***
В последнее время ожидания Бастиана не оправдывались. Кри сомкнула стальную челюсть на его горле, не успел он перевести дух. Настоятельница и комендант окружили его, зажали в угол — в удобное мягкое кресло с высокой спинкой, стоящее на темно-бурой шкуре — и каждый хотел получить больше одобрения, чем другой. Ваятель, наверное, и представить себе не мог, к чему приведет назначение Бастиана исповедником. Да и нунций Хершел, если подумать, пророчил нечто совершенно иное. «Старший представитель Экклезиархии», до сих пор имевший о Кри весьма смутное представление, отставил посох — прислонил к порталу камина, заставленного мелкими костяными статуэтками — положил ладони на подлокотники и приготовился слушать. Гермес с неохотой остался снаружи. Игуменья или комендант вряд ли попытаются причинить Бастиану вред, а продолжать рассказ при постороннем священнике им явно не хотелось, так что телохранителю пришлось занять место у дверей. Мысли Бастиана были далеко, вернее, высоко. Он охотно остался бы на посадочной площадке Крепости Прощенных. Небо должно менять цвет — знал он — в зависимости от положения солнца. Только сейчас это теоретическое знание обретало в его воображении краски. Тут он обратил внимание на окно по левую руку. На настоящее окно, не арку, заложенную камнем и украшенную фреской. Оно выходило во внутренний двор крепости, на почти пустую сейчас площадь. Храм, выступающий из противоположной стены, оказался простым квадратным строением из белого камня. В Терпсихоре так не строили: всего две небольшие башни с плоскими крышами и один купол за ними, выкрашенный синим. Золотые аквилы на башнях блестели под солнцем. Слева к храму примыкали леса, и Бастиан едва понял, что происходит. Рабочие красили камни — там, где белое покрытие облупилось. Выглядело странно и немного бессмысленно. Главное — из окна видно было небо. Загороженное снизу линией строений, оно словно поднималось бесконечно высокой стеной из-за пределов крепости. Легкие белые облака, не имеющие ничего общего с низкими грязными тучами Терпсихоры, двигались, меняя форму, местами рассеиваясь в мутную дымку, местами собираясь в плотные полосы. Ни одна картина не могла передать такое движение. «Я вижу это, — подумал Бастиан, переводя взгляд на храм, — значит, Ты прощаешь меня». Миссионеры не зря дали громкое имя этому форту. Бастиан ощущал себя именно так: прощенным. С него будто сдернули цепи, заставляющие пригибать голову к земле. Здесь никто не следит, как часто ты смотришь в небо. Гляди хоть вечность… Понадобилось серьезное усилие, чтобы вернуться туда, где он был на самом деле. В просторный кабинет с камином, креслом и шкурой, с гобеленами на стенах, застекленными стеллажами и тяжелым письменным столом из натурального дерева. Кабинет исповедника Кот-ли и отчасти не ассоциировался с местом, где работает служитель Экклезиархии. Над столом на стене висела тяжелая икона, но ниже стояли вырезанные из дерева статуэтки птиц. Один орел, как живой, протянул когти, чтобы схватить добычу. Другой гордо поднял голову и сложил крылья, повернув клюв в сторону Бастиана. — Итак, неделю назад исповедник Кот-ли пропал, — перестав думать о возвышенном, Бастиан понял, что с большой охотой перекусил бы чем-нибудь. Путь с орбиты занял несколько часов, а волнение последних нескольких минут еще и разогрело аппетит. — Как вы это поняли? — Он не вернулся от кри. Обычно он отсутствовал пять-шесть дней, а тут — не вернулся, — сказал Делери. — Исповедник был на Крыле? Крепость Прощенных располагалась на крупном острове, соседствуя с монастырем Сестер Диалогус. Пролив отделял остров от материка, объявленного заповедной зоной. Посещать большую землю могли только миссионеры, а также те, кто получал на то личное разрешение главы Имперской миссии. Пожалуй, Кот-ли вполне мог выдать такое разрешение самому себе. — Да-а, — протянул Делери, почему-то избегая смотреть на сестру, хотя та как раз выразительно буравила его взглядом. — Он так делал каждый год. Мы решили, что он просто задержался, но прошел день, два, три… — Я отправила сестер на Перо Вождя. Это песчаная коса неподалеку, обычное место для… переговоров с кри, — Федра продолжала стоять, хотя Бастиан, решив вести себя по-хозяйски, раз ему предоставили хотя бы эту возможность, уже предложил им сесть. Делери вот предложением воспользовался и теперь дергался, будто сидел на иголках. Теперь, когда ветер больше не пытался содрать с плеч и пояса расшитую молитвами одежду, настоятельница казалась монолитной статуей. Комендант выглядел далеко