we feel the love Sparks will fly, they ignite our bones But when they strike, we light up the world. Это был день траура. Я вчера, находясь в подпитии, призналась профессору Ксавье в любви, а Джин, говоря мистеру МакКою, что он ей не нравится, поняла, что нравится. Мы полночи рыдали друг у друга на плече, а потом, заплаканные, уснули. Утро встретило меня жутчайшим похмельем, а Джин – депрессией. - У тебя есть что-нибудь от этого ужаса? – прохрипела я, не в силах даже встать. Комната кружилась в одну сторону, голова в другую, но тошнота, усиливаясь, никак не находила выхода, и тазик, который Джин поставила у кровати, оставался пустым. Я знала, что если меня стошнит, мне станет легче, но мне все никак не тошнилось. То есть тошнилось, и ужасно, а выхода… уффф… что-то мысли путаются в голове. Зато это почти не дает мне думать о… - Ты все равно о нем думаешь, - мрачно возвестила Джин, сидящая на подоконнике и глядящая вдаль. – Слушай, а может тебе пойти ва-банк? Все равно он же знает… Ну так подойди, когда тебе станет лучше, и повтори. Вдруг… у тебя есть шанс? Ну тебе, конечно, только шестнадцать, ну так не десять же! До восемнадцати всего два года осталось, и вообще… - И вообще я его ученица, - борясь с тошнотой, буркнула я. – Он испугался вчера, Джин. Он – мой учитель, и он все время будет это помнить. - Есть и другой вариант, - легко согласилась Джин. – Сделать вид, как будто ничего не помнишь, и вести себя, как обычно, как будто и не случилось ничего. Сможешь? - Нет, - пробормотала я, и мне, наконец, стало легче. Два раза. После этого я пошла на поправку уже очень быстро. Так быстро, что после обеда (на который я, разумеется, не ходила, и Джин вместе со мной), смогла выбраться из комнаты. Мы с Джин решили было погулять, подышать свежим воздухом, но она неожиданно передумала и сказала, что хочет остаться одна. Тогда я пошла бродить по парку в одиночестве. Я пришла к своему любимому дереву и, присев на траву, оперлась на него спиной. Мысленно я напевала весьма жизнеутверждающую песню, и, поддавшись ее ритму, закрыв глаза, позволила себе немножко помечтать… Просто временно отвлечься от того, что случилось и от раздумий над тем, как это исправить… I'm from X, you're from Y Perfect strangers in the night Here we are, come together To the world we'll testify. Our hearts alive, firestone And when they strike, we feel the love Sparks will fly, they ignite our bones But when they strike, we light up the world. В моих мечтах Чарльз и я сидели вечером у камина. Я приносила ему чай и собственноручно испеченное печенье, он улыбался мне своей необыкновенной улыбкой, откладывал книгу, которую читал, и мягко гладил меня по щеке ладонью. Я даже не заметила, когда именно заплакала. Потому что картинка не складывалась. На ее место упорно приходило мутное видение… его глаза после моих слов… господи, его глаза… В них удивление, испуг, что-то еще, непонятное, странное, но я не могу разглядеть, я бегу прочь. И теплое, нежное чувство в груди сменяется горьким отчаянием. Я вскочила с земли, встряхнулась, вытерла слезы. Впрочем, это ничуть не помогло. Мне захотелось полетать, чтобы хоть как-то отвлечься, и я разбежалась… и, споткнувшись, упала. Недоуменно потирая коленку, встала и снова разбежалась. Что-то во мне разладилось, что-то было не так. Я не могла взлететь! Я не могла! Но ведь это никогда не зависело от моих эмоций и чувств! Я летала всегда… Это ведь в моей крови, в моей ДНК, как это может перестать работать? Я потрясла головой, попытавшись прогнать упорное видение о глазах профессора Ксавье. Что если… снова подумать о чем-нибудь приятном? Как будто ничего не случилось, как сказала Джин. Но ничего не получалось. Мне так и не удалось взлететь. В комнату я вернулась, когда уже стемнело. Джин выглядела несколько лучше, чем утром. Кажется, она сумела как-то побороть свое настроение. Была у подруги совершенно потрясающая особенность – она умела сказать своим проблемам: «Я подумаю об этом завтра». - А у нас новый парень появился, - заявила она. – Зовут Скотт. - Я не могу летать, - одновременно с ней выпалила я. - То есть… как это не можешь? – тут же встревожилась Джин. – Что, совсем? - Совсем, - подавленно шепнула я. – Я весь день пробовала. Джин с размаху села на кровать и уставилась на меня. - Надо идти к профессору, – наконец, сказала она. Я молча помотала головой. - Ну что ты машешь? Что ты головой своей машешь глупой? – возмутилась подруга. – С тобой что-то случилось! Вдруг ты заболела, вдруг еще что похуже? Надо идти к профессору, он и не вспомнит о… ну, о ТОМ, когда тут такое! Или мы идем вместе, или я сама ему расскажу! - Джиииииииин, ну не нааааааааадо, - простонала я, бросаясь на кровать. - Надо, Кейт, надо! – решительно заявила Джин и, схватив меня за руку, потянула вверх. – Это не шутки! Вставай, ну же! Или я позову его сюда. Ночью. Когда ты спать ляжешь. Слышишь меня? Пришлось подчиниться. Визит