Teasers

На мне ненависть, она обволакивает меня Хоть каждый день и повторяется, это, как говорится, ничего. NCT – 7th sense

       «Кадиллак», «Снежок», «Эйв», «Экс-Ти-Си»… Кёнсу смутно помнил, как там называлась эта штука, о которой ходили легенды на рэйв-дискотеках, в борделях, в вонючих брошенных квартирках, где рисовались те, кто желал испытать нереальные ощущения. Нет, точно, он даже не помнил, как отозвал того паренька, как ткнул винтовкой прямо в живот до хриплого: «Чего желаете?» и бесплатной порции «таблетки любви». Какое пошлое бессмысленное название… Чёрт возьми, а он ведь крутил её в руках, такую белоснежную и «убивающую», и только от настроения зависело – полетит он сегодня в небо или нет, только от выбора глухой медленной музыки, которая заливала в его кровь коктейль интима, проникая за ворот полными нежными губами, зависел он.       Где-то за алыми стенами, даже дальше, за запахами секса, спермы, всех пороков какие только можно было собрать на их гнившей земле, где-то там – наверху гудел привычными звуками Токио. Так же переливались яркие огоньки светофоров, вывесок магазинов известных марок, морочили голову сигналы авто и так же без остановок ездили электрички. Они довозили до станций людей как он: обычных, обязательно с капельками в ушах, разноцветными паклями на голове, и девчонок в коротеньких юбчонках, чуть наклонившись через которые можно было разглядывать все прелести. Что за страна с их извращёнными правилами… Где-то там текла совсем спокойная жизнь с наступлением темноты, вот только утро «внизу» только-только начиналось.       ― Долбаный О Сэхун! Натура изысканная, чёрт бы тебя задрал! ― До плюнул в сторону, поморщившись, и хорошенько так попал в стену кулаком, что аж проходивший мимо мальчик на заказ отшатнулся, чуть ли выступившими слезами не размазав аккуратно подведённые глаза. Отпустило немного. Кёнсу вздохнул, злобно хмыкнул про себя, а потом под свист проводил незнакомца и его подтянутую задницу до очередной алой двери.       ― Как же меня всё бесит…       Он ненавидел сейчас одного человека. Точнее двоих, хотя к этим двум идиотам можно было причислить всех людей на планете и Чанёля с его вечным «у меня дела» или «тут проблема такая». Прыщей на заднице больше стало, вот где были у него проблемы. Чёртов Пак, который кинул его и, конечно же, сам сайко комон, он же со-хомбутё, он же фуку-хомбутё «Церберов» из Ямагути-гуми – О Сэхун заявил До, что судьба и безопасность их новоиспечённого кумитё в его руках. Всё было организовано в торжественном виде, при цветах и свечах, под пристальным взглядом молодого шефа и холодного сэхуновского: «Ты меня понял?». Получать травму простаты под закись азота вместо наркоза ему не особо хотелось, так что Кёнсу дергано кивнул и теперь торчал в борделе, куда решил-таки заявиться шеф. Хорошее он место выбрал: лежи и трахай, что движется и что не движется, а твои «детки» будут сидеть щенками за дверью и обеспечивать целостность и сохранность твоего члена. Он ещё умудрился…       ― Член. Ч-л-е-н… ― Кёнсу попробовал слово вместе с «таблеткой любви», которая плавилась под языком и задевала самые чувствительные зоны тела, медленно текла в желудок райским соком, лаская стенки горла невероятными движениями. И ему вдруг стало интересно: какой у Кая член? Быть может, у этого выродка-наследничка он вообще был с размером его мизинец, ведь строил тот из себя недотрогу и был точно «смотрите я святой и кроме дел клана меня ничего не интересует, аминь». Небось, отсох без напряжения, ха. Хотя…       До уже минут пятнадцать стоял с винтовкой в узком коридоре, освещённом несколькими алыми навесными люстрами, напротив