Грязные

Мерзко. Чувство отвращения ко всему меня преследует с самого рождения. Все думают, что мы ничтожества, ничего не стоим в этом мире, что мы бляди. Ха, а вот и нет! Мы - грязные. Никто не замечает того, что видим мы. Мы наблюдаем пороки людей, их суть и желания. Мы умираем вместе с ними. Мы не живём, а существуем, и вся наша жизнь — чувства людей. А это очень-таки хреново — с самого рождения чувствовать все эмоции человечества, не уметь управлять своей восприимчивостью и из-за этого впитывать в себя только злобу, ярость и ненависть. А это всего лишь чувства родителей к собственному ребёнку! Человечество погибает в своем собственном дерьме, а мы не вмешиваемся. Мы отключаем чувства, чтобы не видеть и не слышать, чтобы не умирать с ними, чтобы прожить только свою жизнь. Пусть она и будет полнейшим ничтожеством, но зато не под влиянием чужих эмоций. Я стою на остановке и смотрю на небо, снова закуривая. Омегам нельзя курить? Таким, как мы, можно всё. Грязные омеги. Это клеймо стоит на нас с самого рождения, и оно определяется совсем не нашим внутренним миром или поведением. Мы грязные из-за болотного оттенка глаз. Жуть. Всю мою жизнь решили глаза. Было бы очень смешно, если я мог хотя бы что-то чувствовать. Единственное, что нас связывает для всех окружающих людей, — именно оттенок радужки. Отцы-омеги отказываются от своих детей, только увидев их глаза. Таких омег я называю счастливыми, ведь они не познали жизни в ненависти. Я же вхожу в число не только грязных, но и убогих омег, которым «повезло» узнать, что такое семья. Это был мой самый большой кошмар... Да и не только мой, это был ужас для всех нас. Я не помню их лиц, как и любой ребёнок до года. Я вообще смутно что-то должен помнить, но мы — грязные — держим в голове все эти чертовы чувства. Я помню их ужас, ужас моих родителей. Я помню тихие колыбельные и ощущение ненависти ко мне от моего отца-омеги. Он винил себя за то, что родился я. Я был маленьким ребёнком, но уже тогда стал для них чудовищем. Я не умел блокировать в себе их эмоции и просто захлёбывался в ненависти и отчаянии. Это был действительно мой самый большой кошмар. Столько негатива я не получал больше никогда. В три года меня отправили в специальное учреждение — приюты именно для таких, как я, для изгоев общества. Там грязные научили меня блокировать все приходящие эмоции, не чувствовать боль утраты, и вообще ничего не чувствовать. Мне 22, и я ещё ни разу со своих трёх лет не включал эмоции. Я снова прикурил сигарету, ибо та потухла, а просто стоять и видеть все эти ненавистные взгляды мне не хотелось. Всё же я проживаю свою жизнь так, как могу, — в полной отрешённости от всего мира. Я не включил эмоции даже когда меня поимели в шестнадцать. Это мне ещё повезло, что так поздно. Наверное, это из-за того, что я был страшным подростком. Не спорю, мне было больно, меня даже порвали, но это было совсем не важно, ведь намного больше последствий было бы, если бы я хоть на секунду включил чувства. Я уверен, что умер бы просто там, от всех тех чувств, которые испытывали люди, которые жили в соседних домах. Мой насильник даже не подготавливал меня. Словил после работы, когда я шёл в приют, и поимел. Это не было изнасилование, но и ничего обоюдного там не было, просто трах, не более и не менее. Да даже если бы я и заявил о том, что меня изнасиловали, то никому не было бы до этого дела. Я ведь не простой омежка — чистый, красивый, наивный и всеми любимый. Я — грязное отродье этого общества, на которое всем насрать, и которое все ненавидят. Меня на работу взяли только из-за того, что государство лояльнее относится к работодателям, у которых есть такие сотрудники, как мы. К готовке меня не пускали, на раздачу к гостям — тоже. Я приходил вечером, делал заготовки и всё убирал, на этом моя работа заканчивалась. Платили мне не мало, но и не много — на жизнь вполне хватало. В университет было невозможно пробиться, ибо таким, как я, там не место. Поэтому я пошёл в институт и спокойно выучился, даже красный диплом получил. Мой профиль — компьютеры. Для меня это была самая лучшая работа, ведь с людьми общаться не приходилось. Всё моё общение с работодателем заключалось в письмах. Мне присылали работу, я её делал и отсылал обратно, а потом получал деньги на карту. На этом наше контактирование заканчивалось. В этот раз меня попросили приехать, ибо им вдруг стало что-то непонятно. Фирма не была моим самым лучшим вариантом, но и не являлась самым худшим. Что-то вроде выше среднего. Она мне нравилась тем, что пусть там и брезговали общением, но всё равно чётко понимали, что я не зря лучший выпускник института. Никакой похвалы я никогда не слышал, да и не нужен мне был этот трёп налево и направо. Я же не из этих «чистых» омег, которые нуждались в дифирамбах. Мне и простого «спасибо» хватает. Хотя и их «спасибо» мне не особо надо — лишь бы деньги за работу заплатили, и на том всё будет отлично. Автобус наконец-то приехал к остановке. Я обожал общественный транспорт, потому что мне сразу же уступали одиночное место и отходили на приличное расстояние, а водители часто вообще денег не брали. Всё бы было супер, если бы только не эти прожигающие взгляды. Я видел их ненависть и знал, что никогда не смогу понять, за что они так сильно меня не любят. Никто из