Детский сад

Проснувшись этим прекрасным декабрьским утром, Чарльз понял, что что-то не так. Это «что-то не так» отзывалось скребучей болью в горле, гудящей головой и забитым носом. Глухо прокашлявшись, телепат приподнялся на локтях, принимая полусидячее положение, и обеспокоенно попробовал тыльной стороной свой лоб и шею. Вышеобозначенные части тела хоть и были мокрыми от пота, но, к счастью, имели свою привычную температуру, позволяя их владельцу относительно спокойно выдохнуть. Жара не было, кости не ломило, озноб не пробивал, значит, кашель и насморк проявления обычной простуды, а значит, нет поводов для беспокойства. Успокаивая себя подобным образом, Ксавьер переместился в кресло, подъезжая к шкафу, беря вещи и скрываясь за дверью, ведущей в личную душевую профессора. «Простуда дело неприятное и весьма коварное, тем более сейчас, в наиболее болезнеопасный период зимы, поэтому общение с детьми и коллегами стоит максимально ограничить», — размышляет профессор, кашляя в предусмотрительно взятый с собой платочек, направляясь в сторону столовой, где как раз собрались преподаватели (а их завтрак начинался за полчаса до завтрака учеников), и намереваясь их предупредить о своем вынужденном карантине, вместе с этим назначив кого-то на замену собственных пар. — О, Чарльз, утречка! — салютует другу стаканчиком апельсинового сока Эрик и, присмотревшись к нему, взволнованно хмурит брови. — Ты в порядке? Выглядишь неважно. — Пустяки, — Ксавьер беспечно улыбается, покашливая, и его кашель усиливается и становится громче. — Это всего лишь простуда, — звучит вот совсем не убедительно, и Леншерр скептически вскидывает бровь: — Да ну? — мужчина не успевает еще что-то добавить, как между взрослыми невесть откуда вырастает заспанная и растрепанная Абигайл в милой розовой пижамке с серыми слониками. — Доброе утро, — зевает девочка, потирая глаза, и Эрик в который раз поражается спонтанным всплескам ее мутации. — Доброе, — он подхватывает малышку подмышки, усаживая на свободный стул между собой и Шторм, сидящей рядом. Чарльз тоже хочет поздороваться с дочерью, но вместо этого громко чихает, предусмотрительно приложив к лицу платок. — Папа, ты что заболел?! — Эрик видит, как в синих глазах мелкой загорается такой знакомый огонек, и мысленно сочувствует другу. Который снова не успевает ничего сказать, ибо Абигайл менторским, не терпящим возражения тоном припечатывает: — Тебе срочно нужен постельный режим! — и это не простой обывательский совет, а суровая констатация факта: бедный профессор не успевает и глазом моргнуть, как исчезает вместе с креслом, тут же оказываясь в своей постели. Эрик несколько удивленно смотрит вслед убегающей в комнату горячолюбимого папочки Абигайл, мысленно ухмыляясь тому факту, что когда малышке это нужно, она очень даже хорошо контролирует свои способности, используя их по назначению. «Маленькая хитрая лисичка», — тихо смеется Леншерр, тоже вставая из-за стола, намереваясь как можно скорее найти Хэнка. Ибо ему как профессионалу Магнето в лечении Чарльза доверял больше, чем его дочурке. Хэнк находится в своей лаборатории, в которой Зверь зависает третий день подряд без сна и отдыха, работая над каким-то новым препаратом, и Эрик в двух словах высказывает ему свои опасения касательно состояния дорогого друга… точнее его маленькой копии, которая вряд ли оставит болеющего родителя в покое. Хэнк нехотя откладывает свои разработки, допивает давно остывший и судя по пленке на поверхности как минимум вчерашний кофе, и идет следом за