Кролики не убегают

«Она всегда умела обращаться с оружием». Эта мысль заставила Мастера растянуть губы в слабой усмешке. Люси. Лучше бы в него стреляла мамаша Марты Джонс: дрожащие руки, слёзы в глазах. Возможно, она держала пистолет вообще первый раз в жизни. И конечно, даже если бы ей хватило злобы и решимости спустить курок, она бы неизбежно промахнулась, целясь, по людской привычке, прямо в центр грудной клетки. Люси сделала поправку. Умная девочка. Её губы беззвучно шевелились. Возможно, кто-то думал, что это слова оправдания, молитвы или отрицания. Но только Мастер мог прочесть обращённый к нему вопрос: «Почему же ты не бежишь?» Всё верно. Вот они и выяснили, кто из них охотник, а кто дичь. Как он и обещал. Но разве можно было угадать, что всё закончится именно так? * * * — Мистер Саксон? До запуска сети «Архангел» оставалось почти полгода, а это значило, что пока Мастер должен был рассчитывать только на себя. И изучать обряды местных туземцев, особенно относящиеся к такой приятной теме, как власть. Обычаи отличались поразительной неэффективностью и варварской расточительностью. Судите сами. Средняя продолжительность жизни землянина, имеющего доступ к медицине, хорошему питанию и комфортным условиям существования, — не более девяноста-ста лет. На деле у усердно работающих землян нарушается кровообращение, что приводит к инфарктам и инсультам в возрасте от сорока пяти до шестидесяти лет. Шесть-восемь часов ежедневно (от трети до четверти жизни) считается нормальным тратить на сон. Казалось бы, при таком смехотворно коротком жизненном цикле люди должны ценить время, и, действительно, Мастер то и дело слышал от политиков, с которыми успел свести знакомство: «Не будем терять время попусту», «Перейдём прямо к делу». Однако это была лишь фигура речи, призванная, судя по всему, продемонстрировать их близость к народу. На самом деле, чем более высокую должность занимал человек, тем меньше часов и дней он проводил за рабочим столом. Для аналитики есть ассистенты. Для подсчётов есть ассистенты. Речи пишут ассистенты. Даже одежду, подходящую к случаю, и то выбирают какие-то однотипные мальчики и девочки в деловых костюмах — в руках папка с документами, за ухом микрофон. Чем же занимался сам политик? О, он должен был разговаривать с такими же, как он. О планах? Может быть, о судьбах мира? Только не в Великобритании! Здесь планам и стратегиям уделялось хорошо если пятнадцать минут в день, остальное время было посвящено «светскому общению». То есть болтовне о погоде, гольфе, охоте и скачках, рассказам людей о себе, своих родственниках, увлечениях и прочих скучных безопасных темах, призванных, видимо, проверить крепость нервов собеседника, выносливость его лицевых мышц и языка, а также умение имитировать любовь и уважение к незнакомым скучным людям. Последнее — Мастер был готов это признать — могло сойти за тренировку перед беседами с избирателями. Он старался не выделяться. Даже завёл себе ассистентку и добросовестно ходил на все эти бесконечные светские рауты, оперные вечера, встречи, открытия школ и больниц... Но всё равно, застав его поздним вечером за просмотром бумаг, Жаклин (так звали эту докучливую девицу, от самоуверенно-позитивных интонаций которой у Мастера болела голова) морщила аккуратно припудренный вздёрнутый носик и улыбалась, как земляне улыбаются несмышлёным детям и выжившим из ума старикам. — Ох, мистер Саксон, ну вы у нас и трудоголик! Он поднимал голову от отчётов и улыбался в ответ — добродушно и чуть виновато, — хотя куда более естественной реакцией было подойти к ней, протянуть руку к шее и сжимать, пока не