Постскриптум

      Он всегда приходит по ночам. Садится на стул возле массивного круглого стола в центре убогой маленькой комнатушки, носящей следы столь же неумелых, сколь и неудачных попыток скрыть ее жалкий вид и придать хоть какое-то подобие уюта, закидывает ногу за ногу, кладет руку на стол, подпирает голову и ждет. Тишину спящего дома нарушает только подтекающий кран – капли воды, разбиваясь о чугунную раковину, мерно отсчитывают секунды: кап – кап – кап… Этот размеренный, неумолимый стук, способный кого угодно свести с ума, странным образом действует на Него успокаивающе.       Он смотрит в угол, где стоит кровать, на которой Она спит. Он смотрит на Нее и ждет, когда Она проснется. Она всегда просыпается. Ее ресницы вздрагивают во сне, Она глубоко вздыхает, открывает глаза, некоторое время моргает, привыкая к темноте, поворачивает голову и видит Его. Снова вздыхает, тянется за одеждой, откидывает одеяло и встает, зевая и на ходу заворачиваясь в длинный халат.       – Чаю?       Он кивает утвердительно, Она идет заваривать чай. Потом они сидят вдвоем друг напротив друга и молча пьют обжигающий ароматный напиток…       На Нем всегда один и тот же серый костюм, темно-бордовый джемпер и светлая песочная рубашка. Он никогда не смотрит Ей прямо в глаза.       Перед уходом Он всегда задает один и тот же вопрос:       – У тебя все хорошо?       И слышит неизменный ответ:       – Да, все замечательно.       Поначалу Ее раздражало Его молчаливое ожидание и то, что Он смотрит на Нее, когда Она спит и не знает о Его присутствии. Потом привыкла. Она ко многому привыкла: привыкла жить одной, привыкла к маленьким ролям, привыкла довольствоваться малым и не ждать большего, привыкла к Его визитам…       Она помнит, как испугалась до полусмерти, когда Он пришел в первый раз.       То были не лучшие дни: Мередит демонстративно, напоказ Ее игнорировал, ролей не было, ко всему прочему Она окончательно разругалась с Майклом, с которым встречалась уже несколько месяцев. Она была терпеливой – правда-правда! Она так и сказала по телефону матери, – Она старалась его понять, но в тот день Ее терпение лопнуло: он измучил Ее своими постоянными жалобами – гений непризнанный! – и Она высказала ему все, что думала, хлопнула дверью и ушла.       В ту ночь Она долго не могла заснуть, а когда, наконец, уснула, сон не принес желанного покоя – был поверхностным, рваным и тревожным. Среди ночи Она вдруг резко проснулась и открыла глаза. В тишине раздавался глухой мерный стук – кран потек, а починить некому. Лежа под одеялом, натянутым под самый подбородок, и разглядывая трещины в потолке, Она вслушивалась в эту унылую, убаюкивающую капель, но сон не шел – помимо воли в голову лезли воспоминания обо всех неприятностях последних дней. Она вздохнула и внезапно поежилась от неизвестно откуда взявшегося неприятного ощущения чьего-то присутствия, кого-то постороннего. «Сущая нелепица», - побормотала Она вслух, чтобы успокоиться, почти бессознательно повернула голову… Издав сдавленный крик, Она подскочила на кровати, прижав ладони ко рту и широко распахнув от ужаса глаза.       Он стоял между дверью и столом, лунный свет, падающий в окно, освещал его достаточно хорошо, чтобы можно было разглядеть лицо… Она сразу Его узнала, хотя прошло уже несколько лет. Он совсем не изменился. Хотя, как Он мог измениться, если…       – Ты же… Тебя же… Как же…       Она хватала воздух, не в состоянии договорить до конца. Он поднял руки в успокаивающем жесте, непроизвольно сделал шаг в Ее сторону.       – Не подходи!       В Ее возгласе мелькнули истеричные нотки. Он отшатнулся, заговорил тихо, просяще:       – Успокойся… Пожалуйста… – голос почти такой же, как раньше, только чуть хриплый, как после долгого молчания. – Я не… не причиню вреда… Я не знаю, как это произошло…       – Зачем ты здесь?       – Не знаю… Наверное, скучал…       – Господи, боже ты мой! Я сплю, и мне снится кошмар!       – Прости, что напугал… Если хочешь, я уйду…       Она помолчала. Потом проговорила уже спокойнее:       – Это правда ты?       – Да.       – Тебе… что-нибудь нужно?       – Чаю. Если можно.       – Что?!       – Холодно…       – Абсурд какой-то!       Он грустно улыбнулся:       – Скорее гротеск…       Она опять помолчала. Потом решилась.       – Ладно, сделаю чай. В конце концов… Только не приближайся, и не пытайся дотронуться. Не обижайся, но… Кому нужна истерика…       Она как-то беспомощно улыбнулась, словно стесняясь своего страха и нелепой неловкости ситуации. Он кивнул:       – Да, конечно. Я понимаю…       Потом они молча пили чай. Она украдкой разглядывала Его: действительно почти не изменился, только лицо немного осунулось, под глазами залегли тени… А может, это из-за лунного света? Он попросил не зажигать электричество – глазам больно… Господи, да как Ему может быть больно? Как Он может сидеть здесь и пить чай? С кем Она разговаривала? Бред… Ее опять охватило чувство нереальности происходящего… Может, Она сходит с ума? Или все-таки спит? Она зажмурилась: «Мне все приснилось. Его нет… нет… нет…» Открыла глаза – Он сидел напротив с чашкой в руках и смотрел как-то вскользь: не прямо на Нее, но и не в сторону… И Ей уже почти не было страшно…       А потом Он в первый раз спросил:       – У тебя все хорошо?       И Она в первый раз ответила:       – Да, все замечательно.       И неожиданно для себя добавила:       – Ты еще придешь?       А Он ответил:       – Если ты не против.       С тех пор Его визиты стали регулярными. Иногда Он приходит почти каждый день, иногда пропадает больше чем на неделю. Когда Он впервые исчез и не появлялся несколько дней, Она вздохнула с облегчением. Но прошел еще день, потом еще и еще, и Она с удивлением обнаружила, что скучает, и даже досадует: Он Ее бросил. Опять. И опять было больно – уже подзабытое чувство потери снова выползло из глубин Ее памяти, куда его якобы надежно затолкали время и круговерть повседневности, скреблось и царапалось, раздражая и лишая привычного размеренного спокойствия существования.       А еще через пару дней Он пришел, и от облегчения Она чуть не наорала на Него, но вовремя сдержалась – это было бы совсем глупо, как было бы глупо задать банальный – а в их случае совершенно идиотский – вопрос «Где ты был?». Поэтому Она просто вздохнула и молча отправилась заваривать свежий чай.       Временами Она бывает не одна. Кажется, это Его нисколько не смущает. Правда, не было случая, чтобы Он пришел что называется «не вовремя», каким-то безошибочным чутьем неизменно угадывая – или зная, – когда уже можно. Она никогда не спрашивала Его об этом.       Однажды, когда они как обычно пили чай, Он, то и дело бросавший косые взгляды на торчащую из-под Ее одеяла растрепанную темноволосую макушку, с легким оттенком неодобрения заметил:       – Это уже третий.       – Что? – Она даже сначала не поняла, о чем это Он.       – За последние пару месяцев. Сначала был блондин, потом кудрявый. Этот – третий.       Она вспыхнула, задохнулась от возмущения и выпалила:       – Какое тебе дело? У тебя нет права читать мне нотации – ты мне не отец!       Он как-то весь сразу сник, будто из него выпустили воздух, ссутулился, механически, как заводная кукла, допил чай, не поднимая глаз от стола, и ушел, не проронив ни слова. В тот раз Он пропал почти на месяц.       После того случая Он больше ни разу не комментировал Ее личную жизнь, не задавал вопросов и перестал приходить, когда у Нее кто-то был.       Они очень мало разговаривают. Пару раз Он спросил, как дела в театре. Она ответила односложно. Он не стал развивать тему.       Они никогда не вспоминают прошлое и не говорят о будущем. Она живет сегодняшним днем и не строит планов, а у Него нет ничего, кроме настоящего.       Между ними всегда тень недосказанности, но они оба так привыкли к молчанию, что оно не угнетает и не вызывает неловкости. Так проще избежать боли самим и не причинить боли друг другу – они оба в это верят.       Их будто связывает невидимая, но прочная нить, разорвать которую у обоих нет ни сил, ни желания.       С тех пор, как Он столь странным образом вновь возник в Ее жизни, Ей стало намного спокойнее, словно вытащили занозу – и перестало ныть и саднить. Их молчаливые ночные чаепития – единственное время, когда Она не чувствует себя одинокой.       А Он… Он не знает, чего больше в том, что с Ним произошло – наказания или прощения. Он не может ничего изменить и исправить. Он пытался бежать от своей вины, но Его вернули, не спросив согласия и не объяснив причины. Он смирился. Он пьет горячий дымящийся чай, чтобы немного согреться и оправдать свое молчание. Он думает, что ничем не может Ей помочь. Он ошибается.       – У тебя все хорошо?       – Да, все замечательно.       Он хочет Ей верить. Удивительно, но Она не лжет.