Леншерром к Чарльзу. Зайдя в комнату, Зверь и Магнето увидели Абигайл, натягивающую папе почти до самого носа одеяло и рассказывая ему его обязанности: — Ты должен лежать. А еще померить температуру и пить горячий чай с малиной. Много чая. А потом ты должен спать. И я почитаю тебе сказку, чтоб тебе лучше спалось. И ты выздоровеешь! Скоро-скоро выздоровеешь! Чарльз тихо рассмеялся, а Эрик, скептично вскинув бровь, полюбопытствовал: — А ты читать-то хоть умеешь, доктор в миниатюре? — Умею! — Абигайл гордо вздернула носик. — Я знаю алфавит, и папа учил меня читать сказки. А вот ты, дядя Эрик, умеешь готовить чай с малиной? — А кто ж не умеет, — легкомысленно хмыкнул тот. — Тогда приготовь его для папы? Потому что мне Рейвен запрещает близко подходить к плите, — синие глаза открыто смотрят на прислонившегося к стене мужчину, на что тот лишь вопросительно поднимает брови. Хэнк в это время, героически пробравшись к профессору, расспросил того о самочувствии. Убедившись в том, что у него всего лишь простуда, Зверь хитро улыбнулся и, вернув себе привычный серьезный вид, поправил очки, строго глядя на Магнето: — Дядя Эрик, сделай папе горячий чай с малиной. Леншерр возмущенно фыркает, разворачиваясь к выходу, а Абигайл смеется вместе с Хэнком, давая ему пять. *** Время близится к обеду, Чарльзу кажется, что он выпил всю воду мира (хотя это априори нереально, телепата это не волнует), смотреть на чай ему уже просто больно (при том не только в переносном смысле — горячая жидкость обожгла весь рот), но Абигайл с самым серьезным лицом приносит папе все новые и новые порции спасательного напитка, приготовленные с любовью дядей Эриком, выстроив на прикроватной тумбочке целую армию из пустых чашек. Сама же девочка не отходит от папы ни на шаг — исключения составляет лишь необходимость принести новую чашку чая и книжку со сказками, обещанными папе еще с утра, а потому малышка до сих пор ходит в пижаме со слониками, о чем она, кажется, совсем забыла. Подобная забота со стороны дочери умиляет Чарльза, а потому он терпит все ее издевательства, хотя от чая его уже тошнит, под одеялом дико жарко, а любая попытка высунуть хоть одну конечность заканчивается тем, что Абигайл, хмурясь и ругаясь «папа, ты весь должен быть в тепле!», засовывает ее обратно. Телепат тяжело вздыхает, радуясь, что хотя бы лицо остается на свободе. Тепло, а точнее жара, дурманят голову, утяжеляют ее, мысли грузнут в вязком болоте, глаза сами собой слипаются. Чарльз закрывает их, понимая, что бороться с накатывающим сном бесполезно, не замечая, как дочь в очередной раз покидает его, быстро выбегая босыми ногами в полосатых шерстяных носочках, подаренных на прошлое Рождество Рейвен, в коридор, а оттуда в лабораторию Хэнка. Девочка опасается, чтобы папе — не дай Боже! — не стало хуже, а потому решает в качестве профилактики дать ему какое-то лекарство — когда она болела, папа всегда так делал. Осторожно приоткрыв дверь в обитель ученого и не застав оного в ней, малышка на мгновение растерялась — кто как ни Хэнк может помочь ей в таком непростом вопросе? — однако повертев головой и наткнувшись взглядом на шприц, наполненный какой-то прозрачной жидкостью, она решила, что это определенно какое-то лекарство и хуже папе от него точно не будет. Кивнув своим мыслям, мелкая быстро схватила шприц, со всех ног несясь обратно в комнату больного. Чарльз уже почти уснул, как почувствовал, как его кто-то тормошит за руку. С трудом разлепив глаза, хмурясь и щурясь, мужчина сонно пробормотал: — Что