послышатся мольбы о пощаде. Так оно и будет. Но позже. В другой раз. — Не могу устоять, — он обвёл взглядом возвышавшиеся перед ним кипы документов. — Это... — восхищённо выдохнул и неопределённо пожал плечами. — Разве это не прекрасно? Дайте мне информацию, и я переверну мир. Нет, он правда пытался быть милым. Даже сказал почти правду. Знала бы она, как мало существ во вселенной слышали от Мастера хоть что-то, отличное от лжи! Но Жаклин определённо не уловила красоты момента и только укоризненно вздохнула. — Мистер Саксон, у вас завтра назначена важная встреча, требующая большого напряжения физических и умственных сил, и если... Великобритания — страна слуг. Аристократия? Пустяк! Королева? Вздор! Аватар. Марионетка. На деле именно слуги стоят за спиной каждого якобы влиятельного человека и управляют им, подобно тому, как родители манипулируют детьми. Топят в подробностях, множат сложности, чтобы потом как по мановению волшебной палочки прийти на помощь и решить ими же сконструированные проблемы. А потому в качестве хозяина им нужен ребёнок: послушный, а главное — беспомощный. Мастер находил это возмутительным. И, пожалуй, неспортивным. На сей раз его улыбка напоминала холодный оскал, а голос резал как нож: — И что же такого «важного» ожидает нас завтра? — Встреча с лордом Килкмартином, — отрапортовала Жаклин, не уловив иронии в его последней фразе. — Лорд Килкмартин — важная фигура в Палате Лордов, имеющая особое влияние на сферу обороны. Он приглашает вас в своё поместье, и... — Что будет? — прервал Мастер, которому порядком надоела эта игра. — Торжественный обед, — пролепетала Жаклин уже менее уверенным голосом. Видимо, даже до её залакированных плебейским высокомерием нейронов дошли сигналы опасности, исходившие сейчас от хозяина. — В одиннадцать ноль-ноль. И встала по стойке «смирно», держа папку прямо перед собой, как щит. — Да ладно, — поморщился Мастер. — Это не похоже на старушку Англию. Пригласить в поместье и ограничиться торжественным обедом? Выкладывай сразу, — потребовал он. — Что там будет? Прыжки в мешках? Коллекция антиквариата? Теплицы с орхидеями? — Охота, — ещё быстрее ответила Жаклин, нервно моргая. «Ну что ж, могло быть и хуже», — подумал Мастер, моментально успокаиваясь. Его гнев прошёл так же быстро, как возник, и в этот раз он улыбнулся ассистентке почти искренне. — Можете идти. Она так торопилась побыстрее покинуть здание, что на одной из нижних ступеней зацепилась каблуком за ограничитель ковровой дорожки, упала и сломала ногу. Вскоре Гарольд Саксон взял другую ассистентку. Впрочем, для описываемых событий это не имеет ровным счётом никакого значения. * * * Он не стал подъезжать к самому дому, предпочтя пройти по подъездной аллее пешком и тихо вынырнуть из-под деревьев. Густая тень низко склонившихся кряжистых дубов позволила ему оглядеть собравшуюся на лужайке публику, не выходя на открытое пространство. Броуновское движение мужчин и женщин, смеявшихся слишком громко и разговаривавших слишком оживлённо. Как будто смерть уже впивалась им в загривок, а они изо всех сил пытались сделать вид, что времени у них хоть отбавляй. Забавно. «Возможно, — подумал Мастер, — когда-то на Сол-3 правили какие-нибудь высокоразвитые долгожители с других планет. Трата времени стала показателем статуса. Потом они ушли, а люди так и не отказались от прежних церемоний». С этими мыслями он шагнул из тени навстречу своей будущей политической карьере. У лорда Килкмартина просто не было шансов не впечатлиться предложениями Гарольда Саксона в сфере обороны, даже если ради этого пришлось бы вначале перестрелять всех уток в