не так эффектно. — Между ними и кри произошло непонимание, — сухо выразилась Федра. — Почти началась вооруженная схватка, но мои сестры осознали свою ошибку и отступили. Бастиан поднял брови. По его представлениям, конфликты с кри остались в далеком прошлом. — Они потребовали увидеть исповедника Кот-ли, а когда кри ответили, что не могут исполнить пожелание, схватились за посохи. Хотя бы болтеры не притащили! У нас тут уже было бы море крови, — встрял Делери. Он стянул шляпу и теперь нервно загибал поля с одного края. Ту часть хроник, что касалась отношения кри к оружию йанов, Бастиан — к счастью — успел услышать до трагедии на «Незапятнанном Благочестии», иначе сейчас он не понял бы всей сложности ситуации. Первая встреча имперских колонистов и кри окончилась кровавой бойней. В группе исследователей, которые первыми столкнулись с аборигенами Один-три-шестнадцать Терциус, был технопровидец — и несмотря на силу, заложенную в его серворуках, толпа воинов-кри разорвала его на части. Расклад сил был неравным, и любой разумный вождь отвел бы воинов после того, как полегли уже десятки, но кри яростно сражались, пока не одержали победу. Диалог с аборигенами удалось начать, лишь когда колонисты сложили оружие. Вернее, то оружие, которое «населяли духи», — огнестрельное или цепное. Пока миссионеры не поняли, что именно техника — вернее, то, в чем кри могли заподозрить «злых духов», будь то внедорожник, вокс или лазган, — вызывает у жителей Кри ярость, переговоры проваливались. По их мнению, недалекие чужаки притащили проклятые предметы на их священную землю. Кри считали скверной все, что было — или казалось им — механизмами. На их территорию можно было пройти с силовым мечом на поясе — эта технология была им непонятна и неочевидна, они принимали его сияние за частицы света Старика — но не с лазпистолетом. — Кри отступили. Они забрали исповедника, — отрезала Федра. — Не знаю, почему они это сделали, но сомнений нет. — Могло произойти что-то… необычное? С ним или с кри, которых он обычно… посещал? — неуверенно спросил Бастиан. Кри не были единым народом. Корни вражды между племенами уходили в глубь веков. Миссионеры изо всех сил старались примирить их, но существовал ли какой-то прогресс с тех времен, записи о которых Бастиан слышал, еще предстояло узнать. — Могло произойти что угодно! Но даже если он снова потащи… отправился на охоту, — губы Федры дрогнули, — и если погиб под копытами бизона, кри должны были вернуть нам тело, а не утаивать его! — Да они сами не знают, как он пропал! — перебил ее Делери. — Я ручаюсь за своего языка, ваше высокопреподобие. Это все недоразумение, и кри могут его исправить, но мать-настоятельница почти ввела военное положение! Для Ордо Диалогус это было необычно: «Поджигатели», сестры, вооруженные болтерами, а не мегафонами. Конечно, боевую подготовку в Адепта Сороритас проходят все, но Бастиану еще не приходилось встречать столь воинственно прямолинейных сестер Диалогус. Они — хранительницы тайн, знатоки всех существующих в галактике языков, шифров, книг и мифов; поддерживающие солдат в бою молитвой и создающие фундамент знаний Империума. Монастырь святой Аглаи, насколько представлял Бастиан, был своего рода исследовательским центром, где сестры изучали и бережно сохраняли верования кри. Или — нет? Бастиан постарался взять себя в руки. Имперская миссия вполне может просуществовать без главы неделю. Если система действует отработанно и слаженно, то и дольше. Но исчезновение исповедника — это не просто неприятный инцидент, это событие, которое Экклезиархия не может оставить без внимания и ответа. Сестру Федру можно понять. Удивляло то, что эти двое всерьез говорили о военном противостоянии… …с избранным народом! С людьми, чьи земли были объявлены священными! — Мы не сеем панику, вопреки представлению, которое может у вас сложиться, — Федра недовольно покосилась на Делери. — Почти никто не знает о случившемся. Гарнизон имеет представление о ситуации, мои сестры — тоже. Но пределы острова эта информация не покинула. — Мы вас ждали, поэтому еще не отправляли астропатическое послание на Вирге Фанум. Я верю, что мы обойдемся без риска подорвать… веру, — выразительно закончил комендант. Если просочится слух, что святой народ, избранный Императором, обернулся против Его Церкви, ничем хорошим для диоцеза это не кончится. Такие вести не стоит доверять хору астропатов, их должен доставить лично кардиналу астра доверенный посланник. Бастиан подумал про себя, что скорее был готов к обратному раскладу: рвущийся