такое, Абигайл? — Ты можешь перевернуться на живот? — тут же отозвалась девочка. — Я должна уколоть тебе лекарство, чтобы ты поскорее выздоровел. Ксавьер тяжело вздохнул, не предавая словам дочери серьезного, а главное прямого значения, принимая их за ее игру, и дабы не расстраивать так ухаживающую за ним девочку, вяло перетек на живот. Абигайл знала очень приблизительно, как надо колоть лекарства. Когда она болела, ей их вводили внутривенно, но Хэнк как-то говорил, что обычно при заболеваниях уколы делают в попу. А если Хэнк так говорил, значит, так правильно. Кивнув своим мыслям, решительно отбросив одеяло, отчего папа как-то странно простонал, видимо, замерз очень сильно, мелкая чуть приспустила его штаны, обнажая поясницу и совсем чуть-чуть ягодицы, и, прицелившись, наугад со всей силы вогнала углу. Задремавший Чарльз, который, к тому же, наконец-то получил доступ к прохладному воздуху комнаты, резко распахнул глаза. Его тело конвульсивно дернулось — на мгновение телепату даже показалось, что он снова почувствовал ноги — а из груди вырвался громкий протяжный крик: профессор никак не ожидал, что Абигайл в буквальном смысле сделает ему укол. Да еще и попадет в нерв в районе, аккурат перед отказавшим поясом конечностей. Чарльз зашипел, до побеления костяшек сжимая в кулаке подушку. Это было чертовски больно. Сон сняло как рукой. На громогласный крик товарища в комнату прибежал проходивший рядом Хэнк и Магнето, копошащийся в саду, недалеко от окон комнаты Чарльза. Открывшаяся мужчинам картина под нос матерящегося друга с торчащим из поясницы шприцем и смертельно бледной Абигайл заставила их переглянуться. — Я-я, я только хотела как лучше, — на глаза девочки навернулись слезы, когда она посмотрела на растерянных мужчин. — Чтобы папа не боле-е-ел! — и мелкая, с трудом сдерживая всхлипы, расплакалась. — Эрик, успокой Абигайл, а я успокою Чарльза, — шепотом обратился к Магнето Хэнк, подходя к потерпевшему. Леншерр забрал девочку на руки, вынося из комнаты и ставя ее на ноги в коридоре, выслушивая рыдания и пытаясь утешить малышку. Хэнк же в это время вытащил из Ксавьера шприц, видя, как вокруг места «укола» медленно расползается огромный синячара — Абигайл удалось попасть не только в нерв, но и в сосуд, что, однако, было не смертельно, но гарантировало бедному папе несколько дней боли. — Ох, Хэнк, что она мне хоть вколола-то, — получив от друга заверения, что «ничего страшного не произошло, это был всего лишь один из тысячи капилляров твоего тела», поинтересовался Чарльз, осторожно перекладываясь обратно на спину, пытаясь не задевать синяк. — Витаминки, — отозвался МакКой. — Я приготовил их специально для тебя, для повышения иммунитета, думал после ужина ввести, но Аби опередила меня, — Ксавьер вымученно улыбнулся, чувствуя, как сон снова возвращается к нему. — Где она, кстати? — не обнаружив подле себя дочери, спросил телепат. — Она так испугалась, что Эрику пришлось забрать ее успокоить. Но, думаю, сейчас она вернется — она же сегодня от тебя практически ни на шаг не отходит, — хмыкнул Зверь и, подумав, шепнул: — Повернись на здоровый бок. — Зачем? — насторожился профессор, наученный горьким опытом укола. — Сейчас узнаешь, — весело отозвался Хэнк, поворачиваясь к двери, через которую вошел Эрик и вытирающая глаза от слез Абигайл. Подойдя к отцу, девочка виновато обратилась к нему: — Папа, тебе очень больно? Чарльз хотел соврать, что нет, чтобы еще больше не расстраивать ребенка, но Хэнк незаметно пихнул его, и телепат признался: — Очень. Синие глаза малышки снова наполнились слезами, но прежде чем она расплакалась, к ней обратился Зверь: — Но ты можешь эту боль унять. — Как? — слезы тут же высохли, и девочка воззрилась на ученого. — Приложи папе капустный лист к ранке и почитай сказку — папе нужен отдых и здоровый сон, — и МакКой выудил невесть откуда взявшийся кочан капусты. Стоящий в стороне Эрик прыснул: — Ты всегда с собой таскаешь капусту? Хэнк его профессионально проигнорировал, отрывая Абигайл самый большой лист и наблюдая за тем, как девочка осторожно приложила его к синяку. От прикосновения прохладного листа Чарльз расслабленно выдохнул, поворачиваясь обратно на спину и благодарно глядя на дочь: — Спасибо, солнышко, уже совсем не болит. Малышка улыбнулась, забираясь к папе на кровать и крепко обнимая его за шею. Тот ответил на объятие, не замечая, как Хэнк, подталкивая в спину Эрика, покинул комнату, тихо закрывая за собой дверь. — А теперь сказка, папочка! — разомкнув цепкие ручонки, повеселевшим голосом произнесла Абигайл, спрыгивая вниз, подбегая к столу, беря книжку и возвращаясь назад. — Как же без сказки, — спокойно прикрыл глаза Чарльз. Абигайл читала неумело, по слогам, но по ней было видно, что она старается, и хотя подобное чтение немного резало слух, Чарльз сам не заметил, как уснул под него. *** День медленно подходил к концу. Когда часы показывали девять вечера, Эрик решил проведать друга перед сном. Заходивший к нему получасом ранее Хэнк сказал, что и профессор, и Абигайл в порядке, однако Леншерр решил убедиться в этом лично. Тихо приоткрыв дверь, он вошел в комнату, подходя к кровати больного. Чарльз крепко спал, обнимая одной рукой и прижимая к себе Абигайл, которая свернулась калачиком, положив голову папе на грудь, и прижимала к себе книгу сказок. В своей милой пижамке и махровых носочках девочка смотрелась так беззащитно и уютно, что Эрик не удержался от светлой улыбки. Судя по всему, она снова читала папе сказку, в этот раз умостившись рядом с ним, вот только в этот раз сказка усыпила не только слушателя, но и чтеца. Эрик снова по-доброму улыбнулся, подходя ближе, аккуратно забирая у Абигайл книжку и кладя ее на армию чашек, все также стоящую на прикроватной тумбочке. Саму же девочку Леншерр не менее аккуратно подхватил подмышки, прижимая к груди — малышка тут же удобно разместилась на могучем плече дяди Эрика — и относя в ее комнату, дабы и сама она, и ее папа смогли спокойно отдохнуть этой ночью… *** Утром Чарльз проснулся, на удивление, бодрым и свежим. Нос дышал почти бесперебойно, горло почти не болело, только синяк на пояснице напоминал телепату о вчерашнем дне. Пересадив себя в кресло и выполнив все утренние водные процедуры, профессор выехал в столовую, где завтракали преподаватели и малышка Абигайл, которой не спалось с утра пораньше. — Папа! — полувозмущенно воскликнула она, заметив отца. — Тебе нельзя вставать! — Уже можно, — потрепав дочь по волосам, ответил тот. — Я уже не болею — твоя вчерашняя терапия творит чудеса, — и Ксавьер легко поцеловал мелкую в щечку. Та довольно улыбнулась, и почему-то никто не сомневался в этот момент, что она решила стать доктором. Эрик поднес к губам чашку кофе, скрывая улыбку. Однако не успел он и глотка сделать, как в носу защекотало, и какое-то слишком громкое «Апчхи!» разрезало тишину столовой. Все удивленно посмотрели на оцепеневшего Леншерра, и Абигайл спросила: — Дядя Эрик, ты что, заболел? «Не-е-е-е-ет!!!» — пронеслось в голове Магнето прежде, чем он оказался в собственной постели.