к профессору Ксавье сейчас пугал меня просто до ледяного ужаса в сердце. Я понимала, что вообще не сумею скрыть свои чувства, что… ничего я не сумею, ничего! - Все будет хорошо, - Джин неожиданно обняла меня и погладила по голове. – Ну не надо так… Кейт, ну пойдем? Я через силу кивнула, на секунду зажмурилась, прижала кулаки к щекам, опаленным румянцем. Резко выдохнула и посмотрела на Джин. В кабинет профессора Джин просто ворвалась, даже не попытавшись постучать. Она тащила меня за собой так быстро, что я обязательно споткнулась бы и упала, если б она не держала меня за руку. Профессор спокойно просматривал какие-то бумаги, разложенные по всему столу. Он поднял глаза на запыхавшуюся Джин, медленно перевел взгляд на меня. Я уже говорила, что в моменты, подобные этому, становлюсь похожей на помидор? - Профессор, с Кейт случилась беда! – на одном дыхании выпалила Джин. – Она не может летать! - Расскажите мне очень точно, ничего не упуская, что именно случилось, - тут же отозвался он, отложив все бумаги. Мы с Джин переглянулись. - Я… Мне пришлось прокашляться, прежде чем я поняла, что смогу говорить своим обычным голосом, не ломким и не тонким. - Я пробовала целый день, - выдавила я. – Я просто не могу взлететь, совсем. - Джин, - профессор Ксавье выкатил свое кресло из-за стола и приблизился к нам, - ты не обидишься, если я скажу, что хочу поговорить с Кейт наедине? Он мягко улыбнулся, заставив мое бедное сердечко пропустить несколько ударов. Джин бросила быстрый взгляд на меня, и беспрекословно выполнила просьбу профессора. Я не дала ему ничего сказать. Едва за Джин закрылась дверь, как я начала тараторить, глядя куда-то себе под ноги, боясь поднять глаза и снова увидеть ТОТ его взгляд: - Простите, профессор, я вчера, кажется, выпила чего-то абсолютно ненужного, и наговорила вам лишнего, и, наверное, обидела вас, и, может, даже, оскорбила, и я даже не знаю, как это вышло, и вообще… я, правда-правда, не могу почему-то летать, я целый день пробовала, честно, это не для того, чтобы привлечь ваше внимание, это действительно так, пожалуйста, профессор… - Так-так, стоп, Кейт, я просто не успеваю за нитью твоей мысли, - краем глаза я заметила, как он поднял руку в предостерегающем жесте. – Пожалуйста, давай поговорим спокойно и… немного медленнее. Ты не возражаешь? Я покачала головой. - Начнем по порядку, - он говорил спокойным, мягким голосом, без тени усмешки или презрения. – Ты ни в коем случае не могла меня оскорбить тем, что сказала вчера. И, уж конечно, ты меня не обидела. Кейт… взгляни, пожалуйста, на меня. Я думала, что умру, когда увижу в его глазах ТО самое, вчерашнее, выражение. Я, разумеется, не умерла, но и выражение его глаз было совсем иным… Он, поколебавшись немного, взял меня за руку, вызвав к жизни сонм теплых мурашек, пустившихся вскачь по моей коже. - Ты чудесная девочка, Кейт, - мягко говорил он. – Ты замечательная. И сейчас у тебя самый прекрасный период в жизни, и самый сложный, потому что тебя начинают обуревать желания, которые иногда не имеют выхода. Это такой этап, который проходят все. Я тоже был в твоем возрасте. И тоже был влюблен. Она была намного старше, преподавала у нас в старшей школе… Я даже до сих пор помню ее имя. Помню, как любил ловить запах ее духов, когда она наклонялась ко мне, чтобы заглянуть в контрольную работу… И я вспоминаю ее с теплом и благодарностью. И очень надеюсь, Кейт, что когда-нибудь и ты будешь вспоминать меня с такими же чувствами. Понимаешь? Однажды ты встретишь хорошего, замечательного парня, который сделает тебя по-настоящему счастливой. И тогда я стану для тебя всего лишь воспоминанием. Я слушала его голос, смотрела в его глаза, так близко, что, склонись я к нему, можно было бы… но нельзя. Мне казалось, что я плыву в неком мареве, как бывает в очень жаркий день, когда вот-вот потеряешь сознание от духоты. Я с трудом разлепила губы и выдавила из пересохшего горла: - А вы… тоже?.. - Что тоже? – не понял профессор. - Тоже встретили хорошую, замечательную женщину? Когда смолкло последнее слово, я запоздало ужаснулась собственной дерзости и грубости. А профессор Ксавье едва заметно вздрогнул. - Кейт… - Простите, простите меня… пожалуйста. Мне хотелось заплакать. Прижаться к его плечу и заплакать. Как-то показать, что мои чувства – не ерунда, не то, что испытывают другие девчонки моего возраста, не глупость, которая пройдет, как только я встречу мифического «подходящего» парня. Мне так хотелось… показать, как пылает в моем сердце настоящее пламя, настоящее чувство. Показать, что только он может выбивать эти искры… Боже, что за чепуха в голову приходит… Пламя… искры… Я просто люблю его! - Кейт… - Можно, я пойду? – прошептала я, слизывая с губ солоновато-горькие слезы. Профессор Ксавье протянул руку и погладил меня по мокрой щеке. Совсем так, как я мечтала недавно… и все же не совсем так… - Я и правда больше не могу летать, профессор…