округе. Первой заметила его появление стоявшая у самой воды блондинка, державшая в руке бокал вина. Она резво обернулась и изобразила на лице ослепительную улыбку. — А вот и наша звезда вечера! Лорд Килкмартин так заинтриговал всех нас, рассказывая о «новом перспективном политике, который ещё всех удивит», — громко процитировала она, еле заметно кивая куда-то назад, где на лужайке стоял хозяин поместья. Долли Килкмартин, младшая дочь лорда смущённо потупилась с видом «да, папа не знает меры ни в чём», и сделала какой-то неопределённый жест. — О, пожалуйста... — Нет-нет, — перебила её блондинка, возбуждённо взмахнув бокалом. — Долли, это же интересно! — и снова переключилась на Мастера: — Так что, мистер Саксон, это правда или просто рекламный трюк, чтобы заманить нас на охоту? Вы всех удивите? На ней был охотничий костюм, но без шляпки. Она держалась вызывающе, почти развязно, хотя была абсолютно трезва: Мастер чувствовал это по её дыханию. Бокал в руке был декорацией и не более того. Так что же это? Провокация? Невоспитанность? Но у неё натуральные светлые волосы, минимум косметики, тонкая кожа и правильный акцент. Значит, просто модная среди хороших девочек в любой точке известной вселенной «борьба с глупыми традициями». — Вы даже не представляете себе, насколько... Но, — Мастер подошёл ближе, намеренно пристально — провокация за провокацию — её разглядывая. — Вижу, вы знаете моё имя, а я до сих пор не знаю вашего. — Люси, — представилась она, кивнула, слегка тряхнув волосами, улыбнулась и пожала ему руку. Её холодное дружелюбие — оценивающее, заинтересованное и насквозь неискреннее — по земным меркам свидетельствовало об очень хорошем воспитании. Значит, она была или родственницей лорда Килкмартина, или кем-то из близких друзей семьи. — «Люси в бриллиантах среди звёзд»? Снова фраза на грани, но так называемые «The Beatles» для землян стали почти классикой. Что переводит любую их цитату из откровенной пошлости в удачную аллюзию. Насколько Мастер изучил людей, Люси должна была снова улыбнуться и сказать что-то вроде: «Как мило». Но вместо этого она нахмурилась. — Значит, вам уже кто-то рассказал? Можно было подумать, что он только что выдал военную тайну или плюнул на бюст королевы Виктории. Холодный требовательный тон, жёсткая складка возле губ, сведённые брови. — Я... — он пожал плечами и помотал головой, словно отрицая саму возможность злого умысла, — просто догадался. Против воли приходилось признать, что она застала его врасплох. Мастер даже пригляделся повнимательнее: что такого было в этой девчонке, чего он не учёл? Она молчала, изучающее глядя на него в ответ, но не торопясь поверить его словам. Знать бы ещё, чему именно. Пришлось снова брать инициативу в свои руки. — Прошу прощения, если сказал что-то не то. Но я действительно не понимаю. Она ещё раз прошлась по нему долгим, тяжёлым взглядом, враждебность в котором медленно уступила место слабому намёку на сомнение. Коротко усмехнулась: — Это вы меня простите. Но вы угадали. Мастер занервничал: не стоило слишком часто и вроде бы походя говорить землянам об их прошлом или будущем — это вызывает подозрения. Но иногда — как сейчас — это просто выходило само собой. Впрочем, раньше, чем он успел как-то отреагировать, Люси снова заговорила: — Мой отец в юности был хиппи. Он действительно назвал меня в честь этой песни, хотя мама считала, что это ужасно глупо. А потом... — она снова улыбнулась, хищно и победно, и продолжила слегка нараспев: — Потом он перестал быть хиппи, разочаровался в их идеях и стал одним из самых уважаемых политиков консервативного крыла. И поэтому, мистер