чёрной двери, за которой должен был трахаться их шеф. Потрахаться хорошенько так, чтобы они могли за это время узнать: нет ли за ним погони, хвостов, либо тех, кому вдруг стала интересна судьба шефа церберов, с которым сам О Сэхун выпил сакэ. Кёнсу до такой крайности ещё не дошёл, потому что молодому придурку стоило добиться его веры, его защиты и преданности. А теперь у него появилась отличная возможность показать своему «дитё», как должен это делать «папочка» всего клана. У До даже бровь задёргалась в предвкушении, когда он тихо толкнул дверь.       И замер в проёме с раскрытыми огромными глазами. Потому что внизу живота потянуло невероятно резко от нарисовавшейся картины, где бесцветный хрупкий мальчишка брал у шефа в рот. Чувственно так, медленно, позволяя головке уткнуться прямо в мягкие стенки горла. А шеф наслаждался процессом, закусив губу, выгнувшись всем телом так красиво, что дух захватывало. И… это выглядело как нечто из ряда вон выходящее, что-то запретное настолько, что стоило посмотреть – с ума сведёт. У До, казалось, там же поехала крыша от неожиданности, он даже уткнулся о косяк двери лбом и торопливо закусил губу, чтобы унять возбуждение, которое разливалось в нём искрами фейерверков, бегало мурашками под кожей до сбитого неровного дыхания.       Кёнсу впервые видел такое воплощение… секса. Шеф будто горел у него на глазах, под алым покровом комнаты бронзовая кожа его сочно блестела, отливала едва заметным золотым оттенком, и захотелось вдруг пройтись по возбуждённым тёмным соскам языком, ведь он мог быть вкусным. Вкусным таким, что даже мальчишка, который ему отсасывал, делал это с благоговением, пока тот лежал на диване полуразвалившись, откинув голову назад и приоткрыв рот. Это выглядело аморально по всем законам, это было выше эстетики, когда Кай выдохнул едва слышно, что даже воздух, казалось, плавился от его горячего дыхания, глубокого голоса. Кёнсу смотрел на медленно двигавшийся кадык, на выступившие от напряжения мышцы глазами цербера, стоявшего у входа в ад и защищавшего что-то за теми горящими воротами. Чистилище переместили на землю, он был уверен, потому что Кая можно было поставить на уровень с дьяволом, с самим искусителем, когда тот снова чувственно выгнулся и провел огромной ладонью по волосам парнишки, чтобы вобрал чуть глубже, чтобы медленно заиграло тягучее удовольствие, которое бы отдавало разрядами тока на кончике языка и разливалось мёдом внизу живота.       Появилось призрачное желание пасть к его ногам. А ещё убрать на пути всех, чтобы шеф вот такой вот никому не достался. Кроме него. Весь.       ― А ведь я на такое не подписывался...Дерьмо, ― До успел прикрыть глаза на очередном выдохе и задышал вместе с шефом, но в отличие от него у Кая дыхание было ровное, словно не ему тут отсасывали вбирая по самую глотку, до основания.       Чёрт…       Жарко. Стало совсем жарко, когда он понял, что по своей же глупости оказался свидетелем такой сцены, свидетелем, которого прямо на месте преступления застукали, посмотрели глазами пронизывающими каждую клетку тела. Ну, конечно Кай его заметил. Иначе ведь нельзя было; невозможно было не слышать нервного низкого дыхания Кёнсу, стоило тому захватить взгляд полный… вызова. Кай будто говорил ему: «Это лучшее, что ты видел в жизни», весь его вид был одним сплошным вызовом всем принятым нормам, это снайпер отметил ещё при первой встрече. И, быть может, просто «кадиллак» начал постепенно поступать в кровь, быть может, его темперамент сыграл немаловажную роль… До взбесился. Этот взгляд был его личным ветром, поджигателем, который каждый раз усиливался, когда угли только-только затухали. Кёнсу новый шеф просто достал, потому что нельзя было быть таким.       