L'amore, come la morte

Сасагава Кёко ненавидела Италию. Раньше она вообще не задумывалась о других странах, занятая более приземлёнными вещами — успеть купить вкусное пирожное, пройтись по магазинам с Ханой-тян и сделать домашнее задание.  Она была японкой, она была подростком, она была наивна и счастлива. Переломным моментом в её жизни стало признание Тсуны-куна. Тогда невнятно кричащий парнишка в трусах неслабо напугал её, но потом, чуть подумав, Кёко нашла его очень милым. Тсуна-кун действительно был очаровательным — неуклюжим, с кучей детей вокруг, но неизменно искренним и открытым. И, чем больше они общались, тем сильнее Кёко понимала, что Савада украл её сердце. Она хихикала, радовалась за брата, играла с Ламбо-саном и И-пин-тян, и ждала. Ждала, когда Тсуна-кун наберётся смелости. Потом всё изменилось. Не сразу, конечно — сразу не меняется ничего. Кёко часто задумывалась, могла ли она что-нибудь сделать, чтобы предотвратить катастрофу? Сначала она думала, что да. Возможно, если бы она сразу сказала Тсуне, что любит его, он бы остановился и остался с ней. Впрочем, сейчас Сасагаве казалось, что её признание только ускорило бы процесс. И, как бы девушке не было за это стыдно, в последнее время собственное молчание доставляет ей радость — ведь, знай Тсуна-кун о её чувствах, они бы уже были женаты, и она точно не смогла бы сбежать от самого ненавистного ей бремени. Бремени, называемое Вонгола. Сначала Кёко радовалась. Радовалась, что Тсуна-кун нашёл свою семью, что у него большое будущее, что у них много надёжных друзей. Сначала её напугало известие о мафиозном клане, но все его члены были милыми и справедливыми. С ними можно было поговорить, а Бьянки-сан и вовсе стала надёжной Нее-сан, на которую хотелось равняться. Через некоторое время Кёко убедилась, что Тсуна-кун, Гокудера-кун, Такеши-кун и Нии-сан совершенно не изменились, и окончательно успокоилась. Жизнь стала интересной и полной приключений, Кёко чувствовала себя нужной и сильной. Она никогда не сказала бы этого вслух, но ей безумно нравилось, что Тсуна готов свернуть горы ради неё. Сасагаве казалось, что она в романтичной манге, где у неё есть собственный рыцарь, добрый, нежный и суровый только по необходимости. А потом была Италия. Отвратительная, ненавистная Италия. Поначалу она казалась ей таинственной и радужной, они с Хару с удовольствием учили язык и мечтали, в какие магазины сходят, если съездят туда.  И первые визиты действительно были великолепны — они приезжали в огромный особняк на каникулы всей компанией, гуляли, осматривали достопримечательности и были безумно счастливы. Правда, с Кёко и Хару чаще ходила Бьянки-сан, парни пропадали где-то в других местах. Но иногда они вырывались к девчонкам, и дни становились ещё великолепнее. Сасагаве  это время кажется глупой насмешкой.  В конце школы парней забрали. Нет, не похитили — предоставили места в лучших итальянских университетах, обещали полную финансовую поддержку и любое хобби. Вкладывались в перспективных людей, одним словом. Им с Хару тоже предлагали, на самом деле — Реборн уверял, что они успеют подтянуть итальянский и ни в чём не будут нуждаться. Тогда девочки не поехали — Кёко хотела немного отдохнуть и повеселиться, а подруга слишком любила родину, чтобы покидать её. Хару поступила на исторический и с головой ушла в древние эпохи, полные самураев, сёгунов и ниндзя. А вот сама Сасагава… потерялась, что ли. Увлечений у неё не было, конкретных планов на жизнь тоже. В то время, когда нормальные школьницы думали о своём будущем, Кёко пряталась за руинами и смотрела на жизнь мафии — яркую, огненную, сюрреалистичную. Так, девушка устроилась продавщицей в магазин одежды, твёрдо пообещав себе, что однажды, когда-нибудь она обязательно поступит на что-нибудь жутко