Саксон, при всей моей симпатии к вам... — она выдержала точно рассчитанную паузу, — я не люблю, когда об этом упоминают. Мастер примирительно поднял ладони: мол, нет так нет. Ему бы закончить разговор на этом — впереди ждали новые свершения и ничего не подозревавший лорд Килкмартин, а норму светского разговора Мастер даже перевыполнил, — но отчего-то он задал ещё вопрос: — И что же заставило вашего отца разочароваться? Мир, братство и гармония — неужели не прекрасно? «Вернее, очень глупо. И так похоже на Доктора. Может, за это его и любят на Земле?» Это мимолётное воспоминание окрасило его голос сарказмом. Какое-то предельно краткое мгновение Мастер балансировал между радостью предвкушения — ведь он не сомневался, что Доктор и его... гхм, свита будут здесь совсем скоро и вот тогда начнётся настоящая игра! — горечью непонимания — он вспомнил профессора Йану, учёного-бессребреника, искренне верившего в Утопию и готового пожертвовать за счастье других своей жизнью... себя, себя самого, хоть и после арки Хамелеона! — и тягучим, болезненным, как незаживающая рана, презрением к самому Доктору, который, как Мастер всегда считал, растратил свои, пусть и скромные, таланты на всякую ерунду. Внешне же он хранил самое что ни на есть невинное выражение, слегка покачиваясь с пятки на носок и обратно и держа руки в карманах. «Интересно, что она ответит», — подумал он, чтобы отвлечься, но внезапно поймал себя на том, что и правда: интересно. Забавно, по крайней мере. Это вам не разговаривать о прошлогоднем чемпионате по гольфу. Люси могла снова рассердиться, как предупреждала. Но она и на этот раз поступила необычно. Поставила бокал на фуршетный стол и выудила откуда-то из груды сваленных на длинной скамейке охотничьих сумок ружьё. — Я лучше покажу. Пойдём! Люси легко закинула ружьё за спину и пошла прямо по направлению к лесу. Она ни разу не обернулась, словно уверенная, что Мастер пойдёт вслед за ней. И он пошёл. * * * На поваленном, заросшем мхом бревне сидел крупный серый кролик и смешно прядал длинными ушами. Люси бесшумно вышла из-за дерева и прицелилась. Кролик продолжал смотреть куда-то в сторону, не обращая на неё ни малейшего внимания. — Беги, — шёпотом произнесла Люси. Он поднял на неё серые глаза и сморщил нос. Но остался сидеть на месте. — Ну же, — уже громче произнесла она и коротко присвистнула. — Беги, спасайся. Что же ты не бежишь? Последний шанс на амнистию. Но глупый лесной зверёк так и не тронулся с места. Люси, слегка опустившая перед этим ружьё, снова подняла его к самым глазам — и выстрелила. Её лицо было хмурым и сосредоточенным, но в глубине глаз — Мастер всегда легко видел такие вещи — сияло радостное торжество. «Кровожадная девочка. Настоящая англичанка». Но он по-прежнему не понимал, что он сам здесь делает. Словно в ответ на его мысли, Люси повернула к нему голову и улыбнулась. — Они всегда так делают. Кролики. Не убегают, сколько шансов им ни давай. Она, ловко лавируя между корнями и стволами упавших деревьев, в несколько прыжков добралась до бревна и подхватила нафаршированную дробью тушку за задние лапы. Слегка покачнулась, едва не упав на одно колено. — Оу, а он тяжеловат. Взрослый самец, не иначе. Не рассчитала... Она положила его в свою охотничью сумку и с видимым усилием взялась за широкую лямку. Её бледные щёки даже слегка порозовели от натуги. Мастер понял, что это должно было означать. — Давайте я понесу. — О, спасибо. Она сама перекинула сумку ему через плечо, одобрительно посматривая на результат своих действий. «Будто орденскую ленту надевает. Орденскую ленту с запахом крови. А впрочем — чем ещё