А потом… А потом Кёнсу стал раздеваться. Он не знал: какого хрена бросил рубашку от Seidensticker на грязный, отмеченный спермой и всякими выделениями пол, не знал: нахрена опускал брюки до ноющего внизу живота возбуждения медленно, красиво. Прикрывал глаза, бросая дерзкую ухмылку в зрачках прямо выстрелом Каю в лоб. Без оптики. Попал в точку. Чёрт возьми, с этой таблеткой любви его чуть ли не воздух трахнул, когда До остался обнажён. Иллюзии и реальность смешались в одно, стена между ними плавилась от тихих вдохов-выдохов Кая, они доходили до Кёнсу едва различимыми шёпотами, но ударяли по телу руками искусного любовника, трогали точки эйфории, чтобы одно касание – разжечь огонь.       До невнятно пробормотал что-то между: «Со своими надо делиться» и «Учись как надо», подошёл к дивану, нагло хватанул мальчишку за волосы и натянул пухлыми розовыми губками на свой стоящий член. Растянул сначала щёки до электрических покалываний в позвоночнике, потом резко поддался вперёд до хлюпающих звуков и сильной дрожи во всём теле. Слюна обильно потекла прямо по подбородку, пока мальчишка пытался восстановить дыхание после очередного сильного толчка. До смотрел из под чёлки глазами самого Люцифера, как тот начал невольно дёргаться под напором. Надо же, он бы сам себе лучше отсосал. Это мысль заставила короткую усмешку прибежать на губы, член – двинуться в узкое отверстие дальше, но когда Кёнсу повернулся в сторону шефа, которого, да простит его Господь, лишил чувственного минета, лёгкие упали до диафрагмы.       Кай смотрел прямо на него. Не моргая, без хаотичных движений зрачка, без вызова и упрёка. Просто смотрел на него, откинув тяжёлую голову с растрёпанными волосами на спинку дивана; смотрел, чуть приоткрыв губы и проходясь по ним языком; смотрел, дыша послеоргазменными выдохами, когда прямо в рот протяжным и медленным стоном, чтобы кончить от одного только слухового удовольствия. Его глаза, эти две щелочки, которые ещё в начале задержались на До только медленным: «Да это же ребёнок», что совсем разбудило в нём зверя, заставляли рвать и метать. Вот то, что метал карабины на все стороны, Кёнсу не помнил, но отчётливо повторял в мыслях эту беспечную походку, непробиваемый взгляд и ухмылку. Чёртову фирменную ухмылку, которой наградил его Кай, прежде чем До долетел до неба на фиолетовых крыльях, через облака и солнце, прежде чем тонкая игла остановилась аккурат рядом с его яйцами, а мальчишка, эта тупая шлюха, не обмякла в руках у шефа. Всё-таки кому-то оказалась интересна дальнейшая судьба нового шефа церберов, точнее – её конец.       ― Что за нахрен? ― лениво протянул До, отметив всё ещё стоящий член и совсем не вовремя вспомнив наставления великого сайко-комона о том, что беречь надо себя в таких заданиях в первую очередь, а ещё обеспечить полную безопасность оябуну. А он нажрался как свинья.       ― Сорян, шеф, моя специализация в дальних боях. Войди в положение, ― Кёнсу поставил руку на сердце, кончиками пальцев чувствуя усилившийся бег, еле-еле разлепил глаза, которые слипались из-за нахлынувшей новой порции удовольствия, потому что член во рту у мертвеца – те ещё ощущения. Но войти в его положение Кай вроде как не хотел.       