интересное, выучится, выйдет замуж за Тсуну-куна и будет счастлива. Первое возвращение Савады в Японию напрягло её, и напрягло сильно. Для начала, вернулся он только с Нии-саном и с Хибари-доно. «Остальные заняты, а таскать туда-сюда детей было бы неправильно, ты не находишь?» — и Кёко согласилась. Действительно, у Такеши-куна были интенсивные тренировки, Гокудера увяз в делах семьи, остальные… для всех нашлось оправдание, даже для Бьянки-сан. Но и этих троих хватило, чтобы понять — что-то не так. Её милый, слегка перегибающий палку брат стал гораздо напряжённее, и приехал скорее не к ней, а к Хане-тян. С Хибари она никогда не разговаривала, глава дисциплинарного комитета всегда немного пугал, но теперь он чаще мелькал около Тсуны-куна, и его давящая аура приводила в ужас. Сам Савада казался прежним, гротескно-прежним, и это было очень странным. К своему стыду, Кёко была немного счастлива, когда ребята уехали назад. Правда, по большей части ей всё же владело разочарование — теперь Кёко была готова изменить свою жизнь, уехать в Италию и стать кем-то большим. Только вот ей не предложили. Не намекнули даже. Тсуна приезжал в Японию ещё трижды. С двумя-тремя Хранителями, одним из которых неизменно был Хибари Кёя. Брата, кстати, с ним больше не было — он как-то приехал один, забежал к ней, чмокнул в щёку — и умчался за своей Ханой, чтобы забрать её с собой навсегда. Это было оглушающим — не видеть лучшую подругу, а только изредка переписываться через электронные письма. Странно, жутко, нереально. А Тсуна не менялся. Милый, наивный, добрый — но Кёко чувствовала всей своей женской душой, что, стоит ей отвернуться, и весь свет уйдёт из этих глаз. Тсуна-кун учился на экономическом, дополнительно посещал курсы политологии и английского. Только вот мускулистый парень в костюме и с кобурой совершенно не был похож ни на экономиста, ни на политолога. И милая наивность и лёгкая неуклюжесть никак не вязалась со звериными рефлексами, поразительной памятью и пугающей привычкой тянуться к пистолету при любом резком звуке. Да, чёрт подери, сам факт наличия пистолета был ужасающим! И это Тсуна, пацифист Тсуна, который не убивал ни одного своего противника в их приключениях и сражался только кулаками и собственным пламенем. Кулаки, кстати, тоже пугали — Кёко видела, как Савада ударил бетонную стену, проломив её, как картонку. Было это после пугающе-частых странных звонков, преследующих Тсуну в любое время дня и ночи. Звонили на другой телефон, и парень всегда уходил подальше от девушки, чтобы ответить. Отвечал он всегда, резко, на идеальном итальянском, но уверенно владеющая языком Кёко понимала от силы половину слов. Именно тогда окончательно слетели розовые очки, и Кёко стало безумно, безумно страшно. В свой последний приезд Тсуна позвал её в самый дорогой ресторан Намимори, и заказал такие блюда, которые ей и не снились. Они сидели в VIP ложе, и специально нанятый оркестр играл им тихую музыку. Кёко видела, как Савада смотрит на неё, насколько он искреннен, открыт и доверчив. Словно снял всю кожу, раздвинул кости — и пустил её внутрь, так глубоко, как только можно. Он был неловок, мялся и путался в словах, пока они болтали ни о чём. Но ему не нужно было говорить — горящие глаза и скованные движения говорили гораздо больше. Кёко знала, зачем он её позвал. Знала и до ужаса боялась этого. Она дрожала, сидела и молилась, чтобы он не достал кольцо и не встал перед ней на колено, понимая, что это неизбежно — достанет, встанет. Вот он, переломный момент, детская мечта — но что реальность, а что рисует её воображение? Она любит его, любит таким, каким он есть — но таков ли он на самом деле? Потому что с каждой секундой, пока Сасагава Кёко смотрела на Саваду Тсунаеши, она всё ярче видела Вонголу Дечимо. Он мерцал