нас не понимал этого. Да, мы не отказываем никому в сексе. Да, нам плевать на все устойчивые правила этого общества, но разве это не они нас такими сделали? Когда я попросил остановиться, пусть даже это было и не на остановке, водитель сразу слушался, как только я начал подносить к нему руку, чтобы взять за плечо. Никогда этого не понимал: как трахать или бить - им не отвратительно, а как просто прикосновение - так они все сразу шугаются. Странные они, эти люди. Я вышел и, петляя в коридорах между угрюмыми домами из серого кирпича, где увидел парочку своих братьев по горю, подошёл к семиэтажному зданию офиса. Никогда здесь не был - не доводилось, и слава богу. Мне было тошно — не любил эти походы в люди. Все пялятся, а маленькие дети еще и тычут пальцами. Меня боятся и я уже привык к этому. Захотелось еще разок покурить. Одно движение пальцами, и сигарета у меня. Один щелчок зажигалки, и я приложил фильтр к губам. Обыденный алгоритм... Сколько раз я его уже повторял? Тысячу? Миллион? О боги, да у меня определенно зависимость! Но плевать... Охранник подошел, чтобы прервать меня, но ему хватило одного взгляда в мои глаза, чтобы скривится и вернуться в здание, так ничего и не сказав. Ох уж эти альфы! Они больше всего нас ненавидят. Намного больше, чем все разом взятые беты и омеги. Они кривятся, плюют в душу, бьют, орут, трахают, они рушат весь наш мир и при этом спокойно живут дальше. Однажды я видел одного из своих, который был на дне. И таких, как он, очень много — не всем везёт так же, как мне. Парнишку убили морально сначала его родители, а потом, когда его насиловали, он включил эмоции. В итоге от парня осталась только одна оболочка — страшное зрелище. Я помню, как меня тогда передёрнуло, когда я посмотрел в его глаза. Точно так же, как передёргивает всех остальных людей. Только их от отвращения, а меня от ужаса. Я помню, как обнял этого парня и пытался передать ему тепло и сочувствие, но я был закрыт, а он же полностью открыт, и я не смог ничем ему помочь. Когда я отпустил его, то увидел, что у него по щеке катится слеза. Он сказал что-то вроде "Спасибо" и убежал. Даже при том, что я отключил эмоции, мне всё равно было тошно. Это ужасное зрелище. Не понимаю, как его вообще мог кто-то трахать. Я докурил и достал из сумки пропуск, который мне прислали по почте. Ха! Всё, лишь бы моей ноги в их офисе не было. Чего же это они сейчас меня заставили в срочном порядке прийти? Неужто я что-то сделал не так в программах? Да быть такого не может! Это моя стихия, моё хобби! Это моя жизнь! Я не мог налажать. Я зашёл в здание и отдал тому самому альфе-охраннику пропуск. Он, скрипя зубами, взял его в руки и пропустил меня. Смешные они такие: как будто моя боль, моё клеймо, мои глаза смогут передаться им или их детям через простое невинное касание. Хотя всё может быть, ведь учёные до сих пор не поняли, как в их прекрасной расе, в которой всё было радужно и все счастливо катались на единорогах, возникли такие дефекты, как мы. Чего же эти альфы тогда насилуют и бьют нас, если боятся заразится и мы им так отвратительны? Меня часто бьют, ещё чаще трахают, ведь с возрастом я стал слишком красив. Если бы не эти глаза, то, наверное, у меня бы всё сложилось совсем по-другому. Но я не жалуюсь - меня всё вполне устраивает. Могло быть хуже — я мог стать той же оболочкой, которой был тот парень. Я ведь ни альфа, ни бета, ни омега, пусть все и говорят, что мы принадлежащим к омегам. Но, по-моему, единственное, в чём мы с ними похожи, – это течки. Мы похожи не в поведении, а в том, что они у нас есть. Однажды мне сказал какой-то альфа в порыве страсти, что от меня пахнет фиалками. Я запомнил это на всю жизнь. Мы же всегда отключаем эмоции, потому редко на кого-то бросаемся, даже когда у нас течка. Мы даже не сразу понимаем, что она началась. Единственное, почему мы это понимаем — влажность между ног и реакция альф на нас. Уж что-что, а в течку мы для них были и будем простыми омегами. Помню, мне даже когда-то рассказывали, что у одного из нас была пара, и его пара покончила самоубийством лишь бы не быть с ним. Представляете себе такое? Альфа покончил самоубийством, ради того, чтобы не быть со своим омегой, потому что тот был одним из Грязных. Ещё говорили, что после того случая омега тоже покончил самоубийством. Прям Ромео и Джульетт. Вот только немного другая ситуация: альфа из-за того, что не смог ни убить своего истинного, ни быть с ним, решил умереть сам, а омега не смог пережить потерю своего истинного и тоже ушёл из жизни. С этими мыслями я и добирался на шестой этаж. Так как лифты я безумно не любил, пришлось идти пешком. Обычно когда я езжу в лифтах, там обязательно меня кто-то поимеет. Именно из-за этого я их и не любил. Сейчас я бы точно не поехал на лифте: трахаться здесь и сейчас, мне не особо хочется. Я дошёл до конференц-зала и постучался. Там сейчас должно быть собрание, насколько мне известно. Взломать их сервер особого труда не составило, ведь их систему безопасности создал я, даже не имея высшего образования. Я идеально изучил планировку всего здания и график, чтобы, если что, иметь пути отхода. — Входите, — раздался грубый голос альфы, от которого меня передёрнуло. Даже с блоком я всё равно чувствовал ярость этого мужчины. Да уж, чую, это затянется на долго.