отомстить за исповедника высший офицер Фратерис Милиции и благоразумно ожидающая решения Экклезиархии сестра. Сложившаяся сейчас ситуация казалась ему немного абсурдной. — Перед тем как отправиться сюда, я говорил с нунцием Александром Хершелом, членом Духовного совета кардинала астра. Он подчеркнул, что сохранение существующих отношений с народом кри — первостепенная задача Имперской миссии. Делери выразительно взглянул на настоятельницу. Та поджала губы. — Пока, святая мать, не спешите заводить «Поджигатели». Я хотел бы… хотел бы поговорить с каждым из вас наедине, — Бастиан с усилием улыбнулся. — Но прежде, с вашего позволения, встречусь с моими спутниками. И я до сих пор должным образом не поблагодарил Его за спокойное завершение нашего путешествия. — Ваши покои располагаются этажом ниже, — голос Федры был откровенно недовольным. — В первое время вам и вашим людям может понадобиться… знающий человек рядом. Я отправила к вам сестру Татьяну, она ответит на любые вопросы. — Храм полностью в вашем распоряжении, — добавил Делери, вскакивая с кресла. — Благодарю вас обоих. Обещаю, я не злоупотреблю временем. Его у нас немного.***
Сестра Татьяна оказалась синеглазой брюнеткой в длинной красной мантии и с массивным рюкзаком за плечами. Из самого крупного отделения, приоткрытого с краю, выглядывали свитки, еще несколько более мелких были запечатаны. Спину она держала ровно, словно тяжелый груз нисколько ее не беспокоил — а ведь укрепленный металлом заплечный филиал библиотеки был настолько крупным, что на его поверхности разместилось несколько невысоких свечей. Их пламя плясало в опасной близости от затылка сестры, но все же не слишком близко, а воск оставлял в плоских подсвечниках ровные стынущие лужицы. Посох — менее массивная и богатая копия оружия и символа власти игуменьи Федры — слабо поблескивал от этого огня. Как и ее настоятельница, сестра Татьяна стригла волосы коротко, оставляя лишь две длинных пряди спереди. Вытатуированный череп над левой бровью говорил о ее особых заслугах перед Орденом, несмотря на то, что она была молода. Татьяна стояла у первых дверей на этаже — стальных и укрепленных, способных выдержать осаду отдельно от всей крепости. Когда Бастиан приблизился, она преклонила колено. Стараясь произвести на посланницу — наблюдательницу? — Федры Ласмы приятное впечатление, Бастиан символически помог ей подняться после того, как она поцеловала кольцо. Просто коснулся плеча и удерживал руку — мускулы отчетливо чувствовались через мягкую ткань — пока она вставала. — Здравствуй, сестра. — Я полностью в вашем распоряжении, ваше высокопреподобие, — голос у нее был звонкий. А на кончике вздернутого носа чернела маленькая родинка. Еще две темных точки расположились под левым глазом. — Предвижу, что твоя помощь будет неоценима, — улыбнулся он. — Я подобрала самые актуальные документы, которые могут вам пригодиться, а также копии некоторых исследований Ордена о кри и Имперском Кредо из нашей библиотеки, — она слегка повела плечом, демонстрируя объем «актуальных документов». Бастиан снова ощутил укол стыда, вспомним о сервочерепе. Он успел воспользоваться меньше чем третью заложенных в нем знаний. — Если вам понадобится что-то еще, я принесу, — она неуверенно поджала губы, но все же не стала медлить и продолжила: — Еще я говорю на крийском и хорошо осведомлена об их мировоззрении и ритуалах, ваше высокопреподобие. — Отлично. Она вытащила из складок мантии ключ: — Единственный экземпляр. Пытливый взгляд, которым Татьяна изучала исповедника, обещал, что остаться наедине со спутниками, скорее всего, будет непросто. — Сестра, моя первая просьба будет разочаровывающе банальной, — Бастиан открыл замок и положил руку на массивное кольцо, готовясь подтолкнуть дверь в сторону. — Мы все последний раз ели много часов назад. Нам нужно восстановить силы. Татьяна кивнула. Бастиан уже успел понять, что торжественной трапезы в его честь можно не ждать: Крепость Прощенных будто замерла перед прыжком, перед атакой, которая может сломать судьбу целой планеты. Не похоже, что настоятельница Ласма считала, что новый исповедник вообще чем-то питается. Они с комендантом сразу потащили его обсуждать дела — конечно, невероятно важные и очень непростые, но этикет… Видимо, об этикете придется забыть. Прибытие исповедника в любое подобное место на Титаниде отмечалось бы обедом с несколькими сменами блюд, а уж если гость происходил из благородного рода, празднество могло продлиться и до утра. Делери, может, и дворянин, но помнил ли он об этом