Шеф пронзил его стеклянным взглядом, всё ещё горячий, весь шоколадный и потный, и Кёнсу вдруг стал молиться несуществующим Богам, чтобы остановили второе пришествие, ведь дьявол свободно разгуливает по борделям, трахает мертвецов, он, кажется, ещё некрофилом заделался, а тем наверху совсем насрать на его положение. Что-то такое он бормотал с пьяной ухмылкой, жадно облизываясь, и даже не сразу заметил, как оказался «под» шефом. В прямом и переносном смысле. Хотя с какого ракурса не посмотри, их позу нельзя было назвать в переносном смысле. И нельзя было передать те ощущения, которые ударили по коже хлыстом, когда Кай провёл, чёрт возьми, шершавой огромной ладонью по внутренней стороне бедра. Чувства усилились в сто раз, наверное, и До почти заплакал от безысходности, стоило тому тронуть пальцами основание члена.       ― Я думал хоть шеф у нас ориентации нормальной, но, м-м-м… увы… Мир катится в дерьмо, ― он тихо хихикнул, а потом под звуки нежно полившей мелодии притянул Кая к себе за шею, чтобы коснуться гиперчувствительными губами полных губ, поцеловать, куснуть легко, до усмешки. До противной усмешки, из-за которой хотелось кончить. Обильно так, весь живот запачкав.       Кёнсу резко приподнял бёдра, когда Кай просунул колено между его ног, потёрся о рельефный пресс своим возбуждением и обессилено опустился обратно. Ему было мало такой близости, он лишь ощущал зверя внутри, вывшего и требовавшего ласки, он кричал, метался в стороны, готовый любить всех. До было хорошо. Во всех смыслах хорошо. Он пьяно улыбался, разглядывая в интимном полумраке выразительные черты шефа. Потом провёл ладонью по дёрнувшему кадыку, опустился пальцами ниже, обделил вниманием соски, к которым недавно хотел припасть губами, и уверенно остановился на члене.       ― Толстый и длинный, ― заключил До, игриво посмотрев Каю в глаза. Тот завораживающе молчал. ― Клан может гордиться.       Внезапно, несмотря на сильное возбуждение, стало так смешно, что громкий хохот вырвался из уст прежде, чем Кёнсу успел сомкнуть губы. Комната для него будто стала чуть ярче, шире, появилась радуга цветов, а спину щекотал мягкий ворс облака. Кай же резко констатировал с белизной вокруг, его глаза прожигали насквозь, глубокие, тёмные, бронзовая кожа - шоколад таял под пальцами. Кёнсу даже преподнес их к губам и быстро лизнул, чтобы удостовериться – вкусный. Кай наблюдал за его действиями и ощутимо вздрогнул.       ― Знаешь, у прежнего шефа вообще тростиночка висел…       И внезапно пространство взорвалось, уступив страсти, когда большие ладони прошлись по голым бёдрам, талии, и сжали её так, что До пришлось без особых усилий замолчать. Стало совсем не до смеха. Особенно когда Кай, грациозно выгнув спину, прижался толстым, увитым венами членом к его паху и сделал поступательное движение. На Кёнсу обрушилась целая гора удовольствия. Он почти задохнулся, едва горячая кожа царапнула внутреннюю сторону бёдер.       Шеф точно горел, от него, казалось, шёл пар, заставляя мурашки двинуться ему навстречу, а мысли - лететь с невероятной скоростью до тупика. До хрипло выдохнул, цепляясь за широкие плечи и медленно разводя ноги. Потом притянул Кая к себе полностью, чтобы касаться губами чужих губ, приоткрытых, влажных, чтобы смотреть ему в глаза и не сметь продолжить. Ведь терпение – источающийся ресурс. Кёнсу всё потерял.       Он схватил чужую руку за запястье, с вызовом посмотрел шефу в глаза и направил пальцы прямо к сжатому колечку мышц, мягко нажал до ноющего возбуждения, которое скопилось внизу живота, почти сгорало в предвкушении. Кай, до этого задевший его там лишь раз, вдруг резко проник пальцем и До вскрикнул от неожиданности, а потом острого удовольствия, пронзившего тело длинными шипами. Волна захлестнула его полностью, перед глазами всё закружилось, даже пространство дошло до состояния искажённости, лишь Кай держал его. Это держало Кёнсу от падения, когда чужие пальцы нажали на комок нервов достаточно сильно, чтобы от удара наслаждения броситься навстречу.       