О пользе язычества

В тот всеми богами (несмотря на королевское заверение о единстве Бога) проклятый вторник Роланд находился в своих покоях; его невидящий взгляд около получаса был устремлен на шахматную доску, на которой в случайном порядке стояли фигуры. Вообще, Роланд не любил, да и не умел играть в эту увлекательную игру. Клетчатая доска и фигуры служили ему для совершенно иных, гораздо более серьезных целей. Прекрасные белые кони, ладьи и пешки представляли войско божие; черные были призваны олицетворять погрязших во зле язычников. Роланд долго взирал на последних гневно-сочувствующим взглядом, после чего при помощи белого воина сбрасывал нечестивую черную гадину с доски. Удовлетворенно кивал, в мыслях молился за угодившего в Геенну Огненную грешника, и все начиналось сначала. Это напоминало детскую игру, но слуги Роланда опасно бледнели и рассыпались в любезностях, когда видели, что король сидит за шахматами. Казалось бы невинное увлечение вызывало у молодого короля жажду действий, и в ближайшее время какой-нибудь несчастный да отправлялся на костер за ересь. А, учитывая то, что ересью Роланд мог счесть что угодно – от случайно завалявшейся дома старой книжки на неизвестном ему языке (а знал он только два) до посадки урожая не в той фазе Луны, – дела его приближенных были плохи. Именно поэтому слуга вошел в комнату, про себя молясь, чтобы король Роланд не особо заскучал и все его мысли были по-прежнему заняты встречей с правителем соседнего королевства. – Ваше Величество, – со всем возможным почтением проговорил он. – Его Вели… - юный прислужник вдруг подумал, что нехорошо будет ставить соседа совсем уж наравне с самим Роландом и торопливо поправился: – Его Высо… - поняв, что это тоже не то, он неуклюже закончил: – Король Сигфрид прибыл. – Всей душой надеясь, что упомянутый правитель Галикарнаса ждет там, где ему и было сказано – внизу. Но, увы, сегодня явно был не его день. Сзади послышались слишком уж громкие шаги. В следующий момент слуга был грубо отпихнут в сторону, да так, что свидание с дверным косяком закончилось для него срочным трехдневным отпуском по болезни. Роланд медленно поднял взгляд на пришедшего. Высокий, атлетического сложения молодой человек с дико встрепанными длинными черными волосами, которые странно вязались с короной и богатым королевским одеянием, так стремительно вошел в комнату, будто бы вознамерился во что бы то не стало протаранить собой стол короля Асбелии и с той же скоростью уйти обратно. Роланд, однако, даже не шелохнулся. Слуги у двери, оттаскивающие за порог своего раненого собрата, испуганно охнули, но Сигфрид в непонятной в данной ситуации спешке с размаху опустился в кресло по другую сторону королевского стола, скрестил руки на груди, закинул ногу на ногу, почему-то нервно притоптывая, и впился в Роланда горящим, испытывающим взглядом. Создавалось впечатление, что тот перед ним в чем-то жутко провинился и теперь обязан объясниться. – Я не буду с тобой воевать, – сказал Роланд. – Ладно, я так и думал, – король Сигфрид сел нормально, и маниакальных огоньков в его глазах заметно поубавилось. – Но ты даже не изволил спросить, по какому поводу я предложил устроить сражение. – Каким бы ни был повод, – Роланд медленно переставил шахматную фигуру, – мы сумеем договориться. – Даже если речь о землях? – вскинул брови Сигфрид. – Почему бы и нет? Я слышал, Галикарнас уже много десятков лет мечтает присвоить Тилию. Что ж, готов передать ее в дар. Сигфрид досадливо поморщился. Таких сговорчивых королей, уж тем более Асбелии, ему еще видеть не приходилось. Обычно аргумент с в общем-то ненужной Галикарнасу Тилией всегда действовал безоговорочно. А эта светловолосая невинность даже и не думает злиться. – Можно узнать, чем вызвана твоя миролюбивость? – осведомился Сигфрид. – Я слышал, ты даже при прямом объявлении войны идешь на попятный. – К чему войны? – спокойно улыбнулся Роланд. – Пустое пролитие крови неугодно Богу. – Думаешь? – немного разочаровался Сигфрид. – Уверен. И Роланд пустился в свои любимые рассуждения, доказывая