сам? Его речь и манеры говорили об обратном. — Общая трапезная — внизу, — Татьяна бросила задумчивый взгляд в окно. — Но сейчас, думаю, лучше накрыть у вас. Я распоряжусь. Бастиан сохранил улыбку. При словах «общая трапезная» всплывало воспоминание о семинарии. Пока кто-то из наставников читает выдержки из «Слова святого Скарата», ты давишься постной кашей. Семинаристам верхнего города еще везло, их кормили натуральной пищей, а не синтезированной. — Мы все будем хлебать из одного котла? — развеселился Гермес, когда Татьяна отошла достаточно далеко. — Вы, — поправил Бастиан, потирая переносицу. — Я, полагаю, буду сидеть за одним столом с комендантом и матерью-настоятельницей. Хотя сестры, должно быть, обедают на своей территории. Видит Бог-Император, это… прекрасное место, но у него есть… недостатки, — пробормотал он. — Зато погода хорошая, — сказал Гермес, когда Бастиан толкнул дверь. — Думайте о погоде.***
Убранство во всех комнатах — как кабинете и спальне исповедника, так и в меньших, предназначавшихся для свиты, — было одинаково простым. Этой непритязательностью и практичностью Крепость Прощенных действительно напоминала семинарию. Правда, на Терпсихоре полы не застилали шкурами, да и плетеных украшений из полосок кожи по стенам не развешивали. И мебель, и ткань, покрывавшая ее, и занавески — все источало множество незнакомых запахов. Свежеобработанное дерево, цветочный аромат от тканей, странно отдающийся в горле запах шерсти. Ковровую дорожку, которой был устлан соединяющий комнаты коридор, наверняка постелили прямо перед приездом исповедника. На ней почти не было следов, Марел, Аталанта и Кассандра просто не успели бы сильно натоптать. Бастиан не заметил ни одного повторяющегося элемента на ковре ни здесь, ни этажом выше: создателей этих ковров не интересовала композиция или строгость, они скорее рассказывали истории и стремились, чтобы все эпизоды поместились на одно полотно. Свою свиту Бастиан нашел в самой большой комнате, где один на другом стояли ящики и сундуки с вещами. Марел вцепился в каменный подоконник пальцами и высунулся наружу. Аталанта почти полностью повторяла его позу у второго окна. Кассандра сидела на постели перед открытым чемоданом и перекладывала пленку в отделения на поясе. Когда вошел исповедник, она встала. — Если бы сестра не отвела нас прямо сюда, я была бы уже в храме, — словно оправдываясь, сказала она. — Но мне показалось, нас хотят держать… рядом. — Вы все можете обживаться спокойно. Я говорил с комендантом, — Тиля Делери не удивило ни количество послушников, ни присутствие в свите паломницы, он вообще был поразительно покладист. Вот настоятельница предложила отвести Кассандре келью при монастыре, но Бастиан вежливо отказался, что оставило ее в некотором недоумении. Очевидно, по ее мнению, мирянке нечего было крутиться рядом с исповедником все время. — Вы можете свободно перемещаться по крепости, за исключением тех мест, куда имеют доступ только офицеры Фратерис Милиции и сестры Диалогус. Марел и Аталанта при первых словах исповедника отпрянули от окон. Стояли они одинаково — а вот реакция на его возвращение оказалась разной. Аталанта тут же опустила взгляд, втянула голову в плечи. Марел не сразу смог разжать пальцы, а потом оттолкнулся ими от подоконника так, словно ему требовалось дополнительное усилие, чтобы отойти в глубь комнаты. Он нерешительно обернулся — раскрасневшийся и восхищенный. В глазах легко читался стыд, вытесняющий восторг. — Я, — прошептал он, и четки будто сами скользнули в его пальцы, — я… представить не мог… — Никто не мог, — Бастиан взял его за плечо. — Но имеем ли мы право… я сомневаюсь, должен ли я… Могу ли я смотреть? — выдавил он. — Здесь — можешь, — улыбаясь, кивнул Бастиан. — Но почему? — в вопросе Аталанты, почти скрытой нагромождением ящиков, звучал вызов. — Мы просто переместились с одной планеты на другую! Мы не изменились, и мы не прощены. Разве не так, монсеньор? — она нахмурилась. Бастиан подошел к окну. Наверное, он никогда не устанет смотреть. Наверное, и вовсе невозможно устать. — Ты права, это другой мир со своими законами. Я временно возглавляю Имперскую миссию здесь, а вы помогаете мне, так что законы Кри стали вашими законами, как только вы ступили на эту землю. Кри — Его чудо. Спроси себя, как можно бояться любоваться им? Если мы не будем смотреть, то как восхитимся красотой и чистотой, сохраненными Им для человечества? Аталанта подняла бровь, явно не убежденная. — Быть Его слугами здесь — уже благословение. Ты не можешь отрицать, что Он