Он облизнул пересохшие губы, посмотрел на шефа расфокусированным взглядом, прося большего, сгибая колени и выдыхая тому в губы: «Прошу» довольно призывно пошло и невинно. Ему хотелось прямо здесь и сейчас, глубоко, грубо, чтобы возненавидеть шефа всем сердцем сильнее, но получить, потому что нельзя было вот так вот отказываться от такой красоты. Нельзя было пройти мимо, не получив свою порцию наслаждения. Ведь Кёнсу никогда не оставлял новое оружие не опробованным, самые редкие модели проходили через его руки, он знал запахи пуль разного калибра, их вес, вид, эффективность. А Кай… Кай был как Barret M82, которого недавно подарил ему Чанёль. Эта винтовка была элитой среди всех остальных: холодная, мощная, со стопроцентным поражением цели в руках у мастера, и её сталь Кёнсу готов был целовать каждый день.       Кай снова прижался к нему всем телом, а толстый член уткнулся прямо в колечко мышц. Он оставил влажными губами следы на чувствительной шее, следя за ощущениями Кёнсу, осторожно провёл зубами, попробовал на вкус. Превосходное чувство. Слишком хорошо. До слёз перед глазами хорошо. До тугого узла в груди со сладким привкусом и негой просто хо-ро-шо. И от этого стало резко хреново.       ― Перестань…       Кёнсу точно не за нежностью пришёл. Он точно не этого хотел, когда открывал дверь навстречу совершенно чуждому ему миру. А Кай… Кай был невероятным. Особенно когда целовал его чувственно-глубоко, когда касался поначалу неловко, а потом настойчиво, чтобы задавить волю, но не запирать на замок. Чтобы доводить до неба, толкать, но держать так, чтобы не испариться в бесконечности.       ― Шеф…       До снова подкинуло на матраце от очередной порции удовольствия, а Кай поцеловал его в висок, тихо выдохнул туда своё тёплое дыхание, которое хотелось поймать, закрыв глаза. Кёнсу подчинился. И испытал его. Наслаждение на новом уровне, где он задыхался от нахлынувших чувств, потому что потерялся в прострации и руки шефа были везде. И вообще не касались его. Или вроде держали, проникали глубоко-глубоко, но потом испарялись горячим выдохом. До поймал его губами.       ― Не так, совсем не…       Кай нежно огладил его бедро, двинулся ладонью выше, задев милую ямочку на животе, чуть проник пальцем, чтобы у Кёнсу перед глазами все размазалось и, наконец, коснулся большим пальцем нижней губы. Оттянул чуть, наградив таким же проникающим взглядом, с вызовом будто, и Кёнсу усмехнулся, перед тем как поймать узловатый палец губами. Пройтись по нему языком, чуть царапнуть зубами и отпустить с пошлым причмокиванием. Потом же прижаться к большой ладони щекой и бросить дерзко:       ― Слабо трахнуть?       До прикрыл глаза от удовольствия, которое нарастало с выдохами Кая, которое поднимало его к облакам, в небо, где ему точно бы стало хорошо. Он бы забылся. Ещё немного оставалось до той высшей точки, совсем малость… Но вместо эйфории, обещанной «таблеткой любви», он получил невесомый поцелуй в лоб и сильное нажатие в живот.       ― Какого…       Кёнсу резко оттолкнул от себя шефа, скатился с ковра, и его вывернуло там же на пол, прямо рядом с рубашкой. Иллюзии посыпались на пол одна за другой, облака развеялись, а радуга кружилась только перед его глазами. Комната погрузилась в такой же мрак, в котором тонула до его прихода, алый цвет заполнил всё помещение подобно туману, полившему с потолка. Он был липким, противным, из-за чего хотелось хорошенько врезаться лбом об пол, чтобы не было так хреново. Кёнсу схватился за нывший живот, а тело скрутило от спазмов так сильно, будто его ножом пырнули не меньше.       ― Скотина, ты какого хрена творишь?       