в отражении свечи в тёплых глазах, прятался в тенях штор, шептал в мягком смехе. И Кёко безумно боялась этого человека. В тот раз она сбежала. Притворилась дурочкой, свела на нет любые намёки на серьёзный разговор и отговорилась какой-то невозможной ерундой и сбежала, когда поняла, что момент настал. Тсуна, конечно, простил — он всегда прощал, полностью, без неприятного осадка. Огромное, всепрощающее Небо. Он даже слушать её извинения не стал, когда она приехала проводить его на самолёт. Просто улыбнулся, тепло и мягко, как и всегда, провёл огрубевшей рукой по щеке и ушёл на регистрацию. К несчастью Кёко, Хибари-доно был не столь мягок. Да, она всегда опасалась его, а потом начала бояться, но в жизни не могла представить себе, насколько холодят тонфа, приставленные к глотке. «Будешь дальше изображать из себя ничего не понимающую дуру — я забью тебя до смерти» Тяжёлый взгляд стальных глаз, лишающий воли. Она не могла сдвинуться с места, смотря, как этот жуткий человек идёт к её Тсуне-куну. Савада замер, обернулся — и улыбнулся ей, ярко, невинно, как может только он. Сцена, которая ещё долго преследовала её в кошмарах — Всепрощающее Небо и жуткое, обещающее смерть Облако. Гротескно, невозможно, неправильно. Именно тогда Кёко и возненавидела её. Отвратительную, переменчивую, обманчиво-праведную Италию. Страну, которая уничтожила её Тсуну-куна, перемолола, прогнула под себя. И хуже всего то, что и тот парень, которого она любила, ещё был жив. Кёко видела, что все улыбки Тсуны-куна были искренни, и что его чувства совсем не изменились. Только вот…она всё же женщина, и интуиция ещё не подводила её. Никогда. В тот день в аэропорту она встретила Тамаки-куна. Парень был обычным. Самым обычным — даже слов, чтобы описать его, нет. Разве что одно — среднестатистический. Не богатый наследник Мафии, не великолепный боец, даже не имеет никакой иностранной родни — и он вдруг стал для Кёко самым важным человеком на свете. Жизнь с ним обещала быть совершенно обычной, даже скучной и относительно небогатой, но девушка мечтала об этом до дрожи в коленках. Первый поцелуй, первый секс и кольцо на пальце — Кёко совершенно не представляла себе, как сказать об этом хоть кому-нибудь из итальянских знакомых.  Хотя Тсуна, конечно же, её простит. Будет смотреть побитыми глазами, так, что в груди станет больно, и простит.  Что с ней за это сделает Хибари-доно, Кёко даже предположить боялась.  А вот сейчас она в самом центре ненавистной страны, в гостях у самой мерзкой семьи на свете. Через столько лет уговоров всё же выбралась — в гости к Хане. С полным чемоданом подарков, в том числе и тех, что принято дарить на свадьбу — она ведь так и не рискнула прибыть на бракосочетание брата и лучшей подруги. Хана немного обижалась, и Кёко ощутила пропасть, разделявшую их. Сразу же выяснилось — лучшая подруга знает. О Вонголе, о Хранителях, о некоторых делах… и принимает это таким, как оно есть. На этом моменте разговора Кёко видит настоящую жену мафиози — спокойную, готовую ко всему, любящую своего мужа и поддерживающую его в любой ситуации.  Кёко тут же становится безумно стыдно, но она всё ещё слишком боится этого мира и не готова стать его частью. А потом её зовут в Вонголу. Не насовсем — в гости, на праздничный ужин. Тсуна пообещал, что там будут только свои — Хранители, дети, Хана и Бьянки-сан. После долгих уговоров Кёко соглашается и идёт туда, как на казнь — кольцо Тамаки-куна предусмотрительно оставлено дома, в Японии. Савада действительно рад её видеть. Он начинает светиться изнутри, бегает вокруг, хватает за руки и смотрит в глаза. Кёко с болью понимает, что от того милого мальчика, в которого она влюбилась, не осталось ничего, кроме взгляда и улыбки. Почему остальные не замечают? Они все изменились тоже — уставшие