Сам привел нас сюда, Аталанта, — тише добавил Бастиан. — Это — Крепость Прощенных. Если ты видишь это небо, ты — прощена. Она хмуро потупилась. Бастиан привлек ее к окну, и она едва удержалась, чтобы не сопротивляться. Казалось, вот-вот она попытается оттолкнуть исповедника и убежать от неприятного разговора, еще и происходящего при свидетелях, как пятилетний ребенок. — Посмотри. В глазах Аталанты стояли слезы. Бастиан видел их и не удивлялся. Он бы плакал сам, если бы мог себе это позволить. Темный изящный силуэт кружил над крепостью. Еще одна птица слетела с купола храма и присоединилась к широким кругам. Резкие крики разрезали тишину. Две тени несколько раз прочертили двор, а потом обе птицы скрылись из вида. — Ты увидела это своими глазами и увидишь еще не раз. Ты сомневаешься в том, что Он позволил это тебе и… не простил? — Я должна вам поверить, — выдавила Аталанта, опуская взгляд. Она моргнула, поняла, что слеза вот-вот все-таки скатится по щеке, и резко отвернулась. Что ж, единомышленниками они, пожалуй, никогда не станут. Племянница Бару как будто выросла непосредственно под крылом Ваятеля, столько было в ней упрямства и веры в страшный несмываемый грех, заклеймивший душу каждого титанидца. На борту «Незапятнанного Благочестия», когда Кассандру и Марела приходилось переубеждать, доказывая, что Бастиан имеет опосредованное отношение к чудесному спасению, Аталанта, казалось, сама с охотой провела бы инквизиторское дознание. Правда, она не верила Бастиану не потому, что он говорил о прощении и свободе, а потому, что он был Валеном и, как она считала, встал на ее пути из мести. А теперь еще и принуждает к греховным мыслям. — Поверь, когда будешь готова, — вздохнул Бастиан.***
Были минуты, когда Бастиан был уверен, что спит. Или, по крайней мере, заблудился в фантазиях, даже не своих собственных. Ответственность, легшая на его плечи, была почти издевательством. Он не раз просил Императора позволить ему доказать свою веру. Конечно, он хотел, чтобы величие не только существовало на словах, но и подтверждалось делами; хотел заслужить таких высот в Экклезиархии, чтобы к его слову прислушивались сотни тысяч верующих. Управление Имперской миссией давало ему возможности, какие имеют проповедники урба: все приходы на Кри, все миссионеры подчинялись ему. А ведь он был сейчас на мире-реликвии! И он был не готов принять эту ответственность. Он… даже не мог решить, что делать. Бастиан знал себе цену, но понимал: принимая решение отправить его сюда, понтифик Маджерин не предполагала, каким окажется его задание на Кри. Те камерные расследования, которые он проводил для архидьякона Дюшера, не шли ни в какое сравнение с исчезновением прежнего главы Имперской миссии. Но что он может сказать матери-настоятельнице и коменданту Делери? «Найдите другого исповедника, потому что я не справлюсь»? Первым правилом в работе на дьяконат было — «никаких поспешных выводов». И Бастиан решил руководствоваться им, поскольку других ориентиров не было. Настоятельница, конечно, хотела, чтобы он отдал им приказ выдвигаться еще до того, как приступил к обеду, но ему потребовалось время, чтобы хоть немного привести в порядок мысли. Коменданта он, поразмыслив, пригласил снова в кабинет исповедника Кот-ли. До возвращения хозяина ключ принадлежал Бастиану, и, пока в его собственных покоях Марел и Аталанта наводили порядок, он решил расположиться здесь. С одной стороны, это помогало ему свыкнуться с собственным статусом, с другой — не делало разговор похожим на ревизию. Прежде чем совать нос в дела крепости, стоило просто дружески побеседовать с комендантом. Бастиан не прогадал: относительная раскованность Делери подсказывала, что он чувствует себя в этом кабинете комфортно. То, как завершился первый их разговор, давало коменданту надежду, что новый исповедник встанет на его сторону. Видимо, он уже выстроил в голове какой-то план, когда шел сюда. — Как я заметил, мать-настоятельница горячо не согласна с вами. Поверьте, я не предвзят, — Бастиан невольно искал глазами в окне кусочек неба, ставшего за эти несколько часов менее насыщенным. — И сейчас вас никто не перебьет. Расскажите, почему вы думаете, что кри не похищали исповедника Кот-ли? — Святая мать меня не слушает, — проворчал Делери. — Она считает, что за пределами ее монастыря все стоит на голове. Будто никто не понимает, где заканчивается цивилизованный Империум и начинается мир, который она изучает с высоты своей кучи книг, — фыркнул он и переменился в лице. — То есть, я не хотел сказать, что не