Крутись, лебедка, в бездну прет фуникулер

Ларин теребит губами язычок молнии, не с первой попытки, но его удается подцепить зубами. Сморщившись, Ларин тянет вниз и чувствует, как туго расходится замок. Это почти победа, маленькая, локальная победа в борьбе за то, чтобы взять в рот чей-то член. Без рук, сказал Мирон, и это было похоже на вызов, а вызовы Ларин любит, как известно всем. Вызов — отвлекающий фактор, который позволяет не думать о чужом члене и педерастии. Что может быть педерастичнее, чем сосать член? У маленькой локальной победы привкус железа, она пахнет несвежей джинсой и мужским телом. Ларину это нравится. Эта победа — слом собственных рамок и шаблонов. Мирон сказал: без рук, о зрении он ничего не говорил, и тем не менее, Ларин не открывает глаза, еще больше усложняя себе задачу. Его рамки надломлены недостаточно сильно, чтобы выдержать столкновение с неприкрытой реальностью. Пока ее не видно, реальность не кажется мерзкой, даже если упирается тебе в лицо. Мирон давит Ларину на затылок и стонет. Ларин чувствует его стояк приоткрытым ртом — очень теплый, твердый член под хлопковой тканью трусов. Ларин массирует его языком, он делал подобное с женщинами, ткань промокает от слюны. Эрегированный член совсем не похож на истекающую смазкой вульву, но плоть есть плоть, и Ларин знает, что нужно с ней делать. — Вытащи его, — отрывисто говорит Мирон. От его голоса у Ларина мурашки по хребту, от голоса, и от того, как мягко движутся пальцы Мирона в его волосах. — Я хочу, чтобы ты взял его в рот. В конце концов, Мирон ему помогает, приспуская штаны и трусы. Выпущенный на волю член шлепает Ларина по онемевшей от ударов щеке. Да, Мирон бил его по лицу, а потом вынудил отсосать. Все это время Ларин держал руки за спиной и принимал активное участие в происходящем. На следующее утро у него слегка ноют мышцы челюсти. После двух дней неловких смазанных столкновений на кухне Ларин сам становится перед Мироном на колени и говорит: — Ударь меня. *** Ларин нервничает, когда хочет озвучить задуманное. Он вертит в руках чашку с отколотым краешком — скол на бортике закрашен зеленым маркером. Ларину нравятся такие вещи, раненые, но все еще служащие верой и правдой вещи, ему нравятся такие вещи даже сильнее, чем абсолютно новые и целые. Он сидит на кухонном табурете и нервно вертит в руках почти пустую чашку. Он скажет, как только сделает последний глоток. — Хватит уже, — говорит Мирон, останавливая эти беспокойные движения. Он сжимает руки Ларина своими, а потом забирает чашку и ставит на стол. — Дим, ты что так трясешься? — Работа нервная, — отвечает Ларин, глядя в сторону. — Интересно, если ты меня выебешь в задницу, а не в рот, как обычно, это поможет? Он скалится и чувствует, как щеку тянет какой-то лицевой спазм. Достаточно небрежно произнес? Ларин боится, что Мирон услышит, как быстро стучит его пульс. Мирон выгибает бровь и отходит вместе с чашкой к раковине. — Ну, это уже перебор, братан. Ноу хомо, ты же знаешь. Ларин помнит вкус его члена. Тяжесть горячей плоти на языке, распирающее давление во рту, мягкие толчки в глотку. — Это была шутка, — говорит Ларин, повысив голос, чтобы перекричать шум льющейся из крана воды.