До мог говорить лишь тогда, когда уже знал аромат своего желудочного сока и того, чем перекусил вечерком. Он поморщился, не отрывая глаз от субстанции, которая украшала пол, вытер губы тыльной стороной ладони, а потом ощутил пустоту. Она резко перескочила с головы на тело, хитро усмехнулась его отражению и заполнила все клетки. Медленно, подобно яду, от неё пахло желчью. Глаза слезились, а мозги, по ощущениям, вытекали из ушей. У него упал.       Шефа он всё-таки возненавидел.       ― Да я… Я насажу тебя на свой карабин к чёртовой матери и пальну…       ― ЛСД.       Кай каким-то образом оказался у него за спиной, до сих пор горячий, большой и с ума сводящий, и прикрыл ладонью губы. Уткнулся носом в висок и хрипло прошептал. Кёнсу сначала прошибло током. Он широко раскрыл глаза, повернул голову, чтобы посмотреть Каю в лицо, чтобы понять сказанное им, игнорируя глубокие нотки в голосе. Они будоражили сознание, несмотря на ненависть.       ― Чего ты там мямлишь?!       ― Тебе сунули ЛСД, вместо экстази. В таких дозах печальный исход обеспечен на девяносто девять процентов из ста.       ― Как ты…       ― Тихо… ― Кёнсу напряжённо замер, когда рука Кая медленно обвила его талию. Его бровь так же медленно двинулась вверх. ― Расслабься. На нас направлены пять камер: два с углов, один на столе, на диване и прямо позади. Больше я не нашёл. У мальчишки были припрятаны иглы с ядом под языком. Хорошо, что твои действия вписались в план.       Кёнсу вздрогнул от осознания, что мог тут же из-за какого-то сраного минета отбросить коньки, и Кай в этот момент прошёлся по приоткрытым губам языком, принимая эту дрожь себе, поглощая страхи и будто бы говоря: «Всё позади». До решил для себя даже мельком не заглядывать в ложи любви, прикрыл глаза, чтобы успокоиться. А Кай продолжал водить ладонью по его телу. Он был на удивление спокоен. Спокоен, будто не его жизни угрожали, не за ним вынюхивали каждые углы, в надежде оборвать красную нить в подходящий момент.       Выходило, что минет он заказал не просто так – это успокаивало зверя внутри, который сгрыз цепи, готовясь наброситься на любого, ставшего на пути к обладанию Каем. На его пути. И шеф специально довёл его до такого состояния. Чтобы оклемался?       ― Ты всё предусмотрел?       ― Твоё появление стало неожиданным.       ― Откуда взял, что ЛСД? ― Кай на этот вопрос странно усмехнулся, ставя подбородок До на плечо.       ― Ты минут пять кричал и просил взять тебя, а потом смеялся как умалишённый, пересчитал последние модели винтовок и сравнил меня с Barret M82. Я сначала внимания не обратил – твоё обычное состояние вроде. ― Кёнсу нахмурился, нарисовав глазами все места, куда он готов был послать этого наглого выродка. И плевал, что губы Кая сладко облизывали его ухо, что внизу живота снова сильно заныло. ― Да и потом… зрачки предельно расширены, сумасшедший взгляд.       ― Намерения с карабином всё ещё в силе.       ― Давай позже?       ― Да что ты говоришь…       ― Пришли.       Кай напрягся, и До почему-то стало не по себе, потому что: да кто пришли?! Тишина обволакивала комнату. Он перевёл суровый взгляд на шефа: сначала на медленно двигавшийся кадык, по которому стекала капелька пота, потом на подбородок, остро очерчённый, красивый, и на глаза, глубокие, с нотками тревоги. Кёнсу медленно проследил за его взглядом, а когда в темноте, тем более с его способностью видеть вблизи, ещё же после эффекта ЛСД, ничего не различил, снова посмотрел на шефа.       ― Что с этой блядью делать?       ― Ты о нём? Очнётся через час.       ― Только не говори… Боже, ты его не грохнул.       ― Не мы судьи чужих жизней, ― сказал так отрезал. Говорить загадками он был мастер, а каша в голове думать мешала, так что Кёнсу лишь глаза закатил. ― Всё по прогнозам Сэхуна. Сейчас. Один оборот за двенадцать секунд, значит, у нас в кармане ещё двенадцать, а потом... Судя по топоту ног их пятеро. Оклемался? Где твоя винтовка?       ― Ч-что... Я, кажется, рядом с дверью оставил... Где... Чёрт!       Кёнсу с трудом приходил в себя от удивления, так как Кай очень быстро переключился с одного режима на другой. Они вроде бы изображали трахающуюся парочку, а теперь готовились спасать свои задницы. Хотя нотка иронии здесь всё-таки присутствовала. Он случайно вспомнил, что двери в этом борделе закрывались на автоматический замок сразу после того, как её захлопнут: особый сервис для тех, кто не в силах удержать своего дружка. Минсок отлично постарался. И её мог открыть только сам клиент изнутри, либо чужие – снаружи. Два оборота – дверь открыта. Кай смотрел именно туда, но в темноте Кёнсу ничего не видел. От слова совсем. Он упорно вглядывался, чтобы заметить винтовку, пока замок начал делать второй оборот. Не помогало, а их гости оказались настойчивыми ребятами.       ― Ты… Кёнсу, ― Кай резко повернул его лицом к себе, вгляделся в глаза своим глубоким взглядом и нахмурился – впервые за все их встречи. Посмотрел так, что лёгкие вздулись, а в горле застрял ком сожаления. Кёнсу не врал, когда говорил что его специализация в дальних боях. Ему вообще впервые в жизни стало не по себе из-за чьего-то взгляда. ― Большой чёрный предмет способен различить?       И Кай даже ответа не дождался. Потрепал его по щеке, а пока Кёнсу приходил в себя от неожиданного действия, поднялся бесшумно, подобно слабому ветру; лёгкой походкой подошёл к двери. Он будто танцевал в этот момент: с грацией чёрной пантеры, ловкостью тигра, прекрасным телом; он был красив даже в темноте. Это Кёнсу точно разглядел. И разглядел специально накинутый на голое тело свой пиджак – словно цель, за которой он должен был следовать. Точно как на задании. Страха на удивление не было, ведь рядом был Кай, веривший в него. Отличная причина, чтобы возненавидеть человека. Осталось главное: не упустить цель из виду, дождаться удобного момента, занять позицию, зарядить карабин, прикрыть левый глаз и…       ― Стреляй, я укажу.       Винтовка прилетела прямо в руки в двенадцатую секунду, в последнюю точку оборота, и Кёнсу, чуть поколебавшись, направил её на дверь и пустил ровно пять пуль в разные стороны от белоснежной точки. Наугад. Точно. Очень сильно – впервые в своей жизни – старался не попадать именно в чёткую мишень, а прицелиться к тому, кого не было видно, но слышно. Кай действовал на удивление бесшумно, водил рукой по воздуху, и за его движениями летела пуля именно туда. Сердце у Кёнсу впервые забилось чаще во время стрельбы, выступила испарина на лбу, он даже до крови закусил губу, отправляя последнюю пулю в полёт, молился, чтобы та прошла мимо белого плеча. Мимо его шефа, которого он хотел прикончить. Мимо его Кая, которого он просто хотел. Мимо. Лишь бы мимо. А он ведь никогда не мазал…       Кёнсу почувствовал тяжесть в голове, когда яркая вспышка ослепила глаза, и его подняли крепкие руки. Он смутно отличил пять здоровых ребят в чёрном, которые завалили весь дверной проём, навесные люстры, алые стены и в конце руки Сэхуна, которые ненавидел больше всех в жизни. И к которым бежал после каждого задания, чтобы услышать чужим глубоким голосом: «Ты справился», приправленное на редкость мягким взглядом самого сайко комона.       Уже в машине, лёжа на заднем сидении, он сжал дорогую ткань своей рубашки и притянул Кая ближе, чтобы дерзко выплюнуть тому прямо в губы:       ― Сакэ с тебя, шеф.