испытываю уважения к труду сестер Диалогус… Бастиан мысленно похвалил себя. Как он предполагал, Делери, оказавшись в обычной для него обстановке, заговорил так, будто перед ним был другой исповедник. Но в кресле у темного камина сидел не Кот-ли. — Действия сестер строго регламентированы. Святая мать поступала так, как требовал порядок. Я-то могу позволить себе… гибкость, — он виновато улыбнулся. — К счастью, она согласилась дождаться вас. Все хорошо, вот только от местного воздуха у Бастиана уже невероятно кружилась голова и клонило в сон. На Кри даже у воды был вкус! В Крепости Прощенных пили нефильтрованную родниковую воду, как подсказала сестра Татьяна. Теперь Бастиан раздумывал над тем, когда придет очередь желудку бастовать против полностью натуральной пищи. — Сестры Диалогус не избрали бы игуменьей недостаточно мудрую женщину. — Да… да, — признал комендант. Напряжение, которое проявилось в расправленных плечах и непроизвольных попытках оторвать нашивку от кармана куртки, медленно уходило. Бастиан держался почти так же, как обычно на приемах: улыбался и говорил достаточно туманно, чтобы можно было рассмотреть в его словах и комплимент, и угрозу. — Так вот… кри — невероятные люди, исповедник. Поймите правильно, мы не… общаемся. Почти не взаимодействуем друг с другом, мы просто соседи, которые встречаются только на нейтральной территории. Единицы из кри согласны принимать нас, еще меньше способны увидеть наши технологии и не попытаться убить на месте… и уж тем более, мало кто из чужаков… простите, ваше высокопреподобие. Из людей, не родившихся здесь, — поправился он, — мало кто понимает их веру и уклад. Я вот не возьмусь ни о чем судить. Исповедник Кот-ли говорил, Экклезиархия полностью принимает их под свое крыло. Если так считают святейшие люди диоцеза, я полностью поддерживаю их. — Вы — дружные, но мало знакомые соседи, к этому вы клоните? — Скорее, вежливые, — Делери затеребил кончик пряди, выделенной у пробора темно-красной бусиной. — Внимательные друг к другу. Спросите кого угодно из моих людей, кри расположены к нам. Только к нам, йанам. Между собой у них часто какая-то грызня. И еще они уважают священников, как своих Слышащих… шаманов, понимаете. Если между двумя племенами кри происходит схватка, — он активно жестикулировал, подчеркивая каждое слово, — скажем, одно отвоевывает у другого землю, первое не будет убивать шамана второго. Изгонит, может, но пальцем не тронет. Не могу представить, что бы заставило их посягнуть на жизнь или свободу исповедника. Нелепость какая-то. Бастиан задумчиво потер подбородок. — И часто племена сражаются друг с другом? — Год от года по-разному. Миссионеры, которых Экклезиархия направляет к ним, учат их жить в мире, но… с их укладом это непросто. Они не принимают от нас помощи, там, никогда не дадут построить нормальную деревню или еще что. Зато вечно делят охотничьи угодья. — Перо Вождя, о котором говорила мать Федра, это место, где… происходят переговоры? — Можно и так сказать… Племена кри в этот период как раз кочуют и подходят к нам совсем близко. Знаете, сейчас как раз время… небольшого обмена, — замялся Делери. — Я думал, Имперской миссии запрещено торговать с кри, — Бастиан испытующе взглянул на него. — Да-а, — виновато протянул тот. Выразительная мимика Тиля Делери делала беседу с ним похожей на допрос: он словно выкладывался по полной с каждым ответом. — Но это традиция… и они сами ее навязали. Мы просто меняемся. Луки, арбалеты, всякие безделушки с нашей стороны. Им нравятся куртки, непромокаемая одежда и обувь, монокуляры — без регуляторов дальности, специально для них приходится перестраивать. А они привозят шкуры, экзотические фигурки всякие, кость… табак… — Понимаю, — откинулся Бастиан в кресле. Вот где рождается контрабанда. — Стрелы и куртки в обмен на это, — он покосился на бусы из ягод, украшавшие стеллаж. — И это, — он перевел взгляд на темную шкуру. Ее сдернули со зверя полностью, и вытянутая морда скалилась желтыми клыками. — Эту тварюгу исповедник сам пристрелил на охоте с тана-тари, — поднял руки Делери, как будто оправдываясь. — Это часть нашей жизни. И сестры пусть не жалуются, в период обмена, — он продолжал выделять это слово, — они могут говорить с вождями и Слышащими кри. Только и делают, что записывают что-то. Понимаете, мы все следим за тем, чтобы общение не заходило далеко, как велит кардинал астра. Просто… кри не могут считать мирными отношения без обмена. Я в жизни, Император помоги, раза четыре хотя бы просто разговаривал с кри не «вот это на вон