пахнут награды?» Но больше не сказала ни слова. Они шли по лесной тропинке бок о бок, и сухие ветки тихо хрустели под их подошвами. — Так что насчёт вашего отца? — наконец напомнил Мастер. — Мои родители считали, что хиппи должны быть ближе к природе. А это означало не только копать корешки, но иногда ходить на охоту. Индейцы ведь тоже охотятся, не так ли? Но папа всегда давал дичи шанс уцелеть. А потом он осознал... — Люси искоса посмотрела на Мастера и продолжила тихо, словно не до конца веря, что он сможет понять, — что не имеет смысла спасать тех, кто не хочет спастись. Равенство — чепуха, когда некоторые просто не понимают намёков, которые посылает им судьба. Они идут на бойню с закрытыми глазами, и никакие митинги, никакие протесты не смогут раскрыть им глаза. Поэтому власть получает тот, кто хочет власти. И кто умеет её удержать. Самый сильный, самый ловкий. Это и есть настоящий закон природы: выживает сильнейший. Её светлые глаза снова заискрились. Удовольствием. Безжалостной радостью. Возбуждением и торжеством своей правоты. Триумфом над всем, что слабее. Она заметно похорошела — для человека, разумеется, — и Мастер вдруг понял, что ему приятно видеть эти эмоции, такие сильные и вульгарно-откровенные, без малейшего намёка на удушающее стремление быть «правильной» и «хорошей», которое так раздражало его в землянах в целом и в англичанах в частности. Влечение Люси к тёмному, агрессивному и злому, к хаосу и крови — было почти эротическим. Она поймала его взгляд и неожиданно остановилась. Склонила голову набок. — Так кто же ты на самом деле, Гарольд Саксон? — Прости? Он невольно отступил на шаг и сразу же мысленно отругал себя за такую несдержанность. Но ей опять удалось застать его врасплох. Как? Все его чувства говорили, что она обычная женщина: ни следов инопланетных технологий, ни связи с ЮНИТ и Торчвудом («Надо будет ими заняться, кстати»), ничего выдающегося. Даже IQ всего-то 110. Говорить не о чем. «Спокойно. Ты сегодня слишком нервно всё воспринимаешь. Паранойя — вещь хорошая, но ты не обязан идти у неё на поводу. А эта девчонка, наверное, просто имеет в виду какую-то романтическую глупость». — Ты не отсюда, ведь так? — она подошла к нему на шаг ближе и заглянула в глаза. — А ведь я не могла тебя пропустить... — О чём ты говоришь? — он недобро прищурился. «Пропустить? Всё-таки Торчвуд?» Люси только усмехнулась. С этаким оттенком фальшивой скромности, скрывающей гордость. — Я знаю каждого мужчину в Великобритании, который хотя бы теоретически мог добиться успеха в политике. Каждого, — она смахнула воображаемую пылинку с его плеча. — Потому что... я люблю власть. И потому что больше мне решительно нечем заняться, — её улыбка на мгновение поблекла и стала похожа на усталый вымученный оскал. Ей было жалко себя, понял Мастер. Но она не хотела показаться слабой. Ведь она так презирала беспомощность! Поэтому Люси взяла себя в руки и быстро продолжила: — Так вот. Ты идеален и, безусловно, добьёшься успеха. Тебя все знают, а я вижу в первый раз. Как же так получилось? Самое смешное, что она спрашивала его всерьёз. И всерьёз ждала ответа, терпеливая и недоверчивая, словно камышовая кошка, нашедшая черепаху и теперь раздумывающая, как бы выцарапать её из крепкого панциря. Какая прелесть, в самом деле! А он ещё не хотел ехать. Пропустил бы такое веселье... Какое-то время он молчал, прикидывая, что ей сказать. У него никогда не было дефицита в самой изощрённой лжи, а уж за убедительностью дело не станет. Но потом Мастер подумал ещё — и внутренне усмехнулся: иногда, ради разнообразия, можно сказать и правду. Особенно когда