люди, играющие в радостных подростков. И, кажется, все они верят в это. Цепкий взгляд Хибари Кеи мешает расслабиться, и девушка, скомкано извинившись, сбегает. Снова. — Кёко-чан? Растерянность, неверие, детская обида — Кёко начинает казаться, что сейчас она совершает самую большую ошибку своей жизни. Она ведь ещё любит его, открытого, доброго, всепрощающего Саваду Тсунаеши, и вот он, такой же, как и в пятнадцать, только руку протяни. Но Вонгола Дечимо продолжает прятаться в каждом жесте, в каждой тени. Уже вечер, безоблачное небо окрашено в тёмные тона, и с каждой секундой меняется всё сильнее. Кёко смотрит наверх — такое небо жёсткое, холодное и безжизненное. Оно убивает, оно никого не простит. И Кёко просто не может принять такого человека. — Я…я скоро выхожу замуж, Тсуна-кун. Словно выключателем щёлкнули.  Где тот неловкий, но всё же энергичный парень? Спина сгорбилась, открытое лицо исказилось — Небо страдает, Небу больно. Но он быстро берёт себя в руки — гораздо быстрее, чем может нормальный человек. Страшно, до жути страшно, неправильно, ненормально. — Всё хорошо. Могу я…прийти на твою свадьбу? Кёко кажется, что она сглатывает так громко, что это слышно в самой Японии. — Не стоит, Тсу-кун. Не стоит. Она позорно срывается на бег, стараясь не расплакаться. Покупает жутко дорогой билет на ближайший рейс в Японию и проводит остаток ночи в аэропорту, вздрагивая от каждого шороха. В каждом отблеске электрических ламп ей чудился металлический блеск тонфа, и она боится сомкнуть глаз или повернуться к кому-нибудь спиной. На удивление, никто не приходит убивать её, и полёт проходит совершенно нормально. Кёко точно знает, что больше никогда не вернётся в Италию. Конечно, Вонгола Дечимо приезжает на её свадьбу. С полным набором Хранителей, при всём параде, на жутко дорогой машине. Кёко трясёт всю церемонию, но мафия ничего не делает — они просто стоят в стороне и смотрят. Теперь у Кёко есть шанс посмотреть на них во время работы — на уставшую Хром, немного печального брата, улыбающегося Такеши, серьёзного и пафосного Гокудеру, радостного Ламбо… на затаившегося, словно змея, Хибари и на грустного Саваду. Он смотрел с нежностью, и Кёко безумно хотелось прекратить церемонию, подбежать к нему, разгладить морщинки, поцеловать, согласиться на всё, что угодно… Она остаётся на месте до самого конца. Тсуна начинает двигаться только когда приходит время поздравлять молодожёнов. Подходит с коробкой, даже на вид жутко дорогой, смущается и протягивает ей. Кёко принимает подарок, хотя ей кажется, что одно прикосновение к упаковочной плёнке сожжёт её руки до костей. — Поздравляю, Кёко-чан. Надеюсь, ты будешь счастлива. Кёко молчит — говорить сейчас она просто не имеет права. Тсуна грустно улыбается и проводит огрубевшими пальцами по мягкой щеке — нежно, даже благоговейно немного. — Знай, я буду ждать тебя. И, если тебе что-нибудь понадобится… — Кто вы такой, и какое право имеете разговаривать в таком тоне с моей женой? Тамаки-кун полыхал ревностью, и он сделал самую большую глупость — рискнул выплеснуть её на главу Мафии. Тсуна исчез мгновенно — на его месте стоял, презрительно щурясь, Вонгола Дечимо. — Кто я такой, тебе знать не стоит. Кто ты такой, я знаю и так, и гораздо лучше тебя. Ты на моём крючке, и я буду ждать, когда ты сделаешь шаг в сторону. Дечимо отвернулся от напуганного до полусмерти Тамаки и мягко улыбнулся, снова став немного наивным и беззаботным Савадой Тсунаеши. — Удачи. Он развернулся и ушёл, вызывая облегчённые улыбки своих Хранителей. Кёко же с удивлением обнаружила, что она снова может дышать полной грудью — словно лопнула клетка, в которой она была заперта много лет. Всё наконец-то закончилось. Теперь всё будет хорошо. Но почему же Кёко кажется, что она совершила ужасную ошибку?