то», а нормально… Интересное исполнение указа. И исповедник Кот-ли, очевидно, поддерживал эту слегка незаконную практику, как и исповедники до него. Что ж, в чужой монастырь не являются со своим укладом. — Вы сказали, он охотился? — спросил Бастиан, стараясь не выдать растерянности. Нелегальный обмен с замкнуто живущим священным народом удивил его не меньше, чем исповедник, охотящийся вместе с дикарями. — Да. Так получилось, что исповедник Кот-ли… тесно общался с тана-тари. Это племя кри занимает территории, почти соседние с нами. Вы видели горы, это как раз граница их земель, — он махнул рукой в противоположную от окна сторону. — Каждый год он отправлялся к ним, взяв своего послушника, и проводил в племени несколько дней. Не лез я в его дела, сами понимаете. А тут вот он, видимо, ушел и… все, — Делери прикусил губу. Бастиан услышал о послушнике впервые. Пропавший исповедник был важнее, но было странно, что о его помощнике никто не упомянул раньше. — Вы говорили, что у вас есть пленник. — Да. Я его для вас берег. То есть, что бы он ни сказал матери-настоятельнице, та услышала бы то, что ей удобно. А парень — парламентер, понимаете? Пришел с миром, чтобы предотвратить то самое нашествие «Поджигателей», которого кри, конечно же, не хотят. Но если оно случится, руку даю на отсечение, начнется война насмерть. Мы не испепелим «Крыло», а потом с нас всех снимут головы. И правильно сделают, я скажу. — Кто этот парламентер, комендант? — Да парнишка один, сын вождя племени тана-тари… ох, — Делери вопросительно взглянул на Бастиана и закончил, — Белой Куницы. — Куницы? — переспросил Бастиан негромко. — Пушной зверь, водится в этих лесах, — пояснил Делери. — По традиции мы переводим имена и названия кри, примерно ориентируясь на старинный животный мир Терры. Не всегда выходит очевидно и гладко, но хоть язык не сломаешь. — Хорошо, — размеренно кивнул Бастиан, ощущая внутреннюю тревогу. За такими именами должен стоять больший смысл, чем он может понять, едва ли представляя себе, как выглядит куница. — Итак, что говорит… юный принц? — Да сами его послушайте, — Делери поднялся. — Чтобы святая мать меня с потрохами не сожрала, приходится беднягу в карцере держать. Я мигом распоряжусь, чтобы его привели… — Я спущусь с вами, — возразил Бастиан. — Во-первых, хочу пройтись по Крепости Прощенных еще раз. Во-вторых, комендант, я ведь еще не принял вашу сторону. Не стоит давать этому человеку ложную надежду. Что ж, первый представитель священного народа, которого он увидит, будет закован в кандалы.***
Комендант ходил по крепости без охраны, и это удивляло Бастиана. Неужели у старшего офицера Фратерис Милиции не было недоброжелателей, желающих подстеречь его в одном из громко лязгающих лифтов? Но факт оставался фактом, вниз их сопровождали только Гермес и сестра Татьяна. Последняя стала объектом для косых взглядов сразу и коменданта — он явно не очень хотел, чтобы она отправилась с ними, — и Гермеса. Тот просто пялился. Наверное, находил, что мантия подчеркивает немало достоинств ее физической формы. Только бы молчал, подумал Бастиан. Не хватало еще отскребать собственного телохранителя от пола, если Татьяна решит, что пора ему закрыть глаза. Не похоже, что в этой крепости Ордо Диалогус сестры уделяют мало времени тренировкам. Все, кого Бастиан видел, выглядели воинственно. — Он сам хотел с вами поговорить. Представляете? — Делери поправил шляпу. — Вы успели поделиться новостью с пленником? — Бастиан постарался, чтобы фраза не прозвучала как претензия. — Нет, нет. Он знал, что вы прилетите. Ему только исповедник Кот-ли мог об этом сказать, так что… — Вот как. Как его имя? Он вряд ли понимает готик, да? Бастиану еще не приходилось беседовать ни с кем через переводчика. В любом допросе важнее всего тон. Не только в карцере — хотя в карцерах ему тоже не приходилось бывать, — но и на торжественном ужине. Хочешь узнать правду — спроси правильно. — Хвост Лисицы отлично говорит на готике, — Делери так улыбнулся, словно речь шла о его сыне. «Лисица», — повторил про себя Бастиан. Несколько древних текстов, написанных еще до Великого Крестового Похода, всплывали в памяти, но смутно. К тому же, если верить Делери, это было просто слово, описывающее какую-то местную породу, вот и все. У «лисицы» на Кри могло быть шесть ног. Или чешуя вместо шерсти. — Паренек — необычный. Из тех, что не бросаются с копьями на машины, знаете. Я как-то давал ему пострелять из лазгана… — Вы близко знакомы? — спросил Бастиан, и Делери запнулся. — Ну… как, близко… так… — Хвост