точно знаешь, что в неё не поверят. — Я... — он задумчиво пожевал губу. — Пришелец. Из космоса. Мне то ли восемьсот, то ли тысяча лет, и я прилетел в две тысячи одиннадцатый год, чтобы выиграть выборы премьер-министра и захватить мир. Он ожидал, что она рассмеётся. Обидится на глупую шутку. Испугается, что он сошёл с ума. Но Люси только произнесла — медленно, как будто под гипнозом или в полусне, не отрывая от него внимательного взгляда: — Докажи. Ни страха, ни недоверия. Только безжалостное любопытство ребёнка. Будет тебе доказательство. Мастер взял Люси за руку и приложил её ладонь к своей груди. От прогулки её пальцы стали прохладными, почти как его собственные. Она почувствовала странный, не человеческий пульс и еле заметно вздрогнула. — Двойное сердцебиение, — прокомментировал Мастер и улыбнулся, медленно и почти кровожадно. Она продолжала стоять, завороженно и недоверчиво слушая. Не двигаясь с места и даже почти не дыша. От ужаса? Или?.. И тогда он произнёс — тихо, одними губами: — Что же ты не бежишь? — Зачем мне бежать от будущего премьер-министра? — Неужели ты не хочешь предупредить своих соплеменников-землян? — Выживает сильнейший. Остальные — просто дичь. — А ты нет? — он провёл пальцем по её щеке. — Женатым кандидатам народ доверят больше, — вместо ответа заметила она. — Ты что же, делаешь мне предложение? — насмешливо произнёс Мастер. Но на самом деле он вдруг стал очень и очень серьёзным. Люси, конечно, не могла знать, что на Галлифрее женщины звали замуж мужчин, а не наоборот. Значит, совпадение, причудливая подсказка судьбы. Почему бы и нет? «В конце концов, если что-то пойдёт не так, я всегда смогу показать ей, кто здесь дичь, а кто охотник». * * * Шло время. Мастер стал министром обороны и запустил сеть «Архангел». На Рождество они с Люси наблюдали, как космический корабль ракносс сеет опустошение на улицах Лондона. Правда, смотрели они на это недолго. — Надо выбирать между развлечением и репутацией, дорогая, — улыбнулся Мастер, отдавая приказ военным сбить «Рождественскую звезду». — Как думаешь, какой орден нам дадут? «За борьбу с инопланетной угрозой»? Она усмехнулась в ответ. Так, со временем, Мастер привык к Люси и даже начал отчасти понимать Доктора. Действительно: представление становится лучше, когда его есть кому оценить. Главное, правильно подобрать спутницу. А Люси была хороша. Как она задурила голову этой кошёлке из Торчвуда, а? И когда токлофаны резали незадачливую шпионку на куски, лицо «жены» Мастера — первой и единственной, такая вот игра судьбы — было безмятежно. — Не слишком ли это для тебя? — подначивал её Мастер. Люси в ответ только фыркнула: — Она назвала меня недалёкой и вполне безобидной. — Да, ты права... — он погладил её по голове, задумчиво глядя вдаль и уже предвкушая завтрашний день: день власти, крови и парадоксов. — Неумение вовремя угадать источник возможной опасности должно быть наказано. Даже когда Доктор — походя, мельком — сообщил Мастеру, что Галлифрей сгорел и все Повелители Времени погибли... даже тогда Люси странным образом успокоила его. — Они умерли, но ты выжил. — Хочешь сказать, я лучше их? — Сильнее, — она замерла в нескольких метрах от него. Мудро. Мастер вряд ли снёс бы хоть чьё-то присутствие ближе. — Умнее. Приспособленнее. — Не льсти мне, — хмуро предупредил он. Люси села напротив и посмотрела прямо ему в глаза. — Ты же можешь проверить, вру я или нет. Так проверь. Правду. Она всегда говорила правду. Это было странно и обескураживающе. И будило в Мастере отчаянную паранойю. Все врут. Каждое живое существо во вселенной лжёт постоянно и напропалую. Так почему она