Чем рисуют зеркала

Хрустящие кости, стёртые о кафель лопатки - еще ничего, но стерпеть его горячие руки на ягодицах и талии, эти бесконечные поцелуи, оскалы, порванные губы… и его размашистые толчки вовнутрь, излизанные ключицы - уже невозможно. — Чим-ми… — Тэхён задыхается им и продолжает мычать в грянувший поцелуй, а Чимин не отступает и не сдается, растрясывая его на руках в душной ванной. — Чимин-н…! Надорванный полувскрик. Он забывается о том, что они не одни, а Чимин изо всех сил старается сберечь их маленькую или не очень тайну. Чим с одурью вбивается в простату, захлопывая рот ладонью, и Тэхён кусает пальцы-ловушку, подбирая стонам тональность выше средней. Его грудная клетка хрипит и беснуется, норовя раскроить рёберный склеп. Всё такое мокрое, липкое, и дышать настолько душно, что пар собирается водой у них на затылках. У Чимина тяжелые бедра, жесткие ляжки и несоизмеримо с габаритами сильные руки. Тэхён с ним тростинка - переломай и выкинь. Удар за ударом, шлепок за шлепком, яркие фейерверки под веками и опасно красные его остатки у Чимина по всей спине кровоточащими царапинками взбешенной и затраханной кошки. Напрасная мечта принять душ в одиночку. Тэхён просто расчесывал волосы, намереваясь выйти, но Чимин подошел сзади и приставил стояк к заднице, многозначительно прорычал на ушко: «Тэхён-а». Всего лишь одно поступательное движение-толчок, и расчёска упала на пол, руки вцепились в края раковины. Тэ выпятил зад и поддался. Сколько раз уже случалось именно так. Чимин действует на него опиумно, накатывает, как наркотический бред и забирается в шприц, чтобы вколоться в кожу, и иногда зубами, и иногда - больно. …Чимин осторожно выносит его из купели ванной, усаживает на тумбу у раковины, плавно раздвигая ноги и, придерживая за спину, снова входит, описывает бедрами круги. Драматично всхлипнув и закусив щеку, Тэхён колотит партнера по плечам, и Чимин испытывает его на прочность, глядя в глаза. Им хорошо. Им лучше возможного. Тэхён трогает себя, бесстыдно надрачивая и подаваясь навстречу. — Не смей кончать, еще нельзя, — Чимин жуёт мочку его уха и целует аккурат в уголок челюстной косточки. И он бы не послушался, если бы Чимин не стал разбивать его всмятку, не оставляя выбора иного, чем сомкнуть замок на шее, чтобы не съехать куда-нибудь в преисподнюю. Чимин цепляет нижнюю губу Тэхёна на зубок и оттягивает, останавливается. И тот сжимает его в пылающей тесноте. Запрокинув голову, Тэхён вламывается по-французски, давая им около минуты на то, чтобы ощутить тягучую тяжесть в поясницах и животах, круговерть поцелуя, головокружение и легкое подташнивание от избытка температур. В пережатых органах, в воспаленных трением клеточках, на сгибах локтей и колен, в пересекающихся линиях и там, где они неотделимы друг от друга, - повсюду просыпается странное покалывание. — Чимин… Я не могу… — Он осёкся, убив добавочное о боли. Но Чимин его чувствует, он сбавил темп, доверившись интуиции, погадав на дрожащих слипшихся ресницах. Развернув Тэхёна задом, он вынудил его опереться на локти и шире расставить ноги. Они у Тэхёна дрожат и разъезжаются в стороны, стоять ему трудно. Он вздохнул и расслабился, впуская разгоряченную головку, принимая Чимина внутрь и пряча раскатистое «ох» за сжатыми зубами. Довольный выдох. Чимин ерошит ему волосы и сдавливает шею, наслаждаясь тем, как изгибается блестящая змейка позвоночника. Движения медленнее, расчетливее. Чимин знает, что хочет получить. Тэхён обсасывает свои пальцы, усердно насаживаясь и тщательно маскируя подкатывающий оргазм под ускоренный ритм. Он смеет встряхивать роскошной шевелюрой и молить: «Пожалуйста». Запреты сотканы из вуали. Их нет. Выдумщик-Тэхён. Облизнувшись, Чимин прикладывается вплотную, облегает излюбленное тело и смыкает ладонь на его члене, прижигает укусом надплечье и задвигает ошеломительно быстро, слыша, как стучат ножки угробленной тумбочки, и как скапливается между ними липкое море. Потерянное равновесие, кажущийся распад. С вымученным долгим стоном Тэхён со скрипом вбивает раскрытую ладонь в запотевшее зеркало. С серебристых полос - потёки, с Тэхёна сквозь дрожь стекает белая вязкая струйка. Чимин раболепно опускается на колени и ловит её языком на внутренней стороне бедра, мягко целует и, поднявшись, стискивает Тэхёна в объятиях, нежно нашептывая сто тысяч извинений с «люблю» через слово.

***

Юнги хотел спокойно почистить зубы, он сделал это с закрытыми глазами. А потом почувствовал, как загребущие руки ложатся ему на живот и делают широкую ночную рубашку в два раза уже. Чонгук возбужденно дышит ему на ухо: — Хён, что это за полосы такие, не знаешь? — Он проводит его ладонью по зеркалу и ухмыляется, видя, как идеально сходится с пальцами. — Не хочешь порисовать? — Я не умею, — бурчит Юнги, копошась и нервничая. Голос его выдал, задрожал, пустил краску к щекам. Развернув хёна лицом, Чонгук окольцовывает его бледные запястья и безо всякого разрешения сминает губы, вылизывает изо рта остатки экстра мятной пасты. — Я научу тебя. Откровенно говоря, Юнги всегда было интересно, чем рисуют зеркала. И если не страстью, то это не Чонгук подкидывает его выше, сдирая одежды, и не Чонгук бессовестно его хочет, втискиваясь между ног. Какой неожиданно вкусный ответ.