Лисицы — единственный кри, который приходит на территорию Крепости Прощенных, — подала голос Татьяна. — Он по-своему уникальный представитель своего племени. Не только выучил готик, но и, как сказал комендант, преодолел одно из самых глубоких заблуждений кри. — Просто взял и преодолел? — хмыкнул Гермес. — Я так понял, кри готовы концы отдать, если танк увидят. За обедом Бастиан успел в очень общих чертах сказать своим спутникам то, что им стоило знать, чтобы не казаться — в свою очередь — дикарями здесь. Его самого ненависть кри к технике не задевала: они верили в истинного и единственного бога, в Императора. То, что священный народ не признавал творения Омниссии, могло повергнуть в смятение, поэтому вслух Бастиан придерживался мягкой теории, что кри просто не готовы к принятию технологий. За пределы планеты этот слух не распространяли вовсе, чтобы не смущать верующих. Бастиан знал, что большая часть людей, работающих на Кри, никогда не видела священный народ. Общались с ними только гарнизоны крепостей — пяти вокруг Крыла, — миссионеры и сестры Диалогус. Все — от командира Фратерис Милиции до последнего слуги, жившего в гарнизоне, — давали клятву молчать обо всем, что узнают. — Нет, — ответила Татьяна, хмуро взглянув на него. — Они готовы умереть под танком, чтобы остановить его. — Хвост Лисицы — первая ласточка, если можно так выразиться, того, что миссионеры способны достучаться до этих консерваторов, — сказал Делери. — Не знаю, как в других крепостях, мы вот редко встречаем кри, готовых вести диалог с теми, кто не облачен в одежды священника. Только обмен — никаких бесед. А Хвост Лисицы интересуется буквально всем. — Первый за пятьсот лет? — не поверил Бастиан. — В летописях есть и другие примеры, но чаще всего к йанам приходили изгои. Хвост Лисицы — сын вождя. И он держал в руках винтовку. — Не думаю, что его племя в курсе, — добавил Делери. Татьяна кивнула. — Значит, вы все его тут знаете, — подвел итог Бастиан. — И мать-настоятельница? Делери закатил глаза и надвинул шляпу на лоб. — Мать-настоятельница не одобряла то, что исповедник Кот-ли принимал кри в стенах Крепости Прощенных, — ответила Татьяна. Она умудрялась говорить одновременно сухо и живо. Ее голос придавал выверенным фразам эмоции, которых там не предусматривалось. — Но Хвост Лисицы соблюдал все условия, озвученные исповедником. Простым людям он задавал только практические вопросы. Никогда не рассказывал больше, чем позволено, никому, кроме сестер. — Очень сообразительный юноша, — подтвердил комендант. — Думаю, он первый смекнул, что после случившегося на Пере Вождя может начаться бойня, и решил прийти и все рассказать. Наши вертушки летать над Крылом не имеют права, но отсюда все равно видно, что племя отошло дальше в горы, а он — тут остался. Лифт остановился. Бастиан приказал Гермесу остаться здесь и направился по узкому холодному коридору следом за комендантом. — Меня удивляет то, что вы сказали о лазгане, — сказал он негромко, — если я правильно понимаю, это… необычно для них. — Однажды лед должен был тронуться, — заметил Делери. — Вам стоит послушать их Песнь о Последнем Шторме, — туманно ответила сестра. — Не возьмусь пересказать, но… она объясняет, почему кри боятся духов машин. Слишком боятся. Миссионеры толкуют эту Песнь так, чтобы примирить кри и технологии Империума. Однако это остается камнем преткновения уже пять веков. Понимаете, ваше высокопреподобие, по мнению кри, йаны ближе к Богу-Императору, чем они сами. Но поскольку есть еще вестники воли Старика, которые говорят им, что делать, они отдают предпочтение им. — Тотемным животным? — на всякий случай переспросил Бастиан, не скрывая сомнений. — Да, — подтвердила она. — Для вас должно звучать дико, исповедник. Но если вы поговорите хотя бы с одним их Слышащим, то… все поймете. — Я предпочел бы сначала прочитать Песнь о… Последней Буре? «Сразу после справочника по животному миру Древней Терры», — добавил он про себя. — Последнем Шторме. Да, конечно, ваше высокопреподобие. Делери кивнул стражникам в форме Фратерис Милиции, и те подняли решетку, пропуская коменданта, исповедника и сестру Диалогус в карцер. Делери отодвинул окошко на четвертой от входа двери и брякнул ключами, отыскивая нужный. К удивлению Бастиана, в Крепости Прощенных все еще существовали обычные замки, непрактичные, ненадежные и просто… неудобные. Причем, судя по связке в руке коменданта, их было немало. — Привет, юноша. Как ты и просил, — громко сказал Делери кому-то по ту сторону двери, — тебя выслушает исповедник.