говорит ровно то, что думает? Это заставляло Мастера думать, что Люси нашла какой-то секрет, какую-то зацепку, позволявшую прятать мысли между мыслей и слова между слов. Разве земляне не говорят, что женщины коварны? — Может, — Мастер грустно усмехнулся, — ты просто необъективна, м-м? Ты же... не знаю, неравнодушна ко мне. Вот и считаешь самым сильным. — Неправильная постановка вопроса, дорогой, — отозвалась Люси, смахивая с его костюма воображаемую пылинку. — Ты самый сильный. Поэтому я к тебе неравнодушна. * * * Доктор-Доктор... Смотришь на меня своими полными слёз глазами и бормочешь что-то о регенерации. Как будто на Галлифрее были так глупы, чтобы, возрождая меня, дать полный цикл из тринадцати жизней. Доктор. Надеюсь, ты страдаешь. Ты ведь так хорошо умеешь это делать. Так делай. Затопи вселенную своими мучениями. Ведь, в сущности, это всё из-за тебя. А точнее — из-за Харкнесса и его парадоксальной, возмутительной бессмертности. Довольно забавно, согласен. Помогает придумать много новых пыток. Да и щекочет что-то такое на самом донышке сознания: ощущение неправильности и хаоса. Просто прелесть. Но потом Мастеру захотелось узнать причины. Так он увидел в голове Харкнесса далеков. И Розу. Тлеющий огонёк соперничества, проклятого соперничества с Доктором снова дал о себе знать. Мастеру захотелось сделать свою «спутницу» особенной. Она ведь вполне подходила для этого, не так ли? Уж точно куда лучше, чем бывшая лондонская продавщица. Конечно, по вине Доктора у Мастера не было всего времени и всего пространства. Зато ему по-прежнему принадлежал конец вселенной. А значит, ему не надо быть в долгу у Люси. Он мог вернуть ей те же слова: «Они умерли. Вообще все умерли, а ты живёшь. Потому что ты лучшая». Лучшая, потому что похожая на него. Так он думал. Но Мастер недооценил слабости человеческой психики. Он хотел, чтобы эта феерия смерти и распада восхитила и вдохновила Люси, как раньше вдохновляло простоё и ёмкое словечко «геноцид» или идеи вроде «а давай сотрём с лица земли Японию». Но вместо этого в её голове что-то сломалось. Треснуло какое-то маленькое незаметное колёсико. И Люси изменилась. На любое предложение она теперь говорила только одно: — Зачем? Подолгу сидела, уставившись в одну точку. Какое-то время он пытался ей отвечать: — Чтобы жить. Чтобы побеждать. Просто потому, что мы это можем. Но в ответ получал только усталое: — Но зачем? Всё равно всё заканчивается смертью. В этой борьбе нет победителей. И он перестал задавать вопросы и делать предложения. Вместо этого Мастер делал то, что всегда получалось у него лучше всего: отдавал приказы. Люси слушалась. И это было скучно. Она больше не приносила ему сюрпризов, не удивляла, не заставляла задуматься. Она просто... подчинялась, смирившись со своей судьбой. Мастер снова был один. Окружённый людьми-вещами. Наверное, именно поэтому он не убил Доктора — просто чтобы не замкнуть круг одиночества до конца. Люси как будто заразила его своей апатией. Мастер смотрел в иллюминатор Вэлиента и впервые в жизни не понимал точно, зачем ему всё это. Хорошо, он завоюет вселенную. Неужели это его развлечёт? Впрочем... Да, действительно. Он ведь может направить эту армию на далеков. Одни безэмоциональные твари в металлическом панцире против других. Что, если у него получится? Что, если он сумеет добраться до Войны Времени и переиграть её по-другому? Ах да, это породит парадокс. Может быть, само время расползётся по швам... Звучит заманчиво. Стоит попробовать. * * * Но он не успел. Не услышал предупреждающего свиста, не понял знаков. «Никто не может спасти того, кто не хочет спастись».