королю Галикарнаса, что жизнь-де прекрасна только благодаря Всемогущему Богу, и все они должны служить ему и выполнять все его законы, непрестанно восхвалять его и, в общем и целом, делать все возможное для его довольства. В том числе, конечно, и предавать самой мучительной казни грешников, – строго добавил Роланд, сделав небольшое отступление и описав, какой именно изощренности казни должны быть применены в каждом отдельном случае. Затем он снова стал говорить о том, что Богу неугодны войны, тем более из-за таких скудных благ, как земли, дарованные, разумеется, им же. К удивлению Сигфрида, злиться Роланд себе тоже строго запрещал, ибо гнев – это один из грехов смертных. Таким образом, ситуация для короля Сигфрида складывалась не слишком удачной. Все-таки, он пришел развязать войну, а тут ему читают проповеди, из которых следует, что Асбелия скорее добровольно сдастся в руки врага, чем ответит на военные действия. А это Сигфрида совсем не устраивало – строго говоря, ничто в Асбелии было ему и даром не нужно. Ему просто хотелось войны, ибо целый год военного бездействия совсем уж дурно сказался на его здоровье. По крайней мере, сам Сигфрид считал, что причины нездоровья могут быть только и только в этом – а само нездоровье, кстати, выражалось всего-навсего в плохом сне по ночам. И вот, когда король Галикарнаса уже подумывал, огреть ему чем-нибудь чересчур благочестивого Роланда, чтобы избавить его от этой самой благочестивости, или же просто сбежать, Роланд, на свою беду, рассказывая об одной из особо ужасных казней, заикнулся о Содоме. Мол, из-за таких вот мерзавцев Бог возьмет да и сотрет Асбелию с лица земли – даром, что случай был единичным (из всех известных инцидентов, разумеется). – А что такого плохого? – уцепился Сигфрид за последнюю сказанную фразу. – Как это что! – воскликнул Роланд. – В Писании четко сказано… – Вот что, Ваше Асбелийское Величество, – Сигфрид, снова закинув ногу на ногу, с интересом посмотрел на Роланда. – Не угостите меня бокалом вина? – Разумеется, – сказал Роланд. – Мне следовало предложить это раньше, но, во-первых, вы несколько опоздали, во-вторых, мы сразу увлеклись беседой. – Конечно, – Сигфрид едва удержался от того, чтобы воздеть глаза к потолку. В конце концов, с его точки зрения это была не совсем беседа, а часовая и совершенно бестолковая по своей сути проповедь. Да и, кстати, не следовало упоминать, что задержался он исключительно потому, что по пути из Галикарнаса вступил в битву с, как он думал, мятежными поселениями Асбелии. Потом, правда, оказалось, что это были мятежные поселения Галикарнаса, то есть, самого Сигфрида. Буквально через пять минут стол был освобожден от шахмат (начальник прислуги самолично унес их на вытянутых руках – для полной торжественности не хватало только оркестра, исполняющего похоронный марш по убитым «грешникам»), и на него водрузили самое лучшее вино. После этого королей оставили одних, и они принялись за распитие напитков. Дело пошло на ура даже у Роланда, который предпочитал не злоупотреблять кровью Христовой. – Так вот, – возобновил прерванную беседу Сигфрид. – Разве стоит обращать внимание на подобные бестолковые вольности? В этом нет ничего плохого. Лицо Роланда опасно покраснело. – Священное Писание… – не терпящим возражений тоном начал он. – Надо же людям как-то удовлетворять свои потребности, – резонно заметил Сигфрид. – Для этого Господь создал женщин, – Роланд осушил очередной кубок вина. – И предписал вступать с ними в брак. – То есть ты невинен во всех отношениях, – сделал вывод Сигфрид, на которого вино решительно не действовало – не до этого, когда организм жаждет битвы! Он намеревался таким образом подшутить над королем Асбелии, но тот оскорблено фыркнул: – Конечно! Я ведь еще не выбрал себе невесту. – …Мда, – только и смог выговорить Сигфрид. Двадцатитрехлетний король с такими понятиями производил впечатление. Сам Сигфрид с самого юного возраста предавался различным наслаждениям, при этом вполне себе веруя в Бога, и потому никак не мог понять, как можно было так подвинуться на религии. Впрочем, сейчас ему это было на руку. Король Роланд, основательно подогретый беседой, выпивал кубок за кубком (о чем заботился временно исполняющий обязанности виночерпия Сигфрид) и вскоре уже был недалек от того, чтобы отключиться прямо за столом – глаза его были закрыты, сам он опасно покачивался из стороны в сторону, и только королевское достоинство умудрялось кое-как держать его на месте. Сигфрид, не мудрствуя лукаво, встал, взял Роланда за руку, помог ему подняться и повел к завешанной ало-золотистым покрывалом арке – ясное дело, королевская спальня. – Сам дойду! – авторитетно заявил Роланд. – Мы еще не договорили, – сладеньким голоском проговорил Сигфрид. Он завел в спальню ее непосредственного хозяина, усадил его на шикарную кровать и смерил поддатого короля оценивающим взглядом. – Ну? – еще умудрялся соображать Роланд. Сигфрид со всей возможной аккуратностью опрокинул короля на кровать и впился в его губы яростным поцелуем. К его изумлению, тот мало того, что не стал верещать, так еще и промычал что-то одобрительное. Зато когда Сигфрид распустил руки, решительно оттолкнул его от себя (да с такой силой, что король Галикарнаса оказался за пределами кровати) и, сев, решительно проговорил чуть заплетающимся языком: – Довольно! Это нельзя. У Сигфрида от возмущения на несколько секунд пропал дар речи. Этот двинутый король ведет себя так, словно пережил не попытку совращения ну или, говоря прямым языком о намерениях Сигфрида, изнасилования, нет, он всем своим видом дает понять, что великий и могучий король Галикарнаса обязан благодарить небо за то, что Роланд позволил его поцеловать! Это уже было чересчур. Пробормотав нечто нечленораздельное, Сигфрид буквально накинулся на хорошенького светловолосого короля, который, сначала вновь приняв вид умирающего аморфного тела, когда дело дошло до окончательного раздевания, принялся оказывать отчаянное сопротивление, щедро подправленное цитатами из Библии. Сигфрид отреагировал на угрозы попасть в Геенну Огненную весьма своеобразным способом – привязал руки короля к спинке кровати его собственным поясом и принялся за непосредственно дело осквернения невинного правителя всеми возможными способами. Беда Роланда заключалась в том, что то ли вино действовало на его тело особо коварно – каждое своевольное движение для короля было подобно восхождению на самую высокую гору Галикарнаса, – то ли многолетнее воздержание наотрез отказало мозгу в помощи хоть как-то остановить ужасное действо. Так или иначе, ничто не помешало Сигфриду вволю поразвлекаться с совершенно ошарашенным происходящим королем Асбелии. Наконец, Сигфрид, завершив злодеяние, тщательно вернул себе более или менее королевский облик, милостиво отвязал руки Роланда (но смотрящий в никуда несчастный король, даже не заметив этого, продолжал лежать в той же позе) и вознамерился как можно быстрее оставить спальню и, главное, Асбелию, пока ее правитель окончательно не пришел в себя. – Ты… Ты! Сигфрид, остановившись у арки, оглянулся. – Что ты наделал! – лицо Роланда теперь изображало неподдельный ужас. – Теперь мы оба будем вечно гореть в Аду! Сигфрид на какую-то долю секунды захотел немедленно выпрыгнуть из окна с башни, благо здесь они славились своей высотой. Он даже удивленно открыл рот, силясь что-то сказать, но безрезультатно. Получается, весь его план провалился к чертям. Проклятый Роланд и не думал злиться! Того и гляди – заплачет. Но тут королю Галикарнаса пришла в голову совершенно неожиданная, но такая простая и светлая мысль! Стоя в пол-оборота к Роланду, он хмыкнул: – Я и так буду. Я, вообще, язычник. И Сигфрид удалился из гостеприимных покоев. Буквально на следующий день Галикарнасу была объявлена война. И, подписывая государственное соглашение на вступление в бой, король Сигфрид просто лучился от счастья, в то время как весь мир недоумевал – что же нужно было сделать, чтобы миролюбивый и богобоязненный король Роланд решился напасть на своего воинственного соседа? Но, к